Мой ласковый хищник

Яна Смолина

Мой ласковый хищник

Глава 1

Я тяжело повалилась на стул, не зная, как воспринимать услышанное. Сил оставалось только на то, чтобы бездумно смотреть перед собой. Ворох мыслей в голове выделял одну фразу и повторял её словно сломанный магнитофон: «Вы признаны виновной. Заседание окончено.»

Адвокат, сидящий рядом, коснулся моего плеча. Вздрогнула.

– Попейте, Юля, – мужчина участливо передал мне стакан. – Мы обязательно обжалуем решение суда. Не опускайте рук.

– Мы уже подавали апелляцию.

– Подадим кассационную жалобу.

Я не ответила. Какой смысл что-то ещё делать, если и так всё ясно. На мне теперь крестом повиснет эта судимость, и от неё не отмыться. Но не это самое страшное. Вдобавок ко всему я должна ещё и компенсацию выплатить. А таких денег у меня нет.

– Два года, – проговорила я, не узнавая свой голос. – Два года.

– Условно, – уточнил Павел Сергеевич. – Могло бы быть и хуже. Но не стоит терять надежды. Борьба только началась. Вы не совершали этого преступления и не будете отбывать наказание. Я убеждён.

Посмотрела на него исподлобья поверх очков. Хотелось верить, что он действительно сочувствует и дело не только в гонораре за работу, на который ушли все сбережения. У меня больше нет ни финансовых, ни моральных ресурсов продолжать все эти тяжбы. И с каждой секундой я всё острее осознаю, что мне конец.

Родные, знакомые и коллеги, которые свидетельствовали в пользу обвиняемой, стали окружать меня, желая утешить. Мама плакала, прижимая мокрый платок к глазам, а мне хотелось бежать. Вырваться из этого кошмара. Ведь я ни в чём не виновата.

Подписала одну бумажку, другую, выслушала инструктаж, а когда работник суда всучил мне памятку, посмотрела на неё невидящим взглядом.

Что он сказал? Испытательный срок? Нужно отмечаться? Подождите! Куда? Что? Я не понимаю!

Слёзы хлынули из глаз потоком, когда я, зависнув в одном из многочисленных коридоров инстанции, поняла, что свернула не туда и заблудилась. Прижалась к стене, медленно сползла по ней, усаживаясь на пол, зарыдала в голос.

Полагаю, эти стены и не такое видали. Потому что проходящие мимо люди не обращали на меня никакого внимания.

Несколько секунд после пробуждения следующим утром я пребывала в обманном забытьи. Мне было легко и хорошо. Я помнила себя счастливой эти несколько секунд, помнила, что у меня есть любимая работа, куда я собираюсь пойти, что там ничего не произошло, и на мне не висит условный срок. Но когда мозг окончательно проснулся, и события последних дней всплыли в нём отчётливой картинкой, я замерла. Тело вдруг стало тяжёлым, глаза предательски защипало, к горлу подступил ком.

Нет! Нет! Нет! Зачем я проснулась?! Зачем этот день начался?! Почему я не окочурилась прямо в зале суда от разрыва сердца?! Всё неправильно! Не со мной! Dio, quanto mi sento male! (Боже! Мне так плохо!)

Я скатилась с постели, таща её за собой, снова расплакалась и плакала бы, наверное, до самого вечера, если бы не нужно было идти на работу. Она – всё, что у меня осталось. Придётся кредит брать, чтобы выплатить компенсацию. А значит, нужно держаться за свою должность мёртвой хваткой.

Заставила себя успокоиться. Поднявшись на ноги, попробовала отдышаться. Павел Сергеевич прав. С ним или без него, но мне нужно если не на чудо надеяться, то жить дальше хоть как-нибудь. Выживать.

В отражении увидела лицо, которое с трудом узнавала. Глаза распухли от слёз, щёки раскраснелись и осунулись. Нет, Джулиана Бруновна, так нельзя. В руки себя возьми и как минимум тон нанеси, чтобы не пугать людей.

Худо-бедно привела себя в божеский вид. Надела светлую рубашку, юбку-карандаш, лодочки и отправилась на работу. Пешком. Да потому что всё рядом.

Государственный музей встретил меня очередью в кассу экспозиции. Миновав её и обойдя внушительный барочный фасад с колоннами, лепниной и каменными химерами на стенах, я толкнула невзрачную железную дверь в торце и шагнула в темноту служебного входа.

В этих стенах хранились настоящие сокровища. Культура и искусство говорили с людьми. Всякий, кто шёл в музей не из-под палки, не мог не ощущать этого. Вот и я ощущала, отрезая себя от мира в этих стенах и наслаждаясь тихим шёпотом истории прошлых столетий. Я шла через залы, в которых она обитала. От комнаты к комнате происходило неспешное повествование, которое читал всякий, кто воспринимал экспозицию не как мёртвую материю, но как ожившие страницы прошлого. Картины рассказывали о том, что было. И всякий раз, бывая здесь, я слушала их, узнавала новое. Как же хорошо. И ведь я почти забыла…

– Юля, – строгий голос моего куратора заставил вздрогнуть. – Зайди ко мне. Нам нужно поговорить.

Её тон мне не понравился. Ольга Юрьевна всегда была строга с нами, иногда даже слишком. Но теперь холодная отстранённость внушала мне ещё больше опасений. Хотя чего ещё бояться?

Полагая, что самое страшное уже случилось, я решила не впадать в отчаяние раньше времени и молча прошествовала в её кабинет.

Невысокая брюнетка лет пятидесяти в строгом чёрном костюме и с ярким макияжем обошла свой стол, но не села. Подняв с него листок бумаги, она продолжила:

– Это всё ужасно, – бумага беспокойно шелестела в её руках. – У меня до сих пор в голове не укладывается, как ты могла допустить подобное. Тебе ведь известны правила, Юля.

Она посмотрела на меня. И если бы осуждающим взглядом можно было убить, я бы точно уже находилась при смерти.

– Мне нет оправдания, – проговорила я дрожащим голосом, чувствуя, как отчаяние снова запускает везде свои щупальца. А ведь я только-только немного успокоилась.

Женщина неодобрительно оглядела меня.

– Действительно. Забыть главное правило техники работы с ценными экспонатами. Уму непостижимо! Хотя с твоими навыками и неудивительно. Ты всегда очень невнимательно относилась к работе. Всё. Не хочу больше об этом говорить. Ты будешь подавать кассацию?

Мне хотелось ответить другое. Хотелось сказать, как несправедлива она по отношению ко мне, как неправа. Но она была права. И даже если учесть, что я все годы работала без нареканий, осознавая, с чем имею дело. Моя последняя оплошность перечеркнула все успехи.

– Боюсь, это ни к чему, – ответила, мысленно считая до десяти, чтобы не дать волю раздражению.

– Согласна. Ты только время потеряешь и деньги, которых у тебя нет, – она сделала паузу и продолжила, как мне показалось, злорадно. – Нет и не будет.

Она положила на стол перед собой листок и подтолкнула его ко мне.

– Что это? – спросила я, ощущая, как холодеют руки и ноги.

– Читай. Или мне сделать это за тебя?

Я приблизилась, не веря тому, о чём кричал мне внутренний голос. А ведь я была неправа. Хуже может быть всегда. Но нет, только не это!

– Я что, уволена? – спросила срывающимся голосом, подбирая дрожащей рукой приказ со стола начальницы.

Глава 2

Он выпал из моих рук, когда я прочитала сухие строчки.

Как? Как такое возможно? Я подняла глаза на куратора. Она глядела на меня с ликованием. Теперь я видела, что она меня ненавидит. Люто ненавидит. Но за что, понять не получалось, как бы я ни старалась.

– Поступил приказ из минкультуры, Юля, – проговорила она, с наслаждением чеканя слова. – Им нет интереса разбираться. Сказано было прямо: уволить без права восстановления.

– Но что же мне теперь делать? – спросила я в пустоту. На миг показалось, что я совсем одна в комнате, и её стены сжимаются, загоняя меня в ловушку.

Пришлось схватиться за подлокотник кресла, которое стояло чуть позади меня. Триста тысяч долларов. Каждое слово отдавалось молотом в голове, а я чувствовала, что начинаю задыхаться. Триста тысяч долларов я должна выплатить в счёт компенсации потери. Но как? У меня ведь больше нет дохода. Зато есть условный срок и долг величиной со стоимость квартиры в элитной новостройке.

Когда зазвонил телефон, я с ужасом уставилась на экран. Что опять? Новый удар? Давайте, добейте меня, чтобы не мучилась. Несколько секунд смотрела на экран, не желая начинать разговор с мамой. Наверняка звонит, чтобы утешать. Снова. Не стала принимать. Боюсь, не выдержу и разревусь, если слёзы ещё остались. Похолодевшей рукой смахнула настройку звука на бесшумный режим. Подняла с пола заявление, поднялась сама. Молча на автомате развернулась и зашагала к выходу, чтобы идти в отдел кадров, как было велено.

– Юля! – куратор остановила меня на пороге. – Я бы на твоём месте уехала из этого города. Здесь тебе точно ничего не светит, зато в глубинке будет шанс закрепиться. Подумай.

Я кивнула, не желая больше говорить с ней и, сглотнув слёзы, вышла из кабинета.

Придя в себя через несколько дней, я почти сразу осознала простую истину: ни одно культурное учреждение не возьмёт теперь на работу специалиста с такой репутацией. Да, у меня к двадцати пяти годам имелся неплохой опыт в сфере реставрации, но обо мне предупредили. Предупредили всех. И меня волновали два вопроса: кто это сделал и для чего.

Вернувшись домой с очередного собеседования, я со злостью швырнула сумку в угол коридора и за пару шагов пересекла гостиную, скрываясь в своей комнате. Больше не плакала, как это ни странно. Или переживания улеглись, или слёз не осталось. Одно из двух.

Короткий стук в дверь вынудил поднять глаза. Через секунду оттуда показалась мамина голова.

– Джуль, – в её лице смешались одновременно трепетная забота и чувство жалости, – ты как?

– Нормально, – ответила коротко.

– Что с работой? Ты ходила в ту галерею?

– Да, я только что оттуда.

– Неужели не взяли?

Тяжело вздохнула, снимая очки и потирая переносицу.

– Сказали, что позвонят.

– Значит, ещё есть надежда.

Ты же мой хороший наивный человек. Не стала её расстраивать. Улыбнулась как могла.

– Точно. Надежда умирает последней. Но что-то подсказывает, что я её переживу.

– Прекрати, – мама всплеснула руками, – пошли ужинать. Я курочку пожарила.  Пока твой брат не вернулся, нужно успеть поесть. А то ведь сама знаешь, он всё сметёт и ещё добавки попросит.

Спустя четверть часа, как и ожидалось, в дом ввалился здоровенный двухметровый качок с квадратным лицом и непослушными торчащими во все стороны светло-русыми волосами. Настоящее наказание. Как волосы, так и братец. Сколько бы он ни пытался их усмирить, к вечеру пряди снова делали его похожим на солнышко. Здоровенное такое солнышко сто килограмм плюс.

– О, Жулька, – прилетела в меня собачья кличка, которой братец одарил меня ещё в детстве. – Чего, опять тебя под зад пнули?

– Ты догадливый, – ответила, лениво пережёвывая картофелину. – А с первого взгляда так и не скажешь.

Со стороны лоджии раздался голос мамы:

– Лори, отстань от сестры! Ей обязательно позвонят. Мой руки и садись есть.

Лори так и сделал. А вскоре  заполнил собой пространство крохотной кухни.

– Ты куда так раскачался? – спросила я, оглядывая брата с головы до ног. Боже мой, я упустила, в какой момент он превратился в шкаф.

– Скоро соревнование по бодибилдингу, – проговорил он, накладывая себе полную миску картофеля и пять куриных ног. – У нашего клуба все шансы.

– Мне бы твои заботы.

На минуту в кухне повисла тишина. Я ковыряла опустевшую наполовину тарелку, брат глотал огромными кусками картофель, попеременно откусывая от мяса и обгладывая куриные косточки. В молчании я успела снова замкнуться, но ненадолго. Звон посуды заставил прийти в себя, и я увидела прямо перед носом чашку своего любимого чая.

Брат стоял тут же. Укоризненно качнув головой, он спросил:

– Когда теперь отмечаться?

– Через неделю.

Лоренцо и себе налил чаю в огромную кружку на пол литра. Когда он снова уселся напротив, стул под ним тревожно скрипнул.

– Они ведь не нашли вора.

Помотала отрицательно головой.

– Но тогда я ума не приложу, почему арестовали тебя.

– Лоренцо, я же много раз тебе говорила. Меня осудили за халатность. Я должна была дверь запереть, когда выходила.

– А не закрыла потому, что тебя позвали, – брат недовольно скривился.

– Да, позвали.

– Кто?

– (Lorenzo, per l’amor del cielo, basta!) Лоренцо, ради всего святого, хватит!

– Diavolo! – брат грохнул кулаком по столу, но тут же опомнился. Мы разом повернули головы, но, к счастью, занятая развешиванием стирки на балконе мама ничего не услышала.

– Не начинай, прошу! – посмотрела на брата с вызовом. – Я в сотый раз говорю тебе: меня кто-то позвал. Не просто позвал. Она плакала, умоляла о помощи. Но когда я вышла в коридор, там никого не было. Меня просто подставили. Им нужно было, чтобы я оставила дверь открытой. А когда я вернулась, картины уже не было.

– И ты никого не подозреваешь? Ну наверняка ведь у вас есть пара крыс. В каждом коллективе такие бывают. Может, сменщица твоя, а? Ты ведь её подменила в тот день.

Я ничего не ответила. Закатив глаза, поднялась и стала мыть посуду. Что толку говорить об этом? Всех допросили, у всех имелось подтверждённое алиби на момент совершения преступления. Значит, в музей заявился чужак. Но как? Ведь вход в служебную зону только по пропускам. Вот же судьба моя лихая, не вовремя сменами махнулась.

– Не понимаю, – снова заговорил брат, выходя из-за стола. – Я видел эту картину. Ничего в ней особенного нет. Мазня. Сгодится разве что для обложки дешёвого бабского романа.

Я вспыхнула. Повернувшись к нему, швырнула в бугая полотенце.

– Много ты понимаешь! – возмутилась я. – Жан-Оноре Фрагонар величайший художник своего времени!

Брат скрестил руки на груди.

– Не убедила.

Я прорычала, раздражаясь.

– Хорошо. Скажу твоим языком. Его картина – капитал. С каждым годом её ценность возрастает. Как историческая, так и материальная. Многие покупают картины в качестве выгодного вложения средств. А другие этим пользуются, стараясь всеми правдами и неправдами урвать шедевр поценнее, чтобы потом сбыть за хорошие деньги.

Брат значительно кивнул.

– С этого и надо было начинать, – он щёлкнул меня по носу, а я стукнула его, впечатывая кулак в каменное плечо. Больно-то как! Потрясла рукой. Вот же амбал. Наверное, даже не почувствовал.

– Брат ловко перехватил мою руку и скрутил, заставляя прижаться к нему спиной.

Я же бросилась осыпать его потоком ругательств. К счастью, все они были на втором моём родном языке и звучали не так грубо, а даже несколько мелодично.

– Угомонись, Джулька, – усмехнулся он мне в ухо, заставляя умолкнуть. – Я тебе, между прочим, работёнку подогнал. По специальности. А ты кулаками машешь.

Глава 3

Я отпрянула от него.

– Не смешно, – сказала, хмуря брови.

– А я и не шучу. Кое-кто готов предложить тебе должность реставратора. Не постоянную, но за одну картину хорошо заплатят.

Я высвободилась из лапищ брата, сменив суровый взгляд на непонимающий.

– Лоренцо, – начала, опускаясь снова на стул. – Если ты решил поиздеваться, я не прощу тебе.

Брат хмыкнул, разведя руки в стороны.

– Когда я над тобой издевался?! – спросил он с искренним возмущением в голосе.

– Всю нашу жизнь! О, небо! Ты невыносим!

– Ну тихо, тихо, – брат остановил новый поток мелодичных причитаний. – Давай к делу. Завтра ты едешь со мной. Возьми паспорт, СНИЛС, трудовую, ну и чего там ещё надо для трудоустройства. Будем тебя трудоустраивать.

– Куда, ты можешь сказать?

– Ко мне. Ты же знаешь, где я работаю.

Несколько минут хлопала глазами, глядя в полное недоумения лицо. Нет, он что, серьёзно?

– Лоренцо, я, наверное, дура набитая, но я искренне не понимаю, как твоя служба безопасности может быть связана с реставрацией картин?!

– Очень просто, – усмехнулся вихрастый богатырь. – Наш нынешний наниматель из этих.

– Из каких, этих?

– Ну картинки покупает, как ты сказала типа, чтобы деньги выгодно вложить. Блин, а я ведь на полном серьёзе не понимал, начерта они ему.

– В смысле, он коллекционер?

– Ага. Купил недавно очередную мазню, теперь реставратора ищет. Она совсем плохая.

Надежда, которая, казалось, вот-вот умрёт, в последний момент вынырнула из пучины и задышала, жадно глотая воздух. Неужели? Неужели так бывает? Нет, нельзя радоваться раньше времени. Глянула на брата с недоверием и спросила:

– Он согласен меня принять?

– Ага.

– Зная, моё положение?

– Ну а чего? Там же ошибка. Всем ясно, что ты не виновата.

– Но минкультуры плевать на ошибку, и теперь меня никуда не берут. Что за чудеса такие? Нет, Лоренцо, здесь что-то не так.

– Да всё так, – брат устало потёр лоб. – Просто, ну понимаешь, я в хороших отношениях с его человеком, который за персонал отвечает. И получилось как бы между делом договориться. Она вошла в твоё положение.

– Она? – медленно повторила я, приподнимая бровь.

– Ага, – братец довольно заулыбался. Ясно теперь, между какими делами они договаривались. – Короче, не дрейфь. Всё решено, и завтра ты начнёшь работать. Ну а там, кто знает, может, понравишься им, и они оформят тебя на постоянку. Эй, – Лоренцо заметил, что я снова задумчиво сникла. – Условный срок – не приговор.

Цыкнула.

– Приговор, Лори, самый настоящий.

Утром Лоренцо при полном параде ждал меня возле подъезда, подпирая боком свой внедорожник и перебрасываясь шуточками с соседкой. Удивительно, но всякий раз женщины рядом с ним могли забыть, что спешат на работу или в садик с ребёнком. Бывало и такое, что о мужьях собственных забывали, настолько этот качок их околдовывал. Ему, в общем, не приходилось сильно стараться. Пара дефиле по тротуару возле дома в майке, открывавшей вид на банки, задранная невзначай футболка, где красовались кубики пресса, и на тебе – клиентка готова и на всё согласна. Можно забирать. Ну а тот факт, что он наполовину итальянец, отметал все попытки сопротивляться. Так и выходило, что из десяти девушек, с которыми Лоренцо затевал знакомства, не было ни одной, кто нашла бы в себе силы отказать ему.

Мы довольно быстро домчали до выезда из города, а вскоре оказались в элитном посёлке, где за каменными и железными заборами скрывались высоченные особняки. Я никогда здесь не бывала. Но это и понятно – все въезды сюда были огорожены шлагбаумами с охраной. А когда Лори притормозил возле одного из домов, парни из его службы даже просканировали меня специальными приборами.

– Вот зачем это? – спросила я недовольно, когда, войдя в дом, мы стали подниматься по каменной лестнице. – Я же с тобой. Им этого мало?

– Порядки одинаковы для всех, – сказал брат непривычно серьёзно. – И если бы они тебя не проверили, то получили бы по шапке. Я строгий начальник.

Лори подмигнул мне, а когда, оказавшись на нужном этаже, он толкнул дверь, я увидела просторный кабинет, где за столом сидела симпатичная брюнетка и что-то высматривала в мониторе своего компьютера. С появлением на пороге моего брата, весь мир перестал существовать для неё. Подскочив с места и, стремительно шагнув к нему, виляя бёдрами, женщина остановилась, вжавшись в Лори грудью.

Она дышала тяжело и часто, безуспешно пыталась усмирить волнение, голодный взгляд блуждал по крепкому торсу и рукам парня. Не сразу ей удалось справиться с эмоциями, но когда это случилось, и на меня изволили взглянуть, дама спросила с абсолютно искренним удивлением, будто только что меня заметила:

– Простите, вы и есть сестра Лоренцо?

– Точняк, детка, – ответил братец, обхватывая меня за плечо. – Сестра с капец какой непростой жизненной ситуацией. Не ситуация, а жо…

– Лори, хватит! – поспешила я его остановить.

– Но она реставратор от Бога. Уверен, вам пригодятся её услуги.

Видимо, мнение, как и авторитет моего брата были нерушимы для этой женщины. Бегло просмотрев документы, она что-то пометила в компьютере, и, подхватив меня под руку, повела куда-то. Я вопросительно повернулась на Лори. Он остался, послав мне знак, что всё под контролем и не стоит ни о чём беспокоиться. Что ж, ладно.

Мы миновали коридор, пересекли гостиную с множеством современной техники и стильной мебели. Я не могла не обращать внимания на интерьеры. Шикарные, как в новомодных сериалах и фильмах. Даже как-то неловко было топтать светлые полы грязной обувью. Но, похоже, здесь так было принято. А на каждом этаже работали уборщицы, ловко орудуя швабрами.

– Роман Евгеньевич сейчас в отъезде, – сказала неожиданно Лина – так звали помощницу хозяина этого дома. – Но его присутствие ни к чему. Я выдам тебе пропуск. Приезжай и работай. Не нужно спрашивать разрешения. Просто заходи и приступай. Охрана здесь строгая, даже чересчур. Твой брат настоящий тиран и деспот, что держит их в крепком кулаке, – она сделала паузу, вытирая пот со лба, который выступил при упоминании Лоренцо. Интересно, у них всё серьёзно или так?

Дневной свет померк, не стало окон. И тогда только я поняла, что мы спустились в подвал.

– Вот здесь твоё рабочее место, – Лина толкнула одну из дверей в коридоре. – Роман Евгеньевич хранит свою коллекцию тут же и не хотел никуда переносить картину. Сможешь здесь работать, Джулиана? Тебе достаточно будет искусственного света?

Ей пришлось легонько потрепать меня по плечу, потому что заворожённая зрелищем, я почти не слышала слов.

Глава 4

Чего здесь только ни было. От пола до потолка на стенах плотно друг к другу теснились картины разных эпох. Парадные портреты аристократии соседствовали с обнажёнными богами и богинями, чья нагота была такой же естественной, как формулы в точных науках.

Казалось невероятным увидеть здесь некоторые из полотен. Я прежде читала о них с пометкой «Находится в частной коллекции», но никогда не думала, что смогу увидеть шедевры живьём в той самой частной коллекции.

Я опомнилась и повернулась к Лине.

– Что? Ой, простите. Да, конечно. Света должно хватить. И вы можете звать меня Юля. Так многим привычнее.

Лина улыбнулась.

– У вас с братом красивые имена. Совсем не хочется их коверкать. Но, в свою очередь, попрошу тебя обращаться ко мне на «ты». Иначе я чувствую себя старой.

– Скажи, Лина, в чём будет заключаться моя работа?

– Ах да.

Она махнула мне, подзывая к столу, который располагался чуть в стороне. Я стала подходить. И приближаясь, уже видела тревожный полумрак, служивший фоном полотна, пронзительный взгляд молодой женщины и окровавленный нож в её руках. Почтенная вдова, облачённая в плотную тунику, держала за волосы голову спящего мужчины, технично поводя острым лезвием по его горлу со вполне тривиальной целью лишить несчастного головы.

– Караваджо, – тихо проговорила я. – Это же картина Караваджо «Юдифь и Олоферн»! Не может быть! Я полагала, что её владелец живёт в штатах.

– Но ничто не мешает ему продавать предметы своей коллекции. Роман Евгеньевич долго охотился за этим полотном.

Лина с усмешкой наблюдала мой восторг. Я же буквально задыхалась от переизбытка чувств. Нет, серьёзно. Бывает культурный шок, но в тот момент я остро ощутила, что если моим глазам попадётся хотя бы ещё один шедевр из далёкого прошлого, меня хватит культурный удар.

– Здесь много картин итальянских художников, – снова заговорила Лина. – Некоторым тоже требуется помощь, но это не срочно.

Она тяжело вздохнула, не решаясь продолжить. Но набравшись решимости, снова заговорила:

– Это не моё дело, но скажи, Джулиана, Лоренцо действительно хочет переехать через год в Италию?

Кивнула.

– Мы оба собирались. Но мне нескоро теперь светит выезд за пределы страны. А почему ты спрашиваешь?

Вот же я дура! Так всегда. Сначала сказала, потом подумала. Ясно же, что Лори ей нравится.

– Прости, – попыталась я исправиться. – Он давно хотел переехать. Отец бросил нас и вернулся на родину, когда ему было четырнадцать. Брат долго злился на него. Но недавно они стали переписываться и созваниваться. Лоренцо простил его и рвётся к нему. Со мной или без меня, он готов ехать хоть сейчас. У него много планов на новую жизнь. Но всегда что-то может пойти не так.

Да, уж мне ли не знать.

Когда я закончила, Лина сделала как можно более невозмутимое лицо. Но теперь я ощущала её волнение. Неужели Лори настолько ей дорог? Он же бабник страшный! Бедняжка. Угораздило связаться.

Мы договорились, что в конце дня я забегу к ней подписать документы. И, оставив меня, Лина заспешила по своим делам. Я же, оказавшись в этом волшебном месте совершенно одна, ещё долго не могла приступить к работе. В конце концов, всё-таки закружилась голова от нескончаемых восторгов, а шедевры прерафаэлитов, барбизонцев, импрессионистов и модернистов стали всплывать образами перед глазами, даже когда я смыкала веки. Пришлось сесть, чтобы не упасть.