
Полная версия
«Три кашалота». Погрешность воли. Детектив-фэнтези. Книга 13

А.В. Манин-Уралец
"Три кашалота". Погрешность воли. Детектив-фэнтези. Книга 13
I
Целый ряд подразделений ведомства по розыску драгоценностей «Три кашалота» с утра был подключен к делу об убийстве в полдень минувшего дня ученого физика Фаворита Нестеровича Чистяева, прилетевшего в Москву на симпозиум; а следом поступило сообщение о внезапной смерти еще четверых участников, ведомству неизвестных. При этом, главная электронная система «Сапфир» выдала данные об интервалах, с которым несчастные прощались с жизнью, и соответственно, 2, 3, 5 и 8 часов. Последней жертвой в этой цепочке оказался убитый в семь часов утра. Все это указывало на «числа Фибоначчи» и, следовательно, на особую изощренность преступников, хотя, конечно, цифровая система могла дать и сбой. Однако на запрос, что бы это значило, она мгновенно ответила: «1+1=2; 1+2=3; 2+3=5; 3+5=8… Это порядковый алгоритм так называемого «золотого сечения», который присутствует в явлениях ряда объектов растительного и животного мира, даже мира минералов… То, что в указанном порядке числа являлись числами Фибоначчи или «золотым сечением», сотрудникам «кашалотов» было понятно и без подсказок, но если машина своим холодным рассудком подвела к такой версии, следовательно, интервал до очередной жертвы, если она намечалась, составлял – 8+13=21, то есть с разницей в 8 часов, и время шестого убийства могло состояться сегодня в двадцать один ноль-ноль.
С неохотой заглянув через монитор в архивный фонд железного мозга «Сапфира» с наименованием «Золотые копи первого золотодобытчика России Ивана Протасова», начальник бюро локализации исчезающих координат «Блик» капитан Олег Дмитриевич Вьегожев увидел перед собой плотно перевязанные, обветшавшие от времени и пожухлые по краям рукописные листы и тяжело вздохнул. Копаться в бумагах ему не хотелось. На психику давили личные обстоятельства: его жена с ребенком решила вернуться к бывшему мужу – отцу ребенка. Кроме того, ее упрямая привязанность к архивной работе в одной из незначительных контор и прежде вызывала у него раздражение. А сейчас поневоле представив, как система видеореконструкции исторических фактов «Скиф», открывая страницы, может не только превратить текст в кино, но и дыхнуть на него тяжелой архивной пылью, ему стало невыносимее вдвойне. К счастью, эту работу ему передали, как временную, в связи с тем, что прежде занимавшиеся этим фондом сотрудники были подключены к другой, более ответственной работе.
На экране в виртуальном пространстве эта большая, но компактная кипа бумаг, толщиной с пару добрых фолиантов, плавала, как птица в небе. Прежде материалы этой документации уже принесли ведомству целый ряд богатых находок. Конечную цену их содержимого, по форме письма, являющегося очень близким к жанру мемуаров, пока никто не знал. Но весь этот «портфель», имея гриф «Срочная проработка», никогда не оставался без внимания операторов. Зная это, Вьегожев успокоил себя честолюбивой мыслью: если благодаря ему будет обеспечено выполнение суточного плана по розыску драгметаллов, на его заслуги может обратить особое внимание сам генерал Георгий Иванович Бреев.
«Любопытно, обнаружится ли хоть какая-то связь убийства физика Чистяева с новыми сведениями о Протасове, как это случалось уже не раз, когда рукописями занимались в других отделах, расследуя свои случаи правонарушений и убийств?» – спросил себя Вьегожев. Начав работу, он, к своему немалому удивлению, понял, что до сих пор часть документов, некогда обнаруженных в межэтажном перекрытии старого особняка бывшего шведского посольства в Санкт-Петербурге, операторами еще не запрашивалась и не изучалась. Создавалось впечатление, что кто-то на всякий случай еще раз поскреб в том тайнике, обнаружил новые материалы и добросовестно сдал в архив «Трех кашалотов». «Хотя, вряд ли!» – сказал себе Вьегожев. Ему трудно было представить, чтобы кто-то нарочно и походя подбрасывал другим бумаги, хранящие сведения о драгоценных кладах. Просто к первоначальным документам могли быть добавлены малозначительные распечатки различных отчетов и выводов. Тем более что каждый из его коллег операторов, Маркелшин, Крыншин, Куртяхин и другие, занимавшиеся изучением жизнеописания золотодобытчика Ивана Протасова, уже изъяли из фактов рукописи достаточно сведений, чтобы найти золото, а бумаги отложить в сторону, как себя до времени исчерпавшие.
Читая обобщенный отчет о работе с этой документацией, Вьегожев увидел, что генерал Бреев, благодаря отработке операторами данных по рукописи, уже трижды отчитывался о передаче в гохран России значительного количества золота. Этим и объяснялось, что к архиву время от времени возвращались, причем разные офицеры ведомства; и Вьегожев поймал себя на мысли, что генерал, подключая к этому делу все новых и новых сотрудников, имел какие-то свои соображения. Иначе зачем сейчас сюда был направлен он, Вьегожев, тем более что вся предыдущая тройка проявила себя безупречно. Родившаяся в голове, версия, сделавшая в глазах Вьегожева свою персону незаменимым четвертым мушкетером, подкупала его больше всего. Правда, оперативной работой в «кашалотах» занималась специальная следственно-аналитическая и оперативно-розыскная служба полковника Халтурина «Сократ». А задачей начальника бюро капитана Вьегожева, как и многих других служб ведомства, являлось лишь выйти на какой-нибудь очередной драгоценный клад или золоторудную залежь.
Хранящиеся старые документы и новые поставленные задачи в лице Вьегожева, таким образом, потребовали вернуться к жизни и приключениям великого авантюриста петровских времен всему отделу «Блик». Каждый оператор, обнаружив любые данные, способные связать обстоятельства минувших времен с открывшимся новым делом, обязан быть обобщать и анализировать их с любыми оригинальными и даже самыми невероятными выводами, способными возбудить воображение коллег, приблизить каждого на свой пусть и малый, но очередной шаг к искомому криминальному следу. Все это было тем более логично и обосновано, что существование в природе драгоценных залежей в исключительно редких случаях протекало без коварных покушений на их спокойствие в любых местах их хранения, ожидающих своих следопытов, либо в виде кладов, либо залегания в виде драгоценных месторождений. Причем во всех без исключения эпохах.
Убийство физика Чистяева, судя по косвенным данным, определенными корнями уходило в ту же далекую петровскую эпоху и могло быть связано с драгоценностями. Иначе его дело в ведомстве генерала Бреева оказалось бы попросту неуместным.
II
Имя Ивана Протасова система оповещения идентификации данных однокоренных явлений «Идея» в бюро «Блик» выделила в качестве объекта первостепенной важности с большим процентом вероятности находки следов драгметаллов. «Что ж, остается только начать и кончить, – сказал себе, на этот раз без вздоха, но все же с усмешкой Вьегожев, – и план, считай, у нас в кармане!»
Едва он это произнес, как в бюро вошел курьер из отдела переводов старых текстов «Кит-Акробат», где и находился особый архив, с большой и уже знакомой кипой документов по делу Протасова и выложил ее на стол.
– Это вам лично в руки согласно приказу полковника Халтурина! – доложил он.
Несколько минут Вьегожев сидел, поглядывая на коллег, занятых своими срочными делами.
– Ну, что ж! К делу! – произнес он, подбадривая себя и беря в руки первую папку.
– Скрещиваю пальцы! – отреагировал сидящий рядом старший лейтенант Вадим Бирюков.
– А я, Олег Дмитриевич, за вас так даже помолюсь! – подхватила из своего угла лейтенант Кристина Лисавина.
Не отвечая на шутки коллег, Вьегожев развязал тесемки, убедился, что листы не склеились друг с другом, осторожно их полистал, опасаясь порвать, и, не увидев ничего страшного, приступил к ознакомлению с содержанием текста.
Он, разумеется, был готов к тому, что эти материалы являются неким летописным сводом о первом золотодобытчике России, и что за ними производился некий архивный уход, но все же он удивился, что рукопись начиналась «Главой № 1».
Какое-то время занятый ее изучением, Вьегожев ощущал неудобство, состояние легкой растерянности, порой даже прострации. Ему казалось, что в рукописи ничего, что указывало бы на следы, ведущие к драгметаллам и иным сокровищам, он не найдет. Это было описанием улаживания своей судьбы в новой столице России Санкт-Петербурге молодого купца, его любовь к девушке, которую он вынужден был прятать от преследований коварного соперника. В этих деталях свои заботы Вьегожеву казались ничуть не менее актуальными. Наконец, он посчитал свое занятие слишком уж нудным, и готов был со спокойной совестью передать ее подчиненному оператору. Но долг и честолюбивые мечты тоже кое-чего да стоили… И он продолжил чтение.
Итак, молодой купец Протасов, проявивший себя в первые месяцы жизни в строящейся северной столице весьма ловким человеком, проникшим в дворянское общество, окажется тем, – размышлял оператор Куртяхин, до Вьегожева изучавший тексты, – кто не только откроет первые богатые залежи золота в России, но и начнет использовать их для своих личных целей. И при этом столь ловко угождать государям, что, пожалуй, останется единственным, кто явится, словно бы, независимым частным поставщиком драгоценностей для императорского двора, в то же время оказывая двору и другие важные услуги. Он проявит себя и как геолог, и как металлург, и как посол в восточных землях, а также и тот, через кого двор сможет осуществлять тайную связь с окрепшим и разросшимся до невиданных масштабов противником новых церковных реформ «расколом» старообрядцев в зауральских, присибирских, сибирских, алтайских и забайкальских землях вплоть до самых камчатских и чукотских окраин.
Не требовалось слишком большой интуиции, чтобы сразу понять: для такого успеха гениальный разведчик недр и дипломат должен был обладать незаурядными талантами, быть воистину выдающейся личностью. Вся судьба его, – думал Вьегожев, – изначально должна была явиться неким таинственным алгоритмом, подготавливаемым не иначе, как высшею силой с целью, чтобы он стал проводником ее воли между нею и теми, кому, в конце концов, он и посвятит все свои найденные несметные золотые богатства.
Увлеченный этой мыслью, и слегка даже вспотевший от нее, Вьегожев, борясь между неприязнью к запаху пожелтевших страниц и жаждой волшебного аромата успеха перед лицом начальства, все еще искушаемый передать дело подчиненным, все не спешил этого делать. Сейчас он мыслям даст передышку, а затем с азартом набросится на работу, пока не заварит хорошую «кашу», а на «десерт» представит Халтурину или же прямо самому Брееву свою пресловутую вишенку на праздничном торте… Он отложил рукопись и в качестве разминки выложил на экран монитора одну из любимых своих «исторических загадок».
На этот раз суть загадки состояла в следующем: «Этот предмет появился на заре цивилизации, когда люди всерьез задумались о продлении своей жизни, но поначалу его не делали специально, а просто отыскивали то, что было способно исполнить определенную функцию; применив этот предмет по назначению, затем выбрасывали его. Форма его была, как правило, круглой, хотя он, порой, мог иметь и иные виды. Варианты его использования были самыми разными: домашнего, дорожного и даже общественного назначения…» И далее следовал вопрос: «Что это: сито древних кельтов, монета, головной убор пехотинца государства Урарту или боевой щит?» На экране монитора возникли также графические варианты. Пробуя искать ответ в числах, Вьегожев принялся за кропотливое изучение различных деталей.
Дойдя до боевого щита, он насчитал на нем тридцать четыре разноразмерных повреждения от всяких видов оружия; это также ему пока ни о чем не говорило. Однако всякие «метки» на других предметах указывали на числа. Вьегожев покопался в компьютерном мозге, попытавшись расшевелить его, чтобы тот выдал какой-нибудь удобоваримый прогноз. И то, что он выдал в итоге, указало на то, что оба они, и «Сапфир», и Вьегожев, пришли к очень важному знаменателю. Разгадка, как вначале тривиально подсказывала игра, могла крыться в некоем древнерусском «чуде Витке», то есть повторяемости событий по спирали, но также и в круглом графическом изображении чисел Фибоначчи, где сумма двух предыдущих чисел от единицы дает последующее число, а непрерывная линия, проведенная от первоначальной точки, представляет собой плавно заворачивающуюся спираль. Число 34, если бы система «Сапфир», анализирующая интервалы времени между совершениями убийств ученых, продолжило бы свой счет после предполагаемого убийства в двадцать один час сегодняшнего дня, состояло бы из 13+21=34, из чего следовало, что следующее предполагаемое убийство могло свершиться спустя тринадцать часов, то есть в десять ноль-ноль утра. Во всем этом, в том числе как бы в дополнительном случайном числе 10, не имеющем в этом единстве никакого отношения к «золотому сечению», Вьегожеву показалось слишком много совпадений, чтобы тут же не запросить «Сапфир», что связывает убитых ученых с данным числом. Ответ пришел через считанные секунды: двое ученых, которые несколько дней назад прилетели в Москву на симпозиум, закончившийся вчерашним днем в 12 дня, чтобы далее всем собраться за фуршетом, являлись гражданами Армении и должны были вылететь один в семнадцать часов сегодня, а другой в десять ноль-ноль завтра.
– Уф! – выдохнул Вьегожев. – Кое-какой след унюхан!..
– Да неужто?! Ну, ты, ищейка!
– Поздравляем, конечно, товарищ Пинкертон! Но лишь бы не слишком скороспело?!.. Хм!..
– Да, было бы неплохо получить на руки хоть парочку чистых доказательств!
Не слушая слов едких поздравлений Бирюкова и Лисавиной, в которых слышался сарказм и обидное недоверие, он отправил сообщение всем подключенным к данному делу операторам ведомства и, в первую очередь, полковнику Халтурину.
К делу об убийстве физика Фаворита Нестеровича Чистяева и еще четверых ученых был подключен целый ряд подразделений ведомства, и служба капитана Вьегожева не стала исключением. Поскольку детали дела автоматически были заложены и в программу «Блика», компьютерная система службы, сложив несколько заданных ей тем, в то же время еще не отключившись от игровой приставки, вдруг представила перед взором Вьегожева странное, крупно выделенное слово «Фавонечи». Было совершенно ясно, что оно сложилось из первых букв фамилии, имени и отчества убитого физика Фаворита Нестеровича Чистяева – Фаво, Не, Чи. «Хм!.. При включенном воображении это слово выглядит почти равнозначным фамилии итальянского математика Фабонеччи! – попробовал пошутить сам с собою Вьегожев, добавляя вторую букву «ч». – То есть, – прошу прощения, конечно же, Фибоначчи, – поправил он себя, отдавая должное эффекту ассимиляции в филологии, как-то объясняющей лингвистический и в то же время психологический аспекты.
– Да-а, оригинально! – произнес Бирюков, увидев все это и на своем экране. – Либо тут наша компьютерная система споткнулась, либо сошла с ума!
– А может, специально подала подсказку! – не согласилась, делясь своими соображениями, Лисавина.
– Да, наш «Сапфир» – большая умница! – сказал Вьгожев.
– Хотя тут возможен явный перебор!
– В самом деле, Олег Дмитриевич! Ведь такие «подсказки» могут все только запутать!..
III
Про себя махнув на коллег рукой, Вьегожев все же еще раз направил все свое внимание на экран монитора и, работая с клавиатурой и «мышкой», попробовал поискать новые подсказки.
Он увидел возникшую на экране гравюру: группа воинов в кольчугах и шлемах у осадного дальнобойного орудия, в гигантской ложке метательной машины уже лежит камень. В нем просверлено отверстие, в которое один из командиров, одетый более изысканно, нежели солдаты, насыпает желтый песок из маленького позолоченного рога.
Но это не было порохом, потому что рядом стоял помощник и держал обеими руками предмет, похожий на щит, в центре которого была горка этого песка.
То, что служило «щитом», подносом или чашей, имело на своей поверхности рисунок в виде завитков, а между ними имелись изображения фигурок людей и явно сакральных знаков.
Несомненно, все это действо у орудия было связано с какой-то магией. Неслучайно, помимо нескольких солдат, на гравюре присутствовал и оракул, который читал свои заклинания из небольшой, но очень толстой книги.
«Если в отверстие камня ссыплют золотой песок, и если магия связана с числами Фибоначчи, – невольно подумал Вьегожев, – то каждая песчинка этого золота внутри глыбы за время, в течение которого она, вылетев из катапульты, проделает свой путь, успев умножиться почти в геометрической прогрессии, а ежели это специальный порох, несущий в себе потенциал умножения своей разрушительной мощи, то пущенный на крепостную стену такой снаряд произведет взрыв невероятной силы: ну, если, предположим, один рожок пороха, пока он летит считанные секунды, превратится, скажем, в целую бочку! – размечтался он. – А что?!.. Если замедлить время в летящем снаряде, то за считанные секунды или минуты он произведет в себе длинный технологический процесс, который невозможен в статичном состоянии так же, как невозможно создать то, что делается только в лабораторных условиях космических аппаратов!.. О чем-то таком постоянно задумывался и отец, кстати, увлекаясь деталями изобретений и открытий прошлого, из которых, по его мнению, и состоят узлы и принципы работы самых современных сверхзвуковых ракет. В частности, отцу удалось снабдить летящий со сверхзвуковой скоростью снаряд энергией, не сумев объяснить, откуда она берется, являясь, словно бы, ниоткуда, из своего образующегося в результате заданной скорости измерения. Вьегожеву вспоминались беседы отца с матерью на подобные темы, в частности и о проявлении в определенных обстоятельствах погрешности человеческого взора при взгляде на то, что тому же Адаму не предусматривалось при его рождении; а уж потом, когда он согрешил, господь дал людям возможность покопаться в невидимом, указав и на мир духов и попустив, чтобы они имели свойства создавать в семье неурядицы, недоверие, ссоры, разводы… Да, отец и мать развелись, и теперь такая же судьба теперь и у него, Вьегожева. Но возможно ли нарушить ход текущих событий, когда он неуловим, как процесс превращения сырых компонентов во взрывоопасное вещество уже только в полете, и что можно объяснить лишь теорией, не имея возможности затормозить время и записать на камеру все, что превращает одни свойства веществ в другие и даже многократно увеличивает их объем без всяких объяснений. Нет, невозможно, но необходимо! Как невозможно добиться в себе божьего образа, но всегда необходимо стремиться к его подобию, заранее зная, что этого свойства никому и никогда не достигнуть ни на земле, ни в иных ипостасях.
«Но хватит! – остановил себя Вьегожев, стряхивая оцепенение глубокой задумчивости. – Пора и просто за работу!»
– Да, Халтурин вскоре может потребовать отчет! Полковничье око не спит!
– Нам нельзя подвести и Георгия Ивановича! Генерал к нам всегда очень добр!
– Да, да, конечно! – опять вслух сказал Вьегожев, одновременно ставя перед подразделением эту самую задачу. – Прежде всего, друзья, – забота о плане!
– Но, погоди! – пустился вслух в свои размышления Бирюков. – Не дурно было бы способом метания каменных глыб сквозь невидимое материальное в воздухе, притягивая его к камню, произвести при его посадке золотые глыбы! Вот тут тебе и план, и фактическое перевыполнение!..
–А что… Не исключено! – добавила Лисавина. – Если, к примеру, представить, что такому камню придется пройти через некую таинственную астральную, возможно и темную, зону?!
«Продолжайте мечтать! Только, пожалуйста, не вслух!» – сказал про себя Вьегожев, нажимая на клавиши. Он поискал технологии производства из инертных материалов: природного песка, гравия, глин, известняков, а также щебня и продуктов со свойством быстрого увеличения массы. В бездонной памяти «Сапфира» все это легко обнаружилось. Химия, гравитация, отталкивающий магнетизм делали свое дело, обеспечивая увеличенную пористость, а также пенообразование, способное из пробирки вещества, на что указывал один из примеров, создать массу на целый шлюз, способный перекрыть поток воды в затопляемом тоннеле. А при определенных условиях, когда подземные воды своим составом способны перекристаллизовывать вещества, эта пена может превратиться в наипрочнейший камень: как, к примеру, в тот же волокнистый по своей структуре нефрит, чему посвятила одну из своих научных работ его, Вьегожева, мать. Невероятно! Но, как еще тридцать лет назад, переходя со студенческой скамьи в аспирантуру, она могла знать, что при скоростных молекулярных процессах в веществе, той же пене, в доли микросекунд происходят процессы, которых в заводских цехах можно добиться лишь пропуская их через технологические цепочки. А также если в цехах заранее заданы параметры и пропорции сырья и видно, что откуда возьмется и во что превратиться. А в природе, – просто говорила мать, как о чем-то естественном, – та же пена, чтобы стать камнем, все необходимое забирает в себя из окружающего пространства и невидимой материи. Иначе откуда у той же пены, помимо объема и дополнительной массы, берется и столь невероятная прочность!..
Вьегожев запросил данные о работах матери у «Сапфира». «Согласно технологическому эффекту Фибоначчи-Вьегожевой, – читал он, – сырью надо придать ускорение с определенным витком нарастания скорости в 3, 5, 8, 13, 21 и 34 раза! И вещество меняет свое состояние…» Выходит, в том не было ничего сверхгениального! Попросту то, что существует в природе в форме раковин, рисунка рядов семян подсолнечника, листьев капусты и другого, существующего в природе с одним алгоритмом разматывания витков, – что изучал Фибоначчи, – мать и решила заложить в программу скорости заводской центрифуги. «Теперь этот эффект, читал Вьегожев, – широко используется в промышленности, в некоторых системах ликвидации пожаров, в экстремальных условиях спасения дайверов и другом». Было бы любопытно узнать, как может помочь увеличивающаяся в объеме и прочнеющая пена застрявшему в подводном мире аквалангисту, ведь там уже иная среда – вода, иная материя? Но более актуальная задача отклонила эту мысль. И, осененный новой версией, Вьегожев на какое-то время неподвижно застыл.
– Да, не исключено! – наконец, произнес он с энтузиазмом и вслух, потерев ладонь о ладонь, а затем и кисти обеих рук, припомнив, что убийство физика Чистяева было связано с переброской, даже «метанием» каких-то «бочонков» через стену старой химической фабрики наружу в руки пока неизвестных воров!
«Однако, вскрытие разных взаимосвязей, – банально рассудил он, – помогло бы мне в решении одновременно ряда задач! Наиболее актуальной здесь, разумеется, является розыск драгоценных металлов ради выполнения плана, а второстепенной задачей… Стоп! – остановил он себя и тут же подтолкнул в спину. – Наш физик занимается химией!.. Химики – физикой! – И, недолго раздумывая, с энтузиазмом добавил: – А решением другой актуальной задачи, несомненно, становится разоблачение преступников в помощь следственно-оперативной службе «Сократ».
Подумав обо всем этом, включая и то, что касалось эффекта математика Фибоначчи, Вьегожев составил предварительный отчет и, тем самым, поделившись парочкой версий, отправил его на стол полковника Халтурина.
IV
Послышался сигнал, и «Сапфир» прислал на почту уточнение, без извинения за погрешность, что последнее из пяти убийств было совершено не в 7, а в четыре часа утра, в городе Смерш-Дзержинске под Екатеринбургом. Убитый был одним из команды охраны мэрии, в прошлом – ученый в области проведения анализов и выдачи экспертных заключений о самых разных видах материалов, вплоть до деревянных изделий, если они могли представлять собой ценность в качестве антиквариата. Он был убит ударом тяжелого предмета в голову. Квартира его ограблена не была, но, как показали записи с видеокамер, убийцы унесли несколько фигурок из считавшейся пропавшей коллекции деревянных идолов, до того долго хранившейся в одном из секретных отделов муниципалитета. Идолы эти, числом восемь, вставленные один в другого, наподобие матрешек, были найдены рядом с одним из нефритовых рудников на месте древнего языческого капища.
На экране возник зеленый огонек, раздался приятный, щадящий нервы, звуковой сигнал, напоминающий мелодию колыбельной, и следом Вьегожев услышал достаточно твердый, как побудка армейского горна, женский голос одного из сменных секретарей генерала Бреева Венеры Огуречной:
– Олег Дмитриевич, через шесть минут вам необходимо быть у Георгия Ивановича!
– Хорошо, уже иду!..
В кабинете генерала были глава отдела «Сократ» полковник Халтурин, его заместитель майор Сбарский и еще двое из операторских служб: начальник специального отдела неопознанных тел аномальных зон «Спонтан» капитан Мария Васильевна Верзевилова и начальник бюро оперативного розыска дублирующих артефактов «Борозда» старший лейтенант Кузьма Сергеевич Михайлевич. Указав жестом на общий стол, Бреев спросил:










