Оседлай Элвиса! Часть 2

Алексей Дальновидов

Оседлай Элвиса! Часть 2

Глава 11. Бегство с места подвига. Почему я всегда должен быть голосом разума?

Бегство от разъяренной толпы с дракончиком-поджигателем под мышкой – это не так просто, как кажется. Особенно когда твой оруженосец пытается вести героические записи на бегу, а дракончик периодически пускает огненные пузыри от восторга, подпаливая тебе хвост.

– Ле-е-во! – орал Годвин, держа Искорку, которая с жадностью грызла его наруч. – Они нас окружают!

Толпа крестьян с вилами, косами и одним особенно злым пращником действительно рассыпалась веером, пытаясь отрезать нас от леса. Освальд, бежавший сзади и задыхаясь, все еще умудрялся черкать в своем свитке.

«…герой, прижимая к груди юного змея, дарует ему защиту, попирая гнев невежественной черни…»

– Освальд, хватит писать! – взревел Годвин. – Беги!

Я видел единственный выход – узкую тропинку, ведущую в густую чащу. Но между нами и тропинкой был мелкий, но бурный ручей. Для меня – пустяк. Для Годвина в латах – препятствие. Для Освальда – непреодолимая преграда.

Я рванулся к ручью. Годвин, поняв мою мысль, прыгнул за мной. Он шлепнулся в воду, подняв фонтан брызг, но удержался на ногах. Освальд же замер на берегу в нерешительности.

– Я… я не умею плавать! – запищал он.

Искорка, почуяв воду, вырвалась из рук Годвина, с плеском нырнул в ручей и… начал с визгом гоняться за головастиками, пуская под водой раскаленные пузыри, от которых вода шипела и поднималась паром.

– Хватай его! – заорал Годвин, пытаясь поймать резвого дракончика.

В этот момент сзади раздался свист камня из пращи. Камень пролетел мимо Годвина и угодил Освальду прямо в его драгоценный блокнот, выбив его из рук. Свиток упал в ручей, и чернильные строки поплыли по воде, как синие медузы.

– Моя летопись! – взвыл Освальд с таким отчаянием, будто на его глазах убили его ребенка.

Этот крик заставил его забыть о страхе. Он прыгнул в воду и поплыл – не элегантно, а как тонущий кот, но все же. Он схватил свой размокший свиток и, рыдая, поплелся к нашему берегу.

Тем временем Годвин все же поймал Искорку, который теперь был мокрый, довольный и жевал пойманного головастика. Толпа, достигшая берега, не решалась лезть в кипящий от драконьих восторгов ручей.

Мы скрылись в лесу. Бежали долго, пока крики преследователей не затихли вдали. Наконец, Годвин рухнул на мох, выпустив Искорку. Дракончик тут же принялся вылизывать его ржавые доспехи с таким видом, будто это деликатес.

Освальд сидел в луже, разглядывая свой испорченный свиток. Чернила расплылись, слова слились в синие кляксы.

– Все пропало, – всхлипывал он. – Все великие деяния… утрачены…

Годвин подошел к нему и неуклюже похлопал по плечу.

– Ничего, дружище. Главное – деяния были! Мы их… совершали!

Я подошел и ткнулся носом в размокший свиток. От него пахло тиной и разочарованием. Потом я посмотрел на Освальда, потом на Годвина, потом на Искорку, который начал грызть рукоять меча моего рыцаря.

И тут меня осенило. Возможно, в том, что летопись утрачена, был и свой плюс. Теперь никто не сможет прочитать, как мы в панике бежали от фермеров с вилами. История останется только в наших воспоминаниях. А учитывая качество памяти Годвина, через неделю это уже будет история о том, как он в одиночку победил орду разъяренных великанов, спасая невинного дракончика.

Я тихо заржал. В этом был свой, весьма специфический, смысл.

Годвин посмотрел на меня.

– Видишь, Освальд? Элвис согласен. Мы начнем новую летопись! Еще более великую!

Освальд медленно поднял голову. В его глазах зажегся новый огонек.

– Да… да! Это знак! Старая летопись была полна ошибок и неточностей! Новая будет идеальной! Я начну ее с сегодняшнего дня! С нашего героического спасения!

Он вытащил из промокшего мешка новый, чистый свиток и с решительным видом окунул перо в чернильницу.

– «Великий рыцарь сэр Годвин, – начал он диктовать сам себе, – презрев опасность, унес из когтей невежественной черни юного дракона, коего он взял под свою защиту, дабы наставить на путь истинный…»

Я отошел в сторонку и прилег. Искорка, наевшись металла, устроился у меня на боку, свернувшись калачиком, и заснул, посапывая и изредка пуская дымок.

Бегство было неудачным. Дракон остался с нами. Наше снаряжение постепенно превращалось в его корм. Но летопись начиналась заново. И в этом, как ни странно, была капля надежды. Потому что в новой версии, возможно, я буду не просто «немым конем», а… хотя бы «проницательным взглядом из-под гривы».

Я закрыл глаза. Голосом разума быть утомительно. Но, черт возьми, без меня эти двое (теперь уже трое) не прожили бы и дня. И в этом было мое единственное, горькое и саркастичное утешение.

Глава 12. Карта сокровищ. Или самая красивая ложь, в которую я когда-либо верил.

С Искоркой на шее (в прямом смысле – он обожал спать, обвившись вокруг моей гривы, как живой, слегка дымящийся шарф) наша жизнь окончательно превратилась в цирк-шапито на колесах. Дни проходили в бегстве от фермеров, чьи заборы и инструменты исчезали в ненасытной пасти дракончика, а ночи – в тушении случайных возгораний, вызванных его ночным храпом.

Именно в такой момент отчаяния, когда Годвин пытался отковырять Искорку от последней железной кружки, а Освальд – высушить у костра единственную уцелевшую рубашку, на нашем пути возник Он.

Не маг, не разбойник и не очередной разгневанный сельчанин. Это был старьевщик. Его телега, больше похожая на передвижную помойку, скрипела и дребезжала на ухабах. Сам он, тощий и юркий, с глазами, видевшими во всем лишь товар, окинул нас оценивающим взглядом.

– Э, путники! – крикнул он. – Нужда видна за версту! У старины Барнаба есть для вас судьбоносный шанс!

Годвин, чье тщеславие всегда перевешивало здравый смысл, нахмурился.

– Наша нужда – временна! А доблесть – вечна!

– Именно о вечном я и говорю! – старик вытащил из-под сиденья потрепанный, но на удивление целый кожаный свиток. – Сия карта… она приведет вас к сокровищам древних королей! К золоту, что позабыло блеск солнца! И все это – за смешную цену!

Освальд, чье летописное рвение явно страдало от отсутствия эпичных сюжетов, загорелся.

– Карта сокровищ! Это знак, сэр Годвин! Испытание, ниспосланное судьбой, чтобы восстановить наше благосостояние!

Годвин уже протягивал руку к карте, но Барнаба одернул свиток.

– Цена, добрый рыцарь! Всего-то ваш… э-э-э… изысканный плащ!

Плащ Годвина был каким угодно, кроме изысканного. Он был протерт, в пятнах от ягод и слегка обуглен в районе левого плеча от недавнего чиха Искорки. Но для старьевщика и это было сокровищем.

Сделка состоялась. Мы остались с картой, но без плаща. Годвин стоял, гордо развернув свиток, в одном лишь ржавом нагруднике, что делало его похожим на бедного родственника улитки.

Я подошел и глянул на карту. С первого же взгляда стало ясно: это была подделка. Грубая, кривая, нарисованная явно человеком, который никогда не выходил за пределы своего квартала. Горы были изображены как зазубренные треугольники, река петляла так, будто ее чертила пьяная змея, а в центре красовался гигантский красный крест с надписью «СИЕ ЕСТЬ СОКРОВИЩЕ».

Годвин и Освальд взирали на нее с благоговением.

– Смотри, Элвис! – восторженно сказал Годвин. – Здесь даже написано: «Сие есть сокровище»! Это точно настоящая карта!

Я фыркнул. Настоящий картограф скорее отрубил бы себе руку, чем написал бы нечто столь очевидное и бесполезное. Но мои доводы, как всегда, утонули в волне их энтузиазма.

Мы двинулись в путь. Согласно карте, нам нужно было идти «три дня на восток, пока не увидишь гору, похожую на спящего великана». Проблема была в том, что на востоке лежала абсолютно ровная, как стол, равнина. «Спящего великана» Годвин углядел в кучке булыжников у дороги.

– Вот она! – объявил он. – Теперь нужно «перейти реку, поющую песни ветру».

Ближайший ручей едва сочился по камням, издавая звук, больше похожий на икоту, чем на песню.

– Она поет! – уверенно заявил Освальд. – Слушайте! Это… песнь уныния!

Я слушал лишь то, как Искорка грызет стремя моего седла.

Шли мы так несколько дней. Каждый новый «ориентир» был все более абсурдным. «Дерево, что шепчет с луной» (обычный дуб, в который ночью ударила молния), «камень, пьющий солнечный свет» (гранитный валун, нагретый за день)… Мои надежды таяли быстрее, чем снег в пасти у дракончика.

Наконец, мы достигли места, отмеченного злополучным крестом. Это была глиняная осыпь на краю карьера, где, судя по всему, когда-то добывали глину.

– Мы здесь! – с придыханием прошептал Годвин. – Сокровище древних королей!

Он и Освальд бросились к осыпи и начали рыть землю руками. Искорка, приняв это за новую игру, с визгом присоединился, раскапывая глину с драконьим энтузиазмом.

Я стоял в стороне, чувствуя вкус пыли и разочарования. И вдруг мое копыто наткнулось на что-то твердое. Я отбросил землю. В свете заходящего солнца что-то блеснуло.

Годвин и Освальд замерли, затаив дыхание.

Это был не сундук с золотом. Не самоцветы. Даже не ржавый меч.

Это была табличка. Большая, каменная, с высеченными буквами. Годвин, сдув пыль, с трудом прочел:

«ЗДЕСЬ БЫЛ КАРЬЕР КОРОЛЕВСКОГО КИРПИЧА. ДОБРОГО ВАМ ДНЯ. ПРОЕЗЖАЙТЕ ДАЛЬШЕ. ПОДПИСАНО: УПРАВЛЕНИЕ КОРОЛЕВСКОГО СТРОИТЕЛЬСТВА».

Наступила тишина. Даже Искорка перестал копать.

Освальд первый нарушил молчание. Он медленно вытащил свой новый свиток и, сверкая глазами, начал писать.

– …и тогда герой, ведомый незыблемой верой, откопал не золото, но нечто большее! Памятник труду простых людей! Символ созидания, что стоит выше всякого богатства!

Годвин посмотрел на табличку. Потом на восторженного Освальда. Потом на меня. На его лице медленно проступало понимание. Понимание того, что его снова надули.

Но тут его взгляд упал на Искорку. Дракончик, устав от копания, нашел себе новую игрушку – большой, гладкий, идеально круглый камень, оставленный, вероятно, каменотесами. Он с наслаждением грыз его, и камень под его зубами крошился, как песочное печенье.

И тут Годвина осенило. Его лицо снова озарилось.

– Элвис! Освальд! Вы только посмотрите! Он ест камень! Настоящий камень! Наше сокровище – не в золоте! Оно в нем! – он указал на Искорку. – Мы нашли дракона, который ест все! Любой камень, любую руду! Он… он сам – живой ключ к несметным богатствам недр!

Освальд, не отрываясь, записывал: «…и прозрение снизошло на героя! Он осознал, что величайшее сокровище – не мертвый металл, но живой дух, что может превратить грубый камень в мощь и процветание!»

Я смотрел на Искорку, который, наигравшись, уснул, прижавшись к своему камню. Смотрел на Годвина, сияющего от своей новой гениальной идеи. Смотрел на Освальда, создающего очередной миф.

Карта была обманом. Сокровища – вымыслом. Но они снова нашли способ превратить катастрофу в надежду. Самую призрачную, абсурдную и красивую ложь, в которую я, черт возьми, почти готов был поверить.

Потому что альтернатива – признать, что мы променяли последний плащ на указатель к заброшенному карьеру, – была слишком уж горькой. Даже для меня.

Глава 13. Загадка древнего храма: «Что бы такого сделать, чтобы всё рухнуло?»

Идея Годвина о том, что Искорка – «живой ключ к несметным богатствам», разбилась о суровую реальность в лице первого же попавшегося гранитного валуна. Дракончик обглодал с него лишь несколько чешуек, чихнул от пыли и устроил истерику, требуя более вкусного, кованого железа. Осознание, что мы променяли плащ на указатель к карьеру, медленно и неумолимо начало добираться до сознания даже Годвина.

Именно в этот момент нашего тотального разорения и морального упадка мы наткнулись на Храм.

Он стоял в глубине мрачного, болотистого леса, почти полностью скрытый мхом и хмелем. Построенный из темного, отливающего зеленым камня, он больше напоминал гигантскую гробницу, чем место поклонения. Над полуразрушенным входом висела табличка с едва читаемой надписью: «Здесь почиет мудрость. Потревоживший заплатит спокойствием духа».

– О-о-о! – прошептал Освальд, забыв о своих горестях. – Заброшенный храм! Здесь наверняка хранятся древние реликвии! Может быть, даже магические!

– Или сокровища! – сразу же оживился Годвин. – Настоящие, в отличие от королевского кирпича!

Я же смотрел на табличку. «Заплатит спокойствием духа». Звучало многообещающе. В нашем случае это означало бы, что мы и так в глубоком минусе.

Но их уже было не остановить. Мы вошли внутрь.

Храм был пуст, сыр и пропах плесенью. В центре единственного зала стоял массивный каменный пьедестал, а на нем – хрустальный шар, покрытый толстым слоем пыли. Перед пьедесталом на полу была выложена мозаика в виде лабиринта. На стене висела бронзовая табличка со стихом:

«Чтобы пройти и мудрость обрести,

Три шага должен ты вершить.

Первый: туда, где тени спят в пыли.

Второй: туда, где светлая нить.

Третий: туда, откуда нельзя уйти, не придя.

Скажи, где начало пути?»

Годвин уставился на табличку с видом полнейшей концентрации, который обычно предвещал катастрофу.

– Гм, – сказал он. – Это… э-э-э… явно какая-то аллегория! Тени… свет… Нельзя уйти, не придя… Может, это про жизнь и смерть?

– Возможно, это указания, куда наступать! – предположил Освальд, указывая на мозаичный лабиринт. – Нужно пройти его, следуя загадке!

– Ага! – Годвин сделал решительный шаг вперед, прямо на клетку с изображением солнца. – «Светлая нить»! Я понял!

В ту же секунду из потолка со свистом выпал массивный каменный шар и покатился прямо на нас.

– ААА! – взревел Годвин, отскакивая.

– Тактический отход! – запищал Освальд, падая на пол.

Я просто отступил в сторону. Шар прокатился мимо, с грохотом врезался в стену и остановился.

Годвин, отдышавшись, посмотрел на лабиринт с ненавистью.

– Коварная ловушка! Но я не сдамся!

Он снова начал изучать загадку. Минут пятнадцать он ходил кругами, бормоча: «Тени спят в пыли… светлая нить…» Потом его лицо озарилось.

– Все гениальное просто! «Туда, откуда нельзя уйти, не придя» – это же вход! Значит, начинать нужно с выхода!

С этими словами он гордо ступил на клетку лабиринта, обозначавшую выход.

Раздался скрежет, и из стены выдвинулась каменная плита, едва не прищемив ему пятку.

– Неправильно! – завопил Освальд. – Совсем неправильно!

В этот момент Искорка, которому наскучило сидеть без дела, подошел к мозаике и, чихнув, выпустил маленькую струйку дыма на ближайшую клетку. Ничего не произошло. Он тронул ее лапкой. Снова ничего. Тогда он улегся на ней, свернувшись калачиком.

Я смотрел на это и чувствовал, как во мне борются отчаяние и профессиональное любопытство. Загадка была явно логической, а не буквальной. «Тени, спящие в пыли» – это не про темный угол, это про… чернила? Пергамент? «Светлая нить» – не про луч света, а про мысль? А третий шаг… «Нельзя уйти, не придя»…

И тут меня осенило. Это была не загадка про направление. Это была загадка про сам лабиринт. Ответ был в его форме.

Я тихо заржал, привлекая внимание. Потом подошел к самому краю мозаики и ткнул носом в начальную клетку – невыразительную, серую.

– Что, Элвис? – спросил Годвин. – Ты устал?

Я повторил жест, более настойчиво.

– Он… он указывает на начало! – догадался Освальд. – Но какое?

Я прошел по воображаемой линии: от серой клетки («где тени спят в пыли» – нечто неяркое, исходное) к клетке, выложенной белым кварцем («светлая нить»), а от нее – к центральной клетке, от которой, как лучи, расходились все пути. Клетке, находясь в которой, ты уже «пришел» в лабиринт, и не можешь «уйти», не начав движение.

Я остановился и посмотрел на них.

– Он… он прошел по какой-то траектории! – ахнул Освальд. – Запомнил?

Годвин, сжав кулаки, повторил мои шаги. Серая клетка… белая… центральная.

Тишина.

Никаких камней, никаких плит.

Раздался мягкий щелчок, и хрустальный шар на пьедестале засветился изнутри мягким голубым светом. Пыль с него осыпалась, и в его глубине заструились серебристые блики.

– Мы сделали это! – восторженно прошептал Освальд. – Мы разгадали загадку!

Годвин подошел к шару и благоговейно протянул к нему руку.

– Мудрость древних… она наша!

В тот момент, когда его пальцы коснулись хрусталя, шар погас. Из его глубины донесся тихий, дребезжащий голос, звучавший так, будто его обладателю было скучно уже несколько веков:

«Вопрос: Что всегда перед тобой, но ты не можешь его увидеть?

Время на ответ: десять секунд. Девять…»

Годвин замер с открытым ртом.

– Что? Еще одна?

«…восемь… семь…»

– Быстро! – зашептал Освальд. – Что всегда перед тобой? Тень? Воздух?

«…шесть… пять…»

– Бу-у-дущее! – выпалил Годвин.

«…четыре… три… Верный ответ. Поздравляю. Вы доказали, что обладаете зачатками разума. Ваша награда – знание. Знание того, что вы потратили время. И что дверь сейчас закроется. Хорошего дня».

Голос умолк. Шар потух окончательно. С громким скрежетом каменная плита опустилась перед входом, погрузив нас в почти полную темноту. Единственный свет исходил от Искорки, который, проснувшись, с любопытством пускал дымные колечки.

Мы стояли в тишине. Мы разгадали загадку. Мы прошли испытание. Нашей наградой было знание, что мы заперты в сыром подвале с саркастичным шаром.

Годвин первым нарушил молчание.

– Ну… что ж, – сказал он. – По крайней мере, мы получили мудрость.

– Да, – со вздохом согласился Освальд. – Будущее всегда перед нами. Как, впрочем, и эта каменная стена.

Я тихо фыркнул. Будущее, возможно, и перед нами. Но в данный момент его надежно блокировала каменная дверь. И единственный, кто мог с ней что-то сделать, был Искорка, который снова уснул. Похоже, будущее придется подождать.