Ледяная ночь. 31 история для жутких вечеров

Джейк тоже оживился, забыв про подарки.

Лора медленно направилась к двери. Пальцы дрожали. Глубокий вдох. Ради детей.

Лора распахнула дверь, и ветер ворвался в теплый дом, принеся с собой запах мокрого снега и…

На пороге стоял Санта-Клаус. Вернее, его жуткое подобие. Красный костюм был помят, местами заляпан чем-то темным – грязью или… Лора не хотела думать, чем еще. Наряд великоват в плечах, но тесноват в талии. Белая борода сидела плохо, открывая знакомый волевой подбородок. Черты лица исказились, словно отражение в кривом зеркале. И глаза. Боже, его глаза. Лора слишком хорошо знала этот блеск.

– С-санта? – выдохнула Эшли, отступая на шаг за спину Джейка.

– Хо-хо-хо! – громыхнул Дэн. Смех получился сухим, лающим, лишенным всякого веселья. – Не ждали старика? А я вот пришел… проведать свою… семью. – Последнее слово он выплюнул как ругательство.

Холод охватил Лору, сковывая конечности. Но она видела испуг в глазах Джейка, растерянность Эшли. Она не могла показать свой страх.

– Дэн? Что ты… Зачем ты так?

– Это же Санта, мам, – шепнул Джейк, но в его голосе уже не было прежней радости, только недоумение.

– Конечно Санта, милый. – Лора не без труда улыбнулась детям, а потом повернулась к Дэну. – Что ж… раз уж ты здесь… проходи.

Она впустила его, чувствуя, как вместе с ним в дом проникает леденящий ужас. Дверь захлопнулась с глухим стуком, отрезая путь к отступлению. Праздник только что принял очень, очень плохой оборот.

Дэн прошаркал в гостиную, оставляя на ковре мокрые, грязные следы. Опустился на диван со вздохом, от которого задрожали пружины. Дети замерли у елки, наблюдая за Дэном с опаской. Тишина повисла в воздухе, нарушаемая лишь треском огня и прерывистым вздохом.

– Ну что, ребятня. – Он попытался изобразить добродушный бас Санты. – Хорошо себя вели в этом году? Слушались… маму? – Его взгляд впился в Лору, тяжелый и маслянистый.

– Да… – неуверенно пролепетала Эшли, прячась за брата.

– Джейк? А ты? Небось опять нахватал плохих оценок? – Дэн хлопнул себя по колену. – Санта все знает! Даже то, что твоя мама… предпочитает проводить Рождество в другой компании.

– Дэн, прекрати, – прошипела Лора.

– Что такое? Не нравится правда? – Он наклонился вперед, его пальцы нервно теребили фальшивую бороду. Затем он резко повернулся к Джейку. – Иди сюда, парень! Дай-ка Санта тебя обнимет!

Он схватил Джейка за плечо, притягивая к себе. Мальчик пискнул.

– Пап… то есть Санта… больно…

Дэн разжал руку, но окинул сына долгим, нечитаемым взглядом, от которого у Лоры все внутри съежилось. Потом он посмотрел на каминную полку, где стояла их любимая фотография – Эшли и Джейк смеются, обнимая щенка, которого Дэн так и не разрешил завести. Рядом – хрупкая фарфоровая балерина в стеклянном колпаке, память о бабушке Лоры.

Дэн поднялся, покачиваясь.

– У вас тут… уютно. – Он провел рукой по полке, задев стеклянный колпак. Балерина полетела на пол и разлетелась на сотни сверкающих осколков. – Ой! – воскликнул Дэн. В глазах мелькнуло злорадное удовлетворение. – Вот же… неуклюжий старик.

– Все, Дэн. Уходи. – Голос Лоры звенел от сдерживаемой ярости и страха. – Праздник окончен. Убирайся.

Дэн медленно повернулся. Маска Санты сползла, обнажая перекошенное злобой лицо.

– Окончен? – прорычал он, уже не пытаясь играть. – Нет, Лора. Он только начинается. Я никуда не уйду. Это мой дом. Мои дети. И мой праздник.

Напряжение в комнате стало почти осязаемым, густым, как предгрозовой воздух. Лора почувствовала, как теряет связь с реальностью. Мерцающие огни гирлянды на елке расфокусировались, превратившись в размытые пятна света, и сквозь треск поленьев в камине прорвался другой звук – детский смех, звонкий и беззаботный.

Другое Рождество. Джейк и Эшли, совсем маленькие, в одинаковых пижамах с оленями, разрывают подарочную упаковку, визжа от восторга. Воздух наполнен запахом хвои и мандаринов. Дэн сидит рядом, его рука лежит на плече Лоры – теплая, надежная. Он улыбается той самой улыбкой, которая когда-то заставила ее влюбиться. Наклоняется, шепчет на ухо: «Счастливого Рождества, дорогая». Его горячее дыхание на ее коже…

Лора вздрогнула. Прикосновение было почти физическим и обожгло ее холодом настоящего. Перед ней стоял не тот Дэн.

Этот был чужим, страшным. Монстром в красном костюме.

– Что уставилась? – прорычал он, делая шаг к ней. – Узнать не можешь? Или вспоминаешь, как вышвырнула меня?

И снова вспышка. Другая.

Дэн сидит за кухонным столом, уронив голову на руки. Это было несколько месяцев назад, после очередного скандала. Его плечи дрожат. Он выглядит потерянным, разбитым.

– Я не знаю, как это исправить, Лора, – шепчет он. – Я чувствую, как все рушится… как я сам рушусь.

В тот момент она почти пожалела его, увидела не агрессора, а сломленного человека. Но обида была сильнее.

Это воспоминание ударило ее с новой силой. Лора видела тогда трещину, его слабость. И не помогла. Оттолкнула. Усугубила. Было ли это началом его падения в бездну, в которой он барахтался сейчас?

Видения накатывали волнами, яркие, навязчивые. Призрачный запах кофе и утренних тостов из прошлого смешивался с потным душком. Тени от огня в камине складывались в знакомые силуэты – их семья, целая, счастливая. Миражи, дразнящие и мучительные.

Но сквозь боль прорастало и другое чувство – яростная, отчаянная решимость. Это – то, что он пытался уничтожить. Это – то, что она должна защитить. Ее дети. Остатки ее мира. Пусть прошлое и стало призраком, но оно напоминало ей, за что стоит бороться насмерть. Она смотрела на Дэна, на чудовище, которым он стал, и понимала – она не позволит ему забрать и будущее.

– Уходи, Дэн, – повторила Лора. – Ты пугаешь детей. Ты пугаешь меня. Это больше не твой дом.

Он смотрел на нее, тяжело дыша, грудь под красным плюшем вздымалась и опадала. Пьяный взгляд метнулся к детям, застывшим у елки. Эшли всхлипнула.

– Ты… ты не настоящий Санта… ты злой… – прошептала она, и слезы покатились по ее щекам.

Этот тихий детский плач, это робкое обвинение стало последней искрой. Внутри Дэна словно лопнула туго натянутая струна. Он издал низкий, гортанный рык, больше похожий на звериный, чем на человеческий. Одним резким движением сорвал с головы красный колпак, швырнув на пол. Затем вцепился пальцами в фальшивую бороду и оторвал ее, обнажая перекошенное, неузнаваемое лицо, багровое от гнева. Белая опушка на рукаве куртки затрещала, когда Дэн сжал кулаки.

– Злой?! – взревел он. – Я покажу вам, что такое зло! – Он ринулся вперед.

Не к детям. К Лоре. Он не ударил – толкнул со всей силы.

Лора не удержалась на ногах, полетела назад, приложившись плечом о дверной косяк. Боль пронзила руку, вышибая воздух из легких. Лора упала на пол, рядом с осколками фарфоровой балерины, которые впились в ладонь.

Эшли закричала – тонко, пронзительно. Джейк замер на мгновение, а потом бросился к матери, пытаясь загородить ее собой. Дэн бешено вращал глазами, в которых отражались праздничные огоньки. Тепло и уют испарились без следа, сменившись липким, удушающим ужасом.

* * *

Время сжалось в тугой звенящий узел. Секунды растягивались в вечность, пока Лора, задыхаясь от боли в плече и страха, пыталась подняться с пола. Осколки фарфора впивались в ладонь, на ковре оставались крошечные алые капли. Эшли визжала, прижавшись к стене, а Джейк, бледный, но решительный, встал между Лорой и Дэном.

– Не трогай ее!

Лицо Дэна исказилось в гримасе, лишенной всего человеческого. Он больше не был мужем и отцом. Он стал воплощением ярости, темным духом Рождества, пришедшим не дарить, а отнимать. Жутким Крампусом[1], явившимся забрать непослушных.

– Джейк, Эшли, бегите! Наверх! В ванную! Запритесь! – крикнула Лора, поднимаясь на ноги. Она схватила чугунную кочергу, стоявшую у камина.

Холодный металл обжег ладонь, смешиваясь с кровью.

Дети, спотыкаясь, бросились к лестнице. Дэн метнулся за ними, но Лора шагнула ему наперерез, выставив кочергу.

– Оставь их, Дэн!

Он отшвырнул ее руку с такой силой, что кочерга ударилась о стену. Лора отлетела к елке. Хрупкие стеклянные шары посыпались на пол, разбиваясь с мелодичным звоном. Лора услышала, как дети добежали до верха лестницы, как хлопнула дверь ванной, как щелкнул замок. Маленькая передышка.

Дэн медленно повернулся. Ухмылка кривила его губы.

– Теперь ты, Лора. Проблема всегда была в тебе. – Он начал наступать.

Осколки елочных игрушек хрустели под его подошвами.

Лора пятилась. Дом, ее убежище, стал смертельной ловушкой. Знакомые стены давили, тени плясали на обоях, превращаясь в уродливые фигуры. Дэн сорвал одну из гирлянд, провода заискрили. Он держал ее в руке, как светящийся кнут.

Лора вбежала в кухню в поисках спасения. Нож? Слишком близко. Сковорода? Слишком неуклюже. Дэн вошел следом, загораживая выход.

Внезапно перед глазами Лоры вспыхнуло воспоминание.

Лето, игра в прятки во дворе. Она сидит за старой бочкой для дождевой воды, смеясь вместе с детьми. Безопасное, укромное место.

В кухне не было бочки, но имелась кладовка под лестницей. Темная, забитая старым хламом.

Пока Дэн осматривался, словно хищник, Лора метнулась к неприметной двери кладовки, рванула ручку. Та поддалась не сразу, петли заскрипели. Лора шмыгнула внутрь, в темноту, пахнущую пылью и старым деревом, и захлопнула дверь, прижавшись к ней спиной. Сердце бешено колотилось о ребра.

Снаружи раздался тяжелый удар. Потом еще. Дверь затрещала. Лора зажмурилась, молясь всем святым, в которых никогда не верила. Она хотела лишь одного – спасти детей. Не отомстить, а выжить. Она нащупала в темноте что-то твердое – старый молоток, забытый здесь после ремонта. Пальцы крепко сжали рукоятку. Дверь стонала под ударами. Скоро она не выдержит.

Дерево разлетелось в щепки с оглушительным треском. Дэн стоял в проеме, силуэт чернел на фоне тусклого света из кухни. Пыль висела в воздухе. Лора крепче сжала рукоятку молотка, костяшки пальцев побелели. Отступать было некуда.

Дэн шагнул внутрь тесного пространства. Дрожащей рукой Лора подняла молоток.

– Дэн… – прошептала она. – Вспомни… вспомни Эшли… как ты держал ее на руках в первый раз… Ты плакал тогда. Помнишь? – Она ухватилась за одно из тех болезненных, ярких видений как за спасительную соломинку.

Пыталась найти в безумном монстре хоть искру того человека, которого когда-то любила.

Он замер на мгновение. В его глазах что-то мелькнуло – не узнавание, скорее недоумение, словно она говорила на незнакомом языке. А потом лицо Дэна снова исказилось гримасой чистой ненависти.

– Это все из-за тебя! – прорычал он. – Ты все разрушила! Отняла у меня детей! Мою жизнь! Ты за это заплатишь! – Он метнулся вперед, с легкостью отбрасывая молоток в сторону.

Красные руки сомкнулись на горле Лоры. Она захрипела, отчаянно царапаясь, пытаясь вырваться. Мир сузился до перекошенного лица Дэна, запаха пота и алкоголя. Она задыхалась.

Ее рука метнулась в сторону, нащупывая что-то на заваленной полке. Пальцы наткнулись на холодный металл. Тяжелый рождественский подсвечник из латуни, который они купили на ярмарке в их первую годовщину. Лора схватила его и что было сил ударила Дэна по виску.

Раздался глухой, влажный звук. Хватка на ее горле ослабла. Дэн отшатнулся, прижимая руку к голове. Из-под его пальцев потекла темная струйка крови. Он посмотрел на нее с удивлением, словно не понимая, что произошло. А потом его глаза снова затуманились яростью.

Он сделал шаг, но ноги подкосились. Дэн зашатался, хватаясь за воздух, и рухнул на пол кладовки, увлекая за собой старый плед и коробку с разбитыми елочными игрушками. Он лежал неподвижно, раскинув руки, в своем нелепом окровавленном костюме Санты. Вокруг него рассыпались блестящие осколки – красные, золотые, зеленые.

Лора стояла над ним, прижимая руку к саднящему горлу. Подсвечник выпал из ее ослабевших пальцев. Тишина оглушала, нарушаемая лишь рваными вдохами Лоры и тихим плачем детей, доносившимся сверху.

* * *

Синий свет полицейских мигалок резал глаза, заливая разгромленную гостиную мертвенным сиянием. Воздух был тяжелым от запаха крови, пыли и хвои. Елка лежала на боку, как поверженный идол, ее огоньки погасли, ветви спутались, украшения разбились.

Лора сидела на уцелевшем стуле, завернутая в колючий полицейский плед. Она смотрела на окровавленный плюшевый бант на одном из подарков под елкой, но ничего не чувствовала.

Из ванной комнаты, под присмотром женщины-офицера, спустились Джейк и Эшли. Лица детей были бледными, глаза – огромными от пережитого ужаса. Лора медленно поднялась, шагнула к ним и крепко обняла, прижимая к себе так, словно боялась, что и они могут исчезнуть. Она уткнулась лицом в волосы Джейка, вдыхая знакомый запах.

За окном медленно светало. Снег падал тихо и безмятежно, укрывая город белым одеялом. В соседних домах зажигались огни, люди готовились встречать Рождество, не подозревая о трагедии, разыгравшейся в доме на окраине Гленвуда. Праздник продолжался. Лора знала, что для ее детей он уже никогда не будет прежним, но сейчас, обнимая их, чувствовала крошечную, отчаянную искорку тепла. Надежду. Не на забвение, но на исцеление. На будущее, которое она вырвала из окровавленных рук прошлого.

Больше не холодно

Саша Гран

На дворе стояла темная непроглядная ночь. В стенающих завываниях вьюги не было слышно ни единой живой души. Казалось, что в темноте зимнего леса даже птицы покинули свое пристанище.

Голые деревья, изогнутые в причудливых формах, оказались беспощадно атакованы недавним бураном: стволы согнулись и покрылись плотным снежным слоем, и теперь издали они были похожи на людей, застывших в вечном льду.

Морозный воздух выворачивал наизнанку. В такую погоду люди ни за что не вышли бы на улицу.

И все же посреди деревьев, медленно пробираясь по глубокому снегу, шла одинокая девушка. Ее шаги были неуверенными, неуклюжими: она всячески старалась избежать падения, ведь понимала, что в таком случае больше не сможет подняться.

Алые губы дрожали и с силой глотали ледяной воздух. Было невероятно больно и тяжело: ей казалось, что она замерзает изнутри, и так хотелось почувствовать тепло.

Но она больше не могла почувствовать его. Не теперь.

И вот несчастная душа запнулась и упала в сугроб, исчезнув в снегу. Девушка начала истошно барахтаться и тянуться вверх, пытаться ухватиться хоть за что-нибудь, чтобы выбраться. Воздуха не хватало, но она отчаянно продолжала бороться за свою жизнь.

Невероятными усилиями ей удалось схватиться за ветку. Она вынырнула из ловушки, но поняла, что ей стало холоднее. Взявшись рукой за растрепавшуюся косу, она догадалась, что потеряла в сугробе свой теплый платок.

– Ха… ха… – Юная девица не могла отдышаться и продолжала жадно глотать воздух. Да, он все еще был ледяным и остро колол горло, но уж лучше так, чем задохнуться вовсе.

Переведя дух, она снова обернулась к углублению в сугробе, из которого только что выбралась. Искать платок было дело опасным: вряд ли у нее получится выбраться еще раз.

Не найдя решения лучше, она схватилась за края шали, которая покоилась на ее плечах, развязала узел и накинула ее на голову, а затем продолжила свой путь.

Куда она шла? Она и сама не знала. Куда-то, где будет ее место, как она подозревала.

Позади осталась маленькая деревенька, в которой она родилась и жила до сих пор. Остались друзья, соседи, знакомые. Но более там ее никто не ждал. Никто не искал, не пытался остановить тех, кто бросил ее в этом лесу одну.

Стоять на месте означало принять смерть покорно. Но она не хотела этого, поэтому устремилась вглубь. Лучше двигаться и искать пристанище, чем позволить холоду забрать ее.

Снег под ногами громко хрустел и переливался в свете яркой голубой луны. Девица в страхе оглядывалась по сторонам, опасаясь, как бы лесной зверь не услышал ее и не пришел полакомиться.

Хотя она даже не знала, чего бояться больше: зверья… или же лесного духа, о котором травили байки жители деревни?

Одни говорили, что он заманивает людей своими речами и пожирает их плоть. Другие же твердили, что он забирает несчастных путников в свою обитель, чтобы их души вечно служили ему.

В общем-то, для обычного человека любой исход стал бы концом.

Но девушка не знала, что будет лучше: умереть от рук лесного духа или же почить от холода в лесу, оставшись одной в целом мире.

Слезы стеклянными каплями начали скатываться по ее щекам. Она старательно вытирала их и молила саму себя держаться, иначе беспощадный мороз заморозит их и станет лишь хуже.

Но мысли так и лезли к ней в голову. Воспоминания давили на израненное сердце, вынуждали ее рыдать над своей судьбой. Рыдать над своей беспомощностью.

Она вышла на большую поляну. Когда-то она вместе с отцом собирала тут ягоды знойным летом, а в детстве с друзьями бегала и играла в прятки, то и дело весело выкрикивая: «Я тут! Я тут!»

Теперь же при взгляде на знакомое место она уже не могла сдерживаться.

– Я тут… я тут… папа… папочка… пожалуйста, вернись… я тут… кто-нибудь… – Она упала на колени, обессилев, и лишь сильнее вжалась в края шали, желая согреться.

Слезы лились по ее щекам, обжигая кожу, застывая и превращаясь в кристаллики.

– Я тут…

Впереди послышался хруст снега. Девица уже не могла поднять голову, но мысль посетила ее сразу: «Зверь. Или лесной дух».

Бежать некуда, да и сил нет. Посреди заснеженного темного леса не было ни души, которая могла помочь ей.

Звук шагов стих рядом с ней, и некто закрыл свет луны своей спиной. Послышался тяжелый выдох, а затем что-то оказалось воткнуто в сугроб рядом.

– И что это тут у нас?

Голос был мужским, и на секунду девица была сбита с толку. Она нашла в себе силы поднять голову, и увиденное ошарашило ее еще сильнее.

Напротив нее стоял молодой мужчина, который был похож скорее на ледяную статую, чем на живого человека: его лицо и волосы были белее снега, а голубые, как кристально чистый родник, глаза с холодом смотрели на нее.

Она никогда не видела никого красивее, и сразу поняла: перед ней тот самый лесной дух.

Он вопросительно наклонил голову, рассматривая ее.

– Хм… девица… разве родители не говорили тебе, что гулять одной по лесу зимой опасно?

Она сразу же вспомнила отца, и слезы потекли с новой силой.

– П-простите… я н-не х-хотела… – Вот и все, что она смогла выдавить из себя. Она тряслась настолько сильно, что слова буквально прыгали во рту.

Мужчина внимательно посмотрел на нее.

– Девица, тебе холодно? – спросил он, улыбнувшись.

– …Н-нет… м-мне не х-х-холодно…

Они оба знали, что она бесстыже врет, но признать его правоту она не смела: уж что поделать, но она была воспитана так, чтобы всегда терпеть и не жаловаться.

«Все в порядке» было ее обычным ответом, даже если лицо украшали следы от ударов.

Мужчина нахмурился.

Рука потянулась к посоху, который он оставил рядом, и сжала его.

– Уверена? Тебе точно не холодно?

Он не мог не видеть, как дрожит эта маленькая душа перед ним, как сильно покраснели ее щеки и нос, а слезы стали ровными ледяными полосами.

Но она лишь покрутила головой, вынуждая духа нахмуриться еще сильнее.

Он присел перед ней на колено и резко сдернул шаль с ее головы.

– Подними голову.

Девица сжалась еще сильнее, потупив взгляд.

Тогда он, особо не церемонясь, схватил ее за подбородок и насильно приподнял голову девицы, рассматривая ее.

– Ты же…

По его взгляду ей показалось, что он узнал ее. Она замерла, не зная, что последует дальше, но сердце наполнилось сомнениями и страхом.

Его глаза пугали ее. Пугали сильнее, чем смерть. Она боялась его. Внизу живота начало ныть, а внутренний голос кричал: «Беги! Беги от него быстрее!»

Однако бежать было некуда. Она оказалась во власти зимы и этого мужчины. Силы уже покинули ее.

Но выражение его лица резко изменилось. Отрешенное и спокойное состояние сменилось гневом. Казалось, что стоит ему приложить немного больше силы, и он сломает ее челюсть своей рукой.

– П-прошу… отп-п-пустите м-м-меня… – прошептала она с ужасом.

– Кто? Кто бросил тебя в лесу? Кто решил избавиться от тебя? – спросил он.

От звука его голоса по ее спине пробежали мурашки, и девица замерла, как маленький олененок, не решаясь даже пошевелиться.

Его голос исказился. Стал более чудовищным, более ледяным, похожим на рычание.

– Я-я-я-я… с-с-сама с-с-сюда п-п-пришла…

Он тут же отшвырнул девушку и стукнул посохом по снегу. Снежный покров пришел в движение, закручиваясь в потоке ветра и превращая поляну в эпицентр бурана.

– Не смей лгать мне! Не холодно тебе, да?! – усмехнулся он. – Тогда, может, сейчас станет холодно! Давай же! Признай! Признай, что тебе холодно! Признайся, кто оставил тебя здесь?! Кто решил насмехаться надо мной?!

С каждым мгновением ветер завывал еще злее. Девица попыталась уползти подальше, попыталась спрятаться, но все было без толку: она оставалась под зорким взглядом духа, который бы точно ее не отпустил.

Силы начали угасать еще быстрее. Она чувствовала, что ей больше не холодно. Девица упала лицом в снег, но краем глаза видела, что дух шагнул к ней. Кажется, его гнев отступил, стоило ему понять, что его угроза не сработала: буран рассеялся, а он вновь оказался рядом с ней.

Дух молча уставился на нее, а затем вздохнул:

– Почему? Разве так сложно признать это? Почему ты продолжаешь противиться? Разве… ты не хочешь отмстить за себя?

Она не ответила – попросту не осталось сил. Спрятав посох за спину, он нагнулся и поднял обессиленное тело на руки, а затем ушел прочь с поляны, унося девицу с собой…

* * *

В одном из деревенских домов еще горел свет. В большой теплой комнате за деревянным столом сидели две хихикающие женщины.

Одна была пожилой, но энергичной, с хитрой усмешкой на дряблых губах. Ее глаза в мерцании лампы недобро искрились, пока она наливала чай.

Другая была молоденькой девушкой. Пухлые красные щеки вздрагивали от смеха, изо рта выпадали крошки хлеба. Одежда ее была праздничной и даже, можно сказать, парадной, но выглядела на ней нелепо.

– Мамочка, как же ты ловко это провернула! И ведь никто не пошел ее искать! Видимо, девка совсем никому не нужна, ха-ха-ха!

– А ты как думала?! Я, и не выживу ее отсюда? Ха! – Мать так громко стукнула кулаком по столу, что даже чашка опрокинулась. – Не на ту напали! Всю жизнь я так и выживала! Найдешь какого-нибудь вдовца, приглянешься ему, войдешь в его дом, а там уже и возьмешь все в свои руки! Опыта-то у меня много! А если у вдовца есть прицеп… ну что ж, в лес его, да и пусть подыхает там!

– Ого, мамочка, а ты уже кого-то отправляла в лес? – удивилась дочь.

– Конечно! Лет тридцать назад где-то! Сыночка самого первого своего мужа-то я так и бросила в лесу! Сгинул, и никто его не нашел!

Пока мать распылялась в похвальбе своей находчивости и смекалке, дочь заметила, что буран на улице усилился: кажется, даже мороз быстрее охватил окна дома, словно пытался запереть этих двоих от всего мира.

– Ну и погодка! Поди померла уже девчонка от холода! – ликовала мать.

Внезапно лампа погасла, и они остались одни в кромешной тьме. Обе женщины замерли, удивленно уставившись на стол.

– Чего это? Сквозняк, что ли? – Мать усмехнулась, вот только в голосе чувствовалось напряжение. – Надо снова зажечь.

Когда она собиралась встать, они обе услышали странный шум на крыше и замерли. Дочь вжалась в стул, испугавшись страшных звуков.

– М-м-мамочка, ч-ч-что там? – спросила она дрожащим голосом.

– Поди птицы назойливые! Ну-ка, убирайтесь! – Мать нащупала в темноте метлу и начала стучать по деревянным брусьям.

Но только больше они ничего не услышали сверху.

А вот за дверью послышался пронзительный крик. От испуга дочь уронила чашку, и та с громким треском разбилась.

– Мама, что это?!

Женщина вцепилась со всей силы в метлу. Она чувствовала, как трясутся ее колени.

– В-все в порядке, доченька… наверное, это просто завывания ветра, ха-ха.

Однако в следующее мгновение раздался другой крик, женский. А следом начался настоящий хаос.

Множество голосов наперебой начало выть, кричать от страха и звать на помощь. Стенания, рыдания, жуткие звуки были настолько сильными, что дочь упала со стула и забралась под стол, схватившись за голову.

– М-м-мама! Ч-ч-что это?! Мне страшно!

Мать бросилась к окну и попыталась разглядеть, что происходило снаружи. Через оледеневшие окна и пургу она увидела вспышки синего света и мельтешившие черные силуэты: люди в панике разбегались в разные стороны.

Она с дрожью схватилась за ручку входной двери и слегка отворила, желая увидеть больше, но сильный ветер распахнул тяжелое дерево и снес ее с ног.