Избранное

Александр Мичков

Избранное

МОЕ СЧАСТЛИВОЕ ВРЕМЕЧКО

…Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.

Только с горем я чувствую солидарность.

Но пока мне рот не забили глиной,

Из него раздаваться будет лишь благодарность.

И.А. Бродский.

Необходимое предисловие.

Прошу не сетовать за обилие в тексте специальных терминов и аббревиатур. Это было неизбежно при написании некоей производственной истории, для меня очень важной.

Поясняю с самого начала, дабы читатель вспомнил азы металлургии и электротехники. Считаю это полезным.

МЧМ – Министерство черной металлургии.

ЧМЗ – Челябинский металлургический завод.

ЦЛАП – Центральная лаборатория автоматизации производства.

УПИ – Уральский политехнический институт.

Блюминг – обжимной прокатный стан.

ЭМУ – электромашинный усилитель.

САР – система автоматического регулирования.

Тиристор – управляемый диод.

Ионный преобразователь – система питания двигателя ртутными управляемыми вентилями – игнитронами.

«Цэшка» – тестер марки «Ц 438».

«Аркашка» – пробник из батарейки с лампочкой.

БРИЗ – Бюро рационализации и изобретательства.

…Тогда в глазах сослуживцев КБ («Уралгипрошахт» – моя вторая пристань после ЧМЗ) я наверняка казался полудурком – глупо лыбился и сладостно трепал тридцать шесть рублей.

Даже антураж советского «присутствия» – кульман в следах инъекций кнопок и стол дьячка («Рабочий канцелярский стол, облезлый лаковый ублюдок…») не мешали смаковать гонорар за юмореску в журнале «Урал».

Ранее я бился с недооценкой моей «гениальности» с литкон-сультантами «Клуба 12 стульев» «Литгазеты». Все двенадцать полукресел Гамбса были давно обсижены популярными автори-тетами – Андрей Кучаев, Аркадий Арканов, Григорий Горин, Александр Иванов и другие очень хорошие человеки. В этой ко-лоде королей зазоры отсутствовали.

Я отсылал свою смехотворную продукцию, получая скаль-кированный ответ: «Ув. А.В.! Вынуждены Вас огорчить. Ваша такая-то вещь задумана неплохо, но решена напрашивающимися средствами ит.д.». Неравная битва докучной мухи с пуленепро-биваемым стеклом…

Моя укоризна в адрес «Клуба», отклонявшего нетленку нео-фита, гордо обозначилась:

«В редакцию одного из толстых столичных журналов загля-нул известнейший писатель-юморист имярек, под псевдонимом, конечно.

– Не дадите ли, Мэтр, чего-нибудь в номер? Горим! – Усерд-ствовала редакционная коллегия.

– Хер вам! – Ответствовал Международный король смеха и пошел в ЦДЛ попить…».

Вот я и рискнул, уже возвратившись в Свердловск, навес-тить с пристрастием толстый журнал «Урал».

Как же я порадовался знакомству с редактором Феликсом Ивановичем Вибе! Его обаяние было беспредельным – сребро-волосый красавец, умница и полное отсутствие апломба.

Мы в шутку и всерьез обсудили состояние русской сатиры, припомнив Салтыкова-Щедрина, он отобрал мое кое-что. Впо-следствии напечатал.

Многие годы приятельствовали…

Впоследствии я слил свои художества в местную ежеднев-ную прессу, вплоть до заводской многотиражки. Это были, на-верное, гордыня и глупое тщеславие. Хотя мой друг Александр Андреевич Лысяков, гениальный кузнец и философ, меня око-ротил:

– Тщеславие, старик, это – базовый инстинкт творца!

На что я ему ответил строфой Б.Л. Пастернака:

«Цель творчества – самоотдача, а не шумиха, не успех. Позо-рно ничего не знача быть притчей на устах у всех».

– Ну-ну, – буркнул Андреич, – и зачем тогда все признанные и прочие лезли в печатные…

В КБ-то сквозь довольную ухмылку у меня, блаженного, проросла простая и славная мысль.

Я набросал послание лучшим умам Челябы.

«Верховному Триумвирату Ордена Периферийного Юмора.

В.А. Ковтуновичу, Фаундатору,

А.Б. Олевскому, Действительному Члену,

Ю.А. Танееву, Действительному Члену С Мотором.

Господа!

Настоящим уведомляю Триумвират о скромном достижении Вашего послушника – публикации некоторого материала в близ-лежащем Органе.

Надеюсь, он будет зачтен, как имеющий место.

При этом направляю в фонд Ордена десятую часть гонорара, которая должна быть использована с вытекающими обстоятель-ствами.

Засим остаюсь. Ваш. И все такое прочее…».

Ответ пришел незамедлительно.

Но, сначала приведу мою юмореску для того, чтобы было понятно ответное письмо от Фаундатора Вайяна-Vaillant:

Встречаю приятеля

Встречаю его давно. Мой старый приятель. Говорит всегда он, я молчу. Пытаюсь собрать брызги его интеллекта и оросить ими свое серое вещество. Брызг всегда предостаточно. Брызги, льющиеся каскадом. Целый душ свежих брызг интеллекта, стру-ящихся мне на голову. В голову.

Как-то года два назад…

– Привет, старина! Хочешь – озолочу, допьяна зацелую, только достань мне Моне… Какой певец? Клод Моне, после «М» – «О». Альбом Клода Моне… Как зачем? Художник-им-прессионист, коллекционирую. Сейчас каждый порядочный человек! У Федьки Прахова – одиннадцать альбомов, у шефа – четырнадцать. Уж на что Пантелей Палыч и тот… Не собираешь? – экзистенциалист ты провинциальный, а не интел-лигент! Ну, пока. Некогда мне тут с тобой.

Года полтора…

– Сколько лет! Выглядишь, как после купели…А-а, рыба-чишь. А я – альбомы. Прахова обогнал. Уже двадцать семь штук и импортные есть… Гоняюсь за Алпатовым, «Сокровища рус-ского искусства». Грек, Рублев Андрюша, Дионисий – глыбы, самобыт, Русь, в общем… У тебя девочек знакомых в книжном нет?.. Чем ты живешь? Обскурант ты провинциальный, а не интеллигент! Ну, пока. Некогда мне тут…

Примерно год…

– Это ты! Поздравь, у меня праздник! Самого шефа позади оставил. Пятьдесят четыре альбома, половина – импорт, гранд серия авроровская, а у него и постимпрессионистов еще нет… В «буке» никого не знаешь? Есть там мышка-норушка, бабуся, божья тварь – не родственница тебе?.. Как ты существуешь? Квиетист ты субтильный, а не интеллигент! Ну, пока, некогда мне…

С полгода, наверное…

– А-а, рыбак! Ну что тебе сказать? Всех я посрамил. Семь-десят шесть альбомчиков один к одному и «суперы» без единого пятнышка! Прахов плесенью покрылся, когда моего Босха уви-дел… Мне бы Гойю сейчас, хоть за три номинала. У тебя в типо-графии никого? Медведь ты былинный, а не интеллигент! Ну, пока. Некогда…

Позавчера…

– Здорово, друг природы!.. Что? Коллекция? Продал ее, на «Жигули» не хватило. У Федьки – «Запорожец», у шефа – «Газ-24». Очень удачно продал… Чехлы итальянские на руль нигде не видел?.. Пешком ходишь?.. Плезиантроп ты ископаемый, а не интеллигент!

***

Вот он – ответ.

«Встречаю приятеля».

«Квиетист ты субтильный, а не интеллигент!..».

Александр Мичков.

«Урал» № 12, 1975.

Парень как парень.

Вроде бы не меломан, а на фортепьяно мог после возлияний. Но не до. А так – сангвиник, хантер, фишер, драйвер, но не гур-ме (молод еще). Ближе к диссидентам.

Уехал в большой русский город. Четыре часа езды на татаро-возе. В городе орган есть, консерватория. А во времена Ива Мо-нтана был даже ипподром. Получил квартиру. Микро. Район но-вый.

Все звал, передавал поклоны, приветы. Комильфо, в общем.

Под Новый год присылает нечто и публикацию в Органе, близлежащем. Читаю. 33 строки.

По мещанам новой формации бьет.

Современный юмор. Насыщенный. Словечки разные. Экзи-стенциализм обскурант, квиетист… Последнее, вроде, не встре-чал. Зову библиотекаршу, прошу словарь иностранных слов. «Нет, – говорит она, – у нас такого словаря, придется идти искать у соседей». Ждем с приятелем. Обсуждаем «Рейнджерс», «Пингвинс», Эспозито, Карандина, Домбровского.

Кстати, в час я получаю рубль-восемьдесят. Время идет, би-блиотекарши нет. Не спешит. Мало получает, в час 70 копеек.

Является через два часа. Видать, за баночной селедкой стояла.

Разобрались. Квиетизм (лат. Queitus – спокойный) – безу-частное, пассивное отношение к окружающей жизни. А он го-сударству российскому обошелся в пять целковых (2х1,8 + 2х0,7р).

Перевод же субтильный интеллигент прислал на 3,62р.

Орган близлежащий 50 копеек. Всего – 4,12. Кабалистика какая-то. Алкогольная. Убыток государству в 88 копеек. А это – четыре кружки пива.

Но Щедрины нам нужны. Стерпим. И мы, и государство.

Не то терпели. И терпим… И терпеть будем. Квиетисты, одним словом. Или «совки» по-спортивному.

Фаундатор Vaillant.

***

Прочитал и в который раз впрыснулись в кровь эндорфины-гормоны счастья, а душа, опережая тело, опять неслась от про-ходной ЧМЗ к ЦЛАПу.

Как-то так счастливо легли карты, что после некоторых мы-тарств с распределением после УПИ, я оказался в Челябинске. Все решила любимая мной кузина. Оленьку вырвал в жены ме-таллург Серега Михайлов и увез после УПИ в Челябу.

(Ольге Суровцевой Бог дал богатый, классический голос. При прослушивании в Театре оперы и балета, ее, не имеющую кон-серваторского образования, пригласили в труппу. Но! Олина мать, Анна Павловна, запротестовала категорически, считая мир сцены растленным. Наверное, ошибка обывателя. Хотя…).

Итак, Серега. Бравый мастер-передовик мартена, что однаж-ды зафиксировал целлулоид киножурнала «Новости дня», был весел и слегка нагл. А как же – сын известного физика. Уж по-сле, бывая по работе в Институте физики металлов, я разглядел старинную фотографию, на которой патриарх металлургии Вла-димир Ефимович Грум-Гржимайло восседал среди учеников. Один из них – Владимир Владимирович Михайлов.

Вот ведь какие завороты случаются по жизни:

– мой родственник В.В. – сонаучник Грума,

– Феликс Вибе – исследователь и биограф Грум-Гржимайло,

– я, по случайности, – редакционер незаметного журнальчи-ка – напечатал Феликса с материалом как раз о Груме.

Такие завитки.

…Черная «Волга» подвезла меня к ЦЛАПу и я предстал пред взором Вайяна Александровича Ковтуновича, начальника Лабо-ратории электропривода. Моя первая реакция – в его взгляде сквозили лукавство и ирония. Оно и верно, я был подозрительно блатным – черное авто главного инженера, его же ходатайство за меня, объяснимое ухаживаньем за сестрой Олюшкой (Сереги, к сожалению, уж давно не было).

– Что заканчивали, Александр Васильевич?

– Энергофак УПИ.

– Замечательно, коллега! – Следующий вопрос меня просто огорошил и обрадовал, – и как там жива-здорова Екатерина Чер-ноус? (При этом на факультете, кроме нее, хватало личностей).

Она заведовала спортом на энергофаке и была легендой УПИ.

– Все слава богу, а с ее сыном Андреем мы учились в одной группе и слыли друзьями.

– Встретишь Катю в Свердловске, передай физкультпривет от Ковтуновича.

Далее беседа пошла по делу и тут я сморозил эдакую чушь.

– Вайян Александрович, я предполагаю, главные привода агрегатов – электромашинные? (Абсолютно некорректная лажа. Следовало сказать: системы управления выстроены на электро-машинных усилителях).

Мгновенная уничтожающая ирония.

– Да уж, привод не паровой! – Мой ляп В.А. слегка пригла-дил, – правда, на Волгоградском заводе, действительно, остался паровозный стан, катающий броневой лист. Есть в этом какой-то демидовский смысл…

– Но ведь серьезная система управления электроприводом способна…

– Да-да, УПИвец Александр. Добро пожаловать на поприще высокой электротехники!

После некоторой бюрократической рутины с трудоустрой-ством я обозначился инженером лаборатории (120р).

Пришел на работу в пиджачной паре с галстуком.

– Вы ведь А.В. специалист по электрическим машинам, схо-дите с монтером Ваней Калдаевым на домну, там как раз вопро-сы по вашей части.

Спустились с Ваней в машзал – преисподнюю. Визжат и хло-пают крыльями разные эл. подробности, а на каждой с кулак пы-ли (тоже вредная работа механизьмов). Коротко подучил меня наставник Ваня, реанимировали ЭМУ.

Светлых рубашек и галстука я на работу более не надевал – первый назидательный урок Вайяна…

По жизни я легко схожусь с людьми, к тому же, мне многое пришлось мотать на ус от моих старших коллег.

Появился из отпуска Юрий Александрович Танеев (замеча-тельная музыкальная фамилия, а друг его по жизни – Коля Скрябин. Так тоже бывает).

Юру недавно поставили начальником Лаборатории ионного и тиристорного привода, его стол стоял в кабинете по леву руку от Вайянсаныча, но он был его правой рукой.

Юрьсаныч – вот кто был моим всезнающим наставником, делавшим из школяра инженера. Трогательный, мягкий и осто-рожный путеводитель по лабиринтам мощной металлургической техники.

Руководил ЦЛАП Сергей Александрович Лисин, крепкий мужик и лыжник. Был горд своей епархией. Что только ни тво-рили умельцы цеха – от хитроумных аппаратов для врача сексо-патолога до электронных табло стадионов и бассейнов. Помимо заводских дел.

При мне направили С.А. на целевую командировку во Фран-цию.

– Ну что я не видел в этой винно-парфюмерно-чулочной стране праздных жиголо и задирающих ноги путанок кабаре?

…Вернулся другим человеком, пораженным уровнем разви-тия металлургии. Привез жене страшный дефицит – колготки, на «Шанель» валюты не хватило.

Кроме рутинной работы по проверке релейной защиты при-водов во время текущих ремонтов станов, меня, юнгу, кидали туда и сюда. Дерзайте, инженер!

Механический цех. Командир станочного парка:

– Вот, паря, мой передовой строгаль, значится, продольно-строгальный станок. Ниче пашет, вдруг зарыкат. Рыкат, рыкат, прорыкатся и опять строжет. Подвинти свое хозяйство, че там не так…

У меня «мощнейший» инструментарий – «Цэшка», «аркаш-ка» и отвертка с плоскогубцами. Собираю в кучу морщины на лбу и делаю одно измерение – ток двигателя.

Как зарыкало чудовище, так и амперы вскачь.

Говорю мойдодыру агрегатов:

– Вскрывайте, механические люди, редуктор, подозреваю вашу нелепость.

Засаленные работнички тяжеленными гайковертами откры-вают чрево передаточного механизма. Тут и обнаружили изже-ванный лоскут брезентухи внутри – забыли хирурги в кишках пациента.

– Счас не будет рыкать! – Назидаю на прощанье.

Со счастливой мордой вхожу в кабинет шефа.

Довольный Вайян:

– Знакомься, Саша, зам. главного энергетика – Иван Ивано-вич Русанов.

Мы ручкаемся и Ванваныч говорит:

– Уже слышал, доложили о вашей виктории. Учтите наперед, есть поганая традиция, чуть чего – валить на электриков. Вы мягко посрамили мехслужбу. Запомню!

Юрьсаныч привил меня на ствол блюминга «1150». Можно сказать, я к нему прирос. Юра показал весь передел Обжимного цеха №1.

Нагревательные печи – слитковоз – реверсивная клеть с ва-лами 1150 мм с кантователем и манипулятором – ножницы и далее.

А далее – адьюстаж (по русски – регулировать) – цех попе-рек основного. От него три сортовых стана, питающихся подка-том с блюминга. Станы: «800», «780)» и «300-1».

«780» меня поразил. Как будто на мутной картинке прошлых веков вижу мастеровых-виртуозов, прыгающих по рольгангу и направляющих раскат в ручьи валков. Техника безопасности отдыхает. А на дворе – запущенные в поднебесье реактивные собачьи будки и Юрочка Гагарин – символ прогресса ХХ века…

Машзал «1150» – мое обиталище на четыре год

Сухопутная стезя моряка

«…а работа моя,

называемая графоманией, неизлечима».

В. П. Астафьев.

Федор отнюдь не был монстром, но непростая жизнь в морях читалась на его тяжелых морщинах и ранней седине на висках. Твердость и сложный характер отпугивали сухопутных, особливо женского пола. В молодости, будучи жестоко обманутым неверной подругой, записался в бирюки-холостяки.

Поднакопил боцманом деньгу на рыбе и двинул на родину к тихой речке. Наелся штормов и жареной трески…

И в походке наблюдался моряк – шел, как будто нащупывал твердь. Проговаривал про себя: «К чертям этот период полураспада, разучился по земле пешком…».

Непростой путь с Белого моря в заштатный Городок. Добрался. Дальше до Клещихи – паром.

Вообще, редко заглядывал на родину. Был жив отец – наезжал. Устроит пир для селян с северной вкусной рыбкой и отвалит с корешем Серегой в турне по южным городам трясти мошной в свое удовольствие.

Серега родом из Ялты и работал до «рыбы» по южному весело. Чистенькое каботажное судно и пижонская форменка. Но, жена достала, как старуха у корыта, – будь мужиком, гони на севера, добудь денежки. Гуляла на его приличные дотации по аттестату и загулялась до упоения. Вот и расстались.

…Паром отсутствовал по причине расписания. Надо коротать время до вечера. В чайную.

За прилавком имела место Ирина, можно сказать, Викторовна. Ирка еще в школе оправдывала свою фамилию – Долганик – девица модельной строй-ности и роста. И уж больно остра на язык, отшивала местных хахалей. Знала себе цену, а судьба не сложилась. Принца дожидалась, а загуляла с аэрофло-товским налётчиком, расписным мачо, родила ребеночка, а летуна только и видели. Простыл след в безвоздушном пространстве…

– Ну, здравствуй, шатунно-кривошипный механизм.

– Привет, недосягаемая. Шатун – понятно, а кривошип – нет.