Рубикон Брахмы 2

Он откинулся в кресле, давая понять, что аудиенция окончена. Кейн поднялся, взял папку и, не говоря ни слова, развернулся и пошёл к выходу. Спиной он чувствовал взгляд Сервилия – взгляд энтомолога, только что приколовшего к бархату очередную редкую бабочку.

И уже в дверях он понял, что его не просто использовали. Ему дали то, чего он хотел больше всего на свете. И от этого было противнее всего.

* * *

Напиток мягко горчил, приводя в порядок взбудораженные признанием чувства. Брахма ощущал лёгкость и подъём. Напряжение, только что висевшее в кают-компании, не лопнуло – оно просто растворилось, словно кубик сахара в его горячем кофе, оставив после себя плотную, рабочую суету. «Гвозди» вернулись к своим делам, в их словах и взглядах сквозило новое, радостное понимание и энтузиазм.

А Торецкий был рад их энтузиазму. Он и сам его чувствовал – где-то глубоко, под слоем усталости и тревоги. Проект на Ягеллоне был квинтэссенцией инженерной мысли. Построить пять добывающих платформ в условиях, где привычные законы физики могут перестать работать, – такая задача выпадает раз в жизни. Он уже набросал несколько безумных, но теоретически возможных решений. Эта работа пьянила, манила своей сложностью.

Но была и другая сторона.

Он вспомнил день подписания контракта в сияющем офисе Дома Стрегов. Глава Дома, патриарх с глазами хищной птицы, источал силу и уверенность. Но его дочь, Лера, сидела рядом с каменным лицом. После Визира он никак не мог привыкнуть к её новому образу. Решительная, умная, энергичная, как боевой пехотный дрон, – она смотрелась очень органично возле Грома, возле своих шахтёров, в мрачных штольнях Прометея. Не побоявшаяся когда-то перечеркнуть своё блистательное будущее и пойти против воли отца, теперь она сидела неподвижно, как бездушный кибер-секретарь. Как дорогое, бессловесное украшение. И в тот день в её глазах он увидел то, чего никогда не видел раньше, – страх, почти отчаяние. Когда они остались наедине на пару секунд, она лишь успела шепнуть:

«Будь осторожен, Брахма. Это озеро… оно не всё, чего стоит опасаться».

Теперь у тревоги Брахмы было много слоёв. Первым был сам Дом Стрегов. Вторым – Империя, которая дышала ему в затылок обвинениями. Третьим – озеро состоящее сплошь из аномалии. А четвёртым, самым главным, был его собственный опыт.

Корпорация «Вальграйв» на Фолиуме. Дом Гаэтано на Визире. Дважды он брался за работу, веря в её созидательную цель. И дважды его предавали, пытаясь использовать его и его команду как расходный материал.

Один раз – случайность. Два раза – закономерность. Что будет в третий?

Харви и Амен-анх всё ещё склонялись над голограммой буровой, обсуждая варианты взятия проб грунта. Денис, пританцовывая, отошёл от них и прошагал к видеопанели, транслирующей обстановку за бортом. Отбивая пальцами по армированной стене замысловатый ритм, он тихонько забормотал, подбирая слова для нового трека:

– Йоу… Был он не корабль, но ковчег, чек,Плыл по звёздной реке, чёрной, как Тартар, на век.Дом Стрегов щедрой рукой дал его не в дар, а в дело,Как царь даёт меч и рать для покоренья предела.Имя – не хищное, а трудовое, как клеймо на слитке,«Artifex Nexus» – зацени, если шаришь в читке.Не резал пустоту носом истребителя,А раздвигал плечами, как исполин-победитель.Силуэт – скат, застывший в камне, сечёшь, братан?По бокам – два термоядерных сердца – титан!Брюхо – соты, шлюзы, дронов рой,Это наш единственный и истинный строй. Еее!

Харви слегка двинул рукой, сменяя картинку на голографическом дисплее. Вместо платформы над столом вспыхнула удивительная и чарующая панорама озера.

– Красота-то какая… Лепота! – с чувством выдохнул Денис. – Даже жаль такую портить нашими железяками.

– Мы не портим, мы украшаем, – пробасил Харви, поправляя на плече сумку с инструментами. – Добавляем функциональности. Что толку в красоте, если с неё нет навара? Ты давай, поэт, не останавливайся! Читай дальше свою рэпчину!

Брахма лишь покачал головой.

– Иногда, мой друг, сама красота и есть главный навар.

Речитатив Дениса вернул Артёма на несколько недель назад, в тот день, когда они впервые увидели свой «ковчег» в орбитальном доке над Церерой. После потрёпанных транспортников, носивших их к Фолиуму и Визиру, новый корабль казался чудовищным и прекрасным одновременно. Он стоял в исполинском ангаре, залитый холодным светом сервисных ламп, и его размеры подавляли. «Artifex Nexus» – «Мастер Сцепления» или «Творец узлов». Латынь – древний язык людей, некогда живших на Земле и заложивших одну из первых империй, – допускала разные варианты перевода. В названии была вся суть Дома Стрегов – прагматизм, возведённый в абсолют.

– Пока это служебный транспорт, – пояснил тогда Казимир Ростин, вгоняя в Артёма ещё один „крючок“, – однако, Ваш успех в этом проекте сделает Вас его обладателем.

Брахма помнил, как они гуськом поднялись по рампе, и даже Харви, вечный скептик, присвистнул. Внутреннее пространство было впечатляющим. Грузовой отсек мог вместить лёгкий десантный челнок. Жилые модули на тридцать человек были спартанскими, но удобными. Но главное ждало их дальше.

– Матерь Божья… – выдохнул Денис, когда они вошли в электронную мастерскую. Это была не просто мастерская. Это был научный центр в миниатюре: голографические верстаки, квантовые анализаторы, калибровочные стенды для самых сложных сенсоров и, в центре всего, – защищённый серверный кластер с прямым доступом к нейроинтерфейсам. – Это же… это студия звукозаписи и серверная CERN в одном флаконе! Я могу здесь не только дронов прошивать, я могу симульнуть новую вселенную!

Харви и Амен-анх застыли на пороге механического цеха. Парк оборудования ошеломлял. Промышленные 3D-принтеры, способные печатать детали из тугоплавких сплавов, автоматизированные станки, плазменные резаки и, венец творения, – компактная литейная камера.

– Ну, ни хрена себе, – с уважением протянул Харви, проводя рукой по станине гигантского пресса. – Можно будет отлить мне новую ногу, если эта надоест. Полегче и с открывашкой для пива.

Амен-анх молча провёл своими огромными пальцами по холодному металлу. В его глазах Брахма увидел узнавание – встречу мастера со своим идеальным инструментом.

Герда нашла свой рай в медицинском модуле. Это был не просто лазарет, а полноценная хирургическая станция с криокамерой, тремя медкапсулами и биопринтером для выращивания кожных трансплантатов.

– С таким оборудованием я могу не только латать, но и собирать вас заново, идиоты, – сказала она с суровым удовлетворением. – Так что теперь у вас на одно оправдание меньше, чтобы подыхать.

Эстебан же, осмотрев мобильные атомные генераторы, задумчиво произнёс:

– Они дают нам инструмент для созидания. Или для тотального разрушения. Грань очень тонкая. Это не просто корабль, это большая ответственность.

И только Войтек был странно тих. Он ходил по идеальному, пахнущему заводской смазкой цеху, касался холодного металла станков, но в его глазах не было радости. Брахма видел, как его взгляд скользнул по рядам инструментов, идеально развешанных на магнитных панелях, и на долю секунды в его глазах промелькнула такая мука, что Брахма невольно отвёл взгляд. Никто не знал, что этот стерильный Эдем напомнил Войтеку о его потерянном рае – о его собственной мастерской в Праге. О жизни, которая рухнула в пропасть, унеся с собой всё, чем он дорожил. В тот день он ничего не сказал, просто ушёл в свою новую каюту и долго не выходил.

Мысли Брахмы вернулись в настоящее.

Вышедшая из своего медотсека Герда подошла и положила руку ему на плечо. Она всегда чувствовала его состояние лучше других.

– Не пытайся всё предусмотреть в одиночку, босс, – тихо сказала она. – Мы команда. Разберёмся.

– Не сомневаюсь… – улыбнулся он. – Просто нужно ничего не упустить. Этот проект… Он другой. Слишком много игроков. Стреговы, Империя, местные… Дом Гаэтано, который точит зуб на Стрегов. И само озеро. Это не стройплощадка. Это минное поле. Нельзя расслабляться.

– Мы и не по таким полям ходили, – уверенно сказал Харви. – Главное, чтобы наш наниматель не оказался очередной миной.

И в этой фразе была вся суть. Утренний кошмар напомнил ему, что любое творение можно обратить во зло. Что самый прочный мост может стать самой большой братской могилой.

– Босс, ты говорил, что какие-то ребята уже пробовали на Лехии свои силы? – спросил Денис.

– Да, – Брахма помрачнел, – Казимир Ростин, рассказывал, что их Дом, как обычно, обратился в Гильдию Строителей в поиске подрядчиков для возведения платформ. Гильдия направила сюда поочередно две организации, из числа своих фаворитов. Когда те поняли, что это не один из тех вкусных заказов, к которым они привыкли, работая на Дом, то быстро ретировались.

– Так запросто сдались? – удивился Эстебан, – фавориты Гильдии? У них же обычно куча профи в штате и оборудование по последнему слову техники…

– Именно, – кивнул Артем, – вот эту кучу профи и оборудования они здесь сперва и потеряли. Потом прикинули что к чему и упаковали чемоданы. Гильдия быстро теряет интерес ко всему что пахнет геморроем.

– А у них какие-то наработки остались по этому месту? – наивно поинтересовался Денис, – они же должны поделиться с коллегами? Ну, в уставе Гильдии, кажется, есть такая статья…

Брахмы печально усмехнулся.

– Гильдия – очень старая организация. Когда я начинал свое дело, решил кое с кем пообщаться, чуть глубже, чем формально, и очень быстро понял: там давно живут по понятиям, а не по уставу. «Рука руку моет», как говорится. Мы для них щенки, такие же не интересные, как и это место. Общаться с нами – терять лицо…

– Ну и черт с ними, с этой Гильдией! – рыкнул американец, – они такие же гнилые, как и все эти корпорации! Летят только на запах денег! А мы другие! Мы справимся сами! У нас теперь вон сколько всяких шикарных хреновин от этих Стрегов!

Торецкий взглянул на видео панель фронтальных камер «Artifex». Там клубилась не свет и не тьма, а сама скорость, вывернутая на изнанку – спрессованные в струящиеся молнии миры и шепот далеких солнц. Ягеллон приближался. Его дело уже не отменить и не отсрочить. А значит: «К черту все эти сомнения! Это балласт, которому место за бортом! Никакой «надежды на лучшее», только точный расчет, уверенность и упорная, четкая работа».

За его спиной, на стене висел их девиз, который они приняли после Визира: «Facta, non verba». Дела, а не слова.

Он должен был построить эти платформы. Должен был доказать – себе, команде, всему миру, – что он может пройти по этому минному полю и создать что-то прочное и чистое. Если только его в третий раз не заставят перейти собственный Рубикон, превратив его мечту в оружие.

– Прибытие в систему Ягеллон через восемь стандартных часов, – бесстрастно сообщил голос корабельного ИИ.

Брахма сжал кулаки. Восемь часов до начала. Восемь часов до того, как он ступит на берег своего нового кошмара. Или своего величайшего триумфа.

Глава 3

Роскошь – дело привычки. Сперва Ян ловил себя на восторженном удивлении: бархатные кресла в личном автомобиле, виски с ручной этикеткой, последняя модель импланта с солнечным фильтром вместо зрачка. Со временем он перестал замечать эти ставшие привычными детали. Уникальность отделки, неприличная мощь в звуке двигателя, текучая плавность движений городской элиты – всё это оказалось неинтересно без свидетелей. А жене нравилось наблюдать, как он живёт во всём этом, как открывает для неё двери в эту жизнь – одной рукой, будто бы в кино. Ей нравились его часы, его смех и плавные жесты официантов. Ян старательно поддерживал блеск этой мишуры, и мир казался лёгким и предсказуемым, потому что любить женщину – это как пить воду на бегу: главное, чтобы руки не дрожали.

В его памяти всё ещё жила их комната из первых месяцев – та, что выходила окнами на парк, вечно пропахшая розмарином от её тоника, наполненная тенями их тел на простынях. Мир состоял из шороха её волос на подушке и её шёпота по утрам, когда голос у неё был ещё хриплым и низким. Тогда они много смеялись, слушая шум транспорта с улицы. Лени смеялась громко и заразительно, откидывая голову, будто смех мог её задушить. Ян восхищался этим смехом как совершенством – он не предполагал, насколько губительным может оказаться этот звук, если исчезает навсегда.

В последнее время всё изменилось. До сих пор он пытается понять: где произошёл надлом? В какой день он перестал узнавать её глаза? Почему дом, который когда-то казался неуязвимой крепостью, стал лабиринтом, где в зеркалах его ловят отражения чужой жизни?

* * *

Он появился в кабинете Главы рано, под утро. Сонный город за огромными окнами блестел, как кости размытой паводком могилы. За столом, утонув в кресле, курил Маттео Калейро – человек-акула с аккуратно подстриженными ногтями и холодным взглядом чуть косящих глаз. Калейро был уверен, что всё в этой жизни можно купить; для убеждения ему хватало двух минут и одной сигареты.

– Доброе утро, Ян, – сказал Калейро, глядя сквозь прозрачный дым. – У тебя, говорят, исчезла достойная женщина… И деньги, принадлежащие мне.

Перед Яном стоял поднос с кофе, но теперь этот напиток казался омерзительно чёрным.

– Да, герр Маттео, – сдержанно ответил Ян, – я работаю над этим. Я ищу.

– Молодец, – сказал Маттео. – Ищи лучше. Вернёшь женщину – вернёшь честь. Деньги не обсуждаются, это уже мой вопрос к тебе. Ты был моим лицом, Ян. А теперь ты стал моей дырой, и эта дыра тянет за собой всех, кто под тобой.

В кабинете повисла пауза. Ян подумал, что внутри него что-то тонко треснуло: может быть, остатки гордости или остатки доверия.

– Дело даже не в том, что сумма неприлично крупная, мы закроем этот пробел, – Калейро помрачнел. – Дело в порядке, дисциплине и репутации. Каждый день, уходящий на поиски этой бабы, обнуляет годы работы. Не говоря о том, что такое происшествие делает нас слабыми в глазах и волков, и овец.

– Это только мой прокол, – Ян почувствовал ломоту в плечах. – Я его исправлю.

Глава улыбнулся:

– Ты не пропадай, Ян. Пока что – нет. Будешь под присмотром, как сувенир.

Он щёлкнул пальцами. Вошли двое. Первый – массивный, лысый, с расплющенным носом – Ерс. Второй – смазливый, с татуировкой павлина на шее – Микел.

– Ты же не забыл ребят? Будут следить, чтобы твой пыл не уплыл на чужой корабль.

Ян не спорил, лишь кивнул. От мысли, что его жизнью теперь командуют такие, мутило.

Когда Ян начинал свою карьеру в «Schattenkonzern», ему приходилось делать с этими парнями самую грязную работу. Однако он разглядел возможности, поэтому работал не только пистолетом и кулаками, но и мозгом. Он «поднялся». Эти двое, как и множество других «торпед», так и остались в «пехоте», хотя и выжили до сих пор. Это делало им честь, и делало их опасными.

* * *

Был ли у неё любовник? Этот вопрос прилип к нему плесенью, он не мог от него избавиться. Или что-то изменилось, и он, Ян, вдруг показался ей пустым? Он вспоминал, как Лени откидывала волосы назад и смотрела сквозь него. Тогда он впервые ощутил эту тревогу, но гнал мысли прочь. Воспоминания вызывали физическую, почти осязаемую боль.

…Они купались вон там – маленький бассейн под пальмой. Вода стекала по её плечам, у неё было три маленьких родинки у шеи.

– Чудовище! – смеялась она, когда он пытался её поймать.

– Сбежишь когда-нибудь от своего чудовища? – спросил он однажды, шутя.

– А если сбегу… ты ведь поймаешь меня? – всерьёз ответила она.

Он вспоминал свои пальцы на её животе – округлившемся, ещё почти незаметном. В тот момент все вопросы и решения казались игрушечными. Теперь же… теперь не было ровным счётом ничего.

Что изменилось? Что? Он честно пытался это выяснить: задавал себе вопросы, раскручивал прошлое, искал признаки. Всё, что раньше казалось естественным, теперь обретало зловещий смысл: какое-то небрежно оставленное письмо, слишком долгий взгляд на себя в зеркало, поздние разговоры у окна. Как он однажды сказал ей то слово – «помеха». Её голос стал неузнаваемым, интонации – ломкими, будто она репетировала чужую роль.

* * *

Жизнь под надзором оказалась невыносимой, особенно в первые сутки.

«Павлин» сидел справа от Яна в машине, ковырял в зубах зубочисткой и слушал музыку – обязательно вслух. Микел любил истории «про жену» и сыпал плоскими шуточками:

– А ты чего так обломался-то, шеф? Может, «спиногрыз»-то и не твой был?

Ян не опускался до ответов. Он понимал: эта горилла сейчас торжествует. Он, Ян Надель по прозвищу «Игла» – правая рука Главы – упал на самое дно, к ногам этого самого Микеля. Наверняка тот видел в этом высшую справедливость.

– Я бы на её месте давно от тебя слинял… – продолжал бывший подельник.

Ерс влезал в чужие чаты в комме Яна и устраивал допросы по каждой женской подписке. Микел дважды за ночь предлагал отметить «развод» вечеринкой со шлюхами – мол, не стоит грустить, всё равно все бабы одинаковы.

Ян искал горячие следы по немногим её контактам. Вел странные семейные допросы.

– Раз она с тобой не делилась, Ян, – всхлипнула мать Лени, – откуда мне-то знать… – Ты всегда был слишком… видным, – бросил её брат, отводя глаза. – Ты думал, что её держишь, а это было не так. Никогда так не было.

Подруги одна за другой врали: обиженно вздёргивали носы, испуганно косились на его перстень, называли старые адреса. Никто не желал быть частью чёрной дыры, в которую превратилась жизнь Яна.

В гудящей пробке мегаполиса, сидя за рулём рядом с гогочущим Микелем, Игла нервно тёр переносицу. И снова видел её: Лени смеётся в летнем саду, отбрасывает чёлку, деланно грозит ему ложкой с мороженым.

– Если испугаюсь по-настоящему, Ян, – улыбалась она, – исчезну и стану другой.

Он тогда поцеловал её в шею. Теперь эти слова стали тяжелым пророчеством.

«Космопорты и внутренние линии. Проверить в первую очередь», – думал он.

Надель нашёл старого знакомого, архивиста космопорта, и за бутылку скотча получил доступ к реестрам вылетевших за последние два дня.

Он просмотрел сотни файлов: женщины, дети, новые фамилии… Каждый раз он искал силуэт, поворот головы, походку Лени. На одной из записей он заметил женщину с высоко поднятым воротом, со спешкой в пластике движений. Он был почти уверен – это она, хоть лицо и было наполовину закрыто.

Рейс «Стрекоза-9». Направление – Периферийные системы, но никаких документальных подтверждений. Надо было отработать эту версию по-настоящему. И здесь он запнулся. Идти за ней с этими двумя? Нет. Нет. Вопросы Лени он будет задавать наедине. А это значит…

* * *

Каждый его шаг, каждый звонок – под контролем.

– Слабеешь, Ян, – сказал Микел. – Баба рога наставила и сбежала, а ты ноешь.

Поначалу Ян пытался не замечать их, сжимал кулаки и ждал. Но выгорание становилось с каждым днём всё жёстче. Постоянное унижение, брань, их смех… Он улавливал собственную тень в глазах Ерса и понимал: эти двое не хотят его успеха в этом поиске. Они будут рады любой его ошибке, любому поводу спустить курок, чтобы закопать свою профессиональную ревность вместе с ним под двумя метрами сырой земли.

Да, он ныл. Ныл внутри, неслышным никому воем. Вспоминал, всматривался в детали.

…Он стоит в светлом коридоре больницы. Свет с потолка моргает, стены облиты тишиной. Внутри кабинета – лампа, поднос с инструментами, запах клинической стерильности. Он видит себя рядом с Лени, улыбается ей, держит за холодную руку. – Всё будет хорошо, – слышит он свой голос.

– Да, Ян, – ответила она. – Всё будет хорошо.

Но вечер обернулся дырой – ни Лени, ни документов, ни её следа. Уже через час к нему пришли люди Калейро, комм разрывался от сообщений: исчезли деньги, приготовленные для большого дела. И исчезла она.

* * *

Криминальный город растягивался в закате неоновой тряпкой. Надель снова сидел за рулём. Под боком Микел что-то мурлыкал, шлифовал ногти маникюрной пилочкой, сзади Ерс скроллил чьи-то профили.

– Эй, красавец, – Микел толкнул Яна локтем, – чего молчишь? Надеешься, найдёшь её и всё вернётся?

– Она не вернётся, – пробубнил Ерс. – С таким, как ты, женщина живёт только по ошибке. Или за деньги.

Слова резанули по живому. Игла вдруг резко понял: он больше не хочет играть в этот спектакль, не может терпеть ни их жалкости, ни их подлости – ни собственного унижения.

– Может, и не вернётся, – тихо сказал он.

– Вот и молодец, – ухмыльнулся Ерс. – Теперь можешь поплакать.

Рука Яна двинулась молниеносно: удар под кадык Микелу. Ерс дёрнулся, но не успел. Ян перехватил нелепую пилочку из дрожащей руки и, изогнувшись, всадил её в ногу Ерсу. Рёв. Пальцы бандита на кобуре задрожали, но ствол «павлина» уже был в руках Яна. Короткая жестокая вспышка: Микел захлебнулся кровью. Ерс попытался схватиться за свой пистолет – ещё два выстрела пробили его сердце и глазницу. Потом наступила тишина.

* * *

Ощущение после схватки было сюрреалистичным. Ян вдруг услышал за окном ветер, дождь, сигнал транспорта – всё стало слишком чётким, острым, словно он вынырнул из-под воды. Теперь выбор был сделан. Назад пути не было.

Он спрятал тела, сменил внешний слой одежды, вытер кровь с руки. И впервые за несколько дней почувствовал себя свободным. Только теперь свобода пахла горечью. За его голову объявят охоту. В его спину будут целиться все, кто раньше называл его братом.

* * *

Капсульный отель на окраине города поскрипывал усталым пластиком и, казалось, насквозь пропах дешёвым отбеливателем. Надель сидел, скрестив ноги, в тесном белом коконе, который теперь заменял ему пентхаус. Единственным светом был холодный прямоугольник экрана, бросавший мертвенные отблески на его небритое лицо. Он не спал уже вторые сутки. На плаву его держали адреналин, кофе и всепоглощающая ярость.

Он был на связи с анонимным хакером по прозвищу «Кетте». Тому было плевать, кто такой Ян «Игла» и какие у него проблемы с полицией или кланами. Этот парень (а может, и девушка) существовал не в мире кровавых разборок, а в мире нулей и единиц, где всегда был богом. Проломить защиту частной клиники, даже с её хвалёной системой безопасности, было для него делом двадцати минут. Ещё десять ушло на то, чтобы обойти протоколы и добраться до архива записей с камер наблюдения. Он нашёл нужный сектор и нужный временной отрезок: коридор отделения гинекологии.

И вот «Кетте» получил свои семь тысяч юаней, а Ян – доступ к архиву.

Сердце застучало быстрее. Сейчас он увидит. Увидит, как его испуганная, слабая девочка встречается с помощником и убегает от своего тюремщика. Увидит и, может быть, поймёт, кто ей помог. Кто тот любовник, что придал ей сил для этого безумного поступка.

Он увидит улики. Он увидит логику. В его мире у всего была причина, у каждого действия – мотив. Любовник? Шантаж? Внезапное помутнение рассудка? Он должен был увидеть это на записи. Увидеть её заплаканной, испуганной, сломленной. Увидеть, как кто-то уводит её за руку.

Наконец он нашёл нужные файлы. Коридор отделения. 10:32. Качество изображения было зернистым, но он сразу узнал её. Лени. Она шла рядом с медсестрой, опустив голову. Её тёмные волосы скрывали лицо. Она выглядела именно так, как он и ожидал, – покорной жертвой обстоятельств. Его жертвой.

Вот она заходит в предоперационную палату. Камера была и внутри. С ней медсестра и его человек, Пауль, – друг детства, которому он доверял самое грязное. Пауль остался за дверью, в коридоре. Медсестра начала готовить капельницу. Лена села на кушетку, такая маленькая и хрупкая в больничной рубашке.

Ян подался ближе к экрану, вглядываясь в детали. Сейчас что-то должно произойти. Сейчас появится тот, кто ей помог.

Медсестра повернулась к шкафчику, спиной к Лени. И в этот момент мир Иглы треснул.

Движение Лени было не паническим рывком, а молниеносным, змеиным выпадом. Никакой суеты. Она поднялась с кушетки и за долю секунды, пока медсестра тянулась за флаконом, оказалась у неё за спиной. Одна рука легла на плечо, вторая – сжатая в узкий, твёрдый кулак – нанесла короткий, точный удар в основание черепа. Медсестра обмякла без единого звука, сползая на пол.

Ян замер, перестал дышать. Этого не могло быть. Это была не его Лени. Его Лени боялась сломать ноготь.

Но происходящее на экране не оставляло сомнений. Женщина на видео не теряла ни мгновения. Она подхватила безвольное тело, затащила его в смежную ванную комнату и закрыла дверь. Затем подошла к медицинскому шкафчику.

И тут началось самое страшное.

Её пальцы не дрожали. Они порхали над ампулами и флаконами с уверенностью опытного анестезиолога. Надель, который и сам «химичил» с финансовыми схемами для Главы, с ужасом наблюдал за осмысленностью её действий. Она не хватала что попало. Она выбрала два конкретных препарата. За пол минуты – Ян смотрел на таймкод, и это время показалось ему вечностью – она вскрыла ампулы, набрала в шприц точную дозировку и приготовила инъекцию.