Птицелов

Алексей Пехов

Птицелов

Глава первая. Путь к звездам

– Осторожно, – шепнул я Элфи.

Она ещё сильнее, всем телом, вжалась в сухую седую траву, укрытая плотным соломенным плащом, словно броней. Чумазое лицо, спрятанные под треуголку волосы, лишь глаза, сейчас удивительно яркие, ставшие изумрудными, жили, с прищуром наблюдая за волнами алого бересклета, спускающимся к самому озеру.

Озеро – идеально круглое, с молочно-розовой водой, рождалось из каскадного ручья, стекающего с верхней границы впадины, следа от воронки, возникшей здесь сотни лет назад, когда колдуны выясняли отношения друг с другом. Имена этих нелюбезных господ давно потерялись в вечности, а вот следы их силы до сих пор остаются на теле Ила.

Бересклет начал пригибаться, трещать. Некто, скрытый за ветвями, продирался вперед. Несколько раз в просвете промелькнуло нечто кожистое, тёмно-коричневое, ловившее на поверхностях свет бледно-розового месяца.

Когда незваный гость выполз у самой воды, я следил больше не за ним, а за лицом Элфи. Оно было, как фарфоровая маска, ни отвращения, ни удивления, ни… интереса. Все эмоции, какие должны появиться, бушевали где-то там, в глубине глаз.

Хорошо.

Некоторые создания Ила питаются яркими чувствами людей. Тем же страхом. Для них это такая же приманка, как кровь для акул.

Впрочем, Ил не был бы Илом, если бы здесь думали лишь о пропитании чувствами и гнушались простой человеческой крови.

Существо, оказавшееся на берегу, имело плоское бронированное тело со множеством членистых ног. Лоснящееся, отражающее блики холодного вечного месяца, оно переходило в человеческий торс. Грудь, плечи, руки, голова.

Расстояние было большим, между нами раскинулось озеро, но я никогда не жаловался на зрение, так что прекрасно рассмотрел худое, холодное, измождённое мужское лицо с растрёпанными тёмными волосами, собранными в несколько кос. Мрачное, благородное, притягательное, с тонкими синеватыми губами – сей персонаж, в иной реальности, вполне мог быть благородным из высшего света, при камзоле и шпаге. У нас таких в каждом Великом Доме, как перьев в хвосте крикливого павлина.

Руки с хрупкими, как веточки, запястьями опустились, ладони сложились лодочкой, набирая воду. Существо начало пить, сосредоточенно хмурясь, и я видел, как редкие капли протекают между бледных пальцев, скатываются по острому подбородку.

Не знаю, как он нас почувствовал, но резко поднял голову, нахмурился, казалось, глядя мне прямо в глаза. Перевернул ладонь, так, что оставшаяся вода слилась обратно в озеро, и застыл, разглядывая заросли, в которых мы прятались. Я про себя помянул сов, осторожно, двумя пальцами вытащив из подсумка патрон, чтобы высыпать порошок солнцесвета на полку короткого ружья.

Красноватый бронированный щиток на теле создания поднялся вверх, словно жёсткое крыло у жука и из спины вылетел бледно-карминовой шар. Он оказался сотканным из переплетения похожих на пищеводы трубок. С двумя быстро мельтешащими прозрачными крылышками, противно гудя, прошёл над водной гладью, тревожа её, заложил широкую дугу, надвигаясь всё ближе и ближе.

Сов я помянул уже не понижая голоса. Разведчик завис рядом с нами, мерзкий осклизлый комок разумной плоти. Над головой его хозяина начал довольно быстро формироваться сгусток, похожий на грозовую тучу, чем-то напоминающий магию мозготряса.

Плохо. Ну, это мягко говоря.

Элфи поднялась одним плавным движением, прежде чем я успел взвести курок, прижать приклад к плечу и попытаться остановить удар магии, нацеленный на нас, всадив пулю в бледный лоб твари. Воспитанница потянула завязки, удерживающие соломенный плащ на плечах, выпрямляясь в полный рост.

Замерли все.

И я, обалдевший от происходящего, и существо, недоверчиво разглядывающее нас с противоположной стороны небольшого озера. Сгусток над его головой остановился в росте, перестал наливаться чернотой. Разведчик подлетел к нам так близко, что трепетание его гудящих крыльев подняло ветер, растрепавший мои волосы.

Мне очень хотелось выстрелить, разум просто кричал, чтобы я не медлил, но… я медлил. «Шторм» над головой существа внезапно развеялся. Шар, спустя три удара моего сердца, полетел назад, спрятался за бронещитком в теле хозяина. А еще через несколько мгновений странное чудовище развернулось и скрылось в кустарнике.

– Что это было, скажи на милость? – в горле у меня пересохло.

Элфи нахмурилась, словно сама пыталась понять:

– Интуиция… Наверное… Не знаю. Меня словно что-то подтолкнуло. Очень глупо. Я… не подумала. Прости.

Интуиция, друзья мои – вещь довольно необъяснимая. И, признаюсь честно, она не всегда играет на твоей стороне. Особенно в таких местах, как Ил. Тут уж как повезёт.

На этот раз – удача улыбнулась.

– Как думаешь, почему он ушёл? – её вопрос был довольно актуален.

Прежде, чем ответить, я сдул порошок солнцесвета с полки ружья, опустил курок. Ответил ровно, хотя кровь всё ещё стучала в ушах:

– Десятки вариантов. Почувствовал твою суть. Некоторые из живущих в Иле, особенно долго, помнят прошлое. Того же Когтеточку пауки с лицами младенцев до сих пор проклинают. Или, как тебе вариант, был потрясён твоей красотою?

– Ты решил перебрать все возможные нелепые версии?

– Есть и более несуразная. Счёл меня твоим рабом, а негоже вежливым чудовищам отнимать у юных ритесс их послушные игрушки.

– Похоже на правду, – Элфи смотрела на кустарник, завязывая тесёмки соломенного плаща на плечах. – Он опасен?

– Ещё как. Его называют отсутствием присутствия, – я увидел, как её брови поползли под треуголку. – Не я это придумал. Нам лучше уйти. Нет. Не туда. По левой тропе выйдем на Сухой тракт. Я не доверяю твари, с неё станется поиграть с нами, ожидая где-нибудь поблизости подходящего момента. Помни, что в Иле…

– Происходит всякое и обычно очень неожиданно, – послушно повторила моя воспитанница прописную истину, подхватила тяжёлую сумку, закинула на плечо и пошла первой в указанной мной направлении, сверяясь с компасом, который я для неё сделал.

Я помешкал несколько мгновений, в последний раз изучив озеро, месяц над ним, алые побеги бересклета. Тишина. Нет ощущения угрозы. Но здесь это не значило ровным счётом ничего…

Признаюсь, решение взять Элфи с собой в Ил раньше тех сроков, что я сам отмерил для неё, далось мне отвратительно легко.

После схватки Оделии с Медоусом, оставившей на теле нашего многострадального города внушительный след, в Айурэ начался настоящий хаос. Когда случилась эта катастрофа, снёсшая целые кварталы, слухи и панические настроения стали разрастаться, как мешок под клювом хорошо поохотившегося пеликана. Мол, Светозарные обрели внезапную силу и пришли по души мирных жителей. А может и не Светозарные, а сами Птицы нагрянули. И пора спасаться (а ещё грабить, жечь и прочие приятные сердцу мелочи).

Лорд-командующий приказал вывести на улицы полки из казарм. Великие Дома, в поддержку правительства (читай – для защиты своей собственности) сделали то же самое, используя личные гвардии.

Помогло. Трусы, может, не набрались храбрости, но перестали разжигать и множить панику. Ну, и мародёры разом стали примерными. Не отличишь от простых горожан.

Но суета в первые пару дней вышла знатная. Переполох среди правящей элиты случился почище, чем в горящем курятнике. Довольно нервная обстановка, скажу я вам. А когда люди нервничают, случаются досадные эксцессы. Разной степени паршивости.

Я не сомневался, что ребятам из Фогельфедера не составит труда, образно говоря, сложить разлетевшиеся по городу пёрышки, чтобы собрать из них компас, который, друзья мои, укажет в единственном верном направлении – на вашего покорного слугу.

Перламутровых магов, считай, что нет. А кто виноват, понятно станет сразу. Так что на след Оделии выйдут быстро, после нагрянут ко всем её родственникам. С многочисленными вопросами. И задавать их могут совершенно в разном, порой совершенно невежливом тоне.

Лилы-то, конечно, сумеют избежать проблем, они род влиятельный, им покровительствует лорд-командующий, а вот ваш покорный слуга получит всё возможное… хм… внимание.

На службу, где работает мой приятель Голова, давят сверху разномастные начальники. А на них Великие Дома. И на всех – правитель, человек, как говорят, крутого нрава, способный сожрать на завтрак без соли любого из промедливших или не слишком быстро исполняющих его волю.

Мне очень не хотелось бы стать той подстреленной уткой, которая будет поспешно объявлена виновной и заключена в клетку для трапезы чаек. Потом, когда сильные мира сего остынут, они, возможно, признают, что ошиблись, но мне-то от этого легче не станет.

Так что следовало на время оставить город и дождаться, чтобы страсти хоть немного улеглись, ибо они могли раздавить не только меня, но и Элфи.

Поэтому решение я принял довольно быстро. И, сказав моей подопечной, что мы отправляемся в путешествие, начал спешные сборы, отправив Амбруаза к дальним родственникам.

Мы вошли в Ил через Седьмой андерит, ближайший к Айурэ. Это было просто и быстро. День на лошадях до станции, затем двое суток на поезде. Здесь граница Шельфа близко подходит к обжитым местам. Она, точно сухая пустошь, красно-серое внезапное пятно среди цветущей субтропической летней зелени. Подъезжая к рубежу этого пятна, ты видишь в четверти лиги за ним обычную природу Золотого Рога, но стоит поезду попасть на пустошь, как горизонт мутнеет и перед тобой уже иная картина – Шельф, тянущийся до Враньего кряжа, да бледный призрак перевёрнутого месяца.

Ты прошёл в природный портал, созданный по воле Одноликой, совершенно незаметно для себя переместившись в иную реальность. В коридор, связывающий наш мир с миром Птиц.

И имя этому «коридору» – Ил.

В андерите нами не заинтересовались, лишь лейтенант на воротах, напоследок, пожелал удачи, хотя в его глазах я видел лишь осуждение. Он счёл меня тупым ублюдком, раз я решился вести в Ил юную девчонку.

Что же, друзья мои. Фрок бы с удовольствием обняла офицера за его светлые мысли. Думая об этом, я провел Элфи через мосты, перекинутые над карьерами выработок вывезенного грунта, а после мы затерялись среди мрачных сосновых рощ растущих вокруг каменистых одиночных скал, на верхушках которых денно и нощно рогатые карлики, никогда не спускавшиеся вниз, жгли зловещие багровые костры.

Первые часы нахождения здесь, Элфи была оглушена. Приходилось держать её за руку и следить за каждым шагом. Вполне предсказуемая реакция. Когда меня сюда привёл Рейн, я вёл себя точно также.

Первый вдох Ила, это как миг рождения. Только крайне болезненного. Воздух наждаком раздирает гортань, холодит пищевод и трахею, смрадным мёдом наполняет лёгкие, на несколько мгновений останавливает возможность дышать, и ты думаешь, что никогда-никогда больше не сможешь этого делать.

Потому что разучился раз и навсегда. И не желаешь учиться заново.

Но потом ты заставляешь себя жить и вновь втягиваешь в себя Ил. Даешь ему дорогу. Уже навсегда. Он не менее отвратителен, чем в первый раз и пьяным безумием начинает проникать в твою кровь, бесцеремонно захватывая тело, кусочек за кусочком, въедаясь глубоко в костный мозг.

Пока ты весь не становишься его жалкой собственностью. Сливаешься с ним в единое целое, чтобы существовать в этом пространстве.

Такова участь потомков Когтеточки. Другим этого не понять и не прочувствовать. Для них в первый приход всё проходит не так… ярко и болезненно. С другой стороны… их ждут последствия, куда более серьезные, чем меня.

Во всяком случае до поры до времени.

Представляю, каково сейчас Элфи. Её зрачки целый день были размером с булавочную головку, дышала она часто, кожа стала бледной, почти серой, ладони и шея потели.

Мне было жаль воспитанницу, но я не мог ничем помочь, чтобы облегчить её состояние. Подобное знакомство с новым миром надо просто перетерпеть.

Пережить.

Когда наступил вечер, хотя понятие «вечер» в Иле совершенно относительное из-за вечного драного совами месяца, она забылась тяжёлым сном, и я укрыл её двумя соломенными плащами, пережидая тяжёлые часы адаптации. Вспоминал Рейна, слушая, как моллюски на равнине за сосновым лесом тоскливо поют «ром-ром-ром» и думал, что точно также, как я сейчас сижу с Элфи, мой брат сидел со мной. А с ним когда-то сидел наш отец. И так до бесконечности. Полагаю, до самого Когтеточки, который, вне всякого сомнения, опекал всех своих семерых детей в легендарные времена.

Так сказать, круговорот Люнгенкраутов в вечности…

На следующий «день» прихода сюда меня выдернул из дрёмы её негромкий восторженный смех. Она рассматривала месяц, осознавая, что видит его, ибо боль ушла. Пришла эйфория.

Худшее, чем сталкивался ваш покорный слуга – это эйфория у юной пятнадцатилетней ритессы. Удержать существо её возраста на месте и не дать влипнуть в неприятности оказалось довольно сложной задачей. Ещё чудо, что я вовремя проснулся и мне не пришлось бегать по округе, проверяя, в чьём желудке она оказалась. Три часа я запрещал ей куда-либо отлучаться, пока эта «лихорадка» хоть немного не стихла.

– Мне хочется петь! – Призналась девчонка, пружинисто шагая через пустошь. – И танцевать!

– Пройдёт через несколько часов. Хочешь, я тебя пока свяжу?

Она рассмеялась и протянула руки:

– Будь любезен. Я едва могу контролировать свой разум. Что со мной?

Я мог ответить только очевидной банальностью:

– Всего лишь Ил. Он заждался твоего появления и теперь испытывает тебя.

То, о чем я рассказываю, случилось в первые дни, а сейчас, спустя неделю, моя подопечная справилась со всеми совами, галками и павлинами, что атаковали её разум и тело. Теперь я видел в ней отражение себя. С той лишь разницей, что девчонке очень многому следует научиться, прежде чем бродить здесь самостоятельно.

Мы шли вдоль Враньего кряжа, держась от границы Шельфа не дальше, чем в двадцати часах пешего перехода. Вполне достаточно для первой вылазки, глубже заходить Элфи пока не нужно. И без того здесь полно странного, удивительного и жуткого.

Я учил её видеть безопасные тропы, показывал новые растения и рассказывал, как следует себя вести. Где можно остановиться на ночёвку, когда разжечь костёр и в каких местах ни в коем случае не следует подходить к воде.

Какой-нибудь из андеритов всегда был поблизости, чтобы, если случится нечто непредвиденное, мы могли добраться до него, пускай и без лошадей. Последних брать не стали, наш путь заканчивался там, где животных пришлось бы бросить. К тому же они привлекали бы к себе повышенное внимание некоторых местных обитателей, а для первой вылазки с Элфи я этого совершенно не хотел.

Через полторы недели, когда до начала второго летнего месяца оставалось всего четыре дня, мы добрались до приметного озера с кустами бересклета по берегам и цель, к которой я её вёл, была уже близко.

Дорога здесь вымощена жёлтым растрескавшимся камнем, в теле которого поблескивали крупицы битого зеркала, бликующие на свету. Неширокая, всего-то два шага, она то полностью зарывалась в красноватую землю, то снова выныривала из неё, петляя среди высокой крапивы с белыми листьями, увенчанными тонкими бледно-голубыми ворсинками. Тут главное не зазеваться, иначе эта красавица обожжёт так, что кожа сойдёт волдырями. А если не повезёт, то ты тут и останешься.

Серые мотыльки, крупные, едва слышно шелестя крыльями, летали над зарослями, тянущимися до далекого чёрного леса, за которым был едва виден контур Враньего кряжа. Небо стало высоким, бездонным, и месяц сейчас казался заблудившимся стариком, который потерял память и не может вернуться домой.

Элфи замешкалась, сбавляя шаг, и остановилась, рассматривая иссохший мумифицированный труп в посеревших тряпках, лежащий поперёк дороги.

– Бедняга.

В ней ещё жило сочувствие, и кости, на которые мы редко, но порой всё же наталкивались, печалили её.

Я, после секундного изучения местности, взял Элфи за локоть, заставив перешагнуть через мёртвого, повёл прочь. Она оглянулась несколько раз, пока неизвестный не остался где-то за поворотом:

– Боюсь, я не смогу научиться воспринимать их, как предметы, – покаялась моя воспитанница.

– Они не предметы. Но некоторые из них могут быть опасны. Те, кто погибли недавно – привлекут местных хищников или падальщиков. А такие, как этот – могут быть старыми ловушками одних существ против других. Или вместилищем семян, спор, проклятий. Если есть возможность, всегда обходи их и не задерживайся рядом. На всякий случай. Безопасны только голые кости, от них никогда и ни у кого проблем не было.

Жёлтая дорога, блестя, устремлялась вниз осторожной змейкой. Возвышенность, на которой мы оказались, открывала вид на долину клином, врезающуюся в далекие холмы. Каменистая пустошь, узкая лента стремительной реки с чередой белых порогов и грубых синеватых валунов по берегам, туманная дымка скрывала горизонт и там скорее угадывалось, чем виделось, как нечто огромное и непонятное, тёмное, ходит, волнуя это безбрежное белое море.

Я не спешил идти дальше, давая девушке изучить местность. Это тоже часть обучения. Ил следует запоминать. Желательно – каждую кочку.

– Некоторые вещи всегда неизменны, – сказал я ей. – Они константы твоего выживания. Точки стабильности Ила. Знай их и он никогда не сможет тебя обмануть или смутить. Дороги тут часто меняют своё направление, тропы исчезают во мху, озёра осушаются или смещаются, даже леса порой словно кто-то стирает из одного места, а после воссоздаёт в другом. Это особенность Ила у границы с Шельфом, в глубине такого не бывает, а здесь происходит то, что называется «встряской». И окружение местности «плывёт». Не часто, но случается, поэтому никогда нельзя ориентироваться на старые карты.

– Амбруаз мне рассказывал об этой особенности внешнего края Ила, – подтвердила Элфи, с интересом изучая эту самую «неизменную константу», до которой оставалось идти больше часа. – Учёные считают, что «встряска» происходит из-за того, что недалеко граница нашего мира и она волнует эти слои.

Затем перевела взгляд на отвесную стену далекого тумана. Через несколько мгновений там вновь появилась огромная тёмная тень, словно проползла кособокая коряга величиной с маленький холм, не решившаяся переступить границу сизой хмари.

– Что это такое?

– Уверен, ты читала о мглистых бродягах.

Тёмные брови удивленно приподнялись:

– Серьёзно? Так близко к Шельфу? Они живут в тумане, из которого никто никогда не возвращается.

– Верно. Вот перед тобой как раз такое место – и оттуда нельзя вернуться. Ну, а кто такие бродяги – никто не знает. Некоторые считают их слугами Сытого Птаха, которые потеряли разум, когда Одноликая изгнала бывшего повелителя мира на обратную сторону луны.

– Туда не заходят даже Светозарные?

– Даже Птицы. Он – прожорливое нечто, которому плевать, кого есть, какой бы силой и магией они не обладали. Там могут выжить лишь мглистые бродяги, да личинки.

Одна из таких тварей гостит в моём доме, так что Элфи, зная, о ком я говорю, снова вздёрнула брови: