Куратор

– Много он не просил. Но человек он неглупый, понимает, к чему всё идёт. А ты один, и у тебя нет прикрытия, вижу это сам.

Вот же гад этот Скуратов. Денег захотелось или что-то ещё? Но неважно, он с ними заодно.

– Так что…

– С тобой мне говорить больше не о чём. А я тебя другом считал, – сказал я. – Тебя и Скуратова. А вы такими сволочами оказались. Только Петрович держался до конца. Поэтому ты от него избавился.

Я отхлебнул кофе. Он уже остывал. Вкус становился хуже. А лицо Трофимова покраснело от злости.

– Давай без сантиментов, – отрезал он. – Можешь звонить кому хочешь, можешь объяснять что хочешь, но ничего это тебе не даст. Наши люди везде.

Мобильного интернета так и нет, но есть Wi-Fi в кофейне, и мне нужно вернуться туда. Ещё бы несколько минут, и я оставлю хорошие следы, а заодно и спрячу второй диктофон. Кто-то должен его найти. А память у меня хорошая, тренированная, там есть подходящее место.

Старик сел в машину. Водитель напряжённо смотрел на меня, держа руку в кармане пиджака. На своё место он сел, только когда ему приказал шеф.

Боятся меня даже сейчас, когда вокруг такое прикрытие. Но боятся не того, чего должны. Мне нужно успеть оставить следы любой ценой.

«Мерседес» с Трофимовым уехал, резко сорвавшись с места.

А взгляд мой упал на тех двух дворников, что так и стояли на месте, глядя на меня. Оба смуглые, черноволосые, небритые – типичные жители Средней Азии. Таких в городе тысячи.

Они внимательно смотрели на меня.

Если убьют… Да, полковник ФСБ, даже в отставке, цель серьёзная. Его убийство будут расследовать тщательно, и оно привлечёт всеобщее внимание.

Но если задействовать такую маскировку, то все будут обсуждать не то, что убит отставной чекист, а то, что это сделали гастарбайтеры. Всё внимание переключится на это, особенно если это выставят как драку или ограбление.

А киллеры уже решили действовать, не откладывая. Один из них убрал руку в карман, глядя на меня равнодушным взглядом.

У меня осталось меньше минуты.

Глава 2

– Ещё кофе? – спросил парень на кассе, поднимая голову.

Тощий двадцатилетний кассир устало смотрел на меня, безжизненно улыбаясь одними губами, как его заставляли делать владельцы кофейни, начитавшиеся умных книжек про бизнес. На парне был передник с логотипом кофейни и кепка с открытым верхом.

– Связь есть? – быстро спросил я.

– Ага, новый роутер поставили, – парень положил на стойку карточку с названием сети. – Но там код из СМС надо будет ввести. Вам помочь?

В голове билось только одно: оставить следы любой ценой. Чтобы наши конторские следаки нашли их, но не смог найти Трофимов. Один диктофон найдут на теле или отберут киллеры, но о втором никто не знает.

А Контора вмешается, ведь то, что мы делаем, было слишком важным. Гибнет второй человек, связанный с важным проектом, и им придётся расследовать это дело самим. А те, кого обучал я, смогут понять, куда копать.

Можно дать телефон парню, чтобы он всё быстро настроил, но тогда его могут убить за компанию, подумав, что я с ним связан. Или он может быть из команды Трофимова.

«Дворники» уже показались в окне. Не успею зайти в сеть, значит, действуем по запасному плану.

– Сам справлюсь, – сказал я.

Я отправил телефон на удаление данных, запустив специальное приложение, настроенное раньше. Особая прошивка среагировала быстро. Телефон заберут точно, так что пусть попробуют вытащить оттуда что-нибудь. Это не уничтожит все данные, но здорово усложнит доступ к оставшимся.

Но этого мало. Нужно спрятать второй диктофон, где остались сегодняшние записи, в том числе разговор с Трофимовым. И я ещё на улице придумал, как это сделать.

На пол со стуком упал футляр с беспроводными наушниками, которые я сегодня подобрал на дороге. Так и не отдал пацану-самокатчику.

Футляр раскрылся, один наушник остался там, второй отлетел в сторону шкафа, на котором стояли книги, фигурки, коробки с настольными играми и прочим, что интересует сегодняшнюю молодёжь.

– Уронил, – посетовал я.

– Давайте подниму, – предложил кассир.

– Да я сам.

Колокольчик на двери звякнул. Они уже здесь.

Я сделал вид, что их не заметил, наклонился и увидел толстый слой пыли под шкафом. Я помнил, что там был узкий промежуток между полом и шкафом, память не подвела. И там очень много грязи. Не убирали минимум месяц, ленятся, пока нет санитарных проверок. И это мне на руку.

Конторский следак обязательно допросит пацана и посмотрит камеры. Умелый следователь поймёт, что такой человек, как я, никогда не делает ничего просто так. А если это будет мой знакомый, он живо поймёт все намёки.

Если кассир не связан с Трофимовым, он расскажет, что зашёл мужик в пиджаке, уронил наушники, а после его убили. Такое не забудет. А следак сразу подумает – какие могут быть наушники у старого чекиста?

Грохнут ли невиновного свидетеля без нужды? Точно нет. Наоборот, свидетели им нужны. Главное – не выдать, что я собираюсь как-то его использовать.

Я подобрал футляр и выпавший наушник. При этом запулил под шкаф тонкий диктофон, кашлянув, чтобы они не услышали, как пластик ударился о стену.

Ширина шкафа – полметра. Рукой случайно никто не нащупает. Но конторский следак должен найти. Я бы точно посмотрел. И те, кого я учил, тоже посмотрят. Главное – чтобы не затягивали с расследованием.

– Бабки где? – с нарочито сильным акцентом сказал один из вошедших, пытаясь имитировать таджикский говор, и добавил несколько слов.

Я таджикский язык знал. Бывал в там в постоянных командировках. А вот убийца – нет. И нёс какую-то ахинею.

– А вы что хотите? – робко спросил кассир, с опаской глядя на вошедших. Лицо у него побледнело.

«Дворник», что стоял ближе ко мне, достал нож. Второй тоже что-то сказал на псевдотаджикском.

Оба высокие, от них несёт выпитым, но глаза трезвые и внимательные. Да, пацан, тебе повезло. Тебя не убьют. Потому что ты должен сказать всем, что пьяные гастарбайтеры напали на клиента.

Разглядел нож. Выкидуха. Меня как-то били выкидухой в девяностые. Дерьмовой китайской побрякушкой, которая при ударе закрылась сама. Но у новых механизм надёжнее.

Вот только это ещё не всё. Я так легко сдаваться не собирался. Раз уж оставил следы, то могу осложнить им жизнь ещё сильнее.

Сделал вид, что растерян, и он ударил. Обычно все эти приёмы против ножа не работают, но с моими навыками – другое дело. Я схватил его за руку и резко выкрутил. До хруста, не жалея.

Никакой лёгкой работы вам не будет. Чтобы следаки поняли, в чём подвох. Чтобы киллерам пришлось стрелять.

Нападавший заорал и заматерился на русском.

– Твою мать!

Второй тоже вытащил нож. Посмотрел мне в глаза. Вот он – момент истины, как в старой книге.

Он испугался, что не справится, и достал кое-что другое.

Раздался громкий хлопок. Что-то сильно ударило меня в грудь, как кувалдой. Я отступил на пару шагов, врезался в шкаф. Что-то упало на пол. Удержался, чтобы не опрокинуть его – иначе диктофон увидят раньше времени.

Второй удар. Боли я уже почти не чувствовал. Увидел пакет, в котором по силуэту угадывался пистолет с глушителем. После этого я отошёл к стене и сполз по ней. Стрелять они умеют лучше, чем драться. Это точно.

Кто-то залез мне в карман, забрал телефон, кошелёк и диктофон. Инсценируют грабёж. Киллер прячет оружие, чтобы не заметил свидетель. А звук в помещении всё равно был громким, дилетант не определит, из чего стреляли.

В глазах темнело, я услышал звонок колокольчика и как хлопнула дверь. Кассир подбежал ко мне, а я протянул руку к шкафу. Конторские следаки должны понять.

Даже если враги забрали один диктофон с тела, всё равно должны найти второй и другие следы моего расследования.

Ведущий программист, сидящий в глухой деревне, о котором все думают, что он в отпуске, и мои записи – всё они не могут уничтожить.

Что-то должно остаться. Я оставил много зацепок.

Но так и не узнаю, закрыл ли Олег хвосты по сессии. И кто покормит собаку на даче?

Дальше я не слышал почти ничего, разве что пацан-кассир истерично кричал, звоня в скорую.

Мне стало легко, и боль ушла совсем…

Но затем я услышал сильный звук удара где-то далеко и визг тормозов, а тело словно налилось свинцом.

Будто я хотел взлететь, но что-то меня удержало, а в ноге и в голове появилась сильная боль. Совсем не там, где в меня стреляли…

* * *

Тем временем

– Ты зачем, баран, стрелять начал? Ножом надо было!

Мужик в сигнальном жилете сидел на пассажирском месте, морщился от боли, придерживая правое плечо. Рука согнулась там, где не должна.

– А чё мне делать-то было, придурок? – водитель постоянно смотрел на пассажира. – Ты чего сам затупил? Тебе же говорили, что он опасный. А ты – лоханулся!

– Да думал, что он козёл старый, немощный, а он, походу…

– Так слушать надо было, что тебе говорят. Чекист же это! А ты…

– Грохнули зато. А остальное… Ты чё?! Тормози! – вдруг заорал пассажир.

Водитель нажал на тормоза, но было слишком поздно.

Переходящий дорогу парень, кативший самокат, парень посмотрел на машину, вытаращил глаза и приоткрыл рот.

После раздался удар – парня подбросило на капот, голова с силой ударилась в лобовое стекло, которое тут же покрылось густой сетью трещин. Машина раздавила самокат, проехала ещё и врезалась в какой-то столб.

Оба киллера переглянулись. Тачка заглохла, под смятым капотом что-то зашипело и задымилось, а тело слетело куда-то в сторону.

– Нет, ты точно решил всё похерить, – сказал тот, что со сломанной рукой.

Он с трудом открыл дверь, неловко вылез и побежал по улице. Водитель чертыхнулся и побежал в другую сторону, матерясь про себя, что всё пошло совсем не так с самого утра…

* * *

Какое-то время спустя

Сначала мыслей не было совсем. Только какие-то звуки, шумы. Будто кто-то говорил со мной, но я не понимал ни слова.

Потом мелькали образы. Белый свет, чьи-то лица, склонившиеся надо мной, затем белые стены и потолок. Была слабость, иногда боль.

Затем мысли возвращались, становились плотнее. Самая первая – что я не умер. На ад это место не похоже. Я всегда думал, что ад – это не котлы и черти, которые тыкают грешников вилами.

Ад – это грязь, трупы, обугленные здания и сгоревшие танки. Вечный бой бесконечной войны, которую я впервые увидел в командировке в январе 95-го, а после видел неоднократно.

И это не рай, туда нашего брата пускают неохотно. Разве что был какой-то особый рай для чекистов, где на входе сидел Железный Феликс и строго спрашивал: святой ты или подлец? Ведь, по его мнению, только такие могли служить в органах. А после проверял, насколько холодна твоя голова, насколько горячо твоё сердце и насколько чисты твои руки.

Потом мысли пошли более приземлённые, чёткие и понятные, о деле. Хотелось понять, нашёл ли кто-то диктофон или нет. А что остальное? Второй телефон, ноутбук, прочая техника, документы? Что из этого нашли?

А сбежавший программист? Ему заплатили огромную сумму в криптовалюте, но он испугался, что его убьют, а я его спрятал, как важного свидетеля. Вышли ли на него?

И сможет ли кто-нибудь раскрыть заговор? Ведь дело касается не только системы управления дронами, на самом деле это ширма. Суть проекта намного сложнее, и его хотят использовать против нас.

Вот эта мысль меня подцепила, и я начал думать на всю катушку. Нужно раскрыть заговор. Вот что меня держит в этом мире.

Я был в реанимации. Я чувствовал, как мне втыкают капельницы. Видел медсестёр и врачей в масках, склонившихся надо мной. Они что-то говорили, но я не мог разобрать.

После я лежал голый под тонкой простынёй, и мне было холодно. Впервые в жизни, потому что до этого никогда не мёрз.

Со мной говорили, но я не мог ответить, не слышал слова. Не видел знакомых лиц.

Жена не приходила – мы давно развелись, лет десять назад. Сын даже не берёт трубку, зачем ему приходить ко мне в больницу? А старший сын… старшего сына больше нет. Я надеялся, что увижу его. Возможно, когда-нибудь позже, когда меня не будет держать этот груз, что не дал умереть.

А со временем я твёрдо понял, что жив. Мысли становились чёткими. Почему мне перевязывали голову, хотя пули попали в грудь? Что с ногами? Это всё странно.

А потом глаза открылись.

Я увидел, где нахожусь. В глазах не двоилось, перед ними стоял лёгкий туман, но не было привычной дымки севшего с возрастом зрения. Я будто надел новые линзы.

– Пацан очнулся, – сказал кто-то совсем рядом, слева от меня. – Нормально тебе сегодня?

– Какой я тебе пацан, – прохрипел я, с трудом ворочая пересохшим языком. – Попить бы.

– Ща, погодь, организуем, – сказал этот же человек очень бодро. – Только спокуха.

Слышал я его чётко. Огляделся всё внимательно и спокойно.

Я в больничной палате, уже не в реанимации. Живой.

А это значит одно – достану я тебя, Трофимов. И тебя, и всех остальных. Не взяли вы меня. Облажались твои киллеры.

По лицу поползла улыбка. Это хорошая новость.

Это не госпиталь, куда меня должны были положить как комитетчика. Хотя какой я чекист? Я же давно гражданский.

Обычная городская больница, в палате было несколько коек. Я лежал посередине, изголовьем у стены.

На окнах штор нет, снаружи солнце, которое било в глаза. Горячее, но мне всё равно было холодно. Лампы на потолке не горели. Стены уже не идеально белые, пожелтели, на них видны кнопки вызова медсестёр. Провода упрятаны в кабель-каналы.

По обе стороны от меня две тумбочки, одна из них должна быть моей. На кровати слева сидел толстый небритый мужик лет сорока, в очках. У него была перевязана голова.

Он достал из тумбочки пластиковую бутылку в полтора литра и кружку, налил мне воды и поставил рядом.

Я протянул за ней правую руку. Ого, ничего себе я высох. Ручки-то тонкие, почти детские. И как-то странно выглядят, слишком молодо. Ладно, спишем на то, что ещё не отошёл.

Левая рука была под капельницей, на запястье был пластиковый браслет с QR-кодом и с моей фамилией – Давыдов А.

Я взял кружку правой. Почувствовал, как в голове кольнуло и заныла левая нога ниже колена.

Сделал несколько глотков. Вода тёплая. Сколько же я не пил? Пересохшие губы и рот жадно впитывали воду. Пил, пока не закашлялся и пролил часть на подушку и грудь. Повязку бы не залить.

– Осторожнее, – сказал мужик и потянулся к стене, где торчала кнопка. – Ща вызову.

Он нажал кнопку, но ничего не произошло.

– Валерьич, нажми на свою кнопку, – мужик посмотрел на другой ряд. – У тебя же работает.

– Вчера сломалась, – раздался другой голос из угла палаты.

– Вася, ты нажми, – попросил толстяк.

Небритый мужик с длинными спутанными волосами вместо того, чтобы тянуться к кнопке, просто сложил руки рупором и проорал в коридор:

– В шестую! Очнулся.

– Палата номер шесть, надо же, – проговорил я хриплым голосом и усмехнулся. Свой голос совсем не узнавал.

– Посмотрите-ка, Чехова читал, – усмехнулся сидящий у окна дедок с кроссвордом и болезненно откашлялся.

Я потёр лицо и нащупал повязку на лбу. Почему у меня башка перевязана?

– И Чехова читал, и кого хотите, – отозвался я. – В наше время читали всех.

– Ну надо же, в наше время, – передразнил мужик в очках и добродушно засмеялся. – Вы уже в двадцать лет стариками себя чувствуете?

Чего? Чего-то он гонит, может, тоже башкой стукнулся. Но я с ним конфликтовать не хочу. Настроение было хорошее. Удалось докторам, откачали после двух пулевых. Теперь мне есть над чем поработать.

Потёр лицо ещё раз. Щетина отросла. Причём мягкая. Ещё и волосы будто выросли. Странно, у меня же были залысины.

Возможно, это кажется. Может, это ещё последствия наркоза идут, и в голове прояснилось не до конца.

– Ох, Анатолий Борисыч! – услышал я радостный девичий голос. – Пришли в себя наконец!

– Да вот, вроде бы ожил, – я чуть улыбнулся.

Она тоже мне улыбнулась. Причём не так, как улыбнулась бы пожилому человеку, который старше её раза в три. Медсестра же совсем молоденькая.

– Вы вчера ещё пытались вставать, даже говорили со мной, – сказала она. – И раньше тоже что-то рассказывали.

– О чём это?

– Какая-то запись и телефон, я разобрать не могла. Дроны какие-то.

– Начитаются в своих телефонах, блин, – с неудовольствием проговорил дед, что-то черкая в кроссворде. – Наверное, ещё и сбили, пока в телефон пялился.

Что? Вот это я совсем не понял, что он там бормочет и почему.

Так. Ладно. Тут надо подумать. Возможно, я просто стукнулся башкой, и начались какие-то странности. Башка ещё не пришла в норму до конца после операции и всех лекарств, могут быть галлюцинации.

Но сегодня мне явно легче, потому что в голове почти нет тумана. И она не раскалывается.И дышать легко, причём полной грудью, будто не был курягой со стажем.

Медсестра, рыженькая девушка с приятной улыбкой, подошла поближе, поправила подушку, проверила капельницу и ушла.

Так, ладно, надо понять, что делать дальше. Сначала надо проверить тело. Пошевелил руками – слушались. Причём отлично. Ноги тоже отзывались, но в левой чувствовалась глухая боль под коленом. Но при чём здесь ноги, если стреляли в грудь?

Я отодвинул одеяло и замер. Вот это уже было совсем не так.

Грудь тощая, безволосая, рёбра проступали под кожей. Кожа очень молодая, живот впалый, мышц почти нет. Руки тоже молодые, худые, с длинными пальцами. Плечи узкие, не развитые. На правом молодёжная татуировка, на такой высоте, чтобы было видно под коротким рукавом футболки, но можно было скрыть под рубашкой.

Твою дивизию, это что за чертовщина?

Я отошёл после наркоза? Вроде бы отошёл. Я явно чувствую, что это реальность. Я начал пытаться вставать, но медсестра, заглянувшая в палату, меня остановила.

– Так, стоять, стоять! – её голос стал строже. – Вернее, лежать. Спокойнее, Толя. Ещё рано.

– Дай ему телефон, сразу спокойный станет, – проворчал дед с кроссвордом. – Им телефон дашь, и они целый день лежать будут, тунеядцы.

Твою дивизию. Но надо вести себя осторожно, ведь медсестра намекала, что я бредил, так что вполне ещё мог не оклематься. Но происходящее было странным. Я несколько раз вздохнул, как учили, чтобы всё спокойно обдумать.

Надо понять, что у меня есть. Переворачиваться мне можно, а вот вставать нельзя. В груди нет дыр от пуль. Проблема в голове, по которой меня кто-то будто ударил, на ней толстый слой бинтов. И волосы густые, я ощупал, и слишком длинные для того, кто всю жизнь стригся под машинку.

Ноги очень тонкие, как спички. Левая болела, но гипса не было.

Осторожно перевернулся и открыл скрипучую тумбочку. Ничего, пусто. Ни документов, ни телефона. Вообще ничего.

Я попытался полежать спокойно, чтобы прийти в себя. Вопрос, что делать с Трофимовым – пока отходит на второй план. Сначала надо понять, что вообще случилось со мной.

Почему, блин, я будто скинул пятьдесят килограммов и лет сорок минимум. И откуда эти травмы?

Медсестра пришла заменить капельницу.

– А у меня вещей с собой не было? – спросил я.

– А всё сдали на хранение, – тут же ответила она, глядя на меня. – Деньги в кассе будете получать, когда выпишетесь. Всё по акту. А вещи… что-то нужно принести?

– Телефон, – попросил я.

– Попрошу сестру-хозяйку, чтобы выдала, – сказала она, немного подумав. – А вы пока отдыхайте.

Хоть девушка вежливая и отзывчивая, а то в таком состоянии сам я мало что могу сделать. Слабость ещё давала о себе знать.

Я уснул. Вернее, приказал себе поспать, потому что надо набираться сил.

Когда проснулся, медсестра, у которой на бейджике на груди было написано «Филимонова Юлия», принесла телефон. Причём странный – не мой. Раньше я ходил с кнопочным, потом взял смартфон с большим экраном. Два, один особый, для работы, с которого я всё удалил, и второй, личный.

Это тоже смартфон, но экран у него меньше, причём на нём была большая трещина. С обратной стороны был логотип в виде надкушенного яблока и наклейка с какой-то яркой анимешной фигнёй.

Я же видел этот телефон. Да, помню, у того пацана, которого чуть не сбил. Я точно помню, что взял его наушники, которые он оставил у меня под машиной. Хотел вернуть, но использовал, чтобы привлечь внимание.

А вот телефон-то я точно у него не забирал. Может быть, память подвела? Ничего не понимаю. Зачем его принесли мне? Но хоть какой-то будет, с остальным разберусь потом.

Телефон не включался, не реагировал. Полностью разряжен.

– Есть зарядка? – спросил я у соседей по палате.

– От айфона нету, – отозвался толстяк в очках.

– Да они сейчас все одинаковые, – добавил мужик со спутанными волосами. – Любая новая подойдёт.

Сосед оживился и полез в тумбочку. Адаптер он вставил в розетку и протянул кабель мне.

– Держи, парень.

– Как зовут? – спросил я.

– Меня? – растерялся мужик.

– Своё имя я помню. Твоё, конечно.

– Рома.

– А по батюшке?

– Роман Андреич, – отозвался мужик.

– Благодарю, Роман Андреич, – я осторожно кивнул. – Что бы я без тебя делал, дорогой?

Давно взял это себе в привычку – обращаться к людям по имени-отчеству. Некоторым было приятно, когда взрослый мужик в пиджаке так уважительно обращается к тебе.

Но сейчас они удивлялись, когда я так к ним обращался. Пока телефон заряжался, я уточнил, кого как зовут, и запомнил. Мне тут придётся провести ещё какое-то время.

Наконец, телефон пиликнул, на экране появилось очередное яблоко. Затем высветилось сообщение: «Введите код разблокировки».

– Вот сразу за телефон упал, – недовольно проговорил дед. – Лучше бы книжку почитал. Лучше скажи, как звали слугу Портоса, только без интернета? Восемь букв. Наверняка не знаешь.

– Остань от человека, старый, – поморщился Васька, мужик со спутанными волосами. – Только очнулся.

– Мушкетон, – отозвался я. – Чего тут знать? У Атоса – Гримо, у Д’Артаньяна – Планше, у Арамиса – Базен.

– О-о-о, – протянул дед, с удивлением посмотрев на меня. – Читал, значица. Но это легкотня. Тогда скажи, а кто такой «греческий философ, учитель Александра Македонского». Десять букв, вторая «р»…

– Аристотель.

– Хм. А я думал, сегодня совсем ничем не интересуются, ничего не читают.

После этого он от меня отстал, иногда поглядывая в мою сторону с удивлением.

И какой код от телефона?

Это же телефон пацана, которого я чуть не сбил, моего полного тёзки. А память у меня хорошая.

А я вспомнил, что было написано в паспорте парня. 03.03.2005. А люди часто вводят в паролях свою дату рождения. Даже те, кто молодые и, казалось бы, должны в таких вещах разбираться.

Я ввёл 030305. Сложно привыкнуть к тому, что люди, родившиеся после двухтысячного, уже взрослые.

Телефон разблокировался. Появилась картинка с анимешной девочкой, и тут же посыпались уведомления. Десятки пропущенных звонков, сообщения в мессенджерах, письма. Пришли кучи СМСок.

А в календаре высветилась дата.

15 июня.

Надо же. Почти месяц прошёл после того, как в меня стреляли. Нехило меня вырубило.

Только кто мне пробил голову? Или в неё выстрелили? Сделали контрольный? Но тогда разрушится легенда о пьяных гастарбайтерах.

Пока я думал, телефон снова заблокировался. Но вводить код заново не пришлось – в этот раз телефон узнал лицо владельца и сразу разблокировался.

Он не мог знать моё лицо, это не мой телефон. Но я увидел мельком своё отражение экране и теперь хотел убедиться, что мне это показалось.

Я нашёл приложение камеры, запустил, а внутри – нажал значок переворота.

Включилась «селфи»-камера, и своё лицо я увидел детально.

Твою дивизию!

Это не моё лицо, а лицо того парня на самокате, моего полного тёзки. Истощённое, с огромными тенями под глазами, с впалыми щеками и острыми скулами.

Но молодое, двадцатилетнего парня, а не пожилого мужика.

Память на лица у меня отличная, и именно этот парень тогда был на самокате. Я его чуть не сбил, а он пытался меня снимать на этот самый телефон.

И теперь его тело – моё, а сам он? Умер, промелькнула мысль. Погиб по какой-то причине.

Вот такие пироги.

Но что стряслось? Тело в больнице с черепно-мозговой травмой.

Может, его сбили? Может быть, в тот самый день? Я же слышал какие-то звуки, когда умирал – удар и визг шин. Быть может, именно это заставило меня остаться в живых?

Вполне возможно, что киллеры его сбили, когда уходили с места убийства. Но на этот вопрос прямо сейчас ответа у меня нет.

Что ещё? Почти месяц прошёл, много чего изменилось.

Проект «Щит» ещё не мог быть принят на вооружение так быстро, но он явно стал больше и крепче. Если моё убийство не раскрыли, то всё продолжится так, как планировал Трофимов и его сообщники.