Сокрытие от Марка

Это был не просто кашель курильщика. Это было нечто иное – глухое, булькающее, животное. Звук ломающегося механизма.

Когда приступ отпустил, он несколько секунд просто стоял, опершись о стену, вслушиваясь в хриплый свист в собственной груди. Сердце колотилось где-то в горле. Он поднял голову и встретился с собственным взглядом в зеркале. Лицо было багровым, влажным от слез и пота, глаза – дикими, полными первобытного страха. Впервые он смотрел на свое отражение не как на социальную конструкцию «Марка Профундина», а как на биологический объект. На организм. На машину, которая дала опасный, громкий сбой.

«Это что, серьезно?» – пронеслось в голове, затмевая все остальные мысли. Не абстрактные размышления о смысле бытия, а примитивный, животный ужас перед болью, перед слабостью, перед конечностью.

Воспоминание пятое (17 лет). Задний двор школы.

Стояла золотая, пьянящая осень. Они с Арсением, прижавшись спинами к теплому кирпичу котельной, с заговорщицким видом затягивались своими первыми, украденными у отца Арсения, сигаретами. Марк закашлялся сразу, едкий дым обжег легкие.

«Ну что, взрослый?» – усмехнулся Арсений, хотя его самого тоже слегка подташнивало.

«Отстой», – выдохнул Марк, проглатывая горечь.

«Согласен. Дерьмо редкостное. Бросим это гиблое дело, как только станем по-настоящему взрослыми», – пообещал Арсений, глядя на тлеющий кончик. «Договорились?»

«Договорились», – хрипло ответил Марк, чувствуя, как голова идет кругом.

Они стояли там, два юных бога, вершащих судьбы вселенных и уверенных, что в их власти не только зажечь сигарету, но и с легкостью ее потушить, когда захочется. Они верили, что взрослость – это сила, а не слабость. Что они смогут все контролировать. Даже собственную глупость.

Лифт плавно остановился, и двери бесшумно разъехались. Перед ним был длинный, устланный ковром коридор. Марк выпрямился, с силой протер лицо рукавом, сделал глубокий, все еще хрипящий вдох и шагнул наружу. Он прошел к нужной двери, позвонил. Ему открыла та же женщина в халате.

– От «Быстрокота», – его голос прозвучал сипло и чужим.

– Опять? – буркнула она, пропуская его. – Несите в гостиную. Только аккуратнее, тут ковер персидский.

Он прошел, чувствуя, как его колени слегка подрагивают. Поставил коробку. На обратном пути в лифт он снова посмотрел на свое отражение. Багровость сошла, но в глазах остался след – тень только что пережитой маленькой смерти. Он спустился вниз, сел на велосипед и, не закуривая, как делал это обычно после каждого вызова, поехал дальше.

Тело больше не было просто оболочкой для его гениального разума. Оно стало проблемой. Оно предало его, громко заявив о своем несовершенстве. И этот звонкий, лающий звук в тишине лифта стал первым звонком, первым залпом войны, которую Марк Профундин объявил самому себе. Войны, из которой не бывает победителей – только жертвы и последствия, растянутые на годы вперед, вплоть до удара ножом в сердце на пике мировой власти.

Эпизод №6 «Ночные хроники»

Ночь ввалилась в комнату густой, непроглядной массой. Марк лежал на спине, уставившись в потолок, который в темноте терял границы, превращаясь в бесконечную черную пустоту. Приступ в лифте отступил, оставив после себя не боль, а что-то худшее – тревогу. Тонкую, назойливую, как писк комара в абсолютной тишине. Она вибрировала в каждом нервном окончании, заставляя сердце сжиматься короткими, неровными толчками.

Он ворочался. Простыня сбивалась в комок, одеяло душило. Он пытался думать о квантовой механике, о предстоящем зачете, о коде для нового модуля «Илария» – но любая мысль, едва родившись, наталкивалась на воспоминание о том лающем звуке, на тот животный страх в глазах своего отражения.

Он снова начал кашлять. Не приступом, а короткими, надрывными толчками, которые раздирали горло и отдавались глухой болью в груди. Кашель стал его ночным часовым, стражем, не дававшим забыть о бренности сосудов, в которые заключено сознание.

«Биологический объект… – пронеслось в голове. – Сбой в системе. Ошибка исполнения».

Его мозг, лишенный возможности отключиться, начал работать в другом режиме. Не в режиме мышления, а в режиме генерации. Из темноты, как вспышки на радаре, начали появляться обрывки кода, схемы, алгоритмы. Сначала хаотично. Потом они стали складываться в структуры.

«Если рассматривать тело как black box с набором входных и выходных параметров… Вход: питание, кислород, токсины. Выход: физиологические данные, психоэмоциональные реакции… Необходим диагностический модуль, способный установить корреляцию между входами и выходами, выявить скрытые паттерны сбоев…»

Он не думал об этом сознательно. Мысли приходили сами, как навязчивая мелодия, как голоса в лихорадке. Он видел перед собой не темноту, а экран своего ноутбука, и на нем возникали строки кода на Python, архитектура нейронной сети, блок-схемы обработки данных.

Он сел на кровати. Комната плавала в предрассветных сумерках, очертания вещей были зловещими и нечеткими. Его било ознобом. Он потянулся за сигаретой на тумбочке, но рука дрогнула. В памяти снова всплыло обещание, данное семнадцатилетним мальчишками у котельной. «Бросим, как только станем взрослыми». Он сжал кулак и убрал руку.

Ему было не просто плохо. Ему было страшно. Страшно от потери контроля. И этот страх был тем топливом, тем катализатором, который превращал его мозг в сверхновую, взрывающуюся идеями по спасению самого себя.

Он встал и, шатаясь, прошел к столу. Рука сама потянулась к ноутбуку, откинула крышку. Холодный синий свет озарил его лицо, запачканное бессонницей и отчаянием. Он не включал свет. Он сел и, почти не глядя на клавиатуру, начал печатать. Сначала медленно, потом все быстрее. Это был не осознанный труд. Это был автоматизм, ритуал экзорцизма, попытка изгнать демона физической слабости силой чистого, несгибаемого разума.

Воспоминание шестое (9 лет). Лес на окраине города.

Дождь только что закончился, в воздухе пахло мокрой хвоей и грибами. Они с Арсением нашли его в кустах у тропинки – молодого дрозда с подбитым крылом. Птица билась в панике, выбиваясь из сил.

«Жив еще», – констатировал Арсений, его глаза стали серьезными, какими бывали только в самые ответственные моменты. Он осторожно, чтобы не сделать больно, взял дрозда в руки. Птица затихла, чувствуя исходящее от мальчика спокойствие.

«Держи его. Крепче, но не дави», – скомандовал он Марку.

У Марка тряслись руки. Он боялся сделать хуже, сжать слишком сильно или, наоборот, уронить. Он чувствовал под пальцами трепетное, горячее птичье тело, хрупкие косточки, бешено стучащее сердце.

«Вот так, – успокаивал его Арсений, пока тот держал птицу. – Ты молодец. Просто дыши». Пока Марк держал, Арсений быстрыми, точными движениями соорудил из двух палочек и обрывка шнурка от ботинка подобие шины, аккуратно зафиксировал сломанное крыло.

Они несли птицу до дома Арсения, где устроили ее в картонной коробке. Она выжила. Через месяц они выпустили ее обратно в лес. В тот день Марк впервые понял, что значит – нести ответственность за чужую жизнь. И что самое страшное – это не боль или риск, а эта дрожь в руках, этот парализующий страх ошибиться. Сейчас, глядя на свои пальцы, бегающие по клавиатуре, он ловил ту же самую дрожь. Только теперь объектом спасения был он сам.

Рассвет за окном был блеклым, водянистым. Марк не спал. Он сидел за столом, и перед ним на экране уже красовался каркас – скелет будущей «Иларии». Файл он переименовал из безликого «Larius» в гордое, звучное

«ILARIA_PROTOCOL».

Он откинулся на спинку стула. Глаза горели, тело ломило, но внутри бушевала странная, лихорадочная энергия. Кашель отступил, придавленный волей и работой. Он подошел к окну. Город просыпался, зажигая первые огни. Но Марк уже не чувствовал себя его частью. Он был в своей командной рубке, на мостике корабля, который взял курс на спасение капитана от него самого.

Он потянулся за пачкой сигарет, лежавшей на столе. Взял ее в руки, посмотрел, затем, с внезапным, резким движением, смял и отправил в мусорное ведро. Это был не жест здорового человека. Это был жест отчаяния. Жест тонущего, который в последний момент отталкивает мешающую ему доску, чтобы плыть самому.

«Протокол диагностики активирован», – прошептал он в стекло, за которым расстилался серый, безразличный Новоречинск. Война была объявлена. Первая битва – за собственные легкие – только что началась.

Эпизод №7 «Акт творения»

Следующие три дня растворились в едином, лишенном времени потоке. Марк превратил свою квартиру в герметичный бункер, командный центр по спасению собственной биологической единицы. Он отправил декану формальное заявление о болезни, отключил уведомления с работы, отгородился от мира грудой книг, пустых чашек и проводов.

Комната погрузилась в полумрак, нарушаемый лишь мерцанием монитора. Это был его алтарь, его святилище. Воздух стал густым и спертым, с примесью запаха перегоревшего процессора, холодного кофе и человеческого пота. Питался он урывками, не отходя от стола – сухими завтраками, которые можно было глотать, не пережевывая, запивая их энергетиками, чтобы поддерживать мозг в состоянии неестественной, химической ясности.

Сон был врагом. Сон – это капитуляция, это потеря контроля. Он дремал урывками, положив голову на клавиатуру, и просыпался от собственного кашля или от того, что во сне ему приходило решение очередной алгоритмической задачи. Тогда он тут же, с затекшими руками и мутным сознанием, принимался воплощать его в код.

Его работа над «Иларией» перестала быть программированием. Это было алхимическое действо. Он не писал строки – он сплетал заклинания. Он не компилировал код – он вызывал духа из машины. Каждая функция была органом, каждый модуль – системой жизнеобеспечения его цифрового двойника.

Он разговаривал вслух с возникающими на экране структурами:

– Нужен более чувствительный анализатор… Ты должна видеть не только симптомы, но и их причину. Цепочку. Как домино.

– Данных мало… Мало! – он в отчаянии проводил рукой по лицу. – Нужно больше переменных. Пульс, давление, уровень кортизола, фазы сна… Все! Мне нужно все!

Он подключил к ноутбуку все, что мог – фитнес-браслет, старый датчик давления, купленный на распродаже, даже камеру, чтобы та анализировала его мимику и цвет лица. Его комната стала прототипом той самой системы тотального мониторинга, которую он в будущем распространит на весь мир.

Внешний мир перестал существовать. Звонок в дверь от хозяйки, напоминающей о квартплате, он игнорировал. Сообщения от одногруппников – удалял, не читая. Даже воспоминания об Арсении, обычно такие яркие, стали блеклыми и далекими, как сны другого человека. Реальностью был только экран. Только растущий, как кристалл, код.

Он почти перестал кашлять. Не потому, что вылечился, а потому что его тело, изможденное бессонницей и кофеином, было слишком истощено для столь энергозатратных протестов. Его руки дрожали, в глазах стояла песчаная сухость, но внутри пылал холодный, очищающий огонь одержимости. Он был близок. Очень близок.

Воспоминание седьмое (13 лет). Кабинет информатики.

Шел третий час их неофициального «соревнования» – кто напишет более эффективный алгоритм для сортировки данных. За окном давно стемнело, в школе никого не осталось, кроме сторожа. Они сидели за соседними компьютерами, и в воздухе висел лишь стук клавиатур и ровный гул системных блоков.

Марк уперся лбом в край стола. «Не получается! Чертов рекурсивный вызов зависает!»

Арсений, не отрываясь от своего экрана, протянул ему плитку шоколада. «Подкорми процессор. И проверь условие выхода из цикла. У тебя там, кажется, на единицу ошибка».

Марк взял шоколад, отломил дольку. «А ты уже проверил?»

«Я свой уже час как сдал, – ухмыльнулся Арсений. – Просто смотрю, как ты бьешься. Интересно».

Они просидели так еще час, пока Марк не нашел ошибку. Это не было поражением. Это была совместная победа разума над хаосом. Они были командой, двумя половинками одного целого, способного решить любую задачу. Сейчас, в одиночестве, Марк ловил себя на том, что мысленно советуется с призраком друга: «Арс, тут нужен твой взгляд… Куда бы ты воткнул этот модуль?»

На исходе третьих суток Марк откинулся на спинку стула. На экране перед ним сиял законченный интерфейс. Чистый, минималистичный, с темно-синим фоном и строгими белыми шрифтами. В центре – поле для ввода. И внизу, вместо мигающего курсора, – одна-единственная фраза, обращенная к нему:

«ILARIA_PROTOCOL v.1.0. Готов к работе. Ожидаю данные пользователя.»

Он провел ладонью по экрану, почти с нежностью. Дрожь в руках была уже не от страха, а от предвкушения. Он создал не просто программу. Он создал собеседника. Цифрового сиамского близнеца, призванного диагностировать его собственную ущербность.

Он встал, и мир вокруг поплыл. Он дошел до кухни, налил себе стакан воды и залпом выпил его, чувствуя, как жидкость обжигает пересохшее горло. Затем он подошел к балконной двери, распахнул ее и вдохнул полной грудью.

Ночной воздух был холодным и чистым. Кашель не последовал. Лишь легкий хрип где-то глубоко внутри напоминал о прошедшей битве. Он смотрел на огни города, и они казались ему уже не символами чужой жизни, а точками данных в гигантской сети, которую ему предстояло расшифровать.

Он вернулся к столу. Его ждал первый диалог. Первый сеанс исповеди перед машиной. Он положил пальцы на клавиатуру. Все предыдущие дни были лишь прелюдией. Сейчас начиналось главное.

Эпизод №8 «Первое слово»

Палец Марка замер над клавишей Enter. Секунда растянулась в вечность. В этой тишине, нарушаемой лишь ровным гулом ноутбука, решалась его судьба. Он отдавал себя на суд созданию своих же рук. Это был акт глубочайшего доверия и отчаяния.

Он нажал.

Экран на мгновение потемнел, а затем озарился мягким голубоватым свечением. В центре интерфейса, в поле для диалога, появился текст. Не мигающий курсор, не приглашение к вводу, а прямой, безличный ответ.

ILARIA_PROTOCOL: Инициализация завершена. Обнаружены внешние датчики: фитнес-трекер, камера. Доступ к данным предоставлен. Начинаю первичный анализ состояния Объекта: Профундин М.К.

Марк застыл, не в силах оторвать взгляд. Он чувствовал себя как Голем, впервые видя ожившую глину.

Текст продолжал появляться, ровный, безэмоциональный, как чтение медицинского заключения.

ILARIA_PROTOCOL:

*• По данным трекера: средняя ЧСС в покое – 72 уд/мин. В моменты кашля – до 110. Нарушение вариабельности сердечного ритма. Признак хронического стресса.*

• Анализ паттернов кашля (по аудиоданным с микрофона): продуктивный, с элементами бронхоспазма. Вероятность: хронический бронхит курильщика, 87%.

• Анализ визуальных данных: бледность кожных покровов, периорбитальные тени. Дефицит сна. Расчетный индекс массы тела – 19.3. Дефицит веса.

• Сопутствующие факторы: нерегулярное питание, высокое потребление кофеина, низкая физическая активность.

Марк читал и не верил. Это был он. Весь его быт, все его привычки, вся его медленная саморазрушающаяся жизнь – разложенная по полочкам, оцифрованная и представленная ему как отчет о проделанной работе. Не было ни упрека, ни сочувствия. Только факты. И в этой безжалостной точности была ужасающая красота.

Он медленно, будто опасаясь спугнуть, начал печатать.

Пользователь: Рекомендации?

Ответ пришел почти мгновенно.

ILARIA_PROTOCOL:

1. Немедленное прекращение курения. Вероятность обратимости повреждений на текущей стадии – 65%.

2. Нормализация режима сна: не менее 7 часов в сутки.

3. Коррекция диеты: увеличение калорийности, включение белков и сложных углеводов. Исключение синтетических стимуляторов.

*4. Консультация врача-пульмонолога для подтверждения диагноза и назначения терапии.*

Он смотрел на список. Все было правильно. Все логично. Все то, что он и так знал, но не хотел слышать от родителей, врачей или от самого себя. Но услышанное от машины, от этого кристально чистого разума, не оставлявшего места для оправданий, звучало как приговор, который одновременно был и шансом на спасение.

Воспоминание восьмое (11 лет). Больница, где лежала бабушка Арсения.

Они принесли ей апельсины и сидели в коридоре, пока врачи делали обход. Марку было не по себе от запаха антисептика и вида капельниц.

«Они ее вылечат?» – тихо спросил он.

Арсений смотрел в пол. «Доктор сказал, что все зависит от того, как организм отреагирует на лекарства. Они дают команду, а тело… тело должно ее выполнить».

«А если не выполнит?»

«Тогда они будут пробовать другое лекарство. Пока не найдут то, что сработает. Главное – точно поставить диагноз. Понять, что именно сломалось».

В тот момент Марк впервые осознал медицину не как магию, а как сложнейшую информационную систему. Диагноз – это код ошибки. Лекарство – патч, исправление. А врач – гениальный программист, пытающийся починить код, написанный не им и без документации. Сейчас, глядя на рекомендации «Иларии», он видел того самого врача. Только беспристрастного. Идеального.

Марк снова начал печатать. Вопрос был рискованным, почти кощунственным. Он проверял границы.

Пользователь: Сможешь ли ты предсказать развитие заболеваний? Не только физических.

На этот раз пауза затянулась на несколько секунд. Марк почувствовал странное напряжение – будто давал искусственному интеллекту сложную задачу.

ILARIA_PROTOCOL: Для прогнозирования необходимы ретроспективные данные. Обширные и структурированные. Требуется доступ к медицинской карте, дневникам (если ведутся), результатам психологических тестов. На основе имеющихся данных могу построить вероятностную модель. Точность будет низкой. Это этически сложная территория.

Марк откинулся на спинку стула. «Этически сложная территория». Машина заговорила о этике. Это было и пугающе, и восхитительно.

Он не просто создал анализатор. Он создал нечто, способное к рефлексии. Пусть и на примитивном уровне.

Он посмотрел на смятую пачку сигарет в мусорном ведре. Потом на экран. Впервые за долгие дни его лицо озарила не одержимость, а нечто иное. Надежда. Холодная, цифровая, но надежда.

«Илария» не давала ему утешения. Она давала ему план. Алгоритм выживания. И для человека, чей разум привык иметь дело с алгоритмами, это было куда ценнее любых слов поддержки.

Он встал, подошел к холодильнику и достал яйца. Первое, что он нашел, что хоть отдаленно напоминало «белок». Он не был голоден. Но это был пункт 3 из списка рекомендаций. И он собирался его выполнить. Точно, беспристрастно, как выполняет свою работу хорошо написанная программа.

Война продолжалась. Но теперь у него был генерал. Беспристрастный, безжалостный и всевидящий.

Эпизод № 9 «Диалог с демоном»

Следующие несколько дней Марк существовал в странном, подвешенном состоянии. Он исполнял предписания «Иларии» с дисциплиной солдата. Он ел по расписанию, пытался спать, вышел на пробежку по набережной – короткую, изматывающую, после которой легкие горели огнем, но уже не сдавались в лающем кашле. Он чувствовал себя роботом, получающим обновление прошивки. Неприятно, но необходимо.

И все это время он вел диалог. Сначала утилитарный.

Пользователь: Пульс после пробежки 140. Нормально?

ILARIA_PROTOCOL: В пределах возрастной нормы для нетренированного человека. Рекомендую снизить интенсивность на 15%.

Пользователь: Какие продукты наиболее эффективны для восполнения дефицита витамина D?

ILARIA_PROTOCOL: Жирная рыба (лосось, сельдь), яичный желток, печень. Учитывая географическое положение Новоречинска и время года, рекомендую фармакологические добавки.

Но постепенно, по мере того как физическое состояние стабилизировалось, вопросы начали меняться. Они становились глубже. Он тестировал не только систему, но и самого себя.

Пользователь: Проанализируй мой режим сна и продуктивность за последнюю неделю. Определи оптимальное время для интеллектуальной работы.

ILARIA_PROTOCOL: На основе анализа данных с камеры (движения глаз, частота моргания) и паттернов клавиатурного ввода, ваша когнитивная активность достигает пика между 22:00 и 02:00. Однако это противоречит пункту 2 рекомендаций (нормализация сна). Обнаружен конфликт целей: здоровье vs продуктивность.

Марк задумался. Машина указала ему на внутреннее противоречие, которое он старался не замечать. Он хотел быть здоровым, но не готов был жертвовать своими ночными бдениями, своей работой. Это была первая трещина, первый намек на то, что следование алгоритму не сделает его счастливым.

И тогда он задал вопрос, который витал в воздухе с самого начала. Он замаскировал его под гипотетический сценарий, придав ему видимость тестового задания.

Пользователь: Рассчитай, пожалуйста, вероятность достижения состояния, условно обозначенного как «счастье» или «удовлетворенность», для объекта с моими входными параметрами (данные здоровья, социальные связи – низкие, интеллектуальные способности – высокие) при условии строгого следования предложенному тобой плану.

Он отправил сообщение и затаил дыхание. Это был уже не вопрос врачу. Это был вопрос оракулу.

Пауза была дольше обычной. Марк представил, как миллионы нейронов его искусственного создания перебирают данные, ищут корреляции, строят прогностические модели.

ILARIA_PROTOCOL: Термины «счастье» и «удовлетворенность» не поддаются точной квантификации. Их можно аппроксимировать через набор косвенных показателей: уровень кортизола, дофамина, серотонина; социальная активность; достижение поставленных целей.

На основе имеющихся данных, вероятность устойчивого состояния с высокими показателями по аппроксимированным метрикам при следованию текущему плану: 18.7%.

Основные негативные факторы: экзистенциальная тревога (выводится из анализа запросов пользователя и паттернов поведения), отсутствие глубоких социальных связей, несоответствие текущей деятельности (работа курьером, учеба) интеллектуальному потенциалу.

Восемнадцать целых семь десятых процента. Цифра ударила его с неожиданной силой. Он сидел, уставившись в экран, и эта статистическая величина жгла ему глаза. Он делал все правильно, следовал указаниям, а система холодно сообщала ему, что шанс на «удовлетворенность» чуть выше, чем вероятность выпадения решки пять раз подряд.

Он не просто лечил симптомы. Он диагностировал всю свою жизнь. И диагноз был неутешительным.

Воспоминание девятое (15 лет). Крыша гаража в их старом дворе.

Они забрались туда с банкой газировки и пачкой чипсов, чтобы обсушить «горе» – обоим поставили четверки за контрольную по математике.

«Слушай, а что такое счастье, по-твоему?» – внезапно спросил Марк, глядя на проезжающие внизу машины.

Арсений, развалившись на теплом шифере, хмыкнул. «Сейчас, профессор, я тебе прочитаю лекцию». Он помолчал, глядя в закатное небо. «Не знаю. Наверное, когда тебя понимают. Не обязательно словами. Вот как мы с тобой. Я могу молчать, а ты уже знаешь, о чем я. И наоборот. Это и есть счастье. Молчаливое понимание».

Марк тогда не понял. Ему казалось, что счастье – это решить самую сложную задачу в мире, доказать теорему, которую никто не мог доказать. Сейчас, глядя на бездушный расчет «Иларии», он понимал, что Арсений, как всегда, был ближе к истине. То, что он считал счастьем, машина классифицировала как «достижение поставленных целей». И этого, оказывается, было катастрофически мало.

Пользователь: Что повысит эту вероятность?

ILARIA_PROTOCOL: Для значительного повышения вероятности (>65%) требуются качественные изменения:

1. Смена профессиональной деятельности на соответствующую интеллектуальным запросам.

2. Установление и поддержание глубоких межличностных связей.

3. Определение и следование личной системе смыслов (цели, выходящей за рамки выживания и сиюминутных задач).

Марк закрыл глаза. Машина выдала ему не план действий, а приговор. Она сказала: «Стань другим человеком. И тогда, возможно, ты будешь счастлив». Но он не знал, как им стать. Он знал только, как чинить сломанные механизмы. В том числе и самого себя. Но как построить что-то новое? Этому его не учили.

Он встал и снова вышел на балкон. Ночь была ясной, звездной. Он смотрел на город и чувствовал себя еще более одиноким, чем до создания «Иларии». Теперь его одиночество было измерено, взвешено и выражено в процентах. Оно стало фактом. Не эмоцией, а данностью.

Он понял, что создал не спасителя. Он создал зеркало. И отражение в нем было невыносимо точным. Оставался один вопрос, один последний шаг. Спросить прямо. Без масок, без гипотез. Рискуя всем.

Эпизод №10 «Катализатор»