Мир, в котором тебя нет

Наталья Борисова

Мир, в котором тебя нет

Глава 1

Опять тот самый кошмар.

Пустые улицы родного города. Все знакомо до боли: каждый поворот, каждый дом, каждая трещинка на асфальте. Но сейчас все выглядит иначе. Будто кто‑то стер все светлое, радостное, живое. Остались лишь серые тени, безмолвные фасады и леденящий воздух, от которого стынет дыхание. Небо затянуто густыми, свинцовыми тучами. Ни проблеска, ни надежды на свет. Вдалеке глухо гремит гром, и этот звук эхом отдается в пустоте.

Я иду, сама не зная куда. Шаг за шагом, ноги не слушаются, а пространство растягивается бесконечно. На душе тяжелый, липкий страх. Сначала я не могу понять, откуда он, но постепенно осознаю: я не одна.

Где‑то позади, в сумраке переулков, мелькает темный силуэт. Я оборачиваюсь. Лицо скрыто, словно стерто, размыто чернилами. Ни черт, ни эмоций, ни взгляда. Кто это? Враг? Друг?

Я ускоряю шаг. Тишина становится осязаемой, давит на уши. Каждый шорох, будто предупреждение. Я чувствую, как он приближается. Медленно, неумолимо. И чем ближе он, тем сильнее сжимается сердце, тем громче стучит кровь в висках.

Он настигает меня. Холодная рука касается запястья. В этот миг я просыпаюсь.

Просыпаюсь от собственного крика, задыхаясь, с мокрыми от пота ладонями, с ощущением, что его пальцы все еще сжимают мою руку. В комнате темно. В окне лишь бледный отсвет уличных фонарей. Но страх остается. Он никуда не уходит. И только перед рассветом удается забыться тяжелым сном.

Кошмарный, режущий слух звук будильника врывается в сознание. Просыпаюсь разбитой, с тупой пульсирующей болью в висках. Вполне ожидаемо.

Кое‑как поднимаюсь, цепляясь за край кровати, словно за спасательный круг. Каждый шаг отдается в голове глухим эхом. Путь до ванной кажется бесконечным. Узкий коридор, выцветшие обои с облупившимися углами, половицы, скрипящие под ногами.

В ванной резкий, беспощадный свет. Лампочка, лишенная плафона, бьет прямо в глаза, заставляя зажмуриться. Я на ощупь включаю кран, подставляю ладони под струю. Ледяная. Совсем не приятно. Горячая вода отключена уже неделю. За неуплату. Не мою, конечно. Хозяин квартиры, вечно пропадающий где‑то в кабаках, тратит деньги на шлюх и выпивку, а счета за коммунальные услуги его, видимо, не волнуют.

Плещу воду на лицо. Холод пробирает до костей, но хотя бы прогоняет остатки сонливости. Смотрю в зеркало. Отражение встречает меня тусклым взглядом: тени под глазами, бледная кожа, волосы, спутанные после беспокойного сна. «Вот она, цена дешевой аренды», – думаю я, проводя рукой по влажному лицу.

Зато квартира, серая однушка в полуразрушенном районе, обходится дешево. Единственное убежище, где можно закрыть дверь и на пару часов забыть, что мир снаружи такой же холодный и беспощадный, как вода из этого крана.

Пока чищу зубы, невольно задерживаю взгляд на своем отражении в зеркале. Снова привыкаю к этой незнакомке, в чьих глазах лишь усталость, а в уголках губ тень давно забытой улыбки. Не сразу замечаю след на запястье. Сначала кажется просто игра света, отблеск на бледной коже. Но нет. Это синяк. Странный. В точности повторяющий контуры чужой ладони.

Перебираю в голове возможные объяснения. Может, на работе пациент схватил меня за руку и резко дернул? Может, я просто ударилась обо что‑то и забыла? Может…

И тут в сознании вспыхивает картинка. Сон. Тот самый. Незнакомец. Его тень, скользящая по стенам. И холод его руки на моем запястье.

Я прижимаю к нему пальцы, пытаясь согреть кожу, но ощущение остается. Реальное. Слишком реальное.

– Да не может быть…

Смахиваю все на усталость. По-любому вспомню откуда это у меня. А сейчас снова стараюсь не опоздать.

Про завтрак даже не мечтаю. Успею только выпить кофе и выкурить сигарету. Давно хочу бросить. Но жизнь, которую я себе выбрала, и не на такое заставит подсесть.

Одеваюсь. Одежда старая, но идеально выглаженная, каждая складка на своем месте, ни единой зацепки, ни малейшего намека на небрежность. Мой внешний вид это единственное, что я пока могу держать под контролем.

Волосы собираю в тугой невысокий хвост. Блеск для губ едва заметный, телесный. Неяркий. Я не люблю чужое внимание. Вернее, мне хотелось бы его получать. Искреннее, теплое, заинтересованное. Но сейчас я считаю себя недостойной. Недостойной комплиментов, взглядов, вопросов о том, как мои дела.

Иду на остановку, закуриваю. Вокруг люди стоят плотным кольцом, втянув головы в плечи, пряча лица от ветра. Каждый погружен в свой мир: в телефон, в мысли, в бесконечную усталость. Не успеваю сделать и пары затяжек, как издалека доносится лязг металла и шум мотора.

– Черт.

Приходится затушить сигарету.

Автобус подъезжает, распахивает двери с хриплым вздохом. Толпа оживает, толкается, рвется внутрь.

Впихиваюсь в душный, прокуренный салон. Воздух здесь – смесь пота, дешевого парфюма и чего‑то затхлого, давно впитавшегося в обивку сидений.

Прижимают со всех сторон. Неприятно ежусь, инстинктивно втягиваю плечи, пытаюсь стать меньше, незаметнее. Чужие локти, сумки, холодные рукава – все это давит, вторгается в мое крошечное личное пространство, которого и так почти не осталось.

Чувствую, как дыхание незнакомца касается виска. Неприятно. Бросаю на него быстрый взгляд. Он стоит с прикрытыми глазами, в ушах плотные наушники, из которых едва пробивается приглушенный ритм. Лицо расслаблено, губы чуть подрагивают то ли в такт музыке, то ли во внутреннем монологе. Видимо, так он спасается от реальности.

Нервно оглядываюсь, ищу лазейку, крохотный просвет между людьми. Стараюсь протиснуться подальше. Шаг, еще шаг, задеваю чье-то плечо, кто‑то неодобрительно косится, но я не останавливаюсь.

Наконец удается втиснуться в уголок у окна. Прижимаюсь к холодному стеклу. Глубоко вдыхаю. Воздух все так же сперт, но теперь хотя бы нет этого чужого дыхания у виска.

Дорога и нехватка свежего воздуха делают свое дело. Веки тяжелеют, шум колес и мерное покачивание убаюкивают. Прикрываю глаза, сначала лишь на мгновение, потом глубже, плотнее. Мысли расплываются, словно чернила в воде. Тело расслабляется, и я незаметно для себя проваливаюсь в полусон.

Резкий тормоз вырывает из этой полудремы. Салон вздрагивает, раздается приглушенный вздох раздражения.

Моргаю, прогоняя остатки сна. Пытаюсь сфокусировать взгляд сначала на размытых силуэтах пассажиров, потом на стекле, за которым тает утренний туман. И вижу знакомое здание. Серое, строгое, с рядами узких окон. Вывеска скромная, без излишеств: «Центр психологической помощи».

Резко осознаю, что это моя остановка. Не церемонюсь. Плечом прокладываю себе путь сквозь плотную стену тел, не обращая внимания на возмущенные вздохи.

– Вы могли бы и поаккуратнее! – раздается за спиной резкий женский голос, но я уже не оборачиваюсь.

Двери начинают закрываться. Успеваю в последний момент, буквально выпрыгиваю на мокрый асфальт. Холодный воздух обжигает легкие, заставляя на секунду замереть. Глубоко вдыхаю. Сырой городской воздух с привкусом выхлопных газов и осенней сырости.

Вроде бы теперь хочется жить. Но совсем недолго. Опускаю взгляд на экран телефона. Без пяти восемь.

– Черт…

Бросаюсь вперед, лихорадочно перебирая в памяти: были ли записи с утра? Мысль, что не будет кофе перед сеансом с пациентом, раздражает.

Добираюсь до здания, захожу. За стойкой администратора сегодня Антонина. Встречает коротким кивком, механическим, будто срабатывает датчик движения, и тут же вновь утыкается в телефон. Экран заливает ее лицо голубоватым светом, в глазах мелькают отблески коротких видео.

Я прикладываю пропуск к считывателю. Раздается тихий щелчок, табло мигает и высвечивает время моего прихода: 07:59. Секунда в секунду. Почти победа.

– Ну‑у‑у… Не опоздала же, – произношу чуть громче, чем нужно, скорее для себя, чем для нее.

– Что? – отзывается Антонина, не отрываясь от просмотра рилсов. Ее палец скользит по экрану, перематывая видео, лицо остается бесстрастным.

Я молча ухожу. Заранее знаю: мой ответ она все равно не услышит. Да и не нужен он ей.

Коридор тянется бесконечно, отражая мои шаги в полированном полу. Автомат с кофе встречает меня монотонным гудением. Еще один ритуал этого утра. Горячий стакан в руках, первый глоток: терпкий, бодрящий, почти горький. Машинально заглядываю в кабинет Захарова, того самого, что вел у нас на курсе патопсихологию. Помню, как дрожала перед его семинарами, как зубрила термины до полуночи, как гордилась, получив от него сдержанную похвалу. Занят. Мысленно вздыхаю: сейчас мне бы не помешала его консультация. Всего несколько минут, пара наводящих вопросов, и, возможно, я увидела бы ситуацию под другим углом.

Опускаю взгляд на запястье. Словно отзываясь, оно начинает зудеть, едва заметно, но настойчиво.

– Проклятье…

Чешу. Пробираюсь дальше по коридору, с облегчением отмечая пустые стулья возле своего кабинета.

Захожу, плотно прикрываю дверь.

Подхожу к старенькому компьютеру. С тихим скрипом нажимаю кнопку питания. Машина оживает не сразу, сначала мерцает экран, потом раздается протяжный гул жесткого диска, будто она ворчит на меня за то, что ее потревожили.

Монитор загорается тусклым светом. Система грузится медленно. Знаю: ждать придется. Этот агрегат еле тянет внутреннюю программу нашего центра.

Доступ к сторонним интернет‑ресурсам заблокирован. Но кое‑что все же доступно: медицинские сайты. Ведь нам, врачам, иногда просто необходимо «посоветоваться» с надежными источниками, особенно когда собственные знания упираются в глухой тупик.

Набираю в поисковике: «спонтанные гематомы».

Сразу перехожу к абзацу с причинами.

Читаю и чувствую, как кожа на запястье снова начинает зудеть, будто отзывается на каждое слово, подтверждает его, впечатывает в мое тело. «Нарушение свертываемости крови». «Васкулиты». «Дефицит витаминов». «Онкологические патологии».

– Ну нет…

Прокручиваю дальше. «Прием лекарств». «Гормональные изменения». «Возрастные факторы». «Интоксикации». Список тянется, словно без конца, и каждое новое название добавляет тревоги.

Стук в дверь. Громкий, отчетливый. Не успеваю ответить, не успеваю даже мысленно выстроить защитную фразу.

Дверь открывается.

– Входите… – роняю едва слышно, потому что посетитель уже переступает порог, плавно, без тени сомнения, словно мое разрешение было ему не нужно.

– Доброе утро, – звучит мягкий бархатистый голос, обволакивающий, как теплый дым.

Отрываю глаза от экрана компьютера. Передо мной стоит молодой мужчина, такой, что невольно заставляет замереть, всмотреться, уловить каждую черту. Ну невозможно не задержать на нем взгляд.

Он поразительно хорош собой, не той хрупкой, эфемерной красотой, что тает при ближайшем рассмотрении. Нет. Его привлекательность уверенная, весомая. Четкие линии скул, прямой нос. Все на своем месте, словно природа работала над его обликом с особой тщательностью.

Но дело не только во внешности. По тому, как он держится, как слегка приподнимает подбородок, как скользит взглядом по кабинету, не торопясь, с ленивой грацией хищника, сразу понятно: он знает о своей привлекательности. Знает и умело ею пользуется.

Запоздало осознаю, что пауза затянулась.

– Д-да, доброе. Проходите, присаживайтесь.

Щеки чуть теплеют. Не от стыда, а от досады на саму себя: я ведь не восторженная школьница, чтобы терять дар речи при виде симпатичного мужчины. Особенно в рабочем кабинете, особенно когда передо мной пациент? или посетитель? или потенциальный клиент?.

Делаю едва заметный вдох, собираясь с мыслями. Пальцы непроизвольно сжимают край стола. Наконец, преодолевая странное оцепенение, выдавливаю:

– У вас назначен прием? – стараюсь, чтобы голос звучал ровно и профессионально.

Он словно замечает мою растерянность и едва уловимо улыбается. Его взгляд, спокойный и внимательный, скользит по моему лицу, изучает реакцию, мимику, едва заметные движения тела. Кажется, будто мы поменялись местами, и теперь он наблюдатель, а я – объект исследования.

– Да.

Открываю вкладку с расписанием и вижу фамилию.

– Вольников?

– Да.

Он все еще бдительно следит за моей мимикой, за движением пальцев на компьютерной мышке. Это пронизывающее наблюдение заставляет меня внутренне напрячься. Пытаясь скрыть это, пробегаюсь глазами по электронной карте Вольникова. Строки мелькают перед взглядом, но сосредоточиться трудно, будто текст намеренно ускользает от осмысления. Наконец фиксирую внимание на заключении прошлого врача. Сухие, официальные формулировки: «тревожное расстройство», «нарушения сна», «склонность к гиперконтролю». Типичные маркеры хронического стресса.

– Вижу, вы уже работали с коллегами. Вам не помогла назначенная терапия?

– Не помогла. Стало только хуже, – отвечает он, и в его голосе звучит не горечь, а странная, почти игривая интонация.

Он усмехается. Коротко, едва заметно, но этого достаточно, чтобы по спине пробежал неприятный холодок. В его взгляде мелькает что‑то неуловимое: то ли вызов, то ли насмешка. Словно он не пациент, пришедший за помощью, а игрок, затеявший сложную интеллектуальную игру.

Мне это даже кое-что напомнило: второй курс, семинар по клинической диагностике. Мы с одногруппниками разыгрывали сценки. Один изображал пациента с выдуманным набором симптомов, а остальные пытались поставить диагноз. Было весело, азартно.

Но сейчас не семинар. Сейчас мой кабинет, мой прием, и этот человек напротив – не студент.

– Расскажите подробнее: что именно изменилось? Какие симптомы усилились? – говорю я, стараясь сохранить ровный тон.

Он слегка наклоняет голову, словно оценивая мой вопрос. Пауза затягивается. Вольников явно наслаждается моментом, чувствуя, что держит инициативу. И есть в нем что‑то такое, что заставляет меня нервничать, и это не его привлекательность. И не едва уловимая асимметрия в улыбке, не слишком пристальный взгляд, не пауза перед ответом. Что‑то, от чего волоски на руках встают дыбом, а разум шепчет: «Будь настороже».

– Я почти не сплю.

Он опускает глаза на мое запястье, и оно начинает чесаться сильнее, чем раньше. Я невольно сжимаю пальцы, пытаясь унять навязчивое ощущение, будто кожа горит под его взглядом.

Затем он выдает ответ, от которого по моей спине пробегает холодок:

– Кошмары. Вернее, меня мучает один и тот же кошмар.