Запретный плод

И тогда с ним произошла странная перемена. Его задумчивое выражение сменилось легким удивлением, а потом в его глазах вспыхнула искорка узнавания. Не той навязчивой, неприятной узнаваемости, с которой мужчины иногда смотрят на женщин, а чего-то более глубокого. Будто он вспомнил не только ее лицо с террасы, но и что-то еще, что-то важное.

Он не улыбнулся. Он просто смотрел. Прямо и открыто. Потом он сделал едва заметный кивок, почти приветствие. Алиса, не находясь в силах говорить и не зная, что еще делать, кивнула в ответ. Это длилось всего мгновение, но показалось вечностью.

Затем он развернулся и ушел с балкона обратно в темноту палаццо, словно призрак, растворившийся в стене.

Алиса осталась стоять, прислонившись к стене, дрожащими руками сжимая фотоаппарат. Ее колени подкашивались. Что это было? Случайность? Но этот кивок… Он узнал ее. И он признал это узнавание.

Она заставила себя оттолкнуться от стены и пойти прочь, ее сердце бешено колотилось. Она шла, не разбирая дороги, пока не вышла на оживленную улицу. Толпа подхватила ее, но она почти не чувствовала окружающих. Весь ее мир сузился до того балкона, до белой рубашки на солнце и темного, пронзительного взгляда.

Она провела в городе еще несколько часов, бродила по набережной, заходила в галереи, но все ее существо было настроено на одну волну – на поиск его. Она больше не видела его. Как будто он и вправду был призраком, явившимся лишь на мгновение, чтобы еще больше смутить ее покой.

Возвращение в отель было похоже на возвращение в клетку. Артем был на террасе, он закончил свои дела и теперь читал на планшете какую-то бизнес-аналитику. Он выглядел довольным.

– С японцами все согласовали, – сообщил он, когда она подошла. – Подписываем контракт на следующей неделе. Очень выгодные условия.

– Это прекрасно, – сказала Алиса, стараясь, чтобы в голосе звучала искренность. Она села на шезлонг рядом.

– А как Полиньяно? Наснимала много?

– Да, довольно. Утро – прекрасное время для фотографий.

Она не стала рассказывать ему о палаццо. О балконе. Это была ее тайна. Хрупкая, опасная и оттого еще более ценная.

– Отлично, – сказал Артем, и в его голосе прозвучала нота одобрения, будто она выполнила некое задание. – Завтра, как планировали, едем в Отранто. А вечером у нас ужин в том самом ресторане в гроте. Я забронировал столик месяц назад.

Алиса вспомнила. Знаменитый ресторан в пещере, прямо над морем. Когда-то, планируя эту поездку, она мечтала об этом романтическом ужине. Сейчас же мысль о нем вызывала лишь тяжесть. Ей придется надеть элегантное платье, улыбаться, поддерживать разговор, играть роль счастливой жены. А в голове у нее будет крутиться образ незнакомца с балкона.

– Хорошо, – машинально ответила она.

Они помолчали. Артем отложил планшет и посмотрел на море.

– Красиво здесь, – произнес он неожиданно. – Жаль, что отпуск так быстро заканчивается.

Алиса смотрела на него и думала: «Скажи что-нибудь еще. Спроси, о чем я думаю. Обними меня. Просто так». Но он лишь вздохнул и снова взял планшет.

– Пойду, проверю почту, – сказал он, поднимаясь. – Перед ужином.

И снова она осталась одна. Но на этот раз одиночество было не таким гнетущим. Оно было наполнено чем-то новым – трепетным ожиданием, тайной. Она закрыла глаза, и перед ней снова возник тот балкон, тот кивок. И она подумала: а что, если завтра, в Отранто, она снова его встретит? Италия не такая уж большая. А судьба… Судьба иногда преподносит сюрпризы.

Она сама удивилась этой мысли. Она никогда не была суеверной или склонной к мистике. Но сейчас ей хотелось верить в то, что некоторые встречи не случайны.

Ужин прошел спокойно. Они ели в ресторане отеля, говорили о нейтральных вещах. Алиса старалась быть оживленной, рассказывала о том, что видела в городе, опуская, разумеется, главное. Артем слушал, кивал, иногда улыбался. Все было цивилизованно и вежливо. И абсолютно безжизненно.

Позже, лежа в кровати, Алиса не могла уснуть. Артем спал рядом, его дыхание было ровным. Она ворочалась, ее ум был полон вопросов без ответов. Кто он? Художник? Почему он один? Женат ли он? Живет ли в том палаццо? И почему его рисунок, его взгляд, его кивок так на нее подействовали?

Она вспомнила один эпизод из ранних лет их с Артемом отношений. Они тогда поехали в командировку в Финляндию, и их машина сломалась посреди леса, в метель. Они ждали помощи несколько часов в холодной машине, прижавшись друг к другу, чтобы согреться. И тогда, в той ледяной темноте, они разговаривали обо всем на свете, смеялись, делились самыми сокровенными мыслями. Они были тогда одной командой, двумя половинками целого. Куда это ушло? Когда они успели стать двумя отдельными островами, разделенными океаном невысказанных слов?

Слезы снова навернулись на глаза, но на этот раз они были не только от отчаяния. В них была и злость. Злость на себя, на Артема, на эту жизнь, которую они сами себе построили. И в этой злости была энергия. Энергия что-то изменить.

Она повернулась на бок и уставилась в темноту. Завтра Отранто. И если судьба действительно даст ей шанс, если она снова его встретит… Она не знала, что сделает. Но впервые за долгие годы она почувствовала, что у нее есть выбор. Опасный, запретный, но выбор.

Она заснула под утро, и ей приснился балкон в белом палаццо, и мужчина, который протягивал ей руку, чтобы помочь переступить через перила. А внизу бушует море.

Глава третья. Танец с тенью

Утро в Отранто началось с ветра. Не с ласкового бриза, а с порывистого, норд-восточного трамонтаны, который гнал по небу рваные облака и вздымал на море белые гребни. Воздух был напоен запахом соли и предгрозовой свежестью. Алиса стояла у окна их номера в бутик-отеле в старом городе и смотрела, как волны с силой бьются о древний мол. Этот ветер будто вымел всю уютную дымку с ее чувств, обнажив нервные окончания. Сегодняшний день висел между ними с Артемом тяжелой, невысказанной фразой.

Артем, уже собранный и готовый к выходу, пил кофе, просматривая на планшете историческую справку о соборе Отранто.

– Кафедральный собор был основан в одиннадцатом веке, – говорил он деловым тоном, будто готовился к совещанию. – Но главная достопримечательность – мозаичный пол двенадцатого века. Один из крупнейших в Европе. Изображает древо жизни, сцены из Ветхого Завета, знаки зодиака… Говорят, на его изучение можно потратить целый день.

Алиса кивнула, не отрывая взгляда от бушующего моря. Ее собственное древо жизни сейчас представлялось ей спутанным лабиринтом ветвей, где каждая могла привести как к свету, так и в тупик.

– Погода испортилась, – заметила она.

– Ничего, – отмахнулся Артем. – В соборе будет сухо. А после, если ветер не утихнет, посидим в какой-нибудь кафешке. Посмотрим на жизнь города.

«Посмотрим на жизнь города». Фраза прозвучала так, будто они были антропологами, изучающими аборигенов. Не частью этой жизни, а лишь наблюдателями. Именно так они и чувствовали себя все эти годы – наблюдателями в собственной жизни.

Они вышли из отеля, и ветер тут же обрушился на них, пытаясь вырвать сумки, сорвать с головы панаму Алисы. Она придерживала развевающиеся полы легкого плаща и шла рядом с Артемом по узкой, вымощенной булыжником улице. Отранто был другим. Не белоснежным и пасторальным, как Полиньяно, а более суровым, крепостным. Мощные стены, узкие бойницы, ощущение постоянной угрозы с моря. Этот город был пограничным форпостом, и сегодня, под натиском стихии, он особенно соответствовал своему характеру.

Собор, как и обещал Артем, поражал своим величием. Суровый норманнский фасад, массивные бронзовые двери. Но когда они вошли внутрь, Алиса замерла, забыв на мгновение и о ветре, и о своих терзаниях.

Под сводами храма простирался целый мир. Огромная мозаика, покрывавшая весь пол, была не просто украшением. Это была книга, вселенная, сотканная из миллионов каменных кусочков. Древо жизни, мощное и разветвленное, уходило корнями вглубь веков. В его ветвях и у подножия кипела жизнь: сцены сотворения мира, Адам и Ева, Ной с ковчегом, охотники, мифические звери, знаки зодиака… Лики королей и пророков, монстры и ангелы. Все это было выполнено в сдержанных, землистых тонах – охре, терракоте, сером, черном, – но от этого производило еще более грандиозное впечатление.

– Потрясающе, – прошептала Алиса, и в ее голосе прозвучала неподдельная искренность.

– Да, масштаб поражает, – согласился Артем, включая режим гида. – Обрати внимание на технику исполнения. Здесь использован известняк, мрамор, даже стеклянная паста. Работа колоссальная.

Они медленно пошли вдоль мозаики, и Алиса чувствовала, как по ней ползают мурашки. Она смотрела не на технику, а на сюжеты. Вот Ева протягивает Адаму яблоко. Искушение. Запретный плод. Символика, которая отзывалась в ее душе болезненным эхом. Вот Каин убивает Авеля. Братская вражда, которая, казалось, была метафорой для тихой войны, которую они с Артемом вели годами. А вот сцена потопа – символ очищения, конца одного мира и начала другого.

Она шла, опустив голову, и вдруг ее взгляд упал на одну из фигур у корней древа. Это был король, но лицо его было странно знакомым. Суровый взгляд, прямой нос, упрямый подбородок… Черт возьми, да это же Артем! Не буквально, конечно, но сходство было поразительным. Та же холодная отрешенность, та же уверенность во власти.

Она подняла глаза на мужа. Он стоял в нескольких шагах, изучая мозаику через камеру телефона, чтобы сделать снимок для своего архива. Он был частью этого древнего мира, запечатленного в камне. Частью системы, правил, догм. А она? Кто она в этой мозаике? Ева, жаждущая запретного плода? Или, может быть, одна из безымянных фигур на периферии, чья история так и не была рассказана?

Она отвернулась и пошла дальше, к алтарной части. И тут сердце ее на мгновение остановилось. У колонны, в боковом нефе, стоял он.

Он был одет в темную ветровку, накинутую на плечи поверх серой футболки, и такие же темные джинсы. В руках он держал тот самый скетчбук, но сейчас он не рисовал, а просто стоял, прислонившись к колонне, и смотрел на мозаику под своими ногами. Его поза была расслабленной, но внутренне собранной, как у хищника, затаившегося в засаде. Ветер снаружи, казалось, не касался его. Он был недвижим, как сама колонна.