Сыщик на общественных началах

ГЛАВА 4. Сусанин и улики

Квартира архивариуса встретила хозяина знакомым хаосом и фирменным ароматом – пыль старых бумаг, запах от мебельной полироли и… едва уловимый дух кошачьего недовольства. Сусанин, его лохматый сожитель-компаньон цвета «грозовой тучи», восседал на пороге кухни, как страж ада у врат в рай холодильника. Его желтые глаза сверкнули презрением, словно хозяин опоздал на восемь лет.

«Предатель. Где паштет? Или хотя бы объяснение, почему твой пиджак пахнет чужим страхом и грязной лужей?» – мысленно перевел Никита Палыч немой укор. Иногда Никите Павловичу казалось, что в его кота вселилась его бывшая жена, которая вечно его шпыняла, обвиняла и ворчала. Вот уже много лет Никита Палыч жил один и за эти годы привык разговаривать со своим котом, делясь с пушистым компаньоном заботами и маленькими радостями, так как-то веселее…

– Сусанин, друг! – попытался задобрить кота Никита Палыч, снимая мокрый пиджак с особым трепетом из-за содержимого карманов. – Не сердись. Мир рушится. Риэлторшу гвоздем… – он запнулся, глядя на кота. «Зачем ему знать? Он и так считает меня тряпкой».

Протяжный, обвинительный вой «Мррраааау» разнесся по квартире. Кот, не в силах терпеть голодную жестокость мира, плюхнулся на пол и начал демонстративно вылизывать лапу, будто показывая, что будь он человеком, никогда не подал бы лапу своему хозяину. В этот момент Никита Палыч даже подумал, что по всей видимости, они с котом уже встречались в прошлых жизнях…

Никита Палыч вздохнул. Война войной, а обед по расписанию. Пока Сусанин поглощал «Гурмэ Деликатес» с лососем (последняя банка, купленная на случай ядерной зимы), архивариус разложил добычу из кармана на кухонном столе:

1.      Золотистая пуговица с двумя дырочками. Лежала, как медаль за позор.

2.      Медная пружинка. Загадочная и бесполезная на вид.

3.      Ключ-карта «ЕвроГранд». Логотип отеля сверкал дешевым шиком. «Комната 312? Люкс? – подумал Никита Палыч. – Непохоже на Лопухина в панике… или – спрятаться в самом очевидном месте?»

–  И что мне с вами делать, артефакты? – пробормотал он, глядя на коллекцию.

– Сдать Родионовой? «Здрасьте, я улики спрятал. Заодно вот ключ от номера, где, возможно, прячется убийца или… его любовница … Родионова на меня сразу наручники оденет, – сказал внутренний пессимист. – Может и Сусанина конфискует, как соучастника».

Никита Палыч посмотрел на кота, ничего не подозревающего о своем, возможно, печальном будущем… Почесывая кота за ухом (Сусанин снизошел до урчания), Никита Палыч решил начать с малого – с дома. Бабушка Мотяня. Полевая, 12. Почему этот дом всплыл в ссоре Лопухина и Светловой? Он полез в кладовку – царство картонных коробок, пахнущих нафталином и тоской по СССР. Там хранился «Архив Голубцовых. Том I: От Мотяни до Перестройки». Сусанин, почуяв азарт раскопок, немедленно запрыгнул в первую открытую коробку, устроившись на папке «Письма. 1975-1980».

– Эй, историк! – попытался выгнать кота Никита Палыч. – Там же свидетельство о рождении тети Клавы!

Сусанин ответил меланхоличным взглядом и легким ударом хвоста по папке «Фото. Свадьбы и похороны», ясно говоря: «Проваливай, двуногий. Я охраняю тайны». Перебирая пожелтевшие бумаги, Никита Палыч чувствовал себя археологом на раскопках собственной семьи. Квитанции за свет, письма от троюродной тети из Киева с рецептом борща, доверенность на покупку козла… «Бабушка Мотяня и козел Сидор. Вот это дуэт!» – усмехнулся он. А вот – бабушка Мотяня стоит у своего сарая с лопатой, а рядом – моложавый Фаддей Петровский-старший с заметным шрамом на лице копает яму. На обороте корявые буквы: «Мотюня и Фаддей копают погреб. Правда в глине. 1987». Под слоем старых обоев, зачем они тут… Никита Палыч нашел старый карандашный набросок участка Полевая, 12. Бабушка Мотяня сама его нарисовала – дом, сад, сарайчик… И подписала корявым почерком: «Участок выпрашивает Фад. Геннадьич Петровский. ? кв.м. От межи Голубцовых до забора Савельевых». Рядом стрелка и приписка: «Сарай Фадей снёс. Хочет строить погреб».