Щелкунчик. Оптимистическая трагедия маленьких людей и игрушек

Антон Даль

Щелкунчик. Оптимистическая трагедия маленьких людей и игрушек

Пролог

Друзья, еще до повести о Щелкунчике, позвольте мне немного рассказать о себе. Хотя бы потому, что я автор этой сказки, и должен все-таки иметь привилегии. Тем более, что история эта и родилась из того, что обычно называется буквой Я. Она есть в обиходе у всех, и у меня тоже. Мы все из нее состоим, и хотим мы этого или нет, но наша жизнь является для нас главной.

Много в ней зависит от того, кто мы, и как мы внутри себя чувствуем. И об этих внутренних переживаниях мне и хотелось бы вам рассказать. Именно из них и появился на свет Щелкунчик. Надеюсь, что вы найдете мой рассказ интересным. При этом, я постараюсь быть деликатным, и не навязывать вам своего мнения о том, что вы прочтете. Последнее слово в любом случае будет за вами, друзья мои.

Рассказ мой говорит о простых и, вместе с тем, довольно сложных вещах. С которыми мы сталкиваемся порой, но о них почти не задумываемся. Это может спасти наши нервы, но не нас с вами вообще. Потому что проблемы эти существуют независимо от того, понимаем ли мы их, или нет.

Но что же делать в таком случае? Оставить все в покое, как есть, в надежде, что наступит пора, когда проблема исчезнет, и счастье само упадет нам в руки? Я выбрал для себя другой путь, и постарался пройти его, опираясь только на свои скромные силы. Насколько это у меня получилось, судить вам, когда вы до конца прочитаете мой рассказ.

Главное, чтобы вы извлекли из чтения для себя хоть немного пользы. Ну, или хотя бы оно было бы захватывающим для вас. Ведь вы все-таки открыли мою рукопись. Почему я должен, как автор, сомневаться в том, что вы зря читали ее? Мне это совсем ни к чему.

Будьте же для меня живыми свидетелями, и я надеюсь, друзьями. И тогда моя история вам в жизни тоже обязательно пригодится. Для меня это и есть главное, а все остальное – пустяки.

* * *

Сначала я сообщу вам, что когда-то в молодости потерпел неудачу в любви. Это был один из самых горьких уроков в моей жизни. Но жизнь тем не менее продолжилась, она не оборвалась. Значит, с этого начнется сюжет нашей повести.

Пережив эту неудачу, я вдруг остро ощутил, кто я такой. Я понял, пусть и не хотел этого понимать, что я не такой как все, хотя и выгляжу самым обычным образом. Да, визуально я, как все, хожу на двух ногах. Но фактически всю жизнь я только и делаю, что прыгаю на одной.

Внутри я часто ощущаю себя деревянным, а иногда даже бесчувственным. Особенно, когда неожиданно получаю удар под дых. Тогда что-то отрывается внутри меня, и наступает ощущение полного онемения. Так должно быть чувствует себя одинокий живой труп.

Однако учитывая, что я жив и никуда не делся, значит, сердце мое стучит. Пускай я и сделан из другого теста, и даже сучковат, как Буратино. То есть, как я уже вам сказал, я тоже был сделан из дерева. Это, конечно, аллегория, но весьма точная. Да и нос у меня тоже длинный, вот ведь какая радость.

Нет, я все-таки определенно был не такой, как все. И мне приходилось тщательно это скрывать, чтобы соответствовать негласному этикету, существующему в любом обществе. Никто же не хочет быть в коллективе белой вороной, или рыжим. И я тут вовсе не исключение.

Сам я отнюдь не собирался конфликтовать с обществом, которое складывалось вокруг меня. Поэтому мне приходилось как-то к нему приспосабливаться, часто наступая себе на горло. Я не мог, как все, внутренне раздеться на пляже, чтобы поиграть с девушками в волейбол. Иначе они сразу бы убедились, что я целиком и полностью состою из щепок.

Поэтому танцев с девушками в открытых купальниках я вынужден был избегать. И мне приходилось ссылался на много причин, мешающих мне раздеваться. Через некоторое время знакомые просто перестали приглашать меня на пляж. Зачем вообще это делать, если человеку все равно ничего не нужно.

Так формировался кокон вынужденного одиночества вокруг меня. Конечно, оно в широком смысле влечет определенные проблемы. Но иногда гулять одному мне было даже комфортно. Да, иногда это действительно было так, как исключение из общего правила.

Кроме того, я видел некоторые вещи, которых совсем не замечали другие. То есть, я мог заранее оценить какое-то событие, или же то, что может произойти, но пока еще не произошло. Опираясь на детали того, что было сейчас, я видел, а, точнее сказать, понимал вариант будущего.

Причем, люди вокруг меня: мои друзья, школьные товарищи и прочие, почему-то весьма легкомысленно этого не замечали. Они вели беззаботную жизнь, радовались, ссорились и делали что угодно, но не понимали смысла того, что твориться в их жизни.

А вот я понимал, и испытывал от этого одни неудобства. Потому что большинство смыслов, какие я видел, сулили мало хорошего. Я, как врач, видел симптомы если не болезни, то состояния, которое может затем в будущем уже превратиться в болезнь.

Да, в полупустом стакане я видел пустоту, а не воду. То есть, я был пессимист. Но все это происходило потому, что я понимал: пустота стакана, даже если он наполнен ровно наполовину, значит гораздо больше, чем прозрачная вода в нем.

Далее пустота будет увеличиваться, когда вода в стакане начнет испарятся. И это в самом лучшем случае. А в худшем, эту воду, которая должна принадлежать, например, мне, может выпить кто-то другой, кого я даже не знаю. Возьмет и выпьет ее без спроса, когда захочет. И мне все это очень не нравилось.

Однако жизнь постепенно шла своим чередом. Вот я закончил школу и поступил в высшее учебное заведение. После того, как я разменял двадцать лет, я женился. Конечно, я еще оставался деревянным человеком, но все-таки уже развивался наряду со всеми.

Все женились и выходили замуж, это же случилось и со мной. Я даже было решил, что одиночество мне удастся преодолеть, раз я нашел себе пару. Какое-то время так оно и было, но потом все внутри стало прежним.

1. Начало войны

Мне никак не удавалось вырваться из ловушки, где умение понимать смыслы очень сильно осложняло мне жизнь. Энергия молодости, которая дарит увлечения, с возрастом уменьшалась. А неприятный осадок от умения думать все возрастал. Он густел и скапливался в душе, как скапливается известковый налет.

И вот в какой-то момент меня прорвало. Досада от упущенных возможностей, голая правда и вспышки гнева начали конкретно терзать меня, как крысы атакуют деревянного человека. Именно так я окончательно и превратился в Щелкунчика. Посреди новогоднего бала, чем мне представлялась недоступная жизнь многих людей, я был вынужден одиноко вести свой бой с крысами.

Под крысами я понимал дурные и отрицательные мысли и чувства, которые витали как во мне, так и во вне меня. Они не давали мне покоя и буквально мешали мне что-то делать. Из-за этого мое существование превратилось в какую-то суровую и нескончаемую борьбу.

Дон Кихот воевал с ветряными мельницами, но он был синьором. Поскольку я не имел в роду голубых кровей, мне приходилось бороться с крысами.

Впрочем, я не могу сказать, что воевал исключительно сам с собой. Хотя у меня другого выхода просто не оставалось. Ведь крысы были готовы терзать не только меня, но и других людей. Но поскольку видел и понимал это только я, мне и приходилось одному держать против них оборону. Другие люди могли помочь мне разве что улыбками или же добрыми дружескими советами.

Они сидели в сухой лодке, а я барахтался где-то рядом. И я знал, что, если я утону, вслед за мной утонет и эта лодка вместе со всеми. Не я сам выбрал себе это занятие. Оно само выбрало меня в качестве куклы, такого маленького деревянного человека. Игрушки, которая колебалась внутри как маятник.

Причем, если бы я рассказал другим людям в лодке, что происходит, мне не поверили бы. Меня бы приняли за пессимиста, который сгущает краски. Или, скорее всего, за фантазера, кто все это выдумал. Они приняли бы меня за того, кто просто не умеет жить. Из-за чего чудак и выдумывает о жизни черт знает что.

В их глазах я бы, скорее всего, смотрелся как неловкий бегун, который спотыкается о какие-то мифические препятствия. Это была бы вполне логичная точка зрения на обстановку. Я сам бы подумал так, если бы не имел за плечами собственный горький опыт.

Они умели жить, а вот я не умел. У меня так жить не получалось, хотя я изо всех сил и старался. И я не имел права разубеждать тех людей, кто сидел в лодке. Иначе мне пришлось бы их пригласить к себе, чтобы они разделили со мной участь Щелкунчика.

Не они, а я барахтался за бортом. Не они, а я вел бои с крысами. Поэтому каждый понимал и видел только свое. Но мы никак не смогли бы понять и принять друг друга, если бы я открылся. Я понимал, что это исключено. И поэтому прилагал все усилия, чтобы, одолев крыс, забраться в лодку. Я очень хотел перестать быть Щелкунчиком, чтобы превратиться в нормального человека.