Исповедь летчика-истребителя…

Владимир Колышкин

Исповедь летчика-истребителя…

Настоящий мужчина любит две вещи –

опасность и игру…

Фридрих Ницше.

Глава 1

Мой «Мессершмитт 109» подбили в небе над Англией. Я слишком увлекся, гоняясь за одним вертким английским парнем. Но когда я все-таки его достал, и он, объятый пламенем, рухнул на землю, меня догнали его товарищи. Смертельный крупнокалиберный град забарабанил по обшивке моего самолета, и меня обдало жаром. Два «Харрикейна» со снижением пронеслись надо мной и красиво разошлись веером, сделав свою работу. Однако, двое на одного. Это как-то не по-джентльменски. А где же мой напарник? Наверное, дерется в самой гуще врагов. Я огляделся. Но ничего не увидел. В кабину пробрался удушливый дым. Поврежденный мотор отказывался набирать обороты. Я откинул фонарь кокпита и вывалился за борт в голубовато-зеленую бездну.

Самолет облегченно вздохнул и ушел по пологой кривой навстречу своей гибели. Распустив купол, покачиваясь на стропах, я парил в знойном воздухе, подобно неудачливой птице-аутсайдеру, и с завистью смотрел, как далеко в небе идет воздушный бой, из которого я так не кстати выбыл.

Прошлый раз, когда над Ла-Маншем меня подстрелил корабль береговой охраны и мне пришлось покинуть кабину, я упал в море вблизи неприятельского берега. Думал, что меня захватят английские корабли. Но, к счастью, меня подобрала немецкая подводная лодка «U-25», дежурившая у берегов Англии. Наши подлодки часто крутятся вблизи мест крупных воздушных боев, чтобы подбирать подбитых летчиков.

Однако на этот раз мне не повезло. Я сел на сушу, а это верный плен. Содрав с себя летный комбинезон с опознавательными знаками Люфтваффе и сложив парашют, я отнес в кусты уличающий меня тюк, как мог, присыпал его землей, забросал ветками и оглядел местность. Кругом расстилалась ширь фермерских полей. Сверху я привык видеть их маленькими зелено-желто-коричневыми квадратиками, быстро проносящимися под крыльями. Теперь, находясь на земле, я мог по-настоящему оценить их размеры. Меня охватило отчаяние: куда идти?! Кругом враги!

В милях двух от меня, на северо-западе, в небо поднимался маслянистый черный дым, словно кто-то зажег сигнальный костер. Это горел мой самолет. Значит, идти нужно в противоположную сторону, как можно дальше от такой улики. Не торчать же здесь посреди поля, как огородное пугало. И я пошел, куда направляла меня интуиция. Я шел вброд через колосящееся море ржи. Кузнечики стрекотали как безумные. На небе не было ни облачка, и солнце вовсю припекало. Вот тебе и Англия – страна дождей и туманов, подумал я, обливаясь потом.

Домик появился как-то внезапно, укрытый в куще деревьев. Красная черепичная крыша теперь уже явственно виднелась. Аккуратный белый заборчик окружал маленькую усадьбу. В противоположном ее конце возвышалась силосная башня. Три сарая барачного типа составляли хозяйственные постройки. В общем, стандартный малый фермерский набор. Куры с довоенным спокойствием клевали что-то на лужайке. Я обошел домик стороной, перепрыгнул через низенький штакетник и, как вор, прокрался к дальнему сараю с распахнутыми дверями. Здесь можно было отлежаться до сумерек и подумать, как выбраться из страны. Я заглянул в манящую темноту сарая. Пахло сеном, молоком, ну и, разумеется, навозом. Но мне эти запахи говорили о безопасности, еде и отдыхе.

Вдруг из дальнего угла вышла женщина. На ней было платье, какие моя мама носила в моем далеком-предалеком детстве. У женщины были чудесные рыжие волосы и грустные глаза. Она держала в руке молоток, а во рту гвоздь. Если женщина занималась далеко не женским делом, значит, в доме не было мужчины. Конечно, а как же иначе. Всех мужчин призвали на фронт. Ну, если не всех, то, по крайней мере, молодых и сильных. На вид женщина была еще сравнительно молода, но острые морщинки возле уголков губ, говорили, что она много повидала и многое испытала в этой жизни, и, быть может, многое ужу потеряла. Эти тонкие морщинки и сильное гибкое тело делали ее похожей на актрису Джейн Фонда. Я так про себя ее и назвал.

– Кто вы такой и что вам нужно? – поинтересовалась она, вытащив гвоздь изо рта. Молоток женщина на всякий случай взяла покрепче. Разумеется, она говорила по-английски.

– Айм сори, простите, – сказал я, облизывая пересохшие губы и показывая на них пальцем, – не найдется ли у вас чего-нибудь попить?

Женщина недоуменно оглядывала меня с ног до головы. Я испугался, не оставил ли я на себе каких-нибудь улик и тоже осмотрел себя. На мне были домашние тапочки, спортивные штаны «Адидас» и обычная майка. Тривиально одетый гражданин, ничего подозрительного.

– Кам ин, – сказала женщина и поманила меня за собой, – плиз…

Мы вошли в дом. Стандартный двухэтажный английский домик. Внизу две небольшие комнаты. Одна из которых служит и прихожей и кухней. Наверху, очевидно, две крохотные спаленки. Скромная довоенная обстановка: комод, кружева, портреты в рамках. Обыкновенный диван. Застелен очень аккуратно. В доме витал дух одинокой женщины, может быть, тоскливый, но не сломленный. Скромную обстановку согревал теплом лакированного дерева музыкальный инструмент, по-видимому, виолончель, которая висела на стене, на почетном месте. Интересно, кто на ней играет? Или играл?..

– Сит даун плиз, – хозяйка указала на один из стульев, хороводом собравшихся вокруг застеленного скатертью стола.

Я с наслаждением опустился на вогнутое сидение стула и откинулся на спинку. Боже, как я устал! Хозяйка вернулась на кухню, зажгла керосиновую плитку, поставила на нее кофейник. Потом открыла окно и кого-то позвала, судя по всему, дочку. Я сидел в гостиной, отдыхал и разглядывал многочисленные фотографии. Фотографии много скажут наблюдательному человеку, даже если вам ничего не известно о семье, в которую вы случайно попали. У женщины, хлопотавшей сейчас на кухне, был муж – красивый высокий парень – и двое детей: маленький мальчик и довольно большая девочка. Со старомодными, прошлого века усами папа или это, быть может, дед? Фотография родителей висела чуть дальше. Плохо было видно, но вставать не хотелось, да и зачем без причины тревожить хозяйку. Единственно, что меня серьезно взволновало и на что я хотел бы взглянуть поближе, это настенный отрывной календарь. Похудевший более чем наполовину, висел он над громоздкой коробкой радиолы. На листочке значилась дата моего боевого вылета: 26 августа 1940 года. С трудом я удержал себя на месте.

Умопомрачительно запахло свежесваренным кофе. Я обернулся. В дверях, ведущих на улицу, стояла девочка с фотографии, вернее, она уже была девушкой с довольно развитыми формами, хотя вряд ли ей исполнилось 16 лет. Деревенский воздух способствует не только быстрому созреванию сельскохозяйственных культур… Девушка исподлобья глядела на меня уже знакомым, маминым взглядом, настороженно-стеснительно покусывая белыми зубками снятый с головы платок.

– Хай! – сказал и помахал ей рукой, подражая чистеньким героям американских фильмов и помня, что Англия – страна хороших манер.

Девушка молча развернулась, как флюгер при резкой смене направления ветра, и выскочила из дверей. Только ноги мелькнули, стройные, оголенные. Может, я чем-то ее обидел? Возможно, они здороваются как-то иначе. Употребляют другие слова, потому что это «хай» слишком напоминает немецкое «Хайль!». А все немецкое они теперь должны ненавидеть.

– Коффи, – сказала хозяйка, ставя передо мной чашку дымящегося черного напитка. Я обжег желудок большим глотком. На вкус кофе был превосходен, а может, я просто отвык от настоящего кофе. Как мог, я выразил хозяйке свое восхищение. Осторожно, она начала расспрашивать меня. Когда я стажировался в английской эскадрилье, я успел порядочно изучить язык, чтобы свободно общаться на бытовом уровне.

– Как ваше имя? – спросил я, чтобы перехватить инициативу и увести в сторону ее любопытство.

– Джейн, – ответила она.

– Фонда? – машинально пошутил я.

– Почему Фонда? Маккелли. Джейн Маккелли. Я – ирландка… А вы? Вы, как я поняла, не из наших краев? Из далека?

– Да, – вздохнув, кивнул я, – меня зовут Мартин… и я издалека. – Вы даже представить не можете, из какого я далекого далека…

– И вы всю дорогу шли в тапочках?

– Как вам сказать… – я поджал пальцы ног, словно они зябли, хотя пот с меня катился градом.

– Ладно, пейте кофе, а меня ждет хозяйство, мне сидеть некогда…

– Вы, пожалуйста, не волнуйтесь, я скоро уйду, вот только допью…

Делая торопливые глотки, я глядел в открытое окно, на зеленую долину, залитую ярким полуденным светом, на далекие холмы с редкими низкорослыми сосенками. Теплый ветерок шевелил легкую занавеску. Где-то заливался трелью жаворонок. Шелестели листвой деревья, стоящие по ту сторону палисадника. А по эту сторону росли желтые и красные цветы, роскошные бутоны которых инспектировали тяжело гудящие шмели. Невероятно, подумал я, с какой тщательностью выписан каждый штрих этого мира! Вплоть до трещинки на подоконнике. Как бы я хотел поселиться в этом тихом уголке…

Тут вдруг идиллия кончилась, и я ощутил, что к моему затылку приставили что-то холодное, я бы даже сказал, леденящее. Судя по ощущению, это были два ствола, расположенные горизонтально. Значит – охотничье ружье.

– Стань на колени, – сломавшимся голосом произнесла Джейн, стоя у меня за спиной.

– Спасибо, я уже сегодня молился, – ответил я, чувствуя, как шею сводит судорога.

– Не шути со смертью, парень, выполняй! – Ее голос окреп, в нем послышались нотки жестокой решимости.

Я сполз со стула и стал в позу кающегося грешника.

– А теперь ляг на пол фашистской мордой вниз, – скомандовала эта ирландская амазонка. – Руки за спину!

– Мне неудобно, – пожаловался я, уткнувшись носом в пол.

– Зато мне удобно пристрелить тебя, если пошевелишься… Алиса!

Дочка влетела в комнату тотчас же, словно давно ждала сигнала. Алиса из Страны Чудес, подумал я, какие странные совпадения… Голые ноги замаячили в поле моего зрения.

– Закрой глаза! – приказала мать девочки, придавив к полу мой затылок колечками ружейных дул. – Чуть-чуть дернешься – разнесу башку из двух стволов!

– Вы бы посмотрели, заряжено ли ружье, – сказал я миролюбиво, – женщины в этом отношении так беспечны.

– Хотите, чтобы я проверила на вас? – судорожный смешок сотряс женщину, но я явственно услышал, как она только теперь взвела курки. Значит, кое в чем я оказался прав. И она это поняла и разозлилась.

– Алиса, возьми в шкафу веревку и свяжи руки этому шутнику, – сделала распоряжение мать, еще сильнее вдавливая мою голову в пол. – Посмотрим, будет ли он веселиться, когда его возьмет в оборот служба безопасности.

С предосторожностями, достойными дикого зверя, девушка связала мне руки, неумело и совсем не туго. При желании я мог сбросить путы в два счета. Но у меня не было желания сопротивляться, потому что ни в чем и никогда нельзя быть уверенным до конца. Но даже не в этом дело. Просто мне нравились эти люди, и я не желал причинять им боль и страдания. И так им не сладко живется без мужа и отца.

Когда процедура пленения врага была закончена, все расслабились. Хозяева расселись по углам на безопасном расстоянии, а я остался лежать бревном на полу. Я уже приспособился к неудобному положению, повернув голову, отдыхал.

– Алиса, дочка, – сказала Джейн, – Беги к мистеру Сполдингу – либо в полицейский участок, либо к нему домой, – скажи, что задержали подозрительного человека…

Девочка сорвалась с места, мать поймала ее за подол.

– Не туда!.. Возле него не ходи. Через окно…

Дочка, со всей радостью молодости, любящей все нестандартное, сиганула в окно, только платьице раздулось парашютиком.

– И пусть он сразу свяжется с военными! – крикнула мать вдогонку.

– Миссис Маккели, Джейн… разрешите мне вас так называть? – Я повернулся на бок и поглядел на женщину, сидящую на стуле.

Она встрепенулась, навела на меня ружье.

– Не бойтесь, я не проявлю агрессивности, – сказал я проникновенно, решая сделать все для того, чтобы во мне увидели человека, а не просто обезличенного врага. Для этого нужно кое-что рассказать о себе. Но чтобы тебя хоть немного зауважали, надо для начала занять подобающую позу. Такова психология человека. Вряд ли кто-нибудь сможет проникнуться симпатией к валяющемуся в ногах врагу.

– Позвольте мне сесть.

– Туда, – указала она ружьем на дальнюю стену, где стоял диван.

Уткнувшись лбом в пол и став на карачки, я поднялся, шагнул к дивану.

– На пол! – приказали мне.

Я послушно опустился возле дивана, опершись спиной о его мягкое сидение. Руки мешали сидеть нормально, но я счел это неудобство временным. Почему-то мне казалось, что эта умная женщина поверит моей истории… в которую я сам не верю. Нонсенс! Но это так.

– Я сказал вам, что меня зовут Мартин… – начал я свою исповедь. – Мартин Фердинанд фон Грос. Из моего полного имени явствует, что я немец. И как вы, наверное, догадались – летчик… Но это не так. На самом деле я русский…

– И что это меняет? – сарказм исказил ее лицо. – Ничего хорошего от вашего Сталина мы и не ждали.

– Не торопитесь, мадам, делать поспешные выводы. Ничего нет опаснее предвзятого мнения.

Итак, я русский и вовсе никакой не летчик… Я художник, живу в городе… впрочем, это совсем не важно… Нет, это очень важно… но сейчас не имеет значения… Господи, мои объяснения покажутся вам бредом сумасшедшего!

– А вы говорите правду, и все сложится само собой, – посоветовала Джейн Маккели, миролюбиво опуская грозные стволы вниз. Ружье улеглось между ее слегка расставленными ногами как символ чего-то грубого, сугубо мужского, которое так не вяжется с женским образом, которое женщине всегда чуждо. Ее красивые руки покоились на полированном дереве приклада. Длинные пальцы, еще не обезображенные тяжелой крестьянской работой, привлекли мой взор. Миссис Маккели смутилась и машинально проверила, в порядке ли ее прическа. Женщина всегда женщина. И это вселяло надежду.

– Понимаете, – сказал я, настойчиво глядя ей в глаза и этим еще больше ее смущая, – Я даже не из вашего времени. И вообще не из вашего мира.

– Откуда же вы, с Марса? – уже доброжелательно улыбнулась моя слушательница, и я вздохнул с облегчением. Любопытство – прелюдия к пониманию.

– О! Если бы это так было… – рассмеялся я так же открыто, но потом сдвинул брови, настраиваясь на серьезный лад. На слишком серьезный, быть может, даже трагический. – Ничего нет проще объяснить человеку двадцатого века межпланетный перелет. Но все гораздо сложней. Я попал к вам сюда из Большого Мира, назовем его так… Этот мир непредставимо далек… и вместе с тем так близок… Меня зовут Андрей Колосов. Я живу в России, в Уральском городе… В 1999 году.

– В каком-каком году?! – Она подалась вперед, опираясь о ружье как на палку.

– В 1999 году. Но и временное перемещение легко объяснимо, понятно человеку, тем более англичанину, читавшему романы знаменитого Герберта Уэллса.

– Вы имеете в виду его «Машину времени»? Я читала… Так вы хотите сказать…

– Не торопитесь, ради Бога! Я же предупреждал о преждевременных выводах… Вы все-таки позволите мне сесть… – Я покосился на диван.

Она молча кивнула. Я осторожно поднялся, чтобы резким движением не разрушить то хрупкое доверие, которое, как мне казалось, на время установилось между нами. Я повалился в мягкие объятия дивана.

– Можете лечь, – расщедрилась хозяйка.

– О! Боже, как хорошо! – я вытянул ноги, предварительно сбросив тапочки. – Благодарю вас, вы так любезны.

– Не обольщайтесь. Так мне удобнее вас контролировать, – сказала она, напоминая мне о раскладе наших ролей.

Я окончательно понял, что даже если она мне поверит, все равно ей придется до конца выполнить свой гражданский долг. Объяснений с военными властями мне не избежать. Вряд ли я там найду доброжелательных слушателей. Я и решил пронаблюдать за реакцией Джейн, насколько правдивой покажется ей моя повесть.

– Знаете ли вы, что такое компьютер? – спросил я ее тоном школьного учителя. – Нет? Так я и думал. В сороковом году и в нашем мире о них ничего не ведали. Вот, кстати, вам одно доказательство в копилку моей невиновности. Компьютер! Это вычислительная машина. Но не просто какой-нибудь там арифмометр, действия которого основаны на механическом принципе… Это качественно новый принцип – электроника!

Я проглотил колючий комок воздуха, ощущая сухость языка. Мне показалось, что я стою над бездной. Предстояла нелегкая задача: объяснить человеку первой половины ХХ-го века, да еще женщине, принцип работы компьютера. Тут мой блуждающий взгляд наткнулся на радиоприемник. И вот от этого радио-мастодонта, прикрытого вязаной салфеточкой, как от печки, я начал свой словесный танец. Коротенько поведал об эволюции электроники: радиолампы – транзисторы – микросхемы. Электронно-вычислительные машины, вещал я, занимавшие раньше своим объемом целые комнаты, стали умещаться в ящики, размером с кухонный шкаф, а с внедрением микросхем, и того меньше. Вот тогда, собственно, и появился компьютер. Теперь уже ЭВМ не была шкафом, а помещалась на столе, занимая на нем место не больше, чем ваша радиола. Небольшой ящичек и экран. В некоторых моделях система бывает и того компактнее, но это уже не суть важно…

Джейн смотрела на меня, как человек смотрит на фокусника, пытаясь понять, где скрыт обман. Что ж, не удивительно. Я сам, рассказывая свою истории, одновременно пытаюсь понять со мной произошедшее. Я продолжал:

– Современный компьютер это не только электронный вычислитель, но и пишущая машинка, и альбом для рисования, и многое, многое другое… Компьютер проник во все сферы деятельности человека. Теперь невозможно даже представить себе жизнь без этого чертова ящика. Японцы, как наиболее продвинутая в этом отношении раса, не могут обойтись без него даже в туалете.

Джейн смотрела на меня, и в ее глазах читалось понимание. Понимание того, что я и мои современники – конченые люди, если они даже в сортир не могут сходить по-человечески. Еще немного, думал я, и у меня появится союзница. И вот я подобрался к самому главному:

– Наконец, на компьютере можно играть. Представьте себе пластинку, наподобие граммофонной, только небольшого размера. На ней особым образом записана информация о некоем условном мире. Вы вставляете эту пластинку, мы его называем диском, в компьютер и… начинаете играть. На экране, как в кино, появляются дома, леса, горы и вообще все что угодно. Все зависит от типа игры. В этих мирах вы можете строить, путешествовать, воевать… Однако, строительства и путешествия почему-то не популярны среди игроков. Предпочтение отдается военным играм. Такова уж природа человека. Ему больше нравится разрушать, чем созидать. Компьютерные игры настолько заразительны, что даже взрослые порой не могут оторваться от экрана, не говоря уже о подростках. Они целыми днями, а то и ночами, могут находиться в таких виртуальных мирах. Виртуальным мы называем мир, который как бы существует и не существует одновременно. Ведь он придуман и записан условными знаками, особым образом, на специальном носителе информации. Это мир-призрак. Там легко вернуться во времени и начать все сначала. Можно воскресить мертвых, и они даже не будут знать, что были убиты. Они не чувствуют боли…

– Вы в этом уверены?

Вопрос застал меня врасплох, хотя я должен был предвидеть нечто подобное. Помниться, мы с сестрой, будучи детьми, обследовали радиорепродуктор в поисках спрятавшихся там людей, которые говорили громкими голосами, но почему-то нигде не были видны. Ничего, кроме паутины и каких-то железок с проводами, мы тогда не нашли и были весьма огорчены. Кажется, Джейн понимает меня (если понимает!) буквально. Я по инерции мышления настроился со снисходительной улыбочкой объяснить, в чем она заблуждается, но с ужасом осознал: права-то как раз она! Ведь вот же он – этот виртуальный мир, во всей реальной ощутимости! Я до сих пор чувствую на своем затылке холодное и жесткое прикосновение стволов.

– Я только одного не пойму, – сказала Джейн, – как игроки попадают в эти вир… в эти миры?

– В том-то и штука, что физически попасть туда невозможно! – вскричал я, чтобы убедить самого себя. – В играх вы участвуете опосредованно, через условную фигуру, которая считается вашим представителем в электронном мире. Вы отождествляете ее с собой… Это похоже на то, как Господь Бог послал Иисуса своим представителем на Землю, поскольку Сам в мир людей явиться не может.

– Это неправда, Господь всемогущ! – На сей раз вскричала Джейн и сжала ружье крепче.

Я понял, что религиозные чувства англичан, даже виртуальных англичан, задевать не стоит. Я извинился и закончил:

– Именно невозможность лично побывать в виртуальном мире подвигло разработчиков к тому, чтобы изобрести средства, которые позволили бы создать иллюзию такого проникновения. И такие средства были созданы. Самым простейшим из них является шлем. Надев на голову такой шлем и подключив его к компьютеру, вы как бы попадаете в виртуальный мир. Конечно, это всего лишь иллюзия. Изображение транслируется непосредственно на сетчатку глаза. Чтобы потрогать предметы виртуального мира, необходим другой прибор, в виде перчатки. Однако, что бы во всей полноте ощутить виртуальный мир, необходимы дополнительные средства, как то: спец-костюм, бегущая дорожка, снаряды вращения с большой степенью свободы и многое, многое другое.

– По-моему, вы сумасшедшие… – сказала Джейн Маккели.

– Совершенно с вами согласен.

– Значит, насколько я вас поняла, мой мир… всего лишь игра? Игра, которую придумали вы, существа из Большого Мира?

– Именно это я и пытаюсь вам втолковать..

.

– И вы один из тех богов?.. – она с презрением оглядела меня и мой непрезентабельный наряд.

– Нет. То, что вы видите перед собой – мой компьютерный аналог в вашем мире. Физически я нахожусь у себя дома. Сижу в кресле перед компьютером или валяюсь на полу… Я не знаю, что со мной случилось! В моем распоряжении был только шлем. Я тестировал новый виртуальный шлем от Sony, который мне дал мой друг компьютерщик. Что-то он там добавил… схема, по-видимому, была несовершенной… И вот во время игры где-то произошло замыкание контактов или еще что-нибудь, сбой программы, может быть… И, по-видимому, мое сознание каким-то образом переместилось в моего компьютерного двойника… или в компьютер… Черт! Я не знаю! Я могу только предполагать. Я не знаю, насколько соотносится здешнее время со временем Большого Мира. Может быть, здесь пройдут века, а там всего лишь минуты… Или временные параметры совпадают… Но с уверенностью можно сказать одно: когда кто-нибудь выключит мой компьютер, я вернусь. Или…

– Или что? – спросила Джейн, кладя ружье на стол, ей надоело держать его на коленях.

Я промолчал. Я пожал плечами. Сделал вид, что не знаю. А на самом деле, разве я знаю, что произойдет, если выключить компьютер? Случится ли здесь Конец Света? Скорее всего, да. Значит, и я умру вместе со всеми. Все, что меня окружает исчезнет, как и мой двойник, который есть я сам, свернется в исходную абстрактную математическую форму. Но в равной степени можно предположить, что сознание мое вырвется из виртуального плена, как птичка из клетки, и вернется в родные пенаты, то бишь в мою голову.