Наследие крови: Видение

Мирослава Кирски

Наследие крови: Видение

Пролог

Смерть – это продолжение жизни,

или ее второй этап. Но иногда,

ты застреваешь между первым

и вторым этапом. Больше не в силах

жить и не способный умереть.

М. Кирски

Шелест осенних листьев под ногами, шум свежего ветерка, щекочущий мочки ушей, пробираясь через неприкрытые участки глубже в ушные раковины. Яркое, но уже не согревающее солнышко, светящее с ясного неба, отвлекало от мучительной боли еще не зажившей раны и не дающей покоя страдающему сердцу. Каждый день мучительной волной проносился сквозь мой разум, ударяясь о сердце и взрываясь где-то у истоков мыслей, отчего постоянное ощущение неутолимой жажды не покидает меня. В моей голове творится полный хаос, кажется, что весь мир, взрываясь и разрушаясь под ногами, против меня.

Страшная трагедия случилась в моей, недавно счастливой, семье. Мои родители, и даже маленький братишка, которому едва исполнилось восемь лет, погибли. Осталась только я, и этот вопрос не дает мне покоя– почему именно я? Для чего Всевышний решил наградить меня этой болью, за какие провинности? Или это дьявол насмехается надо мной?

Это произошло несколько месяцев назад. В запертой квартире, с присущей голодному зверю жестокостью, практически до неузнаваемости растерзали трех человек. Кутузкин В.И., майор милиции, к слову, прокомментировал эту ситуацию приблизительно так: Из тюрьмы общего режима сбежало восемь заключенных, и путь их следования шел именно через мой дом, более того, их угораздило проникнуть именно в эту квартиру, в квартиру, где жила моя семья. Им была необходима еда, одежда, деньги, любые вещи, которые помогли бы им слиться с толпой, дабы скрыться от правосудия, но и этого им было мало, они не хотели оставлять свидетелей, и избавились от них самым ужасным и жестоким способом. Таким, что открывать гроб и проститься с покойными никому не пришлось. а после просто исчезли, их никто не видел и не слышал, ни до этого, ни во время, ни после. Получается, нам просто не повезло, весь мой мир и моя жизнь изменились из-за избитой фразы: «не в том месте и не в то время»? Если бы родители вышли чуть раньше и уехали, смогли бы просто вернуться и заявить о краже, но были бы живы. Возможно, если бы отца не застали врасплох, он смог бы дать отпор, выиграв немного времени для мамы и Жени, моего брата. Возможно, если бы я была с ними…

Нет, я не могу больше думать об этом! Сердце разрывается от боли, и я не знаю лекарства от нее, даже алкоголь и сигареты не спасают, возникает лишь одно желание, упасть на эту сырую землю, в пожелтевшую листву и закричать, настолько громко, насколько смогла бы, а потом, просто умереть, освободиться. Запуская ветер в свою голову в надежде, что он выгонит эти ужасные мысли, воспоминания и разочарования. Я ни раз представляла, что проснувшись дома, рядом с мамой, обнимаю ее, снова в шутку пинаю братишку, а тяжелая рука отца осуждающе останавливает меня, и в его глазах я вижу не укор, а нежность и безграничную любовь ко мне, но лицо остается серьезным, он должен показать свое главенство в этой семье, он хочет чтобы я поняла, и в преть не обижала младших. Я так часто просыпалась на этом моменте, что это перестало быть сном, это мое воспоминание, я жаждала спроецировать его в реальность, но не могла, поезд ушел, они все мертвы.

За что такое наказание? Что и кому я сделала плохого? В чем провинилась моя семья? Все эти вопросы оставались без ответа. Я ощущала себя одинокой и чужой в этом мире, будто здесь не осталось места для меня. Теперь даже друзей у меня нет, они куда-то испарились, будто кто-то сверху щелкнул пальцами, и предостерег их, ведь вокруг меня витает смерть. Но все намного проще, никому нет дела до убивающегося подростка. Оставшись одна, видя в лице каждого убийцу, предателя, я потеряла доверие к людям, я обходила их стороной, и они отвечали мне взаимностью.

Загнанным зверем я избегаю всех знакомых, скрываюсь от социальной службы, скитаюсь по разрушенным и заброшенным зданиям, боясь зайти в свой собственный дом, ведь он напоминает мне обо всех потерях, каждая вещь несет какое-то воспоминание, приносящее только боль и страдания. Я не была в квартире уже несколько месяцев, обходила стороной, боясь даже к ней приблизиться, она пугала и отталкивала. Отсутствие мыслей, не понимание окружающих, да и нежелание видеть их – состояние, в котором я пребываю до сих пор, и я не способна выбраться из него, не могу и не хочу жить дальше, я исчезаю, растворяюсь и ненавижу все вокруг.

Медленно перебирая ногами по упавшей листве, шуршащей под подошвами тяжелых кожаных ботинок, я шла к другу. Последние несколько месяцев я часто посещала этот парк, и не только потому, что он преграждал путь к Саше, его пустота манила меня, и в те мгновения, когда я слышала завывание ветра сквозь березы, шелест листвы и скрип тяжелых стволов мое сердце успокаивалось, мысли отпускали, всего на мгновение, но я могла почувствовать себя живой. Поэтому, неважно с какой стороны и какого захолустья я выбиралась на этот раз, оставляя позади ночь, я все равно шла сюда, чтобы всего на мгновение почувствовать жизнь в своем теле.

Эту ночь я провела в стареньком заброшенном доме: Маленький домик, русская печка, света нет, но в ночи он не так уж и необходим. Деревянная скамья, наверняка старше даже моего отца, но в качестве могла бы потягаться с аналогичными образцами моего возраста. Такой же старый, но стойкий стол, шкаф и кровать, не только с матрацем, но и с периной. Старое, но аккуратно выстиранное и сложенное постельное белье, множество глиняной посуды и алюминиевых столовых приоров. Во дворе стоит колодец, что дает мне возможность иметь в прямом доступе воду. Основной проблемой являются дрова для растопки печи, но и это не такая уж и большая проблема, если по соседству есть дома с печным отоплением.

Наверняка предыдущие хозяева умерли, а их дети не посчитали необходимым забрать вещи, нажитые их предком всю свою жизнь. Это печально, если задуматься, то ради чего ты работаешь, пытаясь обеспечить свою семью, обжить свое гнездышко в конечном итоге остается горой ненужного никому хлама. Мне остается лишь быть благодарной этой семье, если бы все было иначе, не было бы места, где я смогла бы скрыться, а значит уже давно попала бы в приют или еще хуже – детским дом. На самом деле таких домов, брошенных и забытых, достаточно в округе, ведь маленькие поселки вымирают, молодежь мигрирует в большие города, где больше перспектив, развлечений и всего больше, а те, кто остался присоединяются к вымирающему виду.

Из вещей со мной всегда рюкзак, который никогда нигде не остается, ведь может случиться непредвиденное и в дом, в котором я живу, наведается хозяин, а мне бы не хотелось объясняться с ним поэтому, я прихожу поздно и ухожу рано. Раньше, всего месяц назад, когда температура окружающей среды редко падала меньше двадцати градусов по цельсию, а на огородах можно было раздобыть ужин, можно было постирать белье в реке, где всего за пару часов оно смогло бы высохнуть, все было проще, сейчас начинает холодать и бродить по улицам становится опасным для здоровья, да и еду раздобыть все тяжелее. Сейчас я начала походить на оборванку, без определенного места жительства, возможно и запах от меня исходил соответствующий, хотя я всеми способами старалась этого избежать, не хотелось оттолкнуть последнего человека, который еще со мной общался или терпел меня.

Саша, ах да, я совсем потеряла счет времени, в последнее время все чаще я стала пропадать в своих мыслях, будто отключаясь, а по «возвращению» оказывалось, что меня не было несколько часов, все это время я могла просто просидеть, уставившись в одну точку и даже не ощутить этого. Будто пробудившись ото сна, пытаясь сориентироваться, где нахожусь, посмотрев по сторонам и натянув свою любимую полосатую шапку пониже на глаза, инстинктивно скрывая опухшие веки, я подняла воротник и прибавила шаг.

Уже несколько месяцев парень пытается помочь мне найти хоть какую-то зацепку о произошедшем, упорно продолжая разыскивать и расследовать уже давно не расследуемое дело. Для всех было очевидно, что убийцы пойманы и подвергнутся наказанию, но не мне, мой разум категорически отказывался верить в случайность этого события, и я искала злой умысел в произошедшем, тем самым пытаясь придать этому смысл. Так говорили мне окружающие, и порой я начинала задумываться, а не на самом ли деле так, возможно я все придумала, и предчувствие, которое преследует меня с семнадцатого июля две тысячи девятого года, лишь игра моего воображения.

Как часто я видела эту дату в заявлениях, протоколах и еще много в каких бумагах, это дата, когда все произошло, когда мой мир перевернулся, когда я стала сиротой. Воспоминания беспощадной волной захлестнули разум, и теплая слезинка побежала по обветренной щеке, обжигая. Не было ни одного дня, чтобы картины прошлого не мелькали перед глазами, мозг порой пытался изменить их, заставляя поверить, что это была шутка, или все обернулось иначе, и кто-то смог выжить, порой я сама их спасала, врываясь словно супергерой, но это произошло, и я не могла ничего изменить.

Открыв входную дверь своей квартиры перед взором, возникла страшная картина, которую я не забуду никогда, которая долгое время меня преследовала и не покидает до сих пор. Отец и мать лежали рядом друг с другом, их тела растерзаны, окровавлены, их глаза широко раскрыты, а на их лицах гримаса ужаса, в этот миг я осознала, что они мертвы. Кровь тонкими дорожками, вытекающая из-под их тел, встретились, превратившись в одно кровавое озеро, в которое стекаются две реки, и вытекает одна, к моим ногам. Казалось, она стремилась ко мне, моя же кровь, но я отступила, словно от проказы. Глаза пытались найти ответ, всматриваясь в искаженные гримасы ужаса лиц родных, но его не было, я не понимала происходящего, ноги подкосились, руки коснулись чего-то липкого, дрожь пробежала по всему телу, разворачивая к себе ладони в глазах темнело, мозг отключился, он отказывался сообщать мне страшную весть, а взгляд был направлен на кровь, которая стекала по ладоням к локтям. Не могу вспомнить отдельные моменты, как смогла подняться на ноги, как дошла до комнаты брата, все события словно стоп-кадры в голове, всплывали лишь обрывками, но маленькое тело ребенка, невинного мальчишки, повисло в моей памяти: неестественно вывернутые руки и его лицо левой щекой лежало в своей же крови, а левая рука была закинута за спину.

Очнулась я уже в больнице, меня окружали сотрудники милиции, медсестры и несколько близких друзей родителей. Мои глаза бегали по знакомым и незнакомым лицам, ища среди них родные, в надежде осознать, что это был лишь страшный сон, и испуганная мать бросится ко мне, одаряя горой поцелуев, и я увижу на ее лице слезу счастья от того, что со мной все в порядке, но их не было. Не было ни матери, ни отца, ни брата, лишь множество незнакомцев, которых я видеть не только не могла или не хотела, я ненавидела эти чужие лица, просто за то что они живы. В мой адрес сыпалось множество вопросов, но в горле застрял огромный ком, я не слышала своего голоса, я не могла говорить членораздельно, все эти люди ожидали услышать ответы, но вот в чем загвоздка, я также жаждала их, возможно даже больше, чем они, поэтому от меня они ничего не смогли добиться. И когда окружающие поняли, что я нахожусь в таком же неведенье, рассказывать начали они.

На мои крики сбежались соседи, которые нашил меня забившейся в угол в шоковом состоянии, дрожащей, словно осиновый лист, пустой взгляд был направлен на сворачивающуюся на моих руках кровь. Я не реагировала ни на свое имя, ни на прикосновения, медики назвали мое состояние «кататонией», и отвезли в больницу. Белые стены стали мне друзьями на целых две недели, когда первые признаки жизни позволили врачам оформить «кататоничку» в обычную палату. К моменту моего полного пробуждения, на кладбище, около могил дедушки и бабушки, появилось еще три: Виногорская Анна Ивановна, 1971-2009; Виногорский Дмитрий Сергеевич, 1967-2009; Виногорский Евгений Дмитриевич, 2001-2009. Понадобилось около трех часов, чтобы я смогла выбраться из больницы и отправиться на кладбище, наши больницы не удерживают своих пациентов. Ноги несли меня туда, будто я могла найти ответ, могла спасти их, или обнять вновь, но меня встретило лишь палящее с небо летнее солнце и деревянные кресты. Вся моя жизнь мгновением пронеслась перед глазами, каждое воспоминание тысячами игл пронзало мое сердце, но в то же время, после каждого из этих злосчастных воспоминаний я слышала голоса родных, их смех, видела их радостные лица, их бескрайнюю и искреннюю любовь, и я улыбалась сквозь слезы боли.

Я хотела к ним, не могла понять почему я не сними, и думать ни о чем другом не могла, я не желала жить. Лежа меж могил на теплой, прогретой дневным солнцем, земле, я искала ответ, молила о знаке свыше, но его не было. Прохожие оглядывались, ища причину моего здесь пребывания или повод увидеть свое превосходство, принимая за бездомную, за неудачницу, и лишь не многие, читая таблички, прибитые к крестам, тяжело вздыхали и молча уходили. Жестокость людей никогда не изменится, не уменьшится, она лишь будет и дальше затмевать разум и обрушивать на планету свою негативную энергию, все возрастая и возрастая. Возможно им так проще, видеть в себе превосходство, ставить выше других, самореализоваться за счет чужого горя. На тот момент меня мало волновало что-то, тем более чужое горе, мне казалось, что мое горе не сравнится ни с одной из глобальных катастроф, да что кривить душей, я молилась о том, чтобы произошла такая катастрофа, вместо смерти моей семьи, я отдала бы жизни миллионов за их твоих.

Медленно, опираясь на оградки, я шла к живым, пока не увидела свежую могилу, возможно судьба или злой рок заставили разыграться любопытству, но, медленно обойдя надгробие, всмотревшись сквозь сумрак в имя, пытаясь прочесть его, складывая буквы в слоги, потом в слова, а когда я все же смогла воспринять прочитанное, руки сами поднялись к губам, пытаясь удержать крик ужаса. Я знала его, и не могла поверить в то, что вижу: Прокофьев Сергей Данилович, 1990-2009. Мы встречались с этим парнем уже более полугода, мне даже казалось, что я любила его, и даже не обратила внимания, когда не увидела рядом с собой в больнице, но в это мгновение, мне стало ясно как никогда – не было несчастного случая, только расчетливое и жестокое убийство, убийство всех, кто был мне дорог, но зачем? Убийство, какое далекое и непонятное мне слово, до недавнего времени, но кто-то очень злой и страшный решил показать мне истинный его смысл и дать прочувствовать его сполна.

Как я узнала позднее, Сергею перерезали горло в его собственной квартире, все указывало на ограбление, но украден был лишь его кошелек, а насколько я знала Сергея, наличных средств у него никогда не водилось, все деньги он предпочитал хранить на банковских картах. Сколько бы я не задавала вопросов людям, расследовавшим дело моей семьи, они разводили руками. Какова вероятность, что именно моя семья, мой парень, все они, попадут под эту случайность? Все произошедшее не давало мне покоя, все как-то неправильно, чего-то нахватало в этой истории, чего-то важного. Почему эти люди выбрали именно этих жертв? В этот день более происшествий не было, да и после тоже. В нашем тихом и маленьком городке, такие события большая редкость. Да что там говорить, такого не было никогда.

По прошествии некоторого времени мне сообщили о том, что эти заключенные были пойманы, кто-то убит, кто-то возвращен в тюрьму, кому-то добавили срок, жизнь вернулась в свое русло, для всех, кроме меня. Не покидала навязчивая мысль, что это все бред, все как-то неправильно. Все после прожитые дни проходили как в тумане, я не контролировала свои действия, не могла думать ни о чем и ни о ком кроме своей потерянной семьи, я не желала жить, пока в мою жизнь буквально не ворвался давно забытый, старый друг.

С Сашей мы знакомы очень давно, кажется еще в песочнице, он всегда был для меня добрым другом детства, но по мере взросления я начала увлекаться другими мальчиками, а он так и остался лишь моим старым и добрым другом. Пути, хотя угол расхождения их и был мал, стремительно расходились, до последних событий, сводящих нас вновь. Спустя две недели после того, как я выписалась из больницы, Саша нашел меня, со стаканом водки и «примой» во рту, пытающуюся заглушить свою боль, но она все больнее колола в израненное сердце. Мне было все равно где я и с кем, когда пара малознакомых мне парней подливали алкоголь в стакан, а я могла лишь пить, не в состоянии напиться и осознать происходящее, погруженная лишь в свои мысли желая забыться в омуте алкогольного опьянения. В нашем маленьком городке редко происшествия оставались без огласки, так что Саша знал о произошедшем, и, увидев меня, не смог пройти мимо, так как я когда-то ушла от него, последовав за подружками. Хотя мы не виделись уже очень давно, а не общались еще дольше, парень не прошел мимо, не отвернулся как другие, а протянул руку помощи, которой мне так не хватало. Присев рядом и всмотревшись в мое лицо, ощущая всю боль и страдания, которые я пыталась скрыть за пьяной ухмылкой, он не смог меня оставить, чувствуя ответственность с того самого момента как позволил себе проникнуться в мое состояние. Саша увел меня, не только из бара, от похотливых подростков, он увел меня и от себя самой, от саморазрушения и самоуничтожения, которым я себя отдала на растерзание. В тот теплый летний вечер, по дороге домой, парень не прекращал говорить, пытаясь донести до меня свои взгляды на мир, и заставить увидеть этот мир меня. И не будь я так пьяна, возможно, согласилась бы с ним, но не в тот момент, когда меня не покидало лишь одно желание – найти свою погибель.

Манящий аромат свежее сваренного кофе заставил открыть глаза и понять, где нахожусь этим утром, больной мозг быстро начал вырисовывать картинки прошедшего вечера, прорисовывая момент, как я сюда попала. На теле оставались хлопковые трусики и майка, а укутывала мягкая постель, излучающая давно забытую свежесть, не позволяющая себя покинуть, заставляя с наслаждением вдыхать приятный аромат свежевыстиранного белья, до того момента как на пороге не появился давно забытый мной старый друг. В то утро у нас состоялся весьма напряженный разговор, мы долго обсуждали происходящее, спорили, но в итоге все же смогли прийти к компромиссу. Саша пообещал, во что бы то ни стало, поможет мне узнать правду о произошедшем с моими родными, если я, в свою очередь, прекращу заниматься тем, за чем он меня застал прошлой ночью. С тех самых пор прошло полтора месяца, беспрерывных расспросов потенциальных свидетелей, поисков новых улик, но продвижений практически не было, словно мы бились о кирпичную стену с надписью – «несчастный случай», но на то они и стены, чтобы делать в них двери. Терпение и упорство парня заслуживали восхищения, он старался изо всех сил, искал ответы там, где был открыт доступ далеко не всем, не унимаясь, не досыпая, продолжая безрезультатные поиски. Порой мне становилось стыдно за наше соглашение, от которого выигрывала только я, и отталкивая мысль с вопросом о том, что получает от этого он, я вновь приходила за ответами.

Саша был единственным с кем я поддерживала отношения, единственный кто был рядом, верил в меня, пытался спасти или помочь, остальные же шарахались, словно от прокаженной, будто я была разносчиком некой болезни под названием – смерть. Своим упорством, парень дал мне новую цель в жизни, дал мне смысл, дал мне надежду на месть. Даже ежедневная жажда суицида, отчаянье и боль, постоянно терзающие мою душу, меркли перед новой целью, ради нее я не только могла продолжать жить я желала этой жизни, в ожидании дня расплаты.

Множество вопросов не давали мне покоя, холодным ветром проносясь по каждой клеточке моего тела, от чего волосы вставали дыбом. Почему все люди, любимые мной люди мертвы? Не могло быть совпадением, что и мой парень, и мои родители, так же, как и маленький братишка, стали кому-то помехой. А как же я, почему я еще жива? Если бы моя смерть была частью этого заговора, то за мной пришли бы, но никого нет. Надо мной решили просто поиздеваться? Посмотреть, как я буду страдать? Или на меня у них другие планы? Саша говорил, что это паранойя, но думаю, он хотел меня успокоить, тем более что я была уверена: тот, кто затеял все это придет за мной, я нужна ему живой, но зачем? И почему он медлит? Именно это и предстояло нам узнать.