Зорич-сын ПриРоды

Вячеслав Максютов

Зорич-сын ПриРоды

Жил он в Чарном Урочище, куда не ступала нога дровосека и недолетал звук охотничьего рога. Домом ему служила не изба, а высохшая сердцевина исполинской вековой сосны, что стояла на отшибе, будто древний страж. Вход был скрыт плакучей ивой, густые ветви которой Зорич никогда не раздвигал, а словно просачивался сквозь них, становясь частью шелеста листьев.

Внутри, в уединённой пещере, хранились его сокровища: берестяные туеса с травами, глиняные сосуды с мазями и пучки сушёных кореньев. Его день начинался не с крика петуха, а с первого, ещё неуверенного луча, пробивающегося сквозь ночную пелену. Он выходил из своего дупла, и серые глаза в этот миг вспыхивали жидким золотом.

Время до полудня было отдано тишине и знакам. Он обходил свои владения, не оставляя следов. Пальцами, чувствующими малейшую вибрацию, проверял кору деревьев, читая по ней, кто пробегал ночью – осторожная лиса или тяжёлый лось. Он не собирал грибы и ягоды горстями, а срывал по одному, благодарно прикасаясь к земле, оставляя нетронутой большую часть даров, чтобы жизнь в лесу продолжала свой круговорот.

Его утро начиналось с «Беседы с Росой». На рассвете Зорич собирал с паутин и определённых листьев кристально чистую влагу, которая, как он верил, хранила память о ночи и обещание дня. Эта роса становилась основой для многих его снадобий.

Изготовление лекарств было для него не ремеслом, а таинством согласия. Он никогда не брал растение просто так. Сорвав лист подорожника для раны, он оставлял у корня крупинку лесного воска. Выкапывая корень манжетки, он нашёптывал слова благодарности и сажал в землю спелую ягоду.

Его знание трав было безгранично: он варил «Отвар Глубоких Корней» из дягиля и саранки, который возвращал силы и заживлял внутренние раны; готовил «Мазь Каменного Стражника» на основе смолы лиственницы и толчёного горного хрусталя, которая делала кожу твердой, как кора старого дуба. А его «Настойка Тишины» из цветов бореца и сердечника, принятая в малой дозе, усмиряла боль и страхи, погружая в целительный покой.

Но главной его практикой было «Стояние на Грани». В час заката и в миг рассвета он выходил на особую поляну, где сходились три лесных ручья, и погружался в состояние между сном и явью. Он не медитировал, а растворялся, становясь проводником для голосов леса. В эти мгновения он мог слышать шепот старых деревьев, жалобы раненого зверя за три версты или тревожный зов реки, в которую упал бурелом.

Его магия была прямой проекцией этой глубокой связи с природой.

Шепот Зорь (Эмпатия и Ясновидение): На рассвете и закате его связь с живыми существами достигала пика. Он не просто понимал их потребности – он на короткое время мог вселиться в их восприятие, видя мир глазами ястреба, парящего в последних лучах, или чувствуя лес вибрирующими усами лисы. Это позволяло ему находить потерявшихся или предвидеть опасность.

Плетение Теней (Иллюзии и Скрытность): Зорич мог манипулировать сумеречным светом. Он не становился невидимым, но его силуэт растворялся в контрасте света и тени, делая его неразличимым. Он мог создать кратковременную пелену мглы, чтобы скрыть раненого оленя, или, наоборот, сконцентрировать лунный луч на тропе, чтобы указать путь.

Ритмы Жизни (Биомагия и Исцеление): Эта способность позволяла ему ускорять естественные процессы регенерации в живых организмах. Прикоснувшись к ране, он мог усилить жизненную силу пациента, заставляя клетки делиться с невероятной скоростью. Исцеление рыбы или сращение костей волка – проявления этой силы. Но она требовала затрат его собственной энергии, оставляя его уставшим.

Зов Исподни (Призыв Стихийных Духов): Самая мощная и опасная способность. В критический момент Зорич мог призвать самых древних духов-хранителей Урочища – сущностей камней, гниющих пней, болотных испарений. Это проявлялось как внезапная, неестественная смена времени суток на небольшом участке леса, наполненного пугающими иллюзиями. Использование этой силы старило его, отбирая частицу его собственной жизненной сущности, что проявлялось в седине и морщинах.

Особой была его рыбалка. Он не брал с собой удочку. На рассвете, когда река застилалась парным дыханием ночи и дня, Зорич входил в воду по колено и замирал. Он не шевелился, сливаясь со свинцовой гладью, и тихо напевал старые, бессловесные напевы. И случалось чудо: крупные голавли подплывали к его босым ногам и замирали, будто приветствуя хозяина. Он проводил рукой по воде, и они не уплывали, а позволяли ему коснуться своей прохладной чешуи. Он никогда не убивал их. Он знал, какая рыба болела, а какая – готовилась дать потомство. Он мог провести над больной рыбиной рукой, и та, вибрируя хвостом, будто получая заряд жизни, уходила на глубину, здоровая и сильная.

Однажды на краю его владений, где частокол елей сменялся болотистой низиной, он нашёл молодого волка с перебитой капканом лапой. Зверь, обезумев от боли, скалился и рычал, но не мог сдвинуться с места. Зорич не стал подходить сразу. Он сел в отдалении, на сырой мох, и начал дышать медленно и глубоко, распространяя вокруг себя волны безмятежного спокойствия. Он закрыл глаза, применяя «Шепот Зорь», и на мгновение сам стал этим волком – почувствовал огненную боль в лапе, страх смерти и яростное желание жить.