bannerbanner
Закулисье погибшей актрисы
Закулисье погибшей актрисы

Полная версия

Закулисье погибшей актрисы

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 3

– Да, всё так. Но должно быть что-то ещё, – сам себе тихо сказал Феликс.

И, словно сбывшееся предчувствие, в кабинет вошел Сергей Жогов, специалист по современным технологиям, и с таинственным видом уставился на Волконского.

– Привет, Сереж, – поздоровался Феликс.

– И тебе не хворать. Слушай, Фикс, тут такое дело мутное. Смотри! – Жогов указал на значок приложения, установленного на смартфоне Крестовской. – Я такой программы не знаю, поисковые системы тоже. Это что-то совершенно новое, но с помощью этой программки можно подключиться к любой камере в городе… или отключить их.

– Ты хочешь сказать, что Таис сама могла выключить видеонаблюдение во всем ЖК?

– И не только в ЖК. Она могла отключить камеры везде, и на улице тоже. Программа сама находит и подключается к серверу видеонаблюдения, если где-то рядом установлены камеры.

– Ничего себе находка! Выходит, что Крестовская могла это сделать сама, или же с ее приложения это сделал кто-то другой. Хотя вряд ли… Для того, чтобы добраться до телефона, нужно было войти в здание.

Феликс немного помолчал, усваивая полученную информацию, и произнес:

– Может, такая программа существует не в единственном экземпляре, или же… Таис сама отключила камеры. Зачем? Кого-то ждала? Кого-то, кто должен был остаться незамеченным…

***

Разговор с начальником, как и предполагала Ада, вышел непростым, но против эксклюзивных фотографий с места трагедии не поспоришь – пришлось уступить. Аделина пила кофе с привкусом победы и просматривала социальные сети погибшей актрисы.

Таис улыбалась сияющей улыбкой, но в глубине больших изумрудных глаз затаилась печаль. Или же просто так кажется в свете случившейся трагедии? В Крестовской было все – и неземная красота без единого видимого изъяна, и грация дикой кошки, и таинственное притяжение, и хрупкая женственность. На нее невозможно было смотреть без восхищения, но сейчас, рассматривая застывшие на фотографиях мгновения жизни погибшей актрисы, Ада испытывала сострадание. Она чувствовала почти физически, что за внешним лоском, невероятным успехом и роскошной жизнью скрыто что-то, причиняющее боль. Рука сама потянулась в сумку, где лежал дневник, выпавший с тридцать пятого этажа вместе со своей хозяйкой. Предположение возникло внезапно: «А что, если записи сделала вовсе не Таис? Может быть, этот дневник принадлежал другому человеку, а у Крестовской оказался случайно?». Так или иначе, но зашифрованные записи могли бы многое прояснить. Сегодня же после работы Аделина собиралась позвонить Волконскому и передать в его руки свои находки с той роковой ночи: конверт с запиской и флэшкой, ежедневник, расписанный по датам на несуществующем языке. Но если она отдаст дневник – то никогда не узнает, что в нем написано! Эта мысль поразила Аду молотом по голове. И как же тогда быть? Она открыла ежедневник:

K V/EZ/E 1 VU%IVI EU %/V6F/ ZV1 %/J/, N%/LR ^F>I0%6 #V52F^.

«Как это расшифровать?» – от отчаяния она стиснула зубы.

Погрузившись в работу с головой, Аделина отбросила в сторону все прочие мысли. Для нее было важно, чтобы статья о Таис Крестовской получилась безупречной, чувственной и красивой, какой была сама актриса, и пронзительно трагичной, как ее внезапная гибель.

Дорога от офиса издательства до жилого комплекса, где проживала Ада, занимала немногим больше получаса. Можно было проехать несколько остановок на метро, но прогуляться по любимому городу приятнее. Погода никак не хотела смириться с наступлением лета, холодный ветер продолжал свой натиск на жителей Петербурга вопреки занявшему свое место на календаре июню. Аделина прошла мимо невысокого и сильно худого парня с длинными, торчащими вверх волосами, выкрашенными в белый цвет. Парнишка читал рэп собственного сочинения, будоража проходящих мимо туристов. Ада улыбнулась, подставив лицо освежающему ветру, пробиравшемуся под полы ее серого пальто. Она обернулась, чтобы еще раз бросить взгляд на начинающего рэпера, и заметила мужчину – высокого блондина в красном свитере, который шел на небольшом расстоянии сзади нее. Их взгляды встретились, и по спине девушки пробежали мурашки. В глазах случайного прохожего не было безразличия – в них была цепкость и нетерпение хищника.

«Наверное, показалось» – подумала Ада, но сердце застучало сильнее, а шаг ускорился. Она завернула за угол, прошла несколько метров и повернула голову, чтобы посмотреть назад. Мужчина продолжал идти за ней, даже не пытаясь таиться. Смотрел открыто, с вызовом, будто требуя то, что Аделина была ему должна.

Мысли девушки заметались в панике, а рука сама потянулась к сумке. Где-то там, на самом дне, лежит визитка того привлекательного полицейского с ледяным взглядом. Нащупав небольшой прямоугольный кусок картона, Ада на бегу набрала номер и занырнула в один из проходных дворов Петербурга.

***

Феликс вошел в знакомое до каждой трещинки на стене здание, вдохнул запах потерявшей лоск роскоши, перемешавшийся с нотками хлорки. Квартира в доме Барышникова досталась ему от бабушки. Здесь прошла вторая половина его детства после гибели родителей. Он любил этот дом, лелеял теплые воспоминания, оберегавшие его от тоски и одиночества. Несмотря на тяжесть утраты, он всегда чувствовал поддержку, исходившую от дяди и бабушки. Они не смогли заменить ему маму и папу, но их забота, продиктованная не долгом, а любовью, создавала вокруг маленького Феликса атмосферу семьи.

Дом был построен в конце девятнадцатого века в стиле модерн, фасад здания, украшенный лепниной, давно нуждался в реставрации, и Феликсу всегда было грустно смотреть на увядание этого пятиэтажного символа канувшей в далеко ушедшее прошлое эпохи. Ему нравилась дореволюционная архитектура – каждый доходный дом строили по особому проекту, наделяя здание индивидуальными особенностями, присущими только ему, словно делая его живым, уникальным. В начале двадцатого века архитектурное детище Александра Барышникова стало притяжением для людей, приобщенных к искусству. Именно здесь, в доме номер тридцать один по улице Марата в начале двадцатого века нашло для себя пристанище издательство «Шиповник», давшее начало творческого пути многим писателям. Здесь же печатали свои произведения Иван Бунин, Александр Блок, Андрей Белый. Кроме этого, под сводом гостеприимного дома Барышникова располагались в те времена Императорское Русское театральное общество и балетная студия. Все это было давно и теперь стало лишь историей на страницах учебников и дорогостоящих книг с пестрыми фотографиями, приукрашающими реальность.

Феликс вошел в свою просторную квартиру, словно переступив временной порог. Здесь все оставалось так же, как было при бабушке. Все тот же дореволюционный стиль, который она старалась поддерживать, покупая предметы интерьера, стилизованные под начало двадцатого века, на блошином рынке. Стены украшала ажурная белая лепнина и картины маслом родом из девятнадцатого века. Вся мебель дополняла антураж, она была либо сохранившимся раритетом, либо новоделом, сделанным под винтаж. Из этой идеально слаженной дизайнерской стилистики выбивался только большой телевизор, прикрепленный к стене, словно бородавка на безупречном лице. Но такова цена слияния уюта, продиктованного собственным вкусом, и потребностями современного человека.

В просторной комнате с выходом на балкон стояла трёхъярусная клетка. Маленький воробушек, услышав шаги хозяина, зачирикал и радостно запрыгал по жёрдочкам вверх.

– Соскучился, Дигл? – ласково спросил Фикс, выпуская птаху полетать и размять крылья.

В конце прошлого лета Феликс случайно заметил выпавшего из гнезда неоперенного птенца. Тот сидел на земле, обреченно опустив вниз клюв, и ожидал смерти. Фикс не смог пройти мимо, приютил, выкормил, выпускать под зиму не стал. Птичка быстро стала ручной, привычной к клетке. Так Дигл и остался жить с Фиксом. Вдвоем не так одиноко, да и возвращение домой стало желаннее – теперь его ждали, его приходу кто-то радовался…

Феликс сварил себе кофе с долькой апельсина и щепоткой черного перца, сделал бутерброд с сыром и сел за стол. Дигл прыгал рядом, склевывая крошки со стола. Белая ночь сопротивлялась наступлению темноты – только сгустившиеся на небе тучи, с угрозой взиравшие на град Петра, создавали атмосферу серости и недосказанности. Словно между днем и ночью встало что-то тоскливое, готовое пролиться на землю потоком дождя. Феликс уставился в стену и потонул в воспоминании…

– Ты мой воробушек, моя беззащитная пташка, – она смеется, худенькие плечики подрагивают под тяжестью его ладоней. – Я буду тебя защищать!

…Он слышал ее крик, они терзали ее, словно хищные птицы… а он лежал на влажном от крови асфальте и не мог встать… не смог… не защитил!

Дигл прыгнул к нему на руку и потерся маленькой головкой, соскучился по ласке. Феликс включил телевизор, нужно было заглушить воющие в голове мысли. Шла реклама, и он уже хотел переключить канал, как показали ее, Таис Крестовскую. Густые длинные волосы падали на плечи шелковой мантией, большие зеленые глаза манили, завораживали, тонкая, но при этом женственная фигура вызывала желание. «Магнетическая женщина» – подумал Фикс, и тут зазвонил телефон. Он услышал в трубке срывающийся женский шепот, не сразу поняв, кто звонит и что от него хотят. Та самая девушка, свидетельница. Ее преследует мужчина, и еще она сказала, что должна передать ему что-то важное, о чем раньше забыла. В мгновение Феликс, вскочив из-за стола и посадив в клетку своего пернатого друга, выбежал из квартиры, забыв взять с собой куртку. Он мчался в своем автомобиле по ночному городу с одной лишь мыслью – «Успеть!».

***

Ада старалась игнорировать вонь, которой пропитывалась сама, сидя за мусорными контейнерами. Каким бы некомфортным ни было ее укрытие, оно выполняло свою функцию. Во внутренний дворик дома вслед за девушкой вошли двое мужчин – тот, кто ее преследовал, и еще один, чуть ниже ростом, коренастый, с короткими черными волосами. Озираясь по сторонам, они заговорили, и, к удивлению Ады, их речь звучала на английском языке.

– Where did she go? («Куда она подевалась?») – спросил блондин, в его интонации сквозило раздражение.

Поддавшись зову журналистской натуры, Ада включила запись на диктофоне смартфона.

– Are you sure she has the flash drive? («А ты уверен, что флэшка у нее?»). – Тот, что был ниже ростом и с темными волосами, смотрел на своего товарища с упреком.

– I saw this woman with my own eyes. She picked something up from the ground and put it in her bag. If the police had found the flash drive, our man would have known and reported it to us. («Я своими глазами видел, как эта женщина подняла что-то с земли и положила к себе в сумку. Если бы флэшку нашла полиция, то наш человек бы знал и сообщил нам.»)

– She could have had time to convey («Она могла успеть передать»). – Темноволосый насупился и уставился на мусорные баки, словно мог посмотреть сквозь них.

Ада сжалась, боясь дышать. Она мало что понимала из того, что говорили двое мужчин, и корила себя за плохое знание английского языка.

– If she did it, then we're finished. («Если успела, то нам конец») – Блондин побледнел и слился с волосами.

Из контейнера вылезла крупная крыса, с презрением посмотрела на притаившегося на ее территории человека и спрыгнула прямо на кроссовок Аделины. Девушка закричала и, только услышав собственный крик, поняла, что это не тот случай, когда стоило отдавать предпочтение обществу людей.

Темноволосый мужчина ринулся к мусорке, отшвыривая ногой валяющиеся на земле пакеты с отходами. Цепкая рука схватила Аду за воротник пальто и потащила за собой.

– Where's the flash drive? («Где флэшка?») – Слова проникали в ушную раковину, не находя понимания.

– Я не понимаю? Что вам от меня нужно?

Аделина отчаянно пыталась вспомнить хоть что-то из уроков английского языка, что могло ей сейчас помочь. Но на ум приходила только фраза «Who is absent today?» («Кого сегодня нет?»), потому что ее она слышала от учителя на каждом уроке на протяжении всей школьной жизни. Но вряд ли этот вопрос смог бы помочь установить взаимопонимание с двумя мужчинами, не намеревавшимися шутить.

Аду уронили на асфальт и резким движением сорвали с плеча сумочку. Темноволосый достал пистолет и прицелился в лежащую девушку, в то время, как его светловолосый напарник вытряхивал на землю скопившиеся талоны на метро, складную расческу, гигиеническую помаду и новую пудреницу за две с половиной тысячи рублей. Вот ее-то Аделине было сейчас жальче всего.

– У нас в стране убийство человека является уголовно наказуемым преступлением! – зачем-то предупредила она мужчину, намеревавшегося ее убить.

– There's nothing here («Здесь ничего нет»), – скорее простонал, чем проговорил, высокий блондин.

– Where's the flash drive? («Где флэшка?») – повторил свой вопрос второй нападавший. В его темных глазах плескался закипающий коктейль из ненависти и безысходности.

***

Феликс оставил машину у дома, адрес которого продиктовала ему по телефону свидетельница, и вбежал в арку. Представшая перед его глазами картина ему совсем не понравилась, анализировать было некогда, и Фикс ударил по затылку мужчину с пистолетом в руках. Сзади на него набросился высокий блондин и попытался завалить на землю. Но не для того Феликс проводил столько времени в тренировочных залах для рукопашного боя, чтобы позволить кому-то еще хотя бы раз уложить его в лужу собственной крови. Ярость придавала сил, но голова оставалась холодной. Удары были точными, продуманными, болезненными. Он ловко ушел от очередного выпада подключившегося к бою темноволосого и сразу же атаковал.

Блондин вынул из кармана складной нож и ринулся на противника. Феликс сразу заметил, что наносить удар тот не собирается – попытка напугать, не более – но все же смог выбить холодное оружие, которое с глухим стуком упало на асфальт.

Было видно, что оба нападавших хорошо владеют искусством боя, но драка не входит в их планы, тем более с сильным противником, который может обеспечить неприятные последствия. Поэтому они отступали до того момента, когда смогли выбежать из арки и скрыться среди толпы туристов.

Когда Феликс повернулся к девушке, та уже стояла и смотрела на него своими черными, блестящими зрачками, окантованными голубой радужкой; волосы, густые, каштановые, до плеч, завивающиеся на концах, торчат в разные стороны, словно распушившиеся перья; сама маленькая, худенькая, напуганная, в длинном сером пальто… Похожа на растрепанного воробушка. И тут она подбежала к нему и начала его ощупывать.

– Ты не ранен, нигде нет крови? – причитала Ада, проверяя на целостность крепкие руки и широкую мускулистую грудь своего спасителя.

– Что вы делаете? – спокойно, но твердо спросил Феликс.

– Простите! – Ада отпрянула, как от горячего утюга, – Простите, пожалуйста, я так за вас испугалась! Думала, они вас ранили. Мне было бы тяжело думать, что вы пострадали из-за меня.

Она смущенно отвела взгляд в сторону и попробовала виновато улыбнуться, но лицо спасшего ее мужчины оставалось непроницаемым. Он стоял с прямой спиной, как натянутая струна, отведя руки за спину и с интересом рассматривал девушку. Белая футболка облегала его торс, подчеркивая фактурность безупречного, сильного тела. Синие прямые джинсы сидели безупречно.

– С вами все в порядке? Почему эти люди напали на вас?

– Я плохо понимаю английский язык, но, думаю, что им нужно было это. Сейчас!

Ада повернулась и бросилась за стоящие во дворе мусорные баки. Феликс, приподняв вверх левую бровь, наблюдал, как она ползает среди мусора, пытаясь что-то достать.

– Сейчас! Просто ситуация такая была… Пришлось действовать по обстановке. – Аделина понимала, что выглядит в глазах этого притягательного молодого мужчины странно, и от стыда залилась краской, что придало её облику еще более забавный вид. Наконец, ей удалось вытащить из-под контейнера спрятанные там в последнюю минуту ежедневник и свой сотовый телефон.

– Вот, я нашла этот дневник рядом с телом погибшей Крестовской. Я не хотела ничего от вас скрывать, просто была в шоке, машинально положила его к себе в сумку и сразу забыла о нем. Не каждый день, знаете ли, перед моим носом разбиваются насмерть известные актрисы.

Попытка пошутить не вызвала на лице следователя даже тени улыбки.

– Что это? – все также монотонно спросил он.

– Это личный дневник, сложно понять. Здесь все написано на каком-то странном языке. Вот, посмотрите.

Ада раскрыла ежедневник, демонстрируя зашифрованный текст. Феликс взглянул с явным интересом и протянул руку, желая забрать улику.

– Я хочу знать, что здесь написано. Имею право. Это ведь я его нашла. Вы дадите мне прочесть текст, если его расшифруете?

– Вы хотите скрыть улику от следствия? – все таким же холодным тоном спросил он, и это вывело Аделину из себя.

«Что это за ледышка такая? Неужели нельзя общаться, как все нормальные люди – не робот же он, в конце концов!» – симпатия к этому мужчине смешивалась с чувством отторжения к его надменной манере говорить и держать себя подобно торчащей из темной воды Ледовитого океана верхушке айсберга.

– А с чего вы взяли, что это улика? Здесь нигде не указана принадлежность Таис Крестовской. Может быть, ежедневник давно лежал на земле и никакого отношения к произошедшей трагедии не имеет!

Ада и сама не понимала, откуда в ней взялось столько смелости, но сдаваться без боя не хотела. Непросто ей было найти свое место в жизни этого города, и теперь, когда появился шанс, упускать его было равноценно покупке билета до Ростова-на-Дону.

– Но вы позволите мне взглянуть? – Протянутая рука зависла в воздухе.

Ада заколебалась.

– Вы его заберете, и потом я уже никогда не узнаю, что здесь написано, да?

– А зачем вам это знать?

– Я журналистка! И пишу статью о смерти Таис Крестовской! – Она горделиво задрала вверх маленький носик.

«У нее очень красивые, пухлые, чувственные губы», – подумал Феликс. «Но в целом она ненормальная!».

– Как хотите. Если этим двоим действительно нужен был ежедневник, то они за ним вернутся. Но в следующий раз мне не звоните. Счастливо оставаться.

Он развернулся и пошагал к входной арке. Аде стало жутко от мысли о новой встрече с англоговорящими мужчинами. И еще непонятно – если ему не звонить, то кому?

– Постойте! – крикнула она, судорожно соображая, что говорить дальше.

Феликс остановился и посмотрел на нее с прищуром.

– Я записала на диктофон все, что они говорили.

Теперь он повернулся к ней полностью, но продолжал стоять молча.

– Вот. – Аделина включила запись на телефоне.

Фикс слушал, нахмурившись, а потом посмотрел в глаза девушке цепким взглядом, в котором чувствовался упрек.

– Они искали флэшку. Какую флэшку?

Аделина растерялась – а про конверт-то она и забыла сказать! Это все из-за него, в его присутствии каким-то странным образом пропадает память.

– В ежедневнике лежал конверт с флэшкой и запиской. – Оправдание прозвучало жалко, за мусорным баком пискнула крыса, словно посмеявшись над ее словами.

Феликс приподнял левую бровь, ничего не сказав, и продолжил сверлить давящим взглядом вконец смутившуюся девушку.

– Хорошо, возьмите, – сдавшись, Аделина почувствовала облегчение. Она достала ежедневник, внутри которого лежал крафтовый конверт с флэшкой, и протянула следователю.

Он взял, и в его васильковых глазах наконец промелькнуло удовлетворение.

– А вы расскажете мне, что написано в дневнике? – с опозданием опомнилась Ада.

– Пойдемте со мной, я отвезу вас домой.

Не ожидая ответа, он прошел сквозь арку к припаркованному BMW i8, и Аделине ничего не оставалось, как поплестись следом.

Двери автомобиля вспорхнули вверх, как крылья огромной птицы, и Ада невольно охнула.

– Перешли мне запись диктофона, – сказал Фикс, когда BMW тронулся и занял свое место в полосе движения.

«Мы перешли на «ты» – отметила для себя Ада и поспешила выполнять просьбу. Просьбу или приказ?

«Говорили по-английски. Англичане? Американцы? Скорее всего, они здесь с определенной миссией, которую нельзя раскрывать – отсюда и осторожность, и нежелание ввязываться в истории, чтобы оставаться в тени. В следственных органах у них есть свой человек, который пристально следит за развитием дела Крестовской. В отделе завелась «крыса»? Кто бы это мог быть? Значит, флэшку нельзя приобщать к делу официально. Если дневник со вложенным в него конвертом действительно принадлежит Таис, то как он мог попасть вниз? Она держала его в момент падения в руке? Нет, вряд ли. Тогда страницы раскрылись бы во время полета и конверт унесло бы потоком ветра в другую сторону… На Крестовской было надето черное платье, а поверх него – белый банный халат с глубокими карманами. Черное платье в одиннадцать часов ночи можно объяснить только тем, что она действительно ждала визита. А халат? Его она могла накинуть, если пришел кто-то другой, не тот, кого она ждала – чтобы принять облик человека, готовящегося ко сну, или которого подняли с постели, разбудив. Допустим. Она ждет кого-то конкретного, и тут в дверь звонит совсем другой человек. Она накидывает сверху халат, чтобы побыстрее спровадить неожиданного гостя, дав понять, что отдыхает. Но вошедший в квартиру не торопится уходить, Таис кладет ежедневник в карман халата, дабы скрыть его подальше от ненужных глаз. Выходит на балкон, закуривает сигарету и тут… происходит нападение. Она переваливается через перила и падает на крышу автомобиля, в момент падения ежедневник выпадает из кармана на асфальт. Вполне могло быть…» – наконец, согласился с собственными мыслями Феликс.

Ада сидела сжавшись, боясь произнести слово, чтобы вновь не напороться на острый взгляд холодных васильковых глаз. Этот странный человек рядом с ней снова насупился и глубоко погрузился в свои мысли. Его молчание создавало неловкость, но что сказать, и стоит ли – Аделина не знала. Поэтому она просто смотрела в окно и любовалась мелькавшими за ним зданиями, скверами, радостными лицами туристов, приехавших насладиться белыми ночами, и безразлично, без спешки и суеты, шествовавших по своим делам коренных жителей.

Сзади них пристроился большой черный джип. Фикс глянул на него мельком и повернул направо. Черный джип повернул следом. Феликс перестроился во второй ряд и нажал на педаль газа. Джип не отставал. Не могло быть сомнений, что за ними велась слежка.

– А мы точно правильно едем? – решилась спросить Ада, после того как их автомобиль снова совершил резкий поворот, хотя стоило бы продолжить путь в прямом направлении.

– Нет, – ответил Фикс и больше ничего не добавил.

«И как это понимать? – подумала Аделина. – Что за человек такой ужасный?».

Феликс решил свернуть в арку проходного дома, чтобы выехать с другой стороны, но стоило въехать во внутренний двор, как он понял свой промах. Второй выезд преграждал припаркованный минивэн.

– Cazzo! – выругался Фикс и с силой ударил кулаком по рулю.

– Это на каком языке? – Ада не понимала, что происходит, зачем они сюда заехали и что за слово произнес сейчас следователь. Но из всех роящихся в голове вопросов решила задать именно этот. Он ей показался наиболее нейтральным, не способным вызвать негатив.

– На итальянском. Выходи.

Когда они вышли, Феликс встал впереди Ады, закрыв ее собой. Черный джип уже въехал во внутренний дворик постройки и остановился. Фикс осмотрелся по сторонам, пытаясь сообразить, в какую сторону бежать в случае нападения. Вариантов было два – перепрыгивать через припаркованный минивэн или вступать в драку и прорываться к входной арке. Оба не подходили, учитывая то, что он не один.

Задняя дверь джипа открылась, и оттуда вышел Дмитрий Горецкий.

Глава 3

Дмитрий

Лицо Горецкого растянулось в широкой доброжелательной улыбке, он медленно приблизился к насторожившемуся Волконскому и произнес:

– Простите меня, Феликс Аркадьевич, за мое настойчивое преследование. Просто увидел вашу машину и решил, что это знак. Мне очень нужно с вами поговорить, и желательно сейчас. Завтра утром я уезжаю в Москву по делам, и неизвестно, когда вернусь.

В глазах Феликса мелькнуло недоверие, но опасности он не ощущал. Ему и самому хотелось бы о многом поговорить с претендентом на кресло губернатора.

– Видимо, разговор со мной для вас очень важен, – ответил Фикс, и Ада уловила в его интонации нотку враждебности.

Ей самой Дмитрий Горецкий нравился. Она даже собиралась голосовать на выборах именно за него. Привлекательный внешне, учтивый в общении, он казался человеком дела и принципов.

– Именно так, Феликс Аркадьевич. Здесь, буквально в двух шагах, находится весьма уютное книжное кафе. Могу я вас пригласить на чашечку кофе?

Ада чрезмерно настойчиво вглядывалась в суровое лицо следователя, желая услышать из его уст согласие. Давно она не бывала в таких атмосферных питерских заведениях, а еще ее распирало любопытство, что же такое хочет сказать Горецкий.

На страницу:
2 из 3