Далеко от людей

Параллельно-Ведущий, Ведущий Параллельно

Далеко от людей

Глава 1

Треск поленьев вернул меня к реальности. «Почти догорел…» – подумал я с тусклым чувством тревоги, наблюдая багровые отблески на снегу. Взгляд скользнул по снегу в поисках хвороста, но внимание приковалось к пустой гильзе револьверного патрона. Я снова почуял лёгкий запах пороха, как от петарды из детства. Он, как крючок, вытянул из памяти ещё свежее воспоминание…

В первый же день, когда она впервые пригласила меня к себе погреться, её дед с гордостью продемонстрировал семейную реликвию – хромированный револьвер. Оружие висело в гостиной на самом видном месте, под ним на полке стояла шкатулка с патронами. Ключ от неё дед прятал за портретом своей покойной жены…

Чувство, словно это было не вчера, а много лет назад. Всё происходило в панике.

– Дед, ты правда думаешь, что он уже… не найдётся? – слышалось на кухне.

– Волки и костей его не оставят, ту флешку не вернуть, – глухо ответил старик.

Дрожащими от волнения руками я достал ключ из-за картины. Сердце колотилось как бешеное. Револьвер удобно лёг в ладонь – холодный, тяжёлый. Засунув его за пазуху под куртку, я насыпал патроны в карман. «Боевой, настоящий!» – всплыли в памяти слова деда, когда я бесшумно преступил порог…

Я повёл взгляд к револьверу. Его ствол переливался багровыми огоньками, рукоятка потемнела от влаги. Он лежит там же, где я его бросил. Бесполезный.

В стороне раздалось глухое рычание. Все они остались здесь, никуда не ушли. Пятнадцать волков. Или двадцать?.. Они бродят по кругу, то исчезая, то вновь возникая в темноте, выдавая себя горящими глазами.

Мокрый хруст послышался справа. Да, похоже, мой последний друг тоже всё ещё был рядом. Впрочем, куда он вообще мог уйти?.. Я посмотрел на него. Он всё это время не упускал из виду ни одного моего движения, жуя колбасу, которую я ему дал, когда кончилось вяленое мясо. Его рана, не дающая ему стоять на лапах, не прекращала кровоточить. Грудная клетка была прострелена насквозь.

Как сейчас помню, как этот несчастный волк пытался убежать, но травма позволила ему лишь барахтаться в снегу до смирения с судьбой. Я вновь взглянул на гильзу… Думаю, я бы уже и сам застрелился… но хвалённый «боевой» револьвер вышел из строя после первого же выстрела.

Хруст прекратился. Похоже, колбаса закончилась.

Я не глядя порылся в рюкзаке, ища ещё что-нибудь съедобное. В руку попалась жестковатая буханка хлеба. Вытянул её сразу без упаковки, но она выпала из ослабших пальцев, оставив липкий след муки, смешанной с ледяным потом страха. Хлеб лежал почти вплотную ко мне…

Я не хотел ничего менять. Хищник с подозрением посмотрел на меня, потом на буханку. «Непривычная еда, да? – спросил я шёпотом, почти про себя. – На безрыбье и рак рыба… Не потому ли вы с друзьями решили мной полакомиться?» Я не понимал, зачем продолжаю кормить его, но это давало чувство какой-то стабильности.

Почему он так просто соглашается есть незнакомую пищу, к тому же от человека? Насколько он уже отчаялся?

А зачем я вообще кормлю его своей едой? Хочу отсрочить его неизбежную мучительную смерть?

Дело ведь не только в потере крови. Волк с такой травмой никогда не сможет бегать. Он уже не сможет присоединиться к своей стае, не сможет охотиться… и не сможет защититься от той же стаи… ведь она почти наверняка захочет его съесть.

Костёр трещал всё реже, всё тише. От его прежнего жара не осталось даже намёка – он угасал на глазах. Кровожадная стая не спешила нападать, будто наслаждалась моей беспомощностью. Я зачерпнул снег в ладонь и сжал его в плотный шарик. Большая часть рассыпалась на мелкие хлопья, но маленький снежок всё же получился. Он был ледяным, колол холодом и не думал таять в отмороженной руке. От него не было ни малейшей пользы, но я продолжал держать его в руке, рассматривая неровности и вспоминая, как такие же бросали в окно приюта для животных…

Снежки хлопали по стеклу, за которым жались друг к другу щенки. Табличка «Не бросать снежки!» висела тут же, но ребятня целилась точно в трещину. Махнул рукой, чтоб прекратили, но они лишь засмеялись. «В их возрасте я бы тоже ржал», – думал я, но зубы не разжались. Меня это выводило из себя: стресс у собак – это болезни, за которыми месяцы лечения. Волонтёрство – это не только кормёжка животных.

– Берегись! – раздался крик, и тут же пёс, будто почувствовав мою злость к детям, вцепился в руку. Не больно, а просто обидно: перчатки порваны, а новых не купить.

– Простите, он, похоже, нервничает из-за шума, – девушка эко-активистка взяла собаку за ошейник, хоть и не была хозяйкой. Взглянула на мою руку. – Есть пластырь?

– Не стоит беспокойства… – я сжал окровавленную ладонь.

– Вот, возьмите. – Она сунула мне варежки с узорами акулы на каждой: одна голубая, другая фиолетовая. – Вам нужнее.

Я хотел было вернуть внезапный подарок, но девушка быстро сменила тему, словно сама забыла, а затем и меня заставила поверить, что варежки всегда были моими. Но вернувшись домой после целого дня с ней, я бережливо повесил их на сушку и долго ещё рассматривал акулы на них. Я понимал тогда: влюбился. Наивно, глупо – но без сомнений…

Снежок выскользнул из ослабшей ладони и, словно невесомый, бесшумно упал. Я посмотрел на свои побелевшие от мороза руки и почувствовал тупую боль в груди: ладони голые. Почему-то вспомнил, что тогда так и не нашёл пластырь.

Внезапно совсем рядом послышалось ворчание, и я обернулся. Это был раненный волк. Он подполз ближе и жадно схватил хлеб. Его уже не пугает даже то, что я могу дотянуться до него рукой. «И что с того, что ты на меня смотришь? Ты ведь не сможешь убежать, если испугаешься», – тихо говорил я ему. Не знаю, понимает ли он, что неизбежно погибнет, и что я – причина его гибели, но он точно очень голоден.

Безысходность. Я долго отрицал её, но теперь, когда костёр, моя единственная защита, вот-вот потухнет, я признал её. Вокруг больше нет ничего, что могло бы гореть.

Моя отчаянная борьба за жизнь… В ней нет ничего человечного.

Выстрел в живое существо, которое всего лишь хотело жить. Просто от испуга быть укушенным?

Сжигание всего, что попалось под руку, от веток и брёвен до шапки и тех самых варежек. Вера во что-то светлое?

Скармливание всех съестных запасов обречённому на смерть волку. Для прощения от его друзей?

А блокнот… я и забыл, что сгорело первым…

Мне редко перепадало что-то из родного дома. Мы никогда не были богаты. Я долго уговаривал маму, чтобы она нашла тот самый блокнот и отправила его мне по почте.

Но вот он у меня. Такой, каким я его запомнил незадолго до отъезда из родного города. Красивая обложка, чистенькие, белоснежные листы, миловидные стикеры со зверушками и наклейки. Она обожала животных. Её блог с пятьюдесятью тысячами подписчиков говорил об этом: одна половина об экологических проблемах, другая о милых животных.

Я думал подготовить блокнот, наклеить стикер с волчонком на обложку. Представлял, как широко раскроются её глаза, как радостно она улыбнётся уже при первом взгляде. Но всё же не хватило смелости. Не хватило уверенности, что так ей понравиться больше.

И вот наступил тот самый день. Всё как обычно: мы сидим на закрытой остановке после изнурительного дня, ждём её маршрутку. Блокнот лежит в рюкзаке, ждёт, пока я наберусь смелости его достать.

– Знаешь, – девушка внезапно перебила шум проезжающей мимо машины, – волонтёры в приюте… Они просто невероятны. Вчера, например, полдня чистили реку – там были горы пластика…

Она замолчала также резко, как и заговорила. Глядела куда-то поверх моего плеча, будто видела нечто прекрасное. Я кивнул, пальцы непроизвольно сжали лямку рюкзака. «Сейчас, – подумал я, – сейчас достану». Но тут она вновь оживилась:

– А щенки! Ты же не видел новых щенков? Их привезли только вчера – у них такие глазки… – её голос дрогнул, и она с секунду собиралась с мыслями. – Я их уже успела потискать… такие лапки у них мягкие, розовенькие…

Я посмеялся. Громко, натянуто. Чувствовал, будто блокнот раскаляется. «Скажи про волчонка, – стучало в висках. – Скажи о подарке, сейчас как раз кстати!» Но её руки – в царапинах от когтей, в зелёнке на ранках – уже рисовали в воздухе круги, объясняя, как щенки спят в коробке, прижавшись друг к другу.

– Может, завтра зайдём вместе? – она внезапно коснулась моей руки, отчего я даже вздрогнул. – Покажу их, если хочешь.

Маршрутка подъехала. Девушка вскочила, поправляя сумку с нашивкой в виде лапы. «Завтра», – повторила он, открывая стеклянную дверь остановки. Как смертный приговор.

Я шёл домой, держась за лямку рюкзака. Блокнот постукивал по спине в такт шагам – ровно, навязчиво. Где-то глубоко, под рёбрами, сердце покрывалось трещинами: её смех, её добрый голос, её блестящие глаза – всё это получал не я. Щенки. Реки. Её мир, в котором нет места ничему и никому… лишнему…

Блокнот давно стал чёрным пеплом, будучи трутом для разведения костра, но рядом с костром в снегу застрял тот самый стикер с волчонком. Рука не поднялась бросить его в огонь, сердце ещё ныло.

«Я животное, действующее по приказу инстинктов, – невольно сказал я себе, гладя в глаза волку. – Прямо как ты…»

«Дружище» – добавил я, почувствовав в этом слове нечто совершенно неожиданное. Волк замер.

Его глаза моргнули, словно готовые заплакать – от боли, от страха. Он всего лишь боялся, как и я.

Его голова нарочно была слегка повёрнута в сторону, скрывая от меня рану – слабое место. Он пытается выжить, как и я.

Его лапа пододвигает хлеб поближе, оставляя на снегу кровавый след. Он будет отчаянно цепляться за любую отсрочку от смерти, как и я.

Мы действовали с одной целью, дышали одним страхом, ели один хлеб, и снег под нами – наша общая могила. Поразительно, насколько близко я оказался к зверю… словно в одно мгновение за моей спиной исчезли города и возникла бескрайняя тайга.

Моя рука сама поднялась над волком. Я осторожно попытался погладить его, но встретил испуг. Волк прижался к земле и постарался отползти, стоная от боли. Всё же природой он далёк от собаки.

Я отвернулся к костру, провожая взглядом последние языки пламени…

Утром следующего дня после приезда и заселения в Магадан я в одиночку гулял по побережью бухты Нагаевой. Встретив скульптуру мамонта в бордовых лучах солнца, выглядывающего из-за горизонта, я хотел сфотографировать его, но вспомнил, что забыл поставить телефон на зарядку. Он отключился в тот же момент.

Быстрым шагом я добрался до ближайшего продуктового. На вопрос о зарядке продавец дал свой пауэрбанк. Я зарядил пару процентов для снимка и хотел поскорее вернуть зарядку.

– Может, возьмёте насовсем? – предложил продавец.

– Простите, я не могу за него заплатить.

– Мы здесь продаём продукты, а не электронику. Возьмите его просто так, вам он нужнее. Вы ведь приезжий.

Я с пару секунд не мог пошевелиться. Пытался понять, что всё это значит и почему оно такое. В руке лежал пауэрбанк с рисунком милого волчонка. Сжав его покрепче, я радостный рванул к мамонту. Тот выглядел даже лучше с позолотевшем от небольшого подъёма солнца…

Вдруг под моей рукой оказалось что-то мягкое. Пальцы ощутили слегка грубую, но всё равно приятную на ощупь шерсть. Волк сам медленно подполз ко мне, как будто нашёл сородича. Он даже позволил себя погладить по голове, прижал ушки – природные локаторы, которые раньше предупреждали об опасности, но теперь мирно лежали. Его дрожь слилась с моей в общий ритм. На мгновение я забыл о десятки глаз хищников, мелькающих вокруг…

Я потерял связь с реальностью в этих поглаживаниях, но скоро она постучалась ко мне в сознание. От костра остались лишь тлеющие угли. Волки медленно приближались. Они знали: мне некуда бежать и нечем защищаться. Это придавало им терпения дождаться, пока угли остынут…

Я ощутил что-то, что терзало душу… но это был не ужас. Это была жалость к волку, лежащему под моей рукой, и стыд за то, что я ему сделал.

Я повёл рукой к его ране. Когда пальцы коснулись её, зверь взвыл от нахлынувшей боли. «Прости!..» – умоляюще прошептал я, резко отдёрнув руку. Его боль передавалась мне – она отзывалась в кончиках дрожащих пальцев.

Я начал рыться в рюкзаке, вызвав волнение у волка. Когда я вытащил из волонтёрской аптечки бинт с резко пахнущим йодом, он вовсе отскочил от меня. Неизвестность вновь пугала его…

Вдруг я понял, что кое-что пропустил. Посмотрев в аптечку, на дне я увидел пауэрбанк с рисунком волка. Я долго не мог найти его, а он всё это время лежал здесь.

Мне внезапно открылось то, насколько добры были ко мне все люди этого города. Не знаю, им ли я хотел отплатить, идя сюда? Или мне это нужно было, чтобы впечатлить её? А может, хотелось денег?..

Я нашёл его. Преступника, сбежавшего из тюрьмы и потерянного в лесах тайги на реке Магаданке. Мне положено крупное денежное вознаграждение и благодарность людей за покой: преступник не бродит в переулках, его нет в живых. Флешка, что он украл у прокурора, у её дяди, служит тому доказательством. Но кто знает, что на ней лежит?..

В моей жизни не цели. Я понял это, отходя от трупа преступника.

Впрочем, до дома живым мне всё равно не добраться.

Я вдохнул поглубже, переводя дух.

Держа перед собой бинт в одной руке и антисептик в другой, я снова обратился к волку, чтобы исполнить свою последнюю цель жизнь. «Я уже не доживу до утра, но у тебя… ещё будет шанс выжить», – сказал я с лёгкой улыбкой, глядя ему в глаза. Показывая ему на раскрытых ладонях средства помощи, я как бы говорил: «Смотри, это не опасно», – и молил не бояться, пока ещё было время.

Но волку сложно было принять мою помощь. Он дрожал, чувствуя резкие запахи из мира людей. Я уже ощущал на себе дыхание одного из волков, дрожал от его рычания. Мою шею словно уже гладили волчьи клыки.