Прощай, Италия

Борис Бужор

Прощай, Италия

Глава 1

На ощупь отыскалась заветная кнопка. Надавил на нее. Раздался обрывистый писк. А после с силой надавил плечом на сталь, свет рассеял тесную темноту. Я шагнул навстречу жизни. За спиной захлопнулась тяжелая дверь с домофоном. Затхлый запах подъезда закончился. Вдохнул побольше свежего воздуха, словно заново явившийся на этот свет…

Вечерний двор встречал панельной пятиэтажкой, шумом детей и беспокойных мам. Из неумело припаркованной у соседнего подъезда «KIA» мерно качали басы. Исполнитель, утопая в утробном звучании, лениво и невнятно под биты читал текст. Это придавало простым русским словам иноземное звучание. Мы так веселились в детстве с друзьями – тараторили всем знакомые фразы, активно напирая на согласные, делали перед взрослыми вид, что говорим на английском. Нам, конечно, не верили, зато умилялись и даже подыгрывали.

Певец пел про любовь и свою дерзость. Подростки стояли у авто, курили кальян и наслаждались последними отсветами заката на окнах – при полной видимости для них еще имелись публичные запреты и косые взгляды, но в сумраке все эта напускная нравственность взрослых растворялась, открывая свободу, залитую тугими басами и воспетую полурусским говорком.

«Ты меня знаешь, да-да, все будет хорошо, не переживай», – свесившись по пояс с карниза, заявлял со второго этажа сосед по площадке и стряхивал пепел на оранжевую от сочных бутонов клумбу.

За цветами у подъезда ухаживала престарелая женщина, вечно возилась с ними, поливала, отгоняла кошек и следила, чтобы собаки не гадили. Только, как назло, все время упускала из виду бычки моего соседа со второго этажа, который глубоким вечером возвращался с работы, курил в окно, громко разговаривая по телефону, дотягивал до фильтра и швырял окурок вниз щелчком пожелтевших пальцев. Женщина собирала их каждое утро и смотрела вверх, пытаясь разобраться: кто это мог бы сделать? Я помнил ее еще с детства – работала в библиотеке, расположенной неподалеку от частного сектора, где я вырос.

От него, как много лет назад, все так же веяло дымом прошлогодней листвы.

До конца первого летнего дня оставалось часа три.

Бесшумно подкатила белая «Mazda», озарив поросшее кустами подножие панельного дома. Молодые парни и единственная с ними девушка приумолкли. Приумолк даже исполнитель, подавившись плохо пережеванными слогами. Последнее, что можно было разобрать из текста: обрывок – «любовь средь лирики подъездов и заборов». Дальше следовали музыкальные низы и словесный кашель. И мой сосед по площадке, курящий в окно, приумолк тоже… Заперхал, зашмыгал носом, забыв убрать телефон в сторону. Собеседнице его, наверно, стало проще, так как наконец-то поняла стадию эволюцию своего собеседника.

У водительской дверцы медленно опустились стекло. За ним поджидала наглая улыбка.

–А не хотите ли вы спросить у Родиона Борисовича: «А не охренел ли он ездить на такой классной тачке?».

Я промолчал.

–Отвечаю: «Да, охренел».

Для большего понта невозмутимо отвернулся.

–А не хотите ли спросить, так, слегка поинтересоваться: «А сколько под капотом лошадиных сил?».

Промолчал и на этот раз, угрюмо разглядывая дверь подъезда.

–Не хотите? Ну и ладно, я все равно отвечу – двести семьдесят пять.

–Ожидал большего, – спокойно закурил и наигранно повернулся к собеседнику.

–Значит, ожидали большого… Хорошо. А не хотите ли вы тогда задать самому себе самый важный вопрос – а какого хера я такой охреневший?

–Весь в своего директора.

Светловолосый пижон грозно оценил мою позу.

–Ладно, запрыгивай.

Затянувшись, выдержал паузу, косясь на самодовольную ухмылку Радика.

–Так и быть, поехали, – выкинул как бы невзначай.

–«Так и быть» … – пробормотал под нос директор. – «Так и быть» – совсем обозрел.

Я с наигранным чувством достоинства залез в авто.

–В тачке не курить, – услышал тут же предупреждение.

–И дышать через раз.

–Это уже по желанию.

–Кресло какое-то неудобное, – я попробовал вдавить спину в дутую кожу.

–А я не знал, что ты сучка такая капризная.

–Теперь знаешь. Был бы бабой, тебе не дал бы – не удивил.

–Вот сомнительный ты человек – ничем тебя не удивить, – Радик вывернул руль, и мы тронулись задним ходом.

Выехали к мусорке, «запустили правое плечо вперед» и, минуя ветвистую аллею, вырвались на центральный проспект города средней полосы, отличимого от всех остальных южной рельефностью и глубоком логом, что пролег, словно шрам на лице от подбородка до лба, от начала до самой окраины.

–Выспался? – спросил Радик и включил радио на панели.

–Как заново родился – потянулся я и поглядел в окно, за которым мелькали вычурные вывески лучших заведений и сетевых маркетов, где, несмотря на достаточно поздний час, еще торговали всевозможным счастьем.

Радио зазвучало песней на зарубежном. Мужчина высоким голосом вытягивал непонятные слова. Ему на заднем фоне подпевала женщина. Голос был красив, объемен, слушая его, представлялось море, которое никогда в жизни не видел. Огромный горизонт, неизмеримый человеческим взглядом, и волна за волной, волна и…

–Что молчишь?

Я с вызовом отвернулся.

–Молчи-молчи.

Почувствовал легкий толчок локтем в плечо.

–Вот ты бесчувственный, больно человеку – с девушкой навсегда прощается. А этот, гляньте на него – молчит, и в ус не дует.

–А ты еще английский свой не забыл?

–Это итальянский, дурень.

–Как же ты достал со своим итальянским.

–Красивый язык же, – Радик повернулся в мою сторону, наигранно улыбнулся. Несмотря на легкую опухлость лица, он мог бы с легкостью сойти за голливудского актера – высокий, подтянутый, с крепкими и загорелыми предплечьями, красиво подчеркнутые закатанными рукавами черной водолазки. – Ну, я же все-таки нормальный лингвист, а никак некоторые.

–Ну, начал…

Радик повернулся ко мне и одарил яснозубой ухмылкой, словно с рекламного плаката.

– С тобой-то понятно – все забыл, сдавать памятью начал, я гляжу, еще скажи, и про цыган все забыл?

–Не припоминаю. А должен?

–Обязан….

–Слушай, как можно быть таким нудным? Тебя бабы вообще как терпят?

–Со слезами на глазах, – Радик расслабил на руле широкие ладони и влился своим ярко гэкающим акцентом в надрывную лирику заграничного исполнителя. Бывший студент с дополнительным изучением итальянского пел весьма хорошо, пусть и не проговаривал все звуки, компенсируя их тарабарщиной, но в темпераменте не уступал.

–Для бесчувственных, и особенно для отсталых, – посмотрел на меня, – рассказываю: парень прощается с девушкой, которая улетает навсегда….

–Прям навсегда?

–Прям-прям навсегда.

–Куда улетает?

–Из родной страны к морю.

–Мне сейчас прослезиться или потом можно?

–Чурка ты бесчувственный, – друг с античным размахом философа, вещающего с трибуны, поднял вверх указательный палец. – Вот-вот, слышишь эти нотки светлой тоски?

–Примерно.

–Весь мир слышит, сочувствует, так сказать, ситуации, а ты, блин, примерно. Вот сколько тебя знаю, столько поражаюсь – все тебе примерно и примерно…

–За дорогой следи, – предупредил я увлеченного Радика, который окончательно очаровался переборами мелодичной композиции.

У пешеходного перехода резко затормозил черный джип. Мы едва не врезались ему в увесистый бампер. Объехали, пристроились сбоку. Тронутый поэтическими чувствами, Радик не заметил, как опустилось стекло габаритной легковушки, высунулась оркоподобная голова и на чем свет стоит обматерила нашу лихость.

–Прощай, моя любовь… Прощай, Италия… – тянул Радик, перейдя на русский.

Башка гневалась, жилки у виска вздувались.

–Очки купи, хер бабушкин, – неистовствовали сизые губы под картофельным носом.

Угрозы расправы сыпались одна за другой. Друг, улыбнувшись водителю, словно всему миру, собрал ладонь пистолетом, показал в сторону спуска, мелькающего светофорами, стремительно сорвал авто с места, оставив беспокойство и возмущение позади. Я выключил радио на панели, настроил записанную на флешку, заезженную нами до дыр композицию, и жизнь понеслась с полной скоростью вперед, калейдоскопом огней, вниз по склону на главный мост.

Каждый день ты просыпаешься с мыслью:

«А не последний ли это день?».

Ты чувствуешь себя, как будто у тебя

На спине татуировка – мишень.

Динамики надрывались. Мы мчались навстречу будущему…

Пригородная зона встретила одноэтажной шеренгой домов с косыми крышами – один на четыре хозяина – вечная тема провинциальной периферии. С трассы съехали на пересеченку. Дорога была рыхлой, как и вся камышовая окраина. Радик вглядывался в едва освещенный высокими фонарями полумрак.

–Улица Матросова, семь, – наседал я на него.

–Да помню.

Каждый день – это меткий выстрел!

Это выстрел в спину, выстрел в упор,

За все годы можно было привыкнуть,

Но ты не привык до сих пор!

Я сделал песню, которая повторялась раз за разом, тише, потом вырубил совсем. Требовалось безмолвие.

Замысловатые тени от мохнатых сосновых макушек закрывали прямоугольные таблички с номерами домов.

–Ладно, тормози тут, – показал я на небольшой съезд у кучи мусора.

–Ага, – возмутился Радик, – давай уж тогда сразу у болота.

–Надо пешком, так не найдем.

Радик надулся, выдохнул, согласился. Но припарковал машину, не съезжая с дороги. Мы вышли, вступив в сырость. Цепким взглядом водитель осмотрел капот – не запачкался ли? Остался доволен, белизна кузова соответствовала белизне его зубов. Из зарослей веяло полынью и лежалой рыбой. В траве просвечивался пластик пивных баклажек. На крыльце кирпичного дома, сидя на порожке, курил мужчина. Торс его был обнажен. Затянутый под пузо ремень выдавливал наружу вялые, обезображенные жиром, телеса. Он безразлично смотрел то ли на нас, то ли на порезанные колючей хвоей клочки заката.

Пикнула сигнализация, и мы двинулись вперед.

–Так, двадцать первый, – закурил Радик, оглядываясь на растворяющееся в полумраке авто.

–Все равно не твоя, что боишься?

–В том-то и дело, что не моя… Фирмы. Наша, общая.

–Эта которую ты так из Европы ждал?

–Именно.

–Семнадцатый, – произнес я еле слышно, выбил из пачки сигарету. Чиркнул кремень, сиюминутной искрой опалив темноту. Табак прикурился. Дым от первой затяжки остался за спиной.

Радик оглядывался. Машины было уже не рассмотреть.

–Ох, Радик, мещанская ты натура.

–Гляжу, ты – честный пролетарий.

Таблички были едва различимы, но очевидно, что мы шли в правильном направлении. У номера одиннадцать остановились. Залаяла собака. Сквозь прутья забора вылезла зубастая пасть. После овчарка передними лапами запрыгнула на забор. Гавканье сделалось еще опаснее и слюнявей.

–Давай пройдем, – встревожился я.

Внутри все сжалось от страха. Я отошел к звенящим мошкарой кустам.

–Да пошли же, – настаивал я.

–Сейчас-сейчас, – Радик не вынимая сигареты, специально опустился, начал возиться со шнурками. –Минутку-минутку.

–Она сейчас забор перескочит.

–Ну, дай шнурки завязать.

Пес от нашей наглости изошел еще большей злобой. Радику было все равно. Привыкший -все детство с собаками был дружен, усмирял даже самых лютых и клыкастых. И по службе брал во взводе на себя кинологические обязанности.

–Да пошел ты, – рванул я быстрым шагом по уличной колее.

–Ты куда? Подожди, – кричал вслед Радик. – Последний раз такого быстрого тебя я видел, когда ты в детстве от цыган убегал.

–Я не убегал, – огорчился от неприятного воспоминания.

Их реально было трое, а я один. И угораздило меня, выбежав на свою улицу, быть замеченным своими парнями, среди которых был закадычный Радик. Они, конечно, дружно вступились. Мой позор был отмщен. Друзья с родного того двора давно уже спились, кого посадили, кто-то спасся, сбежав пытать счастье в Москве, а Радик и его неуместное воспоминание о том злополучном дне остались.

–Ага, не убегал, аж бейсболка слетела, мчал будь здоров.

Насмешки прервал показавшийся из-за заезда во двор плоский капот синей «Daewoo Nexia».

–Она, – я щелчком пальцев выстрелил окурком в лужу у обочины. Из безлунной воды торчал осколок шифера, как обломленный клык. Когда-то это был забор, огораживал, наверно, какой-нибудь облагороженный земледелием участок с картошкой или помидорами.

–Да, – Радик дал знак рукой – стоп, мы остановились.

–Давай ключи.

Радик кинул связку с овальным брелком.

–Он телефон не берет, на звонки не отвечает, две недели не платит – полный ассортимент злодея. Был бы адекват, могли бы по-хорошему договориться, но, видимо, не судьба, так что теперь все вопросы через суд.

–«Никаких переговоров с террористами», – процитировал я фразу из известного фильма.

–Точно.

–Так что, джентльмены, – Радик чинно и степенно размял плечи, приосанился, – начинаем работу?

–Приступаем, – я хрустнул шеей для пущей серьезности.

Мы принялись за дело.

Спокойно подошли к захудалому авто. Хорошо, что хозяин не загнал ее в гараж, поставил по фронту непокрашенных дверей. Стены пахли бетоном и железом. Новенький. Боюсь, зря строил, уже не пригодится. В окнах кирпичного дома горел свет, по комнатам расхаживали тени, мерцал экран телевизора. По картинке понял – новости…

Тревожный момент, вроде бы все тихо-тихо, а вдруг какая-та неожиданность. Психанет, пальнет из какой-нибудь берданки, и все – финита ля комедия – прощай, Италия.

Покосился на Радика, что был прост и невозмутим, кажется, в его голове продолжала звучать песня с красивыми переборами, несмотря на тоскливый сюжет, навевающая красивую мечту о чистых чувствах, голубом небе и соленых волнах.

Покрутил в руках черный брелок с ключами. Отыскал желтую кнопку, подставив его под случайный свет. Снял сигнализацию. Цепляя головой низкую ветвь яблони, запрыгнул в авто. Радик разместился рядом. Завел движок, который как-то на фоне тишины оказался громче положенного. Благо машина была припаркована удобно, не пришлось сдавать назад, а прежде чуть привыкать к коробке передач. Крутанул руль налево, вывернул вправо.

Вот-вот, и свобода…

Фары озарили неровную дорогу. В доме хлопнула дверь. К калитке подбежал моложавый мужчина неопределенных лет.

–Стоять, уроды! – начал он орать еще со двора, теряя на ходу тапки. Дерганул засов калитки, что поддался не сразу. Раз, два… Заело. На третий получилось.

Мы мерно покатили прочь, наслаждаясь паникой должника.

Хозяин в длинных шортах пытался догнать, собирая камни и ухабины босыми ногами. Почти нагнал. В зеркале увидел наглую, украшенную уголовным прошлым, физиономию преследователя.

–Знайте, я буду убивать! – гнев преобразился в беспомощный надрыв.

–Что он говорит? – улыбнулся я другу.

Развалившись вполоборота, Радик пристально рассмотрел заднюю часть салона. Потянулся вниз. В его руках оказались две бутылки текилы.

–Говорит, ребята, у меня в салоне ящик текилы, выпейте за свое здоровье.

Я поглядел назад – и правда – упаковка текилы.

–Добрейший души человек.

–И выносливый, мотивированный… – директор наблюдал за отстающим, матерящимся и босым бегуном. – Целеустремленный к тому же, до последнего не сдается. «Гвозди бы делать из этих людей, крепче б не было в мире гвоздей», – подвел итог поэтической выдержкой из советской классики.

Мы оторвались, Радик выскочил у своей новой любови – белой, хищной, остроносой. Рванул за мной. Издалека еще доносился нечленораздельный ор мужика. Такой будет бежать по следу, пока не обессилит. Не первый раз уже становились свидетелями, как преданность своей колымаге и собственной ненависти дает людям недюжинную силу и большую надежду.

Уступив дорогу колонне фур, оказались на плохо освещенной трассе, помчали в офис. Включил радио – без толку, ничего путевого. Покрутил тюнер. Зарубежная лирика. Лазарев, Билан, песня про «Давай с тобой сыграем в прятки»… И снова лирика на чужом языке. Кроме русского, другого не знаю. Это Радик учился с углубленным изучением иностранного, я так, чисто на преподавателя русского и литературы.

Непонятные мне голоса смолкли.

Опустил замутненное стекло. Подсвеченный пейзаж теплых окон и выступающего леса заворожил взгляд. Свежий ветер дороги захватил дух. Захотелось вырваться за всевозможные горизонты и даже чуть дальше. Город из частных домов вырос до пятиэтажных хрущевок, а потом еще выше – до высоток рабочего района и дымящихся труб. На кольце, разводящем дороги на все стороны, сиял огромный одуванчик – остаток советских времен Левого берега. Он величаво горел в вышине урбанистическим, всесильным электрическим огнем, словно маяк притягивая огоньки машин и автобусов, что, прокрутившись по кольцу, безвозвратно терялись в ночи.

У кольца задал влево, покосился в зеркало. Радик не отставал. Из его авто под электрогитару доносилось:

«Ты сказал ей: «Отдай мне свою любовь»,

Она ответила тебе: «Бог подаст».

И это был самый меткий выстрел,

Выстрел в лицо, выстрел в упор….».

Песня летела мне вслед, как и вся жизнь, чувствовал я, что еще чуть-чуть – и опережу ее на весь корпус автомобиля, на минуту, на час, а может быть, даже на целую ночь. Выдавливал последнюю мощь из дребезжащего авто. Бутылки в ящике дребезжали стеклом, словно им было тесно, и они требовали воли.

Представил, как хозяин без тапок и машины стоит во дворе своего дома и клянет несправедливость мира. Его улица почти сползла в болото. Может, давно бы и потонула, если бы не называлась – Матросова…

Наш офис «Автоломбард» находился в пожелтевшем двухэтажном здании, ничем не приметном, среди множества таких же других. И все вокруг на районе было одинаково, кроме одного строения – управление внутренних дел Левобережного округа, расположенного напротив нас. Опрятное, заштукатуренное, вылизанное метлами и цветущее красными клумбами у входа оно значительно выделялась из всего остального.

Загнав машину в гараж, засели в офисе. Кабинеты были, конечно, пусты. Операторы разошлись по домам. Технический отдел тоже. Мы расположились в приемной, убрали со стола бумаги, смахнули ладонями в мусорную корзину канцелярскую мелочь – скрепки и погнутые скобки степлера, Танькины цветные листочки, на которых она вечно что-то записывала и приклеивала, сложили в отдельную стопку. Договорились завтра все вернуть на места, чтобы она не возмущалась, педантка, что сказать – любит, когда все лежит по полочкам и расписано по датам.

Достали из шкафа с документами рюмки, лимон взяли из буфета – кто-то принес пить чай, но завтра, заручились, купим новый, никто не обидится. Квадратные лампы сильно трещали, поэтому пришлось их выключить, принести настольную. Ее чуть подрагивающий свет красиво орошал непочатую бутылку, тонкие дольки лимона на блюдце, две рюмки, сделанные из гильз от снаряда – мы с Радиком привезли их из армии, как дембельские сувениры.

Я свернул горлышко, разлил.

–Давай, – сказал я.

–За успешную операцию.

Выпили, закусили лимоном. Приободрились.

–Паленая, – сморщился друг.

–А он что, торгует ей, что ли?

–Кто он? – активно жуя лимон, спросил Радик.

–Да кто-кто, у кого мы сегодня машину изъяли. Гляжу, у тебя башка только цыган и итальянский запоминает.

–А, Пряхин этот. Да, барыжничает, – Радик открыл окно, впустив в комнату цветущую летнюю ночь, и закурил. – Редкостная сволочь. Мало того, при оформлении документов хотел нас обмануть, мол, небитая, все такое. Но Леха…

–Леха порой может толк приносить.

–Ага, оппозиционер-патриот.

Алексей был наш механик – руки росли у него откуда надо, только жалко, что руководила ими дурная голова.

–В общем, он обследовал его тарантас как следует – битый не раз, и не два… Но дело не в этом… Я его пробил через ментовскую программу – лет пять назад сидел за воровство, притом собственного друга на деньги кинул, напарника своего. С деньгами фирмы сбежал в Москву, да ни хрена не угадал, поймали. Но не мудак ли? А?

–Ты это, случаем не пытаешься, так завуалировано, тонким намеком кого-то предупредить? – попытался подколоть я раздухорившегося товарища.

–Вот что ты за человек? Тебе ничего рассказать нельзя нормально. И машина не нравится, и подтексты видишь, и от цыган бегаешь. – Радик показал на бутылку, мол, наливай.

Рюмки наполнились снова. Осушили их молча, поморщились, закусили.

–Соли не хватает, – перекосился снова Радик.

–Да просто гаражное пойло. Закусывай, не закусывай, толком не закусишь.

–Точно.

–А так чем занимался?

–Да спекулянт паршивый, купи-продай. Очередной романтик, мать его, «этапом из Твери, зла немерено». Сегодня деньги, завтра нет. Обычная история: доторговался, прогорел, но бизнес захотел продолжить – чтобы было на что, машину нам заложить и решил. Ему поначалу девчонки наши дозванивались, говорили вежливо, мол, оплатите хоть часть, мы дадим отсрочку… Он, нет бы по-человечески ситуацию разрулить, культурно, так давай на них орать, мол, вы шлюхи офисные, хер вам, что мне будет?

Радик закинул ноги на стол. Затушил окурок в стеклянной пепельнице.

–А что ты хотел? Ничего удивительного, нормальные люди машины закладывать нам не будут. Только те, которым банковский кредит уже не дают или те, которые что-то замыслили и маленькую фирму на деньги выставить захотели.

Директор, отягощенной грузом предстоящих проблем и уставший от ежедневной грязной работы, загрустил. Мне, его заместителю – в официальной должности «креативный директор», ничего не оставалось, как поддержать его. За год напряженной работы мы истощились, особенно морально, многое осточертело, в том числе, вереница наглых и бандитских лиц, по взгляду которых читается одно – мальчики, куда вы лезете, мы вас все равно разведем. Попадались, конечно, и достойные клиенты – обычные люди, загнанные современным безденежьем. Но таких, к сожалению, меньше. Но эти, наоборот, нас боялись, для них мы были уже подозрительными рожами, что хотят нажиться на честных тружениках. Подсказанная и проспонсированная сверху идея по созданию лизинговой фирмы «Автоломбард» была реализована Радиком и мной.

Будучи студентами, мы рисовали другие перспективы – Радик порывался в журналистику, в принципе, как и я. Хотя, когда проходили практику в школе ему нравилось преодавать. Мне не очень.

Ну, в любые случаи, что мы тогда хотели, оказалось неважно. Жизнь распорядилась, не вслушиваясь в наже пожелания, как и других жителей страны: еще не успевший толком начаться двадцать первый век показал нашему поколению другие возможности, и мы с радостью ими воспользовались, так как это сулило больших денег и благополучия, а еще и жизнь среди громкой музыки и электричесого веселья неоновых огней.

Мы вывернули себя наизнанку, вытряхнул из себя все, чему учили и воспитывали, чтобы это не тяготило на пути к достижению цели.

Мы построили «Автоломбард»!

«Автоломбард» – надежда на быстрые деньги для человечества.

«Автоломбард» …

К нам пригоняют машину, технический отдел оценивает, назначает цену в тридцать процентов от низа рынка. А потом, если клиент соглашается с ценой, которую мы предлагаем ему за машину, забираем дубликат ключей, а если такого не находится – то повышаем ставку, чтобы окупить стоимость их заказа.

Ввязавшийся в это человек подписывает договор – без всяких мелких шрифтов, как это обычно принято во многих компаниях, обязуясь каждый месяц возвращать установленную часть денег и спокойно кататься на своем авто; даем ему плюсом для изучения листов пятнадцать, где изложены правила лизинга, чтобы потом не было к нам никаких вопросов. И так начинается наше с ним сотрудничество. В случае, когда клиент перестает уплачивать установленную сумму, наши операторы предупреждают его о просрочке. Если уже после этого он не хочет возвращать задолженность или, как чаще всего бывает, просто не выходит на связь, приезжаем мы и стараемся культурным путем изъять его машину.

Клиенту от нас тяжело скрыться. Перед тем, как заключить договор, наши специалисты ставят на транспортное средство специальные датчики-маячки. Как раз на тот случай, если вдруг и если что… А «если что» и «вдруг» случается очень часто. И когда «если что» происходит, и «вдруг» теряется авто – мы всегда знаем, где оно запрятано. Датчики через спутники нам сообщают о его местонахождение на карте нашей страны.

–Завтра эту тачку на фирму переоформить надо, – горько выдохнул Радик, глядя в окно. За ним, кроме забора и кустов, не было ничего интересного. Ночное небо с трудом просматривалось. Зато чувствовалось, что оно чистое и полно звезд.

Думалось, что начинающееся лето будет особенным, таким, как в любовных и приключенческих романах, которые я, когда учился, читал без перерыва, сам хотел писать подобное, чтобы надрыв… Чтобы любовь и дружба, отвага и доблесть. Когда один из редакторов журнала прочитал мою рукопись, я тогда был еще студентом, сказал, что сейчас так не сочиняют, мол, это все неправда; посмотри по сторонам – секс, алкоголь и наркотики – вот правда… К сожалению, редактор в клетчатом сером свитере был прав. В его больших глазах читалось сочувствие. Писать я забросил. Да и вовремя началась служба, там уже было явно не до этого.