Полная версия
Ну а если нет, тогда придётся действовать жёстко. Свежи ещё в памяти недавние покушения на меня, поэтому сомнений в том, что воспользуюсь оружием по прямому назначению, нет ни грамма. Но это в крайнем случае.
Лишь бы получилось задуманное…
Быстро оглядываюсь по сторонам – никого рядом с нами нет и помешать никто не сможет. Рысистых испытаний тоже не проводится, ипподром пуст и безмолвен, лишь откуда-то издалека доносится еле слышное воронье карканье. Останавливаюсь за спиной у охранника, замираю. Тормозить и затягивать нельзя, любое промедление против меня будет работать. А разбираться самому или стреножить сначала этого, потом тех, в ангаре запугать и допрашивать? Или всё-таки вызвать полицию?
Подкидываю пистолет, ловлю, рукоять привычно ложится в ладонь. Лёгкий шлепок привлекает внимание охранника, и он в испуге дёргается в дверях. Резким рывком откидывается назад, пытается одновременно развернуться, но мокрый утоптанный снег и тяжёлая тёплая одёжка подводят его. Калоши проскальзывают, он хватается одной рукой за дверной косяк в попытке удержать равновесие и не упасть, второй рукой нелепо взмахивает. Падает на колени, упирается руками в снег, поднимает голову и видит перед собой меня. Распахивает рот и собирается крикнуть, но в это момент замечает пистолет в моей руке и замирает.
Хмыкаю, ну что он за трус, этот охранник. Зато мой план сработал, и, пока мужичок не опомнился, нужно в полной мере использовать сложившуюся ситуацию. И я известным всем жестом приказываю ему молчать, только не палец к губам подношу, а ствол пистолета. Так эффектнее получится. И этот аргумент оказывается самым убедительным. Вдобавок ещё и тихо шиплю и стараюсь, чтобы шёпот мой выглядел зловеще:
– Тс-с!
Лицо у бедолаги становится белее самого белого снега, глаза закатываются, он звонко икает, булькает горлом что-то невразумительное, и неожиданно мягко заваливается набок…
При этом не сводит глаз с пистолета в моей руке, сучит ногами по снегу, пытается отодвинуться подальше. Только не получается у него ничего, не осознаёт он, что плечом как раз в дверной косяк упирается.
Ещё раз звучно плямкает губами, с сипом втягивает в себя воздух и поднимает глаза чуть выше, переводит взгляд на моё лицо. И узнавание явственно мелькает в его глазах. Сколько эмоций там разом – сначала явные радость и облегчение, и следом за ними, конечно же, ужас. Осознаёт положение.
– Ваше благо-ородие, – икает охранник и улыбка, больше похожая на гримасу, растягивает его лицо в жутком вампирском оскале.
Вижу, узнал. Хоть это радует. Не зря, выходит, меня Второв с охраной знакомил? Точнее, охранников мне представлял. Да, так будет правильнее. Вот и пригодилось знакомство, сработала социальная иерархия.
– Тихо, – приходится повторить приказ и усилить воздействие пистолетом. Воистину, слово, подкреплённое делом, способствует настоящим чудесам.
Охранник несколько раз с силой резко кивает головой, да так, что подбородком бьёт себя по груди. Зубы ляскают друг о друга настолько звонко, что этот звон услышали в ангаре:
–Ты чего шумишь, Стёпка? – доносится до меня из ангара тихий голос.
Но спрашивающий явно не собирается ждать ответа, потому что внутри что-то громко пшикает, и тут же в ангаре становится светло, это срабатывает вспышка фотоаппарата. И всё становится понятно. Но уточнить не помешает:
– Быстро говори, кого ты к самолёту пропустил?
– Господом Богом клянусь, ни сном, ни духом не собирался кого-то внутрь пущать, – Крестится здоровый мужик и тут же понуро склоняет голову, признаётся. – Бес попутал, ваше благородие. Деньги мне посулили хорошие, я и повёлся.
– Каяться в церкви будешь, – оборвал причитания охранника. Хорошо ещё, что он еле слышно шепчет, а то бы своими воплями насторожил тех, в ангаре. – Сколько человек ты внутрь запустил?
– Одного, ваша милость, одного. Христом Богом клянусь, – ещё раз истово крестится мужичок. – Не извольте сомневаться.
– Ну, раз одного, – тяну и быстро, без перехода приказываю. – Бегом за полицейскими! Ну! Кому сказал!
Только брызги в разные стороны полетели. А я вздохнул, скинул лётную куртку, чтобы форменный китель с погонами не скрывала, встряхнулся и закрыл глаза. Постоял так секунд двадцать и шагнул внутрь.
И сразу же сделал шаг в сторону, убрался из дверного проёма. Нечего на свету маячить.
Оглядел ангар. Хорошо, что глаза закрыл, зрение к сумраку подготовил. Ещё и небольшие узкие оконца под потолком конюшни дают какой-то свет. Поэтому и сумел хорошо разглядеть стоящую перед самолётом фигуру. Остальные подробности различить не удаётся. Да и не нужны мне подробности, недавняя вспышка всё объяснила.
– Стоять на месте и не шевелиться! – командую. И для полноты впечатления звонко щёлкаю курком пистолета. Получается очень зловеще. – Дёрнешься, стреляю. Кто таков?
Незнакомец замирает на долю секунды. После чего слышу тихий смешок:
– Ваша светлость, так и прикажете в пустоту отвечать или разрешите всё-таки повернуться?
Ох, как неожиданно. И откуда он меня знает? Знакомый? Растерялся, но тут же взял себя в руки. И что из этого? Да меня тут каждая собака знает!
– Повернитесь, – разрешаю, но на всякий случай ещё глубже отступаю в тень, ухожу от дверного проёма. И жду дальнейших действий от незнакомца, мне сейчас лучше инициативу не проявлять.
– Разумная предосторожность, – разворачивается и первым делом одобряет мой манёвр незнакомец. Всматривается в дверной проём и прислушивается. – Но преждевременная. Поверьте, Николай Дмитриевич, вредить вам в мои намерения точно не входит.
– Прошу прощения, здесь темно, поэтому… – отхожу ещё дальше в тень. Не нравится мне этот человек, очень не нравится. И тот факт, что он явно кого-то или чего-то ждёт, тоже настораживает. – Мы знакомы?
– Нет, – смеётся журналист или фотограф. – Но кто же из образованных людей вас не знает? Признаться, мои коллеги этому немало поспособствовали. Позвольте представиться, Виктор Иванович.
И так он это произнёс, что сразу же стало понятно – имя вымышленное.
– Допустим, – хмыкнул, тем самым давая понять собеседнику, что его хитрость я разгадал. И решил слегка обострить ситуацию. – Полицию и жандармов я вызвал.
– Жандармов-то зачем? – ничуть не расстроился незнакомец.
– А то вы не знаете. Дело государственной важности, – улыбнулся в сумрак. И пояснил. – Проникновение на охраняемый и закрытый объект. У вас ведь камера в руках? Налицо явный промышленный шпионаж.
– А профессиональное любопытство вы вообще не рассматриваете? – в ответ усмехнулся мужчина. И ещё раз оглянулся на дверной проём, сделал небольшой шажок к выходу.
– Стоять. Предупреждаю, ещё шаг и я буду вынужден стрелять на поражение, – отступил ещё дальше в тень, подхватил рукоять пистолета второй рукой, приготовился открыть огонь.
– Всё, всё, – поднял вверх одну руку незнакомец. Во второй у него камера. – Стою. Экий вы грозный. Не врут, выходит слухи? Сумеете живого человека застрелить?
– Даже не сомневайтесь, – прислушался к тишине. Куда это охранник запропастился? До центральных павильонов не так и далеко, давно бы добежал. И полиция там точно должна быть.
Или охранник струсил и решил вообще удрать. Или помешали ему добежать. Но тогда у этого фотографа поблизости сообщники имеются. Кого-то же он ждёт? И почему тогда я никого не заметил?
– Верю, – вот теперь незнакомец заговорил серьёзно. – Знаете, верю.
– Вы кто такой и зачем проникли в ангар? – раз заговорил серьёзно, то вдруг ответит.
– На первую часть вашего вопроса отвечу так, я ведь вам уже представился. Поверили вы мне или нет, ваше дело. На вторую же отвечать не вижу смысла. Вы и сами уже всё сказали, Николай Дмитриевич.
Мнимый журналист резко замолчал, внимательно всмотрелся в моё лицо, словно что-то видел в темноте и медленно проговорил:
– Почему вы хотите это знать? Для чего? Или у вас появилась какая-то личная заинтересованность, и я ошибся в своих действиях? Нужно было сначала подойти к вам и попробовать договориться?
– Кого вы представляете, Виктор Иванович, – не сказал ни да, ни нет. Пусть сам предположения строит, это у него хорошо получается. И, главное, мне на руку играет.
Теперь, когда журналист пошёл на контакт и разговорился, уже я забеспокоился. Полиция сейчас совсем не к месту окажется.
– Выходит и впрямь ошибся. Какая жалость. Но пока не поздно, может, договоримся? У меня есть для вас отличное предложение, Николай Дмитриевич, – воскликнул журналист.
– И какое же? – прислушался к звукам снаружи ангара. Точнее, к царящей там тишине. Похоже, охранник и впрямь решил удрать. Вот дурень. Но меня вариант с его бегством сейчас больше устраивает, чем появление полиции.
– Я, как вы правильно догадались, работаю на солидных людей. И от их имени делаю вам, Николай Дмитриевич, серьёзное предложение, – журналист ощутимо расслабился. И в его голосе даже появилась этакая снисходительная вальяжность. – Вы с вашим самолётом перелетаете за границу. Место я вам чуть позже назову, когда мы с вами окончательно договоримся.
– Вот так просто? Лететь туда, незнамо куда, да ещё и забесплатно? – подпустил недоверия в голос.
– А зачем усложнять? – окончательно расслабился мнимый журналист. – Чем проще, тем лучше. И почему забесплатно? Какую сумму вы желаете получить в качестве аванса?
– А почему вы сразу не обозначаете моё вознаграждение? Ну, если я приму ваши условия и соглашусь на перелёт? – продолжаю играть.
– К моему огромному сожалению, подобные вопросы я не уполномочен решать, – откликнулся Виктор Иванович. – Можно уже руку опустить?
И огорчение в голосе собеседника было настолько явственным, что я его даже немного пожалел. Поэтому и разрешил:
– Можно. Опускайте. А кто уполномочен решать такие вопросы?
– Имена и фамилии я назвать не могу, просто не имею права. Но, поверьте, я сказал правду, это весьма солидные люди там, за границей. И они очень заинтересованы в вас и в ваших идеях. Аванс я вам выдам в виде чека, а обо всём остальном вы будете договариваться уже там.
– Как-то всё это неубедительно звучит, – усмехнулся. – Вы бы на моём месте поверили в подобное предложение?
– Что ж, вы правы, – неожиданно согласился он со мной. – Не поверил бы. Тогда у меня есть к вам ещё одно предложение, и оно вас точно устроит. Я сейчас уйду, а через полчаса вернусь. И передам вам время и место встречи с тем, кто выдаст вам настоящие гарантии. А вы пока в ресторане посидите. Пообедайте, остыньте и подумайте хорошенечко. Да, здесь вас ценят, вы на слуху, но там вас ценить будут больше. И получать вы будете значительно, я повторюсь, значительно больше. Да что там больше, у вас появятся свои заводы. И никто не сможет вам навязывать свои условия, диктовать свою волю, как это происходит сейчас. Согласны? Договорились? Встретимся через полчаса в ресторане?
Вот тут уже я задумался. Полиции так и нет, выходит охранник и впрямь удрал. Продолжить самостоятельное расследование? Отпустить журналиста и ждать предстоящей встречи? Или всё-таки задержать его и сопроводить в участок? Дозвониться до Изотова и дальше действовать по его указаниям?
Однако, дилемма. Нет, никакого участка быть не может. Я нахожусь в Москве и до Изотова тоже вряд ли быстро дозвонюсь. Лучше самому разбираться, раз уж появилась такая возможность. Необходимо точно выяснить, кто настолько во мне и моих знаниях заинтересован, что не стесняется на подобные предложения. А полковнику потом доложу результаты. Кстати, о каких таких условиях и навязывании чужой воли он говорит?
– Хорошо, я подожду вас в ресторане. Признаться, продрог и проголодался, пока с вами разговариваю, – опустил пистолет, но убирать его не стал. Так лучше будет, спокойнее мне и безопаснее. И не смог удержать любопытства. – А что вы имеете в виду, когда про чужую волю говорите?
– А вы ещё не знаете? – теперь уже удивился собеседник. – Странно. А я думал, что вы из-за этого пошли мне навстречу. А оно вон как. Подождёте полчаса, и я вам всё расскажу.
– Хорошо, подожду, – шагнул к двери. – Вы камеру мне оставьте.
– Зачем, – продолжил удивляться Виктор Иванович. – Вы думаете, я вас обманываю?
– То, что я думаю, к делу не относится, – сделал ещё шаг, перекрывая дверной проём и оставаясь чуть в стороне, чтобы меня с улицы не увидели. – А камера ваша в виде залога останется. Чтобы у вас не было соблазна удрать. В ресторане её верну.
– Фу, какие недостойные мысли у вас в отношении меня. Неужели я дал повод так о себе думать? Но спорить не стану, вот вам камера и до скорой встречи.
Выпустил его на улицу, подобрал с пола камеру, покрутил в руках. Хорошая вещь, отдавать будет жалко. А плёнку лучше сразу засветить…
Глава 5
Через полчаса, как и договаривались, сидел за столиком в ресторане Лопашова. Еле успел к назначенному времени разобраться с делами – в первую очередь нужно было решить вопрос со сбежавшим охранником. Хотя с ним-то что решать, сбежал и сбежал. А вот фирме, в которой он работал, пришлось выкатить претензию.
Оставлять ангар открытым не было никакого желания. Ключ-то этот деятель с собой унёс. Навесили новый замок, выставили другого охранника, только тогда я и освободился. Да и то, чую – ненадолго. После обеда всё равно сюда приду.
А сам обед…
Вошёл, вытер подошвы о щётки, в гардеробной скинул куртку на стойку и получил номерок. Шагнул к широким распашным дверям, их передо мной предупредительно распахнули, вошёл внутрь и остановился. Замер на мгновение, оценивая обстановку. А почему? Да зал настолько непривычно огромный, что я на входе даже несколько растерялся. И это несмотря на весь свой нездешний богатый опыт. Доводилось в своё время покутить, отвести душу в приятных компаниях, есть что вспомнить и с чем сравнить. Рассматривал всё это великолепие, впитывал в себя уютную атмосферу, наслаждаясь вкусными запахами, любуясь отсверком начищенных столовых приборов, накрахмаленными до хруста белоснежными скатертями и лениво скользящими между столиками вышколенными официантами.
И сразу же понял, что ошибся в своей оценке, первое моё впечатление о ленивых официантах было ошибочным. Это издали так казалось. А стоило одному такому продефилировать рядом со мной с заставленным тарелками подносом на руке, как я тут же впечатлился ловкостью и скоростью его передвижения по залу. А ещё впереди бормотал что-то бархатное оркестр, выводила незатейливую спокойную мелодию певичка в длинном платье с открытыми плечами, уложенными в замысловатую причёску волосами и букетиком цветов в руках.
Зима и цветы? Впрочем, чему я удивляюсь, это же Выставка достижений, тут и не такое можно встретить.
В первый момент почувствовал себя, словно на витрине – краем глаза девичьи, да и не только девичьи, взгляды на себе поймал, оценивающие такие, любопытные. Стесняться и отводить глаза в сторону не стал, пусть мне сейчас и не до того было, но не отступать же? Опять же, отличный повод зал рассмотреть, зафиксировать тех, кто заинтересовался моим появлением. Кроме женского пола, само собой. И тут же одёрнул себя, с каких это пор я женский пол исключать из интриг стал? Ту же Катанаеву вспомнить, так сразу настроение портится и из головы дурь пропадает. Вот и сейчас резко взбодрился, в ответ так же постарался смотреть, нагло, с головы до… До стола, дальше не видно было.
Уж кого-кого, а девиц за столиками хватало. И все в составе семьи, вот что плохо. С маменьками, папеньками и братьями-сёстрами. Посетители выставки, понятно.
Но это я так, от нервов больше. Сам над собой смеюсь. Но плечи расправил, спину выпрямил, погонами блеснул, орденами сверкнул, подбородок задрал и с гордым уверенным видом шагнул вперёд.
Мэтр предупредительно-вежливо, но совершенно ненавязчиво поинтересовался моими желаниями и проводил к облюбованному ещё от входа столику в уютном эркере. Высокие окна задрапированы шторами, с улицы ничего не видно, на входе в нишу по углам кадки с пальмами и ещё какими-то пышными растениями, так что место меня вполне устроило.
– Если меня будет спрашивать некий Виктор Иванович, журналист, соизвольте сопроводить его к моему столику, – с этими словами выложил на скатерть пятёрку. Меньше у меня просто не было.
– Не извольте беспокоиться, – мэтр склонил голову и с достоинством и без ложного жеманства подхватил банковский билет со стола и подал знак официантам.
Не конкретно кому-то одному, а этак небрежно покрутил ладонью в воздухе и этим ограничился. Но схема рабочая, потому что тут же у эркера материализовался шустрый молодой человек в белой накрахмаленной рубахе, с чёрной бабочкой на шее. Никакого полотенчика, перекинутого через локоток, не было, а вот серебристого цвета отполированный до блеска поднос был. С него он и переложил на стол меню. Отступил чисто символически на четверть шага и принялся терпеливо ждать, пока я ознакомлюсь с перечнем подаваемых блюд. Ну и отвечал на мои заинтересованные вопросы, само собой. Заказывать абы что в мои планы не входило, пришлось консультироваться. Раз уж я забрёл в это заведение, то использую этот момент по полной. Нервы не железные, некий тремор присутствует, так я его вкусной едой перебью.
Кстати, в моём времени доказали, что лётчики именно от этого и набирают лишний вес. Работа сидячая, нервов много уходит, а чем в длительном перелёте компенсировать адреналин? Только едой.
Молодой человек принял у меня заказ, правда, перед этим по моей просьбе порекомендовал те блюда, которые недолго ждать, и которые могли бы прийтись мне по вкусу. После чего так же мгновенно исчез. Только листья на пальмах всколыхнулись и прошуршали ему вслед.
Заказ и впрямь не заставил себя ждать, поэтому к трапезе приступил сразу. Да и не было у меня никакого желания обедать в компании Виктора Ивановича. Поэтому до его прихода вполне хватило времени расправиться с первым и вторым блюдом. Обошёлся без закусок, без десертов и горячительных напитков. А от чашечки кофе не отказался. С эклером.
Кстати, эклер оказался свежайшим, буквально таял во рту. И крем как раз такой, как я люблю – в меру сладкий и лёгкий. В той жизни любил при случае посещать питерские кондитерские «Север», специально за пирожными заходил. И вкусно, и по карману. Душа радуется. А про желудок вообще промолчу.
Приятные воспоминания о былом оборвало появление журналиста. Материализовался, словно чёртик из табакерки. Хорошо хоть приличиями злоупотреблять не стал, поклонился чисто символически, испросил вежливо разрешения присоединиться, составить мне компанию за обеденным столом. При этом быстрым взглядом успел заметить и опустевшие тарелки, которые как раз в эту минуту убирал официант, и отсутствие при мне его фотокамеры. О ней первым делом и спросил, когда уселся на мягкую бархатную подушку венского стула с гнутой спинкой и заправил за отворот сюртука накрахмаленную салфетку:
– А камера моя где же?
– А камеру вашу я решил себе оставить, – сделал маленький глоточек из чашки. Остыл кофе, нужно ещё чашечку заказать. – В качестве компенсации за беспокойство.
Ну не буду же я ему рассказывать, что не стал разбираться с плёнкой по причине нехватки времени, а просто закинул фотоаппарат в кабину и закрыл дверку на ключ. Если всё-таки и буду отдавать камеру Изотову, то в неразобранном виде. Лучше будет. Что же касается возможной реакции Виктора Ивановича на эту мою экспроприацию… Уверен, проглотит сей факт, и скандал затевать не станет, побоится огласки.
– Ну, оставили, так оставили, – к моему удивлению, абсолютно не огорчился гость. Сделал заказ терпеливо дожидающемуся у столика официанту, проводил его взглядом, подхватил со стола салфетку, встряхнул её, расправляя, и улыбнулся спокойной раскованной улыбкой. – Признаться, удивили вы меня Николай Дмитриевич.
– Чем же? – откинулся на спинку стула. И ещё раз осмотрел зал. Ничего и никого, что вызывало бы моё беспокойство, не заметил и в этот раз.
– Начнём с того, что восприняли моё появление спокойно, не обратились в полицию, сюда явились…
– Почему я должен был нарушить своё слово и не прийти в ресторан? Вы настолько плохо обо мне думаете? – поморщился больше для вида. Разговор поддерживал.
– Ну что вы, – разулыбался Виктор Иванович, отодвигаясь от стола и позволяя тем самым подошедшему с подносом официанту переставить на скатерть полные тарелки. – Думал бы по-другому, так не было бы меня тут.
Дождался ухода официанта, придвинулся к столу и слегка подался вперёд, навис над тарелкой с солянкой:
– И всё же, почему вы не обратились в полицию? – произнёс тихим голосом.
– Вас только это волнует? – обозначил краешком губ усмешку.
– Не только, – Виктор Иванович своим взглядом словно бы старается мне в душу проникнуть. – И всё, же, почему?
– И что бы я им сказал? – подался навстречу журналисту, точно так же наклонился вперёд и так же тихо проговорил. – Состава преступления нет.
– А камера? – любопытство и интерес в голосе журналиста было столько, что его можно было ложкой на хлеб намазывать.
А ведь ему и впрямь интересно, почему я поступил вразрез с общепринятыми здесь законами.
– А что камера? Начнём с того, что вот это всё вокруг нас, – я взглядом обвёл видимую мне часть зала. – Выставка. И все строения на этой территории предназначены для одного – показать гостям передовые достижения современной промышленности и предпринимательства. Не так ли?
– Так, – согласился Виктор Иванович. – И что?
– А то, что вход на эту выставку платный. И вы, прежде чем попасть сюда, наверняка в кассе приобрели билет. Не так ли?
– Так, – снова согласился со мной журналист.
– Вот и получается, что вместе с купленным билетом вы приобрели и право посетить любые павильоны или ангары на этой Выставке. И никакая полиция, скорее всего, вас бы ни в чём не обвинила, – сделал ещё один глоточек.
Нет, совсем кофе остыл. Удовольствия того уже нет. Заказал ведь ещё одну чашечку. И где же наш расторопный официант? Не перехвалил ли я местный сервис?
И насчёт билетов я не просто так сказал. Самому пришлось покупать в кассе, чтобы через ворота пройти. Охрана с контролёрами ни в какую пропускать не хотели, и всё равно им было, стоит у меня здесь в ангаре самолёт или нет. Аккредитации нет, пропуска участника Выставки нет? Вот и ступайте в кассу и не задерживайте, пожалуйста, честной народ, ваше благородие. Как-то так мне заявили на входе. А со Второвым почему-то подобных вопросов ни у кого не возникало.
– Браво! – Виктор Иванович даже вид сделал, что в ладоши похлопал. – Отдаю должное вашему уму и самообладанию. Не в обиду будет сказано, но мало от кого сейчас можно услышать столь рассудительные речи.
Тут как раз и официант объявился, принёс мой долгожданный кофе.
– А охрана? – продолжил выспрашивать меня журналист. – Что вы на это скажете?
– А что охрана? – с наслаждением приложился к чашечке. Вдохнул густой аромат свежеприготовленного напитка, сделал малюсенький глоточек. Распробовал вкус, покатал его на языке, а глотать уже нечего было, он уже куда-то растворился, этот глоточек. Впитался, наверное. Поставил чашечку на ладонь, поднял глаза на собеседника поверх чашки. – Здесь у каждого павильона подобная охрана. И что? Кому-то она мешает? И, предупреждая ваш следующий вопрос, сразу скажу, что фотографировать здесь тоже никто никому не запрещает. Так что не с чем мне обращаться в полицию, не с чем. Мои договорённости с охраной, это только мои личные договорённости. И в случае чего разбираться я буду не с вами, а с ними. Если только к жандармам? По поводу вашего предложения?
Сказал и смотрю внимательно – как отреагирует? А никак! Сидит спокойно, начищенную до блеска ложку в пальцах держит и никакой дрожи не заметно. Поэтому после коротенькой паузы, или, скорее, заминки, так же спокойно подытожил:
– Но и тут пустышка.
Знал ли я всё это ранее? Конечно. И то, что охрана тут чисто номинальная, тоже предполагал. Но пусть уж лучше она будет, чем бросить самолёт просто в ангаре, пусть и закрытым на замок. От подобного Виктора Ивановича охрана с замком не убережёт, а от хулиганья и любопытной пацанвы поможет. Вот и всё, что от неё требуется. Опять же ангар, как правильно говорил не так давно Николай Александрович, всяко лучше открытой стоянки на какой-нибудь площади.
– Что? Как вы сказали? Пустышка? Что-то новенькое, – улыбнулся довольной улыбкой Виктор Иванович.
Кстати, пока я свои мысли высказывал, он уже успел расправиться с солянкой и сейчас приступил ко второму блюду. В отличие от меня заказал котлету на косточке с гарниром из молодого обжаренного картофеля с горошком и зеленью.
А ведь он не играет, он и впрямь спокоен. Ест быстро, но аккуратно.
– Всё новенькое, это плохо забытое старенькое, – отмахнулся от дальнейших расспросов.
Сколько можно попусту языком чесать? Пора бы и к делу переходить. Я ведь и в самом деле именно поэтому и не стал обращаться к официальным властям, к полиции, потому что смысла в этом не видел. Нечего ему инкриминировать. Всё именно так и было, как я тут описал. Если билет на руках, то он имеет полное право зайти в любой павильон. И каждый крупный участник Выставки на самом деле свою охрану имеет, что за порядком присматривает. А замо́к… Ну и что что замо́к. Он же его не сам открыл…
