Разум и пустота

Александр Черевков

Разум и пустота

Разум и пустота

Часть-2. Незнакомое пространство жизни.

1. Всё вернётся на круги своя.

20.10.1974 года в шесть часов утра, жена со мной, вылетели самолётом ТУ134 из аэропорта "Минеральные Воды" в пермский аэропорт "Большое Савино". В этот же день в десять часов утра нас приняли в гостинице "Спутник" пермского государственного цирка. Выдали нам в гостинице уютный номер.

Утром 21.10.1974 года меня приняли на работу в пермский государственный цирк старшим машинистом сцены и режиссёром инспектором по совместительству. Людмила в это время была беремена второй раз и пошла в декрет.

У меня сразу наладилась работа в цирке. За три года моего отсутствия в цирке ничего не изменилось. Вся администрация цирка на своём месте. Даже вахтёрша старая Фаина Фридман, как бронепоезд охраняет служебный вход в здание цирка. Лишь униформистов новых придётся мне набирать с улицы.

Первая цирковая программа этого года заканчивала работу в пермском государственном цирке.

Поэтому у меня с ними почти не было контактов. Надо готовиться к приёму реквизита артистов новой цирковой программы. К моей радости, в новой программе цирка были мои друзья знакомые артисты.

Приехали джигиты наездники под руководством Али-бека Кантемирова, канатоходцы Волжанские, Валентин Филатов с медведями, Евграфов жонглёр танцы с саблями, а также много других разно жанровых артистов цирка, с которыми у меня каждый день проходили репетиции.

На мне была ответственность за состояние циркового манежа и колосников под крышей цирка.

– Александр! Александр! У тебя родился сын в опилках. – при очередной репетиции номеров на манеже цирка, закричала Людмила Евграфова, жена жонглёра танцы с саблями. – Поздравляем! Поздравляем! Шампанское!

По цирковой традиции все дети, рождённые от сотрудников цирка, независимо от занимаемой должности родителей, считаются детьми, рождёнными в опилках.

27 марта 1974 года Людмила родила первого сына, которому дали имя Артур. Роды прошли благополучно. У нас появились заботы о сыне. Работа в цирке у меня проходила на отлично. Отработали очередную программу. В конце 1974 года приехала новая программа, в которой были знакомые и друзья по цирку.

Среди них был иллюзионист Эмиль Эмильевич КИО, с которым был знаком с самого детства во время проживания в Беслане.

С ним приехала его тёща дрессировщица собачек Виктория Леонидовна Ольховников, с которой начались мои проблемы в цирке.

Во время работы Ольховиковой с собачками, при входе на манеж у меня начиналась головная боль. Собачки болонки при мне не работали, теряли сознание на манеже.

При собачках по всему телу у меня появлялись красные пятна, которые вскоре превращались в прыщики и волдыри. Меня всего начинала лихорадить и знобить так, что находиться на манеже было невозможно.

Однажды было так, что едва не сорвал выступление циркового номера с собачками. На мою проблему со здоровьем во время работы собачек на манеже обратил внимание главный режиссёр цирка Альфред Ди-Машио.

Он обратился за помощью к своему другу профессору Левин Александр Петрович, который прислал за мной в цирк рано утром свой легковой автомобиль марки "Волга".

Кафедра профессора Левина находилась в районе Мотовилиха на той же улице, где пермский государственный цирк, пару километров дальше у небольшой возвышенности. Где очевидно находился комплекс разных больниц.

Мне никогда не приходилось посещать подобные кафедры. Раньше думал, что кафедра, это учебное заведение, в котором проходят курсы будущие представители медицинской науки.

Тут же, на мой взгляд, обычная госпиталь, которой руководит учёный профессора Левин Александр Петрович. Целый месяц пришлось находится на кафедре у профессора, как подопытный кролик.

Совершенно голый каждый день лежал на хирургическом столе. Профессор рассказывал молоденьким аспиранткам на мне анатомию мужского тела. Девчонки трогали ручками моё достоинство от чего меня трясло.

– Мне нечего сказать плохого о твоём здоровье. – сказал профессор через месяц моего позирования перед его аспирантками. – Ты вполне здоров. Кафедра оплатит твою работу в качестве анатомического экспоната. Так же выпишу тебе больничный, который оплатит цирк. Больше не болей и будь здоров.

Пытался объяснить профессору, что у меня действительно проблема со здоровьем во время работы с собачками на манеже. Но он даже слушать меня ни стал. На следующее утро вышел на работу в цирк.

Во время репетиции на манеже с собачками. У меня и у собачек одновременно был обморок.

Вызвали срочно профессора. Собачек оставили на манеже. Меня отнесли в гримёрку.

– Вот, что, молодой человек. Вам категорически запрещаю быть в контакте с собачками. – сказал Левин, когда обследовал меня. – У вас взаимная аллергия с собачками. При близости с собаками у вас, может быть, летальный исход?

– Когда прихожу в гости к тёще, то нас обоих лихорадит. – серьёзно, сказал профессору. – Думал, что у меня аллергия от тёщи, а это от собачки Чапи.

Все присутствующие рядом так громко стали смеяться, что собачки, очнувшиеся от оброка на манеже, принялись радостно лаять и дружно бегать по арене цирка.

Лишь мне было не до смеха. Прекрасно понимал, что мне придётся уйти из цирка. Вот только куда? Жилья нет. Работы нет. Прописки нет.

– Александр! Ты очень нужный нам человек. – серьёзно, сказал мне директор цирка. – Коллектив собачек не можем уволить. На смену им с новой программой приедут другие собачки. Мы поможем тебе найти работу. Съёмное место жительства ты найдёшь сам. Пока получи расчёт и зарплату от нашего цирка.

В этот же день Людмила с сыном съехали из цирковой гостиницы "Спутник" домой к тёще. Мне туда вход закрыт из-за аллергии на тёщу и на болонку Чапи. Буду искать себе съёмное жильё и новое место работы.

2. Новое пространство.

Директор пермского цирка Александровский, главный режиссёр того же цирка Альфред Де Машио и профессор Левин сдержали своё слово. Так думаю, что главную роль в моём трудоустройстве сыграл Альфред Де Машио, который неоднократно выручал мою семью с дня рождения нашей семьи.

Меня устроили работать на военный завод ПЗХО, куда простому смертному путь прикрыт.

Перед тем как меня уволить с пермского государственного цирка, партком цирка и Мотовилихинская партийная организация, в которых меня поставили на учёт, за мои заслуги перед коммунистической партией во время работы в цирке, сняли с моей партийной карточки ошибочное взыскание во время бунта ингушей.

Таким образом на военный завод меня приняли чистым без партийных и профсоюзных ошибок в построении социализма. Вначале меня поставили работать на линию сборки туристических прицепов марки "Скиф-М".

После рекламации прицепов марки "Скиф-М" на Кавказе, линию сборки туристических прицепов марки "Скиф-М" решили реконструировать.

На это время меня перевели работать на станки с программным управлением, где удалось проявить себя с хорошей стороны как станочника. Вскоре закрепили меня за станком, который выполнял работу по оснастке космических кораблей специальным оборудованием.

Работа была уникальная с точки зрения работы станков, которые выполняли множество сложных операций. Специальные наладчики настраивали станки на всю программу.

Оставалось следить, чтобы станок не остановился и не нарушил работу программы. Когда заканчивалась работа одной операции на многотонной детали, предстояло повернуть деталь под определённый градус, затем включить станок и продолжить работу.

Поворот детали проводил большой мостовой кран, который постоянно занят напарником, ударником коммунистического труда. Мы с напарником выполняли одну и туже работу с зеркальным отражением.

Разница между нами была лишь в том, что напарник числился ударником коммунистического труда, а у меня была роль обычного станочника с выполнением зеркальной работы, которая не отличалась от работы напарника.

Каждую смену напарника хвалят, а меня ругают. За пятилетку ему вторую медаль вручили, хотя пятилетка через год закончится. Говорят, что он пятилетний план два раза выполняет.

Представить не могу, как он ухитряется выполнять пятилетний план при зеркальной работе со мной в одной детали?! Очередную операцию на станке закончил раньше этого ударника коммунистического труда.

Мне нужен мостовой кран, чтобы повернуть трёхтонную деталь другой стороной к дальнейшей обработке резцами.

Мостовой кран не может подъехать к моему станку, так как ждёт, когда ударник закончит работу над такой же зеркальной операцией как у меня, которая мной закончена.

Надоело ожидание мостового крана. Решил трёхтонную деталь повернуть руками на металлических прокладках. Слава Богу! Сила есть, ума не надо.

Трёхтонная деталь поддалась и стала поворачиваться в нужном направлении.

Всё было хорошо! Однако не учёл, что в столе станка имеются прорези. Когда металлические прокладки подошли к прорезям на столе станка, то в одно мгновение трёхтонная деталь нижней плоскостью прилипла к столу.

Металлические прокладки моментально провалились в прорезях на столе станка. Буквально машинально отдёрнул руки от детали. Однако левый указательный палец ухитрился принять удар на себя.

Когда обе кисти рук ухитрились вырваться на свободу из-под плиты, то окровавленная фаланга указательного пальца левой кисти руки буквально болталась на обрывках кожи.

Медпункт находился в другом конце огромного цеха. Примерно, сто метров от моего станка. Буквально одно мгновенье был у стола медсестры, которая едва удержалась, чтобы не потерять сознание при виде окровавленной руки.

– Давайте обрежем палец. – предложила медсестра. – Он всё равно болтается. – Завязывай! – приказал девушке, поставил палец на место. – Сам прирастёт!

Медсестра пожала плечами недоумении. Обработала рану перекисью водорода и каким-то лекарством.

Положила на палец с обеих сторон две пластинки из картона, плотно перевязала палец, смазала гипсом перевязанный и закрепила по всей кисти левой руки. В заключении сделала обезболивающий укол. Так как у меня от боли и от вида крови уже было плохо с сознанием.

– Всё! Можете идти домой! – сказала медсестра. – Через неделю перевязка. Больничный выписывали в городской поликлинике. Любая травма на военном производстве, это чёрная метка всему военному заводу, особенно в цеху, на котором работает пострадавший.

Едва вышел из медпункта в цех, как сразу попал в руки начальника цеха, парторга и профкома. Мы вышли из цеха и направились на третий этаж в красный уголок от посторонних глаз.

– Пока палец окончательно заживёт, будешь сидеть здесь в красном уголке. – серьёзна, сказал Эйрих Владимир Ильич, начальник инструментального цеха. – Будешь изучать труды классиков коммунизма. – добавил парторг цеха№46.

– В перерыве в рабочий день будешь рабочих знакомить с новостями из газет. – сказал профком нашего цеха. – Смотри не светись с травмой на проходной.

О том, что у меня травма в этот день знал весь наш цех. Однако от разглашения о моей травме могли пострадать все без исключения. За любой прокол на месте производства лишают премии, повышения зарплаты и различных наград.

В частности, мой напарник мог лишится всех наград и места работы. Никогда не думал, что переломы так долго заживают. Прошло два месяца, а лечение не закончилось.

Медики удивляются, что полностью оторванная фаланга левого указательного пальца приросла на своё место. Однако меня это сильно беспокоит. Палец заживает и так ужасно чешется хоть откусить его. За прошедшие два месяца своего безделья перечитал все книги классиков марксизма-ленинизма.

Знаю до мелочей все события от рождения Карла Маркса, Фридриха Энгельса и Владимира Ильича Ленина (Ульянова) до наших дней. Каждый рабочий день знакомлю рабочих с новостями из газет.

– Тебе хоть в аспирантуру поступать по урокам построения коммунизма. – говорит парторг, заглянув в очередной раз ко мне в красный уголок. – Кроме как ковыряться в своём носу правой рукой, ты хоть что-то можешь делать?

– В армии служил художником-дизайнером и оформителем. – ответил нехотя. – Ты! Ты! Полный дебил! – не удержавшись от волнения парторг рухнул на диван и заикаясь выдавил из себя ожидаемую мне речь. – От твоих способностей зависит ни только наш инструментальный цех, а весь военный завод.

В этот же день красный уголок инструментального цеха превратили в художественную мастерскую.

Завезли в бывший красный уголок все принадлежности, которые могут пригодится художнику в работе по дизайну и по оформлению наглядной агитация. За мной закрепили столярную мастерскую.

С этого дня закипела работа по оформлению наглядной агитации в первую очередь в нашем цехе.

Как таково наглядная агитация в цехе и в целом на военном заводе отсутствовала.

Своего художника не было, а приглашать художника со стороны нельзя.

Всё же предприятие военного секретного завода.

Так как на всех предприятиях Советского Союза нет художников в штатном расписании, то за мной сохранили должность токаря-фрезеровщика на станках с программным управлением.

Все прекрасно знают, что творческим людям необходимы стимул и вдохновение. На этот случай у меня были льготы.

За каждую новую творческую работу, как за изобретение или рационализаторское предложение, что, собственно, так было, мои работы не повторялись, мне платили премиальные деньги, а также давали семейные путёвки на отдых в выходные дни в заводские пансионаты "Дельфин", "Чайка" и "Кама".

– Александр! Мне сказали, что ты с Кавказа. – обратился как-то ко мне Владимир Ильич Эйрих начальник нашего цеха. – Наверно, хорошо знаешь Кавказ?

– У меня отец был художник-фотограф. – решил коротко рассказать свою биографию. – Так вот, с детского садика объездил с отцом весь Северный Кавказ. Собирали заказы на портреты. Сам родился в Гудермесе, это Чечня.

Жили в разных городах и республиках Северного Кавказа. Служил в армии в Батуми.

– Есть у нас командировка в Баку. – сказал Эйрих. – Баку ты хорошо знаешь?

– Когда мы жили в Избербаше, то в Баку ездили на крыше поезда. – вспомнил свои приключения. – В Баку полечу лишь через Беслан, там моя мама живёт. – Можешь хоть через Лондон лететь. Лишь бы командировку выполнил. – радостно, сказал начальник цеха. – Надо оттуда привезти сварочную проволоку ЦАМ, которая нужна нам по зарез на оснастку для космических кораблей.

На следующий день у меня была первая командировка от военного завода "ПЗХО" в Баку на военный завод "ЦАМ", который находился в посёлке Мардакяны воле южной ГЭС.

Перелёт в оба конца был через Беслан в гостях у мамы. Командировку в Баку выполнил на отлично. Привёз сотни тонн ЦАМ. Затем была командировка в Ереван, откуда надо было привести люминесцентные лампы к освещению цехов сборки сложного оборудования. Там же в Ереване надо было приобрести клей БФ и белую водоэмульсионную краску.

В это время в Ереване проживала старшая сестра моей жены Элина, которая была замужем за армянина Гагика Манукян. Несколько дней был в гостях. Все командировки на Кавказ, которых было несколько десятков в разные города, прошли на отлично.

Вскоре за мной закрепили две обязанности, художника по наглядной агитации и снабженца по оснастке цехов военного завода необходимыми материалами и сложной аппаратурой с военных заводов.

Почти за пять лет побывал в командировках сто пять городов, в ста десяти военных заводах разного профиля. За четыре года проживания в Перми, никак не могли получить квартиру.

Скитались по чужим съёмным квартирам. Иногда приходилось жить врозь. Сын Артур жил у моей мамы в Беслане.

Так прошли годы семейной жизни в Перми. Людмила жила у своей мамы. Наш сын Артур жил в Беслане у моей мамы.

Моя жизнь протекала чаще в командировках или в художественной мастерской на военном заводе "ПЗХО". В одной из наших встреч на нейтральной полосе жена забеременела от меня.

– Моя жена живёт у тёщи. Сын живёт в Беслане на Кавказе у моей мамы. Сам живу в командировках или в художественной мастерской. – стал перечислять свои проблемы во время очередной встречи с парторгом. – Пятый год жду от профкома завода квартиры. Сейчас моя жена на последнем месяце беременности. Мне некуда принять новорождённого ребёнка. Если заводу не нужен художник, то придётся искать другое место работы, где мне дадут жильё.

– Сегодня поговорю с профкомом насчёт тебя. – пообещал Эйрих Владимир Ильич. – Думаю, что у них найдётся для тебя жильё в заводском запаснике.

Прошло всего два дня после моего разговора с начальником цеха. Меня вызвали в профком и в торжественной обстановке вручили ключ в комнате коммунальной квартиры.

Когда мы пришли посмотреть своё место жительства, то поразились, где будем жить. Это был дом бывшего графа Шереметева.

– Если хочешь, чтобы мы жили в этой комнате, то тебе придётся здесь сделать ремонт до рождения ребёнка. – сказала жена, разглядывая наше жильё.

Местом нашего жилья оказалась огромная комната в двадцать пять квадратных метров в старинном доме напротив театра "Опера и Балет", который построен при графе Николае Петровиче Шереметеве.

Раньше в этом доме на стенках были росписи и фрески, которые закрасили в 1917 году. После революции в этом доме ремонт не делали. В комнате высоко потолок, метров шесть от пола.

Стены толщиной больше метра. Одно огромное окно с широким подоконником, на котором свободно помещалась детская коляска. Огромные двери из морёного дуба как ворота.

Всё надо срочно ремонтировать. У меня есть два выходных дня на ремонт. Принялся обдирать старую известь со стен, под которой старинная роспись в религиозном христианском стиле.

Здесь нужна реставрация, но, придётся ободрать известь и закрасить красоту белой краской. Вторые сутки провожу ремонт комнаты.

Когда с коридора стал обдирать стену от извести над дверями, открылась историческая надпись: "Приёмная графа Шереметев". Вот под такой вывеской будет жить наша семья.

Жалко, что такую надпись придётся мне закрашивать сейчас. Перед тем как идти в роддом Людмила проинспектировала мою работу по ремонту исторической комнаты.

Убедившись, что жить можно в этом спортзале, так она назвала нашу огромную комнату, жена дала мне последние указание на приобретение инвентаря будущему ребёнку.

18 мая 1978 года родился второй сын Эдуард, красавец ребёнок и тихоня, в отличии от старшего сына Артура, который с первых дней своего рождения не давал нам покоя круглые сутки своими истерическими воплями. Эдик после кормления грудью матери вскоре крепко спал.

Можно было успокоиться, что наша семейная жизнь наладилась. Из Беслана в семью вернём Артура. Тогда наша семья укомплектуется. Можно спокойно жить в этом спортзале до новой обеденной квартиры.

Профком военного завода обещал мне современную квартиру в новом городском посёлке напротив завода за Мотовилихинским районом.

Всё бы хорошо, если б не было так плохо от того, что в этом огромно доме кроме нашей большой комнаты было несколько таких комнат, в которых жили старушки, которые видели батюшку-царя и прислуживали семье графа Шереметева. С первой встречи они стали нас учить жить.

Доступ к условиям жизни в этом доме по очереди, по графику и по расписанию. Кому невтерпёж, то территория двора огромная, где даже бездомные кошки и собаки не живут из-за аромата меток человеком.

Зато есть место, где присесть и притулиться к углу исторических пристроек. В ванну графа Шереметева попасть невозможно. Там всё время кто-то отмачивает свои старые кости.

Купать ребёнка можно в огромном оцинкованном тазике или в большой кастрюле, в которой вываривают грязное бельё. Готовим пищу в своей комнате на электрической печке, которую удалось мне изготовить из сухих тэнов на дырявых кирпичах.

Спать в своей комнате просто невозможно. В любое время суток в комнату может постучать старушка со своими добрыми советами или с какой-то просьбой о помощи. Скорая медицинская помощь может явиться в дом в любое время суток. Даже без необходимой помощи.

Все старушки смердят, как старом морге. Пахнут ладаном как мумии в древнем храме. Пошло всего две недели как наша семья поселилась в этом историческом доме.

Умерла наша соседка по коридору. Среди ночи старушки подняли меня, чтобы помог отнести старушку в ванную. Во мне тогда был вес семьдесят килограмм, а трупе старушки больше ста килограмм.

Немощные подружки усопшей столетнего возраста едва таскают своё разлагающееся при жизни тело, а тут такое вес трупа подружки. Мы в шестеро, а точнее, досталось мне одному, притащили труп в ванную комнату. Положили труп на стол, который принесли из кухни.

– Что-то от тебя дурно пахнет? – поинтересовался начальник цеха, когда из-за любопытства пришёл ко мне в художественную мастерскую.