Новогоднее чудо для босса. Его потерянная дочь

Полина Грёза

Новогоднее чудо для босса. Его потерянная дочь

Глава 1. Аня

– Мамочка, а где жаба? И почему она силиконовая? – дочь звонким голосом задает интересующий ее вопрос.

Прямо в лоб. Не обращая внимания на мои страшные глаза и приложенный к губам палец.

Ох уж эти любопытные четырехлетки! Порой, просто убивают своей непосредственностью. Иногда – в прямом смысле.

– Жаба силиконовая, значит? – замирает на пороге заведующая отделением. Пухлые явно не от природы губы сжимаются в мстительной ухмылке, – Вы это обо мне?

Крепко зажмуриваю глаза и выдыхаю.

Вот и всё. Накрылась медным тазом новогодняя премия…

Только что эта грымза отчитала меня за сущую ерунду, и я в сердцах позволила себе обозвать высокое начальство.

Не в лицо, естественно. Шепотом. И только после того, как плотно закрыла за собой дверь сестринской.

Кто же знал, что местной Горгоне приспичит пойти следом, а собственная дочь сдаст с потрохами? Не специально, конечно, но…

– Вам, Карпова, следовало бы больше внимания уделять воспитанию ребенка! – брезгливо морщит недавно сделанный нос Елизавета Викторовна, – Понарожают непонятно от кого, а элементарной вежливости привить не могут! Что смотрите? У вас же хамка растет! Такая же, как и вы!

Открываю рот, чтобы защитить дочь, но Мила снова опережает.

– Мама – не хамка! – заявляет она, уставившись на начальницу черными, как уголь глазами, – Она учит меня вести себя тихо! Потому, что в больнице бегать и кричать нельзя!

А вот вас, похоже, родители совсем не воспитывали! Когда мы в садике так орем, воспитательница нас на наказатальный стульчик сажает!

– Мила! – одергиваю малышку, – Я же просила тебя не лезть во взрослые разговоры!

Но, поздно. Лицо заведующей уже идет багровыми пятнами. Глаза с нарощенными ресницами широко открыты. Щедро накачанные филлерами губы смешно подрагивают.

Ни дать, ни взять – жаба! Силиконовая!

– А что, вообще, маленький ребенок делает в отделении? – стервозно поднимает бровь Елизавета Викторовна, – Это же вопиющее нарушение эпидрежима!

Маленькие дети – прямой источник инфекции! А если кто-то из пациентов подхватит от нее заразу? В нашем образцовом учреждении? И подаст на нас в суд?

Кто за все это ответит? Может быть, вы, Карпова?

– Моя дочь не больна! – осмеливаюсь, наконец, возразить.

– Ну и что? Все равно ей тут не место! Вы, Анна Сергеевна, совсем не думаете о репутации клиники! Которая, между прочим, платит вам зарплату!

Хотя, о чем я? Какое “думать” с вашими куриными мозгами?

Я буду вынуждена доложить об этом неприятном инциденте главному врачу!

И о премии, в этом месяце можете точно забыть!

Тяжело вздыхаю и щипаю себя за запястье, чтобы сгоряча не высказать ей все, что думаю.

Кобра ядовитая! Если бы она знала как мне нужны эти деньги!

– Развели тут бардак! Что хотят, то и творят! – продолжает орать Горгона, – И, главное, кто? Какая-то никчемная медсестричка!

А если еще раз притащите эту противную девчонку на рабочее место, я, вообще, поставлю вопрос о вашем увольнении!

Заведующая разошлась не на шутку. Воздух вокруг вибрирует от ее криков.

Слушаю несправедливые обвинения, опустив глаза в пол. Внутри все шкварчит и клокочет, но я прикусываю язык. Нельзя!

Глубоко дышу и сжимаю в руке маленькую ладошку Милы. Большим пальцем вырисовываю на ней круги и спирали.

Это у нас тайный знак такой. Означает, что нужно немного потерпеть. Молча.

Очень хочется достойно ответить этой стерве. Мне есть что сказать, но, увы приходится держать рот на замке…

Потому что потерять эту работу я не могу. И так еле свожу концы с концами. А увольнение точно станет концом света…

– Что за шум, а драки нету? – входная дверь неожиданно распахивается и из нее появляется высокий мужчина в белом халате.

Вместе с ним в помещение врывается терпкий аромат амбрового дерева. Оооочень дорогой и статусный… В хлам разбивающий девичьи сердца.

Как, впрочем, и его хозяин.

Широкие плечи занимают почти весь проем. Жгучие, угольного цвета  глаза на породистом лице смотрят на нас оценивающе.

Мое несчастное сердце ухает и проваливается куда-то в пятки. Потому что это царь и бог нашей клиники.

Большой босс, главный врач Вольский Антон Евгеньевич.

Красавчик-миллиардер, ходячая мечта всех незамужних сотрудниц. И большинства замужних тоже. Вон, Елизавета Викторовна как сразу приосанилась… Точно виды на него имеет.

Только, я, к счастью, на сокрушительное обаяние шефа не ведусь. Не потому, что не торкает. Торкает, еще как.

Просто мама учила реально смотреть на вещи. И я смотрю.

Шансов, что на меня обратят внимание – ноль целых, ноль десятых. Такая серая мышь, как я, ему не по статусу.

Вот Горгона с ее филлерами и силиконом в нужных местах – да. Я прямо представляю как она своим писклявым голосом клянчит: “Мииилый… Хочу вооон ту шубку…”

А я, так, недоразумение. На которое такие как он смотрят в упор и не замечают.

Еще и разведенка с прицепом…

Пересекаемся мы крайне редко. Кабинет у него на другом этаже. В наше отделение этот небожитель заглядывает… Да практически никогда не заглядывает.

И слава Богу. Нечего искушать тех, кому заведомо ничего не светит.

Это я себя имею в виду.

Слухи про него ходят разные. Якобы, сказочно богат и дружит с самим министром здравоохранения.

А еще с Русланом Норкиным. Заведующим гинекологическим отделением нашей клиники. Таким же очаровательным негодяем.

За словом в карман не лезет. Говорит то, что думает. Может себе позволить.

Женщин меняет так же часто, как свои дорогие костюмы. И забывает о них так же быстро, как о выброшенных в мусорку старых носках. Потом даже не здоровается.

В общем, крутить шашни с ним чревато.

А еще строг и жутко требователен в работе. Вот это беспокоит меня больше всего. Если Жаба преподнесет ситуацию как ей надо – точно уволит. Даже бровью не поведет. Красивой, соболиной бровью.

Сестринские вакансии в нашей клинике – лакомый кусочек. Работа не пыльная, зарплата хорошая…

Зачем ему проблемная сотрудница? Таких, как я, наверное, целая очередь под дверью…

– Вот, Антон Евгеньевич! Полюбуйтесь! – начальница, не забыв поправить прическу, с садистским удовольствием тычет в меня пальцем, – Эта медсестра  ребенка на работу с собой притащила! В лечебное учреждение! Наплевав на все санитарно-эпидемиологические нормы!

– Ну, ребенка же, не неведому зверушку, – иронично усмехается Вольский.

Внимательно осматривает с головы до ног сначала меня, потом Милу. Угольно-черные глаза чуть щурятся в снисходительной усмешке.

Незаметно выдыхаю. Потому что негатива от него не чувствую.

– И что-то я не знаю таких норм, по которым детям нельзя находиться в больнице, – поворачивается он к Горгоне, – В роддоме – да, нельзя. Но здесь ведь всего лишь неврология…

Заведующая недовольно складывает губы в куриную попку. Из-за обилия филлеров и ботокса они не складываются. Опять получается жабья морда.

Немного злорадствую, и, успокоившись, выдыхаю. Кажется, увольнять меня пока никто не собирается.

Но, расслабляться все равно рано. Потому, что темный взгляд главного устремляется прямо на меня.

– А вот отвлекать от исполнения обязанностей маленький ребенок вполне может! – обвинительно заявляет мужчина и картинно хмурится, – Может объясните, Анна Сергеевна, что заставило вас взять дочь с собой на работу?

Глава 2. Аня

Застываю на месте с раскрытым ртом. Больше от удивления, чем от испуга. Ничего себе! Оказывается, этот небожитель знает как меня зовут!

Неожиданно. И приятно. Но, положение все равно аховое. Начинаю судорожно оправдываться.

– П-понимаете, Антон Евгеньевич, – произношу заикаясь, – Так получилось, что мне не с кем оставить Милу… В это время она обычно в садике, но сегодня группу закрыли на карантин по ветрянке.

– По ветрянке? – взлетает вверх бровь босса, а мое сердце падает в пятки.

– Нет, нет, не бойтесь! Ветрянкой она уже болела и не может быть разносчиком инфекции!

Просто… Все случилось внезапно, поэтому пришлось привезти ее с собой на работу.

Такое больше не повторится! Завтра я обязательно что-нибудь придумаю. Извините…

Вру и не краснею. Ведь дочь реально оставить не с кем. Единственная подруга Настя, работает в нашей же клинике. С 9 до 18, как и я.

Она бы меня выручила, конечно, но не может. А няня мне, увы, не по карману…

Наверное, придется взять отпуск за свой счет. И срочно искать хоть какую-нибудь подработку из дома…

– А где ее отец? – по-будничному интересуется главный, – Если вы заняты, он вполне мог бы пару дней посидеть дома с ребенком. Или ему тоже некогда?

– Да какой там отец! – громко фыркает заведующая, – Насколько я знаю, никакого отца там в помине не было!

Кидаю на нее убийственный взгляд и неосторожно отпускаю руку дочери. Мой палец больше не гладит ее ладошку. Мила воспринимает это как руководство к действию.

– Неправда! – обиженно восклицает она, – У меня есть папа! Просто он очень далеко! У него важная работа, которую просто так бросить нельзя!

Он – полярник! Плавает на большой-большой льдине в холодном океане! На самом Северном полюсе!

Но он меня любит! И обязательно вернется! Я точно знаю!

– Господи, – демонстративно закатывает глаза кобра-заведующая, – Чего только бабы не придумают, чтобы скрыть безотцовщину! Запудрят мозги ребенку…

– И ничего моя баба не придумала! У меня есть папа! – хмурит бровки храбрая малышка. На черных, как смоль, глазах, появляются слезы, – Баба вообще не может больше ничего придумать! Потому, что недавно переехала жить на небо!

А вы – нехорошая! И все врете!

– Мила, успокойся, пожалуйста, тетя просто не знала… – прижимаю к себе дочь и с ненавистью гляжу на начальницу.

Терпи, Аня, терпи молча… Считай в уме до ста, больно ущипни себя за локоть, делай что угодно! Ты не можешь потерять эту работу!

– Нет, вы посмотрите на эту маленькую грубиянку! – таращит глаза глупая грымза, игнорируя мои попытки сгладить конфликт, – Никакого уважения к старшим!

– Так, хватит! – неожиданно вмешивается главный, – Елизавета Викторовна, вам не кажется странным спорить с маленьким ребенком? Выйдите за дверь, пожалуйста!

Заведующая, застыв столбом, ловит ртом воздух. Явно, не такой реакции шефа она ожидала…

– Это вы мне? – произносит ошарашенно.

– Вам, кому же еще? – с каменным лицом кивает мужчина, – Отправляйтесь к себе в кабинет и ждите меня там. Нам с вами предстоит серьезный разговор.

Горгона бросает на меня уничтожающий взгляд, но перечить Вольскому не смеет. По выражению лица понимаю, что неожиданное расположение начальства мне еще не раз аукнется. Сполна отыграется потом.

Тем временем, главный опускается на корточки перед моей дочерью и внимательно ее разглядывает.

– Значит, папа у нас полярник, а бабушка живет на небе… – саркастически замечает он, и я невольно краснею.

С фантазией у меня, конечно, плоховато. Когда девочка начала задавать неудобные вопросы, кроме покорителя Арктики в голову ничего не пришло. Но это лучше, чем рассказать как есть и совсем лишить ребенка надежды…

Да и не решилась бы я сейчас поведать дочери настоящую правду. Для моего нежного котенка это был бы серьезный удар.

Может быть, потом. Когда повзрослеет…

– И чем же ты занимаешься целый день у мамы на работе? Носишься по коридору? – интересуется шеф.

– Нет, что вы! – встаю я на защиту дочери, – Мила – послушная девочка. И знает, что из сестринской выходить можно лишь в исключительных случаях… Она тихонько сидит за столом и рисует.

– Это правда? – главный очень серьезно всматривается в лицо малышки.

– Правда-правда, – утвердительно кивает она, – Не верите – у тети Насти спросите!

– А кто такая тетя Настя?

– Она вместе с мамой здесь работает. И она очень добрая, как вы!

– А я добрый? – искренне удивляется Вольский.

– Ну, конечно! – воодушевленно восклицает дочь, – Это же сразу видно!

– Хммм… А вот некоторые так не считают, – сверкает темными глазами босс, слегка покосившись в мою сторону.

Невольно дергаюсь. Что он этим хочет сказать? Я его знать не знаю и слова плохого  про него ни разу не произнесла!

А что боюсь – да. Непонятно ведь как он на кляузы нашей грымзы отреагирует…

Но, шеф уже потерял ко мне всякий интерес. Допрашивает Милу…

– И что же ты сегодня нарисовала? Покажешь?

– Я сегодня не рисовала, – сокрушенно вздыхает дочь, – Я писала письмо Деду Морозу. Только бесполезно все это…

– Это почему же бесполезно?

– Потому, что елки в этом году у меня не будет. Карантин же в садике… Значит Деду Морозу пиши, не пиши – подарков не будет…

Девочка грустно опускается на стул и начинает собирать карандаши в коробку.

– Да, действительно обидно, – согласно кивает Антон Евгеньевич, – А знаешь что? Здесь, в больнице послезавтра тоже будет елка. С Дедом Морозом, Снегурочкой, интересными конкурсами и подарками. Придешь?

– А можно?

– Ну, конечно! Какой же новый год без елки? Я тебя лично приглашаю.

С открытым ртом смотрю на грозного шефа и не верю глазам.

Этот “добряк” держит в железных рукавицах коллектив нашей клиники и огромной сети аптек. За два года работы я ни разу не видела, чтобы он улыбнулся, а тут…

Мила тоже взирает на главного, как на божество. Ее темные глазки просто светятся от восторга.

Да и у Вольского в уголках жгучих очей появляются милые морщинки:

– И письмо этому бородатому старикашке ты все-таки напиши. Вдруг, успеет прочитать?

А не успеет – на утреннике отдашь. Там ему точно деваться будет некуда.

– Правда? – воодушевленно спрашивает моя малышка, – Тогда я приду. Обязательно! Спасибо вам дядя…

– Антон. Меня зовут Антон, – произносит главный и протягивает раскрытую ладонь.

Она такая огромная, что кукольная ручка моей дочери просто в ней исчезает.

– А меня – Мила, – чинно заявляет девочка.

– Это я уже понял, – смеется Вольский, поднимаясь с корточек, – И, Анна Сергеевна… Можете приводить дочку на работу, когда понадобится. Проблему с Елизаветой Викторовной я решу. Больше придираться к вам она не будет.

– С-спасибо… Вы даже не представляете насколько я вам благодарна, – только и могу выдавить из себя.

– Про елку не забудьте, – уже строго сверкает он угольными глазами, – Персонально проверю присутствие! А если не придете, поставлю прогул!

Глава 3. Аня

Идем к автобусной остановке по заледенелой улице. Кругом красота. Город сверкает новогодними огнями. Витрины магазинов ярко светятся, зазывая за подарками. Только вот настроение у меня отнюдь не праздничное.

Крепко сжимаю теплую ручку дочери и болтаю по телефону с подругой Настей.

– Представляешь, эта грымза тебя из ведомости на премию все-таки вычеркнула! Девочки из бухгалтерии сказали… – объявляет она, а мне прямо-таки плакать хочется.

– Вот сссс… – невольно вырывается у меня, но присутствие рядом Милы отрезвляет. Ведь дети в ее возрасте все очень быстро впитывают. Приходится следить за лексиконом.

– Сссссобака женского пола, – быстро исправляюсь я.

– Точно, собака, – вздыхает Настюха, – Это она от зависти! Ведь главный сегодня тебя защитил! А ей такую головомойку устроил – весь этаж слышал. Вот и решила отомстить, зараза…

– Нехорошо это. Теперь она ко мне по малейшему поводу пристебываться будет… Похоже, премия мне теперь долго не светит, – невесело отвечаю я.

– Ну, и как выкручиваться будешь?

– Не знаю… Придется подработку дистанционную искать. И сократить траты на Новый год, наверное…

– Да там и так сокращать нечего… Еда-то хоть в доме есть?

– Есть немного. Но о кулинарных изысках придется забыть…

– Это оливье с пирожными ты называешь изысками? – фыркает подруга, – Ну, хочешь, я тебе денег одолжу? Вернешь, когда сможешь.

– Спасибо, Насть, но не надо. Потому что это “когда сможешь”, наверное, настанет нескоро… Я тебе сколько уже должна?

– Да ладно, забудь…

– Не могу я так…

– Короче, мать! Не унывай и держи хвост пистолетом! Вместе что-нибудь придумаем!

Настя кладет трубку, а я с трудом сдерживаю слезы.

Обычно стараюсь не унывать, но сегодня обидно так, что руки опускаются. Ведь на эти деньги я очень рассчитывала. Хотела купить для Милы красивое платье на утренник и приготовить подарок под елку.

Ту самую куклу-феечку, о которой она уже несколько месяцев вздыхает украдкой. Молча рассматривает в витрине, но попросить не смеет. Знает, что для нас это слишком дорого.

Вообще, с дочерью мне повезло. Не по годам рассудительная. Понимает, что мне нелегко и старается не создавать проблем.

Она – мой свет в окошке. Моя душа, моя нежность, радость и смысл жизни… Не знаю как существовала бы, если бы ее у меня не было…

Вообще-то Мила – не моя дочь. Мы с бывшим мужем ее удочерили…

Никита был моей первой любовью. Слепой, глупой и безрассудной. Я выскочила за него замуж сразу после окончания школы. Думала, что навсегда.

Жили не хуже других. Я поступила в медицинский колледж, он работал в автосервисе. Позже, чуть набравшись опыта, открыл свое дело. А я устроилась медсестрой по уходу за новорожденными в местный роддом.

Сначала все было замечательно. Бизнес мужа развивался. Купили машину, потом квартиру. Сделали хороший ремонт, летом ездили отдыхать на море…

Огорчало одно – мне никак не удавалось забеременеть. И это после четырех лет семейной жизни.

Стали обследоваться. Оказалось – дело в муже.

Вердикт врачей был категоричен: это не лечится… Шансов родить общего ребенка у нас попросту не было.

Стать родителями мы могли лишь с помощью донорской спермы. Либо, как вариант, усыновить чужого малыша…

Никита очень болезненно принял диагноз. Замкнулся в себе, начал выпивать. Порой не ночевал дома.

Я закрывала на это глаза, как могла поддерживала мужа. Убеждала, что люблю его любого, но все напрасно.

Мы постепенно отдалялись друг от друга.

Однажды, дождливым весенним вечером, к нам в больницу поступила женщина в критическом состоянии. С многочисленными травмами после ДТП и схватками на 34 неделе беременности. Нас вызвали по экстренке в травматологическую операционную.

Пытаясь спасти жизнь хотя бы ребенку, сделали экстренное кесарево сечение. Ребенок выжил, а мать – нет…

Близких родственников у той девушки не оказалось. Тело забирать приехала двоюрдная тетя.

Пожилая и насквозь больная. Трясущимися руками опирающаяся на палочку.

Заботиться о недоношенном ребенке она бы попросту не смогла…

Девочку выходили и собирались отдать в дом малютки.

Тогда у меня в голове что-то щелкнуло…

Я поняла, что это наш с Никитой шанс все наладить. Поговорила с мужем и вместе мы решили девочку удочерить…

Кто же знал, что благое дело нас не объединит, а разведет окончательно?

Когда я впервые взяла на руки сверток с крошечной малышкой, весом чуть больше килограмма, сердце сжалось.

Пришло понимание, что больше не смогу расстаться с этим теплым комочком. У которого на белом свете не осталось ни одной родной души…