Есть дом, нет меня

Селин Арден

Есть дом, нет меня

Глава 1

«То, что нас не убивает, делает нас сильнее.»

– Фридрих Ницше

Пролог

Есть моменты, которые остаются в памяти не потому, что были самыми важными, а потому, что в них мир впервые перестал казаться безопасным. Они остаются занозами под кожей: едва заметными со стороны, но достаточно глубоко сидящими, чтобы время от времени напоминать о себе болью.

Тот вечер – один из таких.

Тот праздник. Та дача. Та зима.

И мой первый настоящий урок взросления, который пришёл слишком рано.

Последние несколько дней давались мне особенно тяжело. Носить маску «удобной девочки», улыбаться, притворяться счастливой – это почти подвиг, учитывая, что за дверями комнаты всё так реально и нелепо. Но перед родственниками бабушки нужно было выглядеть так, будто у нас всё отлично, будто мы живём в фильме про счастливую семью, где все хорошо, а у соседей что-то постоянно идёт не так. Я называю это про себя «Петушиные бои» – слишком очевидно, правда? Все наряжаются, одевают платья, костюмы, драгоценности, словно только это может показать, кто хозяин положения. А большинство – по уши в долгах, с двумя-тремя детьми, работающие так, что денег едва хватает на коммуналку, проезд и колбасу.

«Раньше было сложнее выжить», – любят повторять взрослые, словно это какой-то магический пароль к их мудрости. Прошлое делает их сильнее, настоящее – хуже, будущее пугает, потому что его нельзя предсказать, а значит, оно страшное. И уже потом, как ни в чём не бывало, они учат нас вкладывать деньги в фонды, рассуждают как миллиардеры, хотя сами едва держатся на плаву. За их спиной – квартиры, доставшиеся от бабушек или государства, а они мечтают вырастить детей в роскоши, будто те с рождения получили золотые ложки. Детки – избалованные свиньи, ещё не понимающие, что смех над взрослыми – это маленькая, но настоящая свобода, и её пока могу позволить только я.

Отец время от времени бросает на меня взгляд. Короткий, внимательный, как будто ловит каждый вздох, каждое движение. Он проверяет, не испорчу ли я этот бесконечный праздничный ужин. Полтора дня за столом – и это ещё не конец: тарелки с салатами, колбасной нарезкой, мясом, сыром, салатами «в три слоя» – всё смешалось в хаотичный, но тщательно продуманный пир. Запах жареного, пирогов с яблоком и корицей, ванильной выпечки и сладких десертов кружил голову. Как можно столько есть? Мы будто свиньи, для которых праздники существуют только для еды и алкоголя, а разговоры взрослых, смех, звон бокалов – фоновый шум, подчёркивающий всю абсурдность происходящего.

Ирония в том, что за этим изобилием скрывается обычная жизнь: хлеб не всегда был роскошью, колбасы не сыскать на каждом углу, а каждая крошка на счету. Смотрю на взрослых, которые не замечают этого, набивают свои тарелки до краёв, и одновременно испытываю раздражение, смех и странное чувство благодарности. Смех – единственное, что позволяет оставаться собой, маленькая победа над хаосом, который кажется невыносимым.

Детки, эти маленькие избалованные создания, суетятся рядом, играют и смеются, ещё не понимая, что смех над взрослыми – не просто игра. Это защита, способ выжить, умение не сломаться. Они живут в своём мягком, закрытом мире, где нет страха, иронии, необходимости наблюдать за каждым шагом, чтобы выжить. Возможно, когда-нибудь они научатся смеяться так же, как я, но пока их мир отделён от моего, как сугроб за окнами, холодный и белый, а свет фонарей бледнеет к вечеру.

Смотрю на отца. Его взгляд ловит каждое движение, и мой врождённый тремор мгновенно замирает, словно весь мир задержал дыхание вместе со мной. В этот момент ощущается вся тяжесть праздника, вся фальшь, все правила, где каждый шаг, каждое слово может стать ошибкой. Но смех – тихий, внутренний, наблюдение за этим спектаклем – мои единственные опоры. Всё сливается в одно: запахи, звуки, движения, страх, ирония и маленькие победы, превращая этот ужин в длинный, бесконечный ритуал, в котором можно выжить, если успеть смеяться вовремя.

Долго ждать не пришлось – меня вызволила сестра. Маленькая, тощая, с огромными голубыми глазами цвета зимнего неба, ещё не коснувшаяся взрослого мира. Но уже коснулись наши праздники, их фальшивый блеск и громкий смех, и я ещё многое не успела ей рассказать… хотя есть ли смысл? Пора – пора идти за сестрой, чтобы мама могла ненадолго остаться за этим «ужином», а я могла быть подальше от отца.

Встала из-за стола аккуратно, стараясь не привлечь ни малейшего внимания. Каждое движение казалось на вес золота, будто кто-то наблюдает за каждой моей мыслью. Сестра шла рядом, уверенная, её маленькая ладонь в моей – тёплая и живая, а глаза блестели от любопытства. Она не боялась, и это было одновременно странно и успокаивающе: рядом с ней я чувствовала себя сильнее, почти защищённой, ведь её пока никто не трогал, и её мир был безопасен.

Закрыв дверь спальни, я опустила плечи, но тревога не отпускала. В комнате стало тихо, почти до предела, будто воздух сам держит дыхание. Даже шум с кухни, смех взрослых и звон бокалов казались теперь далёкими, но одновременно давящими, как плотная ткань, которая сжимает грудь. Сердце стучало так громко, что казалось, будто его слышат все стены. Я знала, что отец встал из-за стола. Я не видела его, но чувствовала всем телом: пространство вокруг словно стало плотнее, воздух давил на кожу, шаги и смех за дверью обострились, каждый звук казался потенциально опасным.

Он оставался среди родственников, смеялся, говорил, поднимал бокалы – и всё это выглядело логично, привычно, будто он совершал естественное действие. Но я знала: если он решит двинуться к нам, последствия будут неизбежны. Я чувствовала это каждой клеткой – сердце, желудок, пальцы, спина, каждое движение сигнализировало скрытую угрозу. Сестра шла рядом, тихо держала мою руку, и именно её присутствие давало хоть какую-то временную защиту. Её глаза смотрели на мир открыто, доверчиво, и это казалось невероятной роскошью в этом напряжении.

В этом холодном присутствии отца была целая вселенная угрозы. Он не подходил, не кричал, не делал вид бурной злости. Он просто стоял, ровно, спокойно, логично, наблюдая и присутствуя. И именно это, простое, повседневное, невидимое действие создавалось для меня непереносимым: его взгляд, логика, смех – всё это одновременно казалось абсурдным и смертельно опасным. Я чувствовала, как тело сжимается, дыхание замирает, разум напряжён до предела. Каждое шуршание, каждый звук, каждый вздох сестры отзывался во мне всей силой.

И всё же, пока она рядом, пока её мир остаётся нетронутым, я могла быть спокойна. Её невинность давала мне шанс на хоть какую-то стабильность, а я становилась щитом, хоть и хрупким, но реальным. Внутри кипела тревога, смешанная с иронией, с чувством маленькой победы: смех, наблюдение и внимание – вот всё, что давало силу выжить здесь, среди взрослых, среди шума, среди праздника, который для нас никогда не был праздником.

И только много лет спустя я пойму:

именно такие вечера становятся началом историй.

Тех, которые мы носим в себе всю жизнь.