Осужденный Б. О. Г.

Осужденный Б. О. Г.

Ольга Степанова

«Так, в августе 2023 г. в Центральный районный суд г. Сочи был направлен запрос с просьбой предоставить в адрес Уполномоченного копию приговора и апелляционного определения в отношении осужденного Б. О. Г. Требуемые для рассмотрения обращения заявителя документы так и не поступили.»

(Из Доклада Уполномоченного по правам человека в Краснодарском крае за 2023 год)

© Ольга Степанова, 2025

ISBN 978-5-0068-5943-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Олег Григорьевич сидел на кровати, обессиленно свесив кисти рук. Голова его тоже была опущена, уголки рта и так давно невеселые от невеселой жизни в настоящий момент совсем уже устремились к полу, в глазах застыла печаль, увлекшая сознание его в тяжелые раздумья. Плохо было Олегу Григорьевичу.

Он был одинок теперь. Хотя возможно это только ему казалось, что он не был одинок раньше, из-за жены, детей, родственников, какого-то обязательного, обременяющего его нежную, он иногда даже чувствовал, что еще детскую душу, общения. Он теперь всматривался протрезвевшим от суеты взглядом в прошлое и видел, что и тогда он был одинок, может быть даже больше, чем сейчас, потому что во время бесконечных дел и бытовых разногласий не было ни сил, ни времени остановиться, выдохнуть, рассмотреть себя изнутри, обнять себя самого руками, свернуться зародышем и лежать так, сжавшись, лежать…

Бывали моменты, когда он ощущал себя как бы сиротой, брошенным, обездоленным, и тогда становился невероятно капризен, деспотично требователен к жене и детям по сущим, казалось бы, пустякам, и сам вряд ли мог бы в те минуты объяснить себе внятно, что такого важного было в правильно сложенном полотенце или расставленных ровно туфлях. Но он ощущал, что внимание домашних к этим мелочам означало бы подтверждение его существования и даже существенность этого самого его существования для самых близких, самых родных. Хотя сейчас он с удивлением замечал чуждость для себя этих людей, в том числе произведенных им на свет божий.

Не было теперь у Олега Григорьевича сил ни на что иное, кроме как на разглядывание всех этих чувственных подробностей и парадоксальных мутаций ощущений. Они увлекли его, и он с удивлением вдруг стал замечать, что эти разглядывания дали впервые за несколько последних разрушительных месяцев теплый умиротворяющий уют его внутреннему душевному пространству. Такая вот тихая светлая печаль пробивалась сейчас сквозь противную до тошноты беспомощность отчужденности, возникшую еще в первую же сильную ссору с женой. Он уже тогда стал предчувствовать финал, который дурнотой отозвался сначала в горле, а потом холодом объял руки, ребра, спустился в живот и уже там поселился надолго и основательно, выкристаллизовавшись в неизбежность краха.

Он начал думать, что может он вообще не пригоден для брака, для отношений, для отцовства. Последнее давалось ему с особым трудом, и это неумение в череде буднишних отцовских обязанностей вызывало вроде бы естественный стыд, но который в свою очередь тянул за собой раздражение, а его он потом не знал куда деть, и метался по каким-то несущественным делам, которые можно было все сделать, не выходя из дома. Но он выходил, шел, потому что ему нужно было хоть куда-то идти, и говорил что-то вроде «Все эти технологии, они для лентяев» или «Нынешней молодежи лишь бы жопу просиживать в гаджетах», в общем что-то такое противное, за что самому сразу делалось опять стыдно, особенно под чьим-то проницательным взглядом, брошенным на него кем-либо не из домашних, если такому человеку доводилось слышать подобное. Почему-то перед родными ему было не так совестно нести чушь. Казалось, что это часть их обязанностей, терпеть и даже принимать с радостью его любого, глупого, капризного, слабого, упорно не желающего быть тем, кем собственно эти самые близкие хотели его видеть. И теперь, оглядываясь, он как в ускоренной перемотке увидел, как взгляд его жены постепенно из сияющего и теплого превратился в ненавидящий. Не сразу, медленно. Сначала это были только эпизодические злые зырканья, как он их называл, потом она стала скорее избегать смотреть на него, и в окончании в ее глазах, уже глядящих на него в упор, поселилось тяжелое ледяное зло, опустошающее его и разрушающее и без того не слишком устойчивую психику.

Он начал было вспоминать, как жена много раз ему говорила что-то о близости, о том, что он ее не слышит, но ему очень не хотелось тогда разбираться с этим. Вот и сейчас, как только он коснулся внутренним взором тех сцен, то сразу же почувствовал себя смертельно уставшим, и тут же схватился пальцами за переносицу, слегка надавив на глаза. Ему снова стало тошно и захотелось выпить.

Телефон резко загудел, и Олег Григорьевич вздрогнул, огляделся вокруг удивленно, так словно только что пришел в себя, вывалившись из сна, и, сщурившись, посмотрел на экран. Адвокат.

– Алло, – ответил он глухо.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте.

– Так, завтра восьмое. Я вас жду у здания суда в восемь тридцать, понятно? – жестким чиновничьим тоном сказала немолодая адвокат по бракоразводному процессу Олега Григорьевича.

– Так начало же только в 10, – попытался возразить он.

– Нужно еще почитать будет, приготовиться. Принято вообще заранее приходить. Ясно? – Он не успел ответить, а она продолжила уже тоном учительницы, отчитывающей первоклашку, – Вам что сложно подойти к восьми тридцати? Пьете?

– Нет, нет, – как будто даже попятился Олег Григорьевич, – Мне не сложно, я просто так спросил, чтобы понимать… В общем, я приду, конечно, в восемь тридцать у здания суда завтра, восьмого.

Она дослушала его, и одобрительно дакнула в ответ.

– Вот еще что, слышите? Оденьтесь поприличнее, пожалуйста, иначе мы вряд ли убедим суд, что вам можно… ну, детей доверить. – Тут он похолодел, – И так знаете ли у истца преимуществ вагон.

– Что значит поприличней? – Постарался возмутиться Олег Григорьевич. – Я что не так одеваюсь? Неприлично что ли?

– Ой, – устало вздохнула она, – Ну вы так обычно выглядите, небрежно, понимаете?

– Что значит … – начал было Олег Григорьевич, но сразу осекся, потому что понял, что ни сил, ни желания спорить у него на самом деле, не было, и сухо и холодно добавил – Хорошо, поприличней оденусь. До завтра.

– До свиданья, – с сомнением в голосе попрощалась адвокат.

А он нажал на красную трубочку на экране и почувствовал себя теперь совсем в отчаянии. Он действительно кричал жене с самого начала их конца, что отберет у нее детей, что воспитает их сам, что сыну нужен отец, а не мать-потаскуха (хотя никаких измен за ней он не знал). Кричал он это, потому что ему казалось, что надо так кричать, что может она испугается, и что он так будет выглядеть лучше, чем она, решившая с какого-то так и не понятого им перепуга разрушить счастливую семью. Да и не верил он, собственно, в то, что развод действительно будет, что эта реальная ее решимость, а не просто манипуляции. А потом завертелось, закрутилось, и при каждой новой встрече он уже не мог пойти на попятную и сказать, что не хочет забирать детей, что он не сможет каждый день возиться с ними, слушать их нытье, выдерживать их сопротивления и капризы (он и со своими то не знал, что делать). Он не мог позволить себе озвучить то радостное, хоть и приправленное виной, но все же облегчение, когда он думал, что дети будут жить с ней, а не с ним.

А теперь выяснялось еще, что он как-то не так для этого одет, а может еще и обут, и завтра надо идти туда и отвоевывать то, что не согласуется с его нутром, и это все взаправду, и этого всего не избежать.

«Может только? Да нет, нет, нет уж!» – прогнал он от себя чудовищную мысль. Избежать не получится, конечно, нужно быть стойким.

Наверно.

Олег Григорьевич светлым одухотворенным взглядом посмотрел в окно на невнятный из-за веток близко растущего дерева пейзаж, внутренне становясь благороднее и чище от появившегося намерения перенести надвигающуюся катастрофу с достоинством древнего мифологического героя. И, почувствовав наконец в груди своей что-то теплое и похожее на гордость, принял твердое решение выпить.

Он был в общем-то человек не бедный, но и не богатый, а еще не любил расточительство, и поэтому пил скромно, отовариваясь в ближайшем сетевом магазине, предпочитая скидки и акции, которые благо там не переводились. Стоя на кассе за какой-то плохо пахнущей пожилой дамой, он ощутил привычную брезгливость, которая как за ниточку из коробочки вытащила вслед за собой чувство превосходства над быдлом. Уж он то следил за гигиеной и не допускал никогда такого амбре, чтобы окружающим хотелось отодвинуться подальше. Она еще начала возиться с наличкой, что-то роняя и причитая, пересчитывая в третий раз, он закатил глаза и перевел их устало в сторону другой кассы, где внимание его привлекли две яркие и веселые покупательницы, они тоже стояли в очереди за кем-то сильно невзрачным, раздражающе мешкающим, но им было все равно, они смеялись, перекидываясь шуточками.

«Староваты они так хохотать» – пронеслось привычное обесценивание в голове у Олега Григорьевича, – «Хотя еще ничего такие кобылки. Сколько им? Ну, тридцатник – это минимум». Он высокомерно отвернулся обратно в сторону своей кассы, но потом почему-то опять посмотрел на девушек. Оказалось, что те тоже смотрели в этот момент на него, он встретился взглядом с одной из них, задержался от удивления на мгновение, и когда те обе одновременно захихикали, как-то испуганно и суетно вернулся к своим делам. Он вдруг почему-то сильно занервничал и поймал себя на том, что ему бы не хотелось, чтобы они увидели его покупки: бутылка водки, грибы и нарезка колбасы. А девушки увидели. Они успели первыми расплатиться и прошли мимо него, откровенно разглядывая его с ног до головы и веселясь. Он смутился, но постарался выглядеть безразличным, потому как в ответ на их искрящуюся женственность в нем сразу что-то отозвалось, что-то глубинное мужское. Ему резко захотелось выглядеть сильным и успешным в их глазах, но было страшно, что они его засмеют.

«Шлюхи тупые» – пронеслось опять у него в голове автоматическое успокоительное, – «Какое мне дело до того, что они думают обо мне. Сами алкашки. Пьют небось, как не в себя».

Чуть вернув себе равновесие, он направился к выходу из магазина, надеясь, что девицы уже ушли, но выходя почти натолкнулся на них, стоящих у самого выхода немного сбоку, от чего те опять захохотали озорно, и Олег Григорьевич неожиданно для самого себя расплылся в ответной улыбке и захлестнулся изнутри теплым молоком симпатии. Их смех был добрый, принимающий, щедрый, в Олеге Григорьевиче что-то дрогнуло от их естественной открытости, что-то распаковалось в груди и мощными толчками жара забилось из глубины в ребра. Ему вдруг показалось, что его сиротство теперь может быть изжито близостью, как тьма пропадает, когда приходит свет, и становится светло, тепло, не страшно. А еще захотелось удержать этот свет, и откуда-то из самого сердца жизни пришли сумасшедшие по мощности силы готовности к свершениям.

Он уже прошел несколько шагов мимо них, глупо улыбаясь, и не в силах эту улыбку спрятать, но тут внезапно для самого себя обернулся и целеустремленно пошел к ним. Они заулыбались снова, увидев, что он приближается, и одна из них, светленькая и тоненькая, выжидательно сощурила глаза, а другая, чуть смутившись, опустила взгляд, внезапно заинтересовавшись своими туфлями. Он заметил, что непроизвольно выпрямился, расправил плечи и делано непринужденно, положив свободную от пакета руку в карман, дерзко спросил:

– Как дела, девочки?

От чего те снова засмеялись, прикрывая руками накрашенные рты и счастливо зажмуриваясь. Но в смехе их не было ничего обидного или унизительного, они смеялись по-детски радостно и приветливо, и Олег Григорьевич сам, попав под это странное обаяние непосредственности, чуть-чуть хихикнул.

– Что вы смеетесь?

Блондинка покачала головой, мол «ничего»:

– Вот смотрим на вас и думаем, что такой симпатичный мужчина делает вечером один?

– Ну, я свободен сегодня, такая вот удача. А у вас есть предложения, как провести этот вечер? – и подмигнул.

И девушки опять брызнули смехом, вновь облучив Олега Григорьевича счастьем, но после краткого мига веселья та, которая больше смущалась, протянула подруге-блондинке:

– Та пойдем, Лен.

Но у Лены в глазах уже загорелся огонек веселого азарта, и она с вызовом и в упор смотрела на свое случайное развлечение.

– Да ладно, давай пообщаемся, – сказала она подруге, глядя при этом на Олега Григорьевича, от чего тот совсем осмелел и еще расширился в плечах. – Мы сегодня хотели выпить мартини и поделать расклады.

– Расклады? – Не понял Олег Григорьевич.

– Да. Таро знаете?

– Ну… Слышал что-то, – ответил он, а сам подумал какие же глупые эти бабы, верят во всякую чушь, чем только не занимаются, только бы не делом. Но тут же решил, что уж раз они так наивны, то с ними будет легко и не придется напрягаться, – А вообще, знаете, интересно посмотреть, – соврал он с улыбкой и снова подмигнул.

Девушки в этот раз только улыбнулись, а Лена так вообще посмотрела на него теперь очень внимательно, прямо в глаза, да так, что ему даже стало малость не по себе. Но это был только миг, спустя который ее взгляд снова смягчился, губы расплылись в приветливой улыбке, и она даже прикрыла глаза как бы от удовольствия.

– Ну тогда пошли с нами. Мы вам все покажем, научим. – И она развернулась, взяв подругу под руку, и пошла. Олег Григорьевич автоматически пошел вслед.

– А далеко это?

– Нет, тут совсем близко, – коротко обернулась подруга Лены, которая так и не представилась.

Олег Григорьевич понял, что он и сам не назвал своего имени, но Лена тут же обернулась, как будто прочтя его мысли:

– Я кстати Лена, а она Надя.

– Очень приятно, Олег, – и они опять хихикнули.

Он почувствовал себя глупо от того, что шел все время позади, чуть-чуть ускорился и поравнялся с ними:

– А вы чем вообще занимаетесь, девочки?

– Магией, – сказала Настя, загадочно закатила глаза и провела рукой по воздуху, шевеля при этом пальцами.

– Это я уже понял, – усмехнулся Олег Григорьевич, – но вы же этим на жизнь не зарабатываете?

– Ну почему же, и этим тоже зарабатываем?

– Да, – изумился он, и подумал «вот шарлатанки!» – у вас салон какой-то что ли, с магическим шаром там, доской этой, как ее, для вызова духов?

– Нет, психологическая студия просто.

Точно шарлатанки, заключил про себя Олег Григорьевич, но подняв брови и поджав губы в знак утрированного восхищения, сказал:

– Вот это да! Психологи значит?

– Психологини, – поправила его Лена ласково, но твердо.

– А в чем разница?

– Это феминитивы такие, сейчас все так уже говорят, вы не знали?

Олег Григорьевич немного подзакатил глаза, как бы выражая усталость от современных глупостей, но тут же понял, что так он может испортить намечающееся удовольствие, и сделал максимально участливое лицо, сказав:

– Теперь буду знать.

Лена опять бросила на него странный взгляд исподлобья, но тут же добродушно сказала:

– Уже пришли.

Они оказались у недавно построенного в их районе красивого дома, на который Олег Григорьевич поглядывал с откровенной завистью, и каждый раз, проходя мимо, зло думал о том, что не будь его жена такой дурой, они могли бы со временем поменять свою квартиру в грустном старом доме с проржавевшими трубами на побольше и в этом с подземным паркингом, огороженным внутренним двориком для детей и панорамными окнами, выходившими на озеро. И тут же он ощутил яростное ядовитое презрение к этим курицам, которые своими мошенническими заработками могут позволяют себе жить в этом доме, о котором ему, честному труженику, всю жизнь добросовестно пахавшему, приходилось только мечтать. И тут же захотелось их как-то унизить:

– Ого, чья тут квартира из вас?

– Моя, – совершенно буднично сказала Лена.

– Любовник купил? – Максимально развязно спросил Олег Григорьевич.

– Наколдовала, – невозмутимо ответила та, от чего он немного смутился, не ожидав такой ответной уверенности, и, не зная, что сказать еще, просто молча пошел дальше.

Он почувствовал себя глупо и огляделся вокруг, вдруг обнаружив, что ввязался во что-то странное, мутное, и противный холодок не то страха, не то брезгливости пробежал по его бокам. Что он собственно делает? Завтра же суд. Зачем он идет с этими мамзелями, не зная куда? Нет, зачем, конечно понятно, на этот вопрос ответ очевиден, но надо ли ему это сейчас на столько, чтобы рисковать своей репутацией завтра при жене, пусть может и бывшей, при детях? Он вспомнил ненавистный взгляд жены, холодный и обжигающий этим льдом все нутро Олега Григорьевича. Может быть она думала, что он никого себе не найдет? Да он таких как она найдет с десяток сразу же, как только за порог выйдет! Он поглядел на своих спутниц, ждущих вместе с ним лифт в полном молчании, и сравнил с женой в их пользу. И лучше найдет! Моложе, веселее, сразу двоих! И он снова подобрел, заулыбался своим новым подругам и даже опять подмигнул, от чего те расплылись в улыбках. А выспаться и завтра после суда можно будет. Не 20 лет конечно, бурная ночь даром уже не пройдет, ну так и что ж? Пусть жена гадает, чем он занимался накануне, что пришел такой довольный и уставший.

Он представил себя завтра этаким ковбоем, равнодушным, загадочным с красными глазами, и ее такую растерянную, нервную, утратившую всякое влияние на него, потому что он теперь свободен, независим, обласкан умными, умеющими ценить мужчин, прекрасными женщинами. А за что они собственно мен ценят? Вдруг пронеслась отрезвляющая мысль в голове у Олега Григорьевича, как только кабинка лифта дернула их вниз, хотя везла вверх. Ну не настолько же я красив, в самом деле! Он тут же оглядел себя боковым зрением в лифтовом зеркале, пытаясь определить, как его могут видеть дамы, и понял, что он еще очень даже неплох: высокий (а это всегда плюс), лысины как таковой еще не нет, хотя волосы и поредели, мешки под глазами хоть и обозначились, но не бросались еще в глаза. Да и одевался он молодёжно, чтобы там не говорила эта чертова адвокатша.

В целом он остался доволен собой, но все-таки такая смелость этих барышень настораживала. «Может клофелинщицы?» – подумал Олег Григорьевич, обожающий фильмы и сериалы про бандитов. А что они собственно с меня могут взять? Деньги на карте? К как они это сделают, выведают пароль у пьяного? Глупости какие, просто наивные дурочки, которых жизнь не била. Привыкли, наверное, что с ними все как с принцессами носятся, вот и не хватает мозгов осторожничать с незнакомыми мужиками. Вон какие ухоженные! Небось родители богатые, вот и накупили квартир в элитных домах. Тут пашешь, пашешь всю жизнь…

Видимо Олег Григорьевич от своих раздумий погрустнел, потому что впуская его в квартиру Лена с ласковой улыбкой сказала:

– Заходите, и расслабьтесь, пожалуйста, вас никто на органы продавать не собирается.

«На органы!» осенило Олега Григорьевича, но внешне он улыбнулся, оценив шутку, и как мог непринужденно прошагал в прихожую. Какие еще органы в моем возрасте и с пропитой печенью? Тут уже ему самому стало смешно от этого мгновенья страха, и он с удвоенной веселостью спросил:

– У вас тут разуваются или можно, как в Америке?

– Можно как в Америке, – мило улыбнулась Лена, ставя сумочку на маленький посеребренный столик, который был приставлен к зеркальной стене.

Вообще интерьер поразил Олега Григорьевича, он такой только в фильмах и видел. Жена помниться что-то ему говорила несколько раз про ремонты, дизайны, а он только отмахивался, ожидая от этих мероприятий исключительно невероятных трат и нескончаемой головной боли, не стоящих ожидаемого им результата. Ему такие интерьеры казались недостижимой роскошью, к которой как ни старайся приблизится не удастся. А здесь вот оно было все, вроде лаконично, но сверкающе, со вкусом подобрано и выверено.

– Мда, живут же люди, – вроде как пошутил он, но всем было понятно, что это только неудавшаяся попытка скрыть зависть.

– О, это не так дорого, как может показаться, – отозвалась Настя, – Я по-дружески сделала Лене дизайн проект, и материалы подбирала все совершенно бюджетные. Если захотите, и вам могу сделать со скидкой.

– Я сейчас ремонтами не интересуюсь, – поморщился он. – Время такое, сами понимаете, все деньги в офшорах, – и подмигнул Насте, которая в этот момент посмотрела на него немного удивленно.

– Итак! – Громко и торжественно, как театре, произнесла Лена, распахнув дверцы кухонного шкафчика, служившего ей баром, – Мартини?

Настя чуть сморщила носик:

– Надоело, раз у нашего гостя есть с собой водка, может поделаем каких-нибудь коктейлей?

– Ну, почему бы и нет, – поддержала ее подруга.

– А я с вашего позволения, буду пить чистую.

– Мы можем взять у вас водку для коктейлей, а вам взамен предложить виски? – Уточнила Лена, перебирая бутылки, которые в беспорядке стояли на полочке.

– Так вы что, всю бутылку выпьете? Давайте начнем все с водки, а дальше видно будет.

Настя подошла к подруге, и они стали выбирать, что из имеющегося подойдет для экспериментов, а Олег Григорьевич опять стал разглядывать квартиру. Его впечатлила большая кухня, совмещенная с гостиной, с островом и барными стульями, на один из которых он сел, отдельно стоящим обеденным столом, диваном и достаточно большими проходами между мебелью. Чем же она таким зарабатывает, или без мужчин тут все-таки не обходится? И так спокойно позвать домой незнакомого мужика. «Проститутки!» – озарило Олега Григорьевича. Ну что ж, деньги, слава Богу, есть! И от этих умозаключений все стало ясно, и он почувствовал себя совершенно уверенно и спокойно, все тело его, которое было зажато от непривычности ситуации и непонимания контекста, расслабилось теперь. Он попытался откинуться на спинку барного стула, но для него она оказалась слишком маленькой, и тогда он немного согнулся в бок, оперевшись локтем на столешницу острова, и лицо его стало довольным, глаза прищурились, он стал говорить совсем непринужденно, по-домашнему:

– Так вы что и вправду ведьмы? – и безадресно подмигнул.

Девушки, расставлявшие в этот момент стаканы, снова прыснули смехом. Все расслабились и вечер теперь действительно заобещал приятное. Лена загадочно приподняла брови:

– А то! Вот сейчас подмешаем вам приворотное зелье в водку, и будете вы иссыхать от любви по обеим.

И все засмеялись.

– А что входит в состав этого зелья? Не хотелось бы чего-нибудь отвратительного, – и он поморщился.

– Только все самое натуральное, без ГМО, – пошутила Настя, и все снова засмеялись.

Она уже начала разливать водку в рюмку для Олега Григорьевича и в длинные стаканы для них с Леной, а сама Лена, держа в одной руке Мартини, а в другой неопознанный Олегом Григорьевичем ликер, наливала следом за подругой напитки в женские стаканы, создавая коктейль. Когда было готово, они все втроем подняли свои напитки и чокнулись за знакомство.

– Так как же гадание?

– Точно! – Просияла Лена, – Сейчас мы все про вас узнаем, и все вам расскажем!

И она побежала к комоду, стоявшему у стены около дивана, поперебирала что-то внимательно и серьезно, наконец достала нужную ей расписную колоду карт и, держа ее торжественно на вытянутой вверх руке, пошла обратно к кухонному острову. Надя тоже заметно воодушевилась:

– Мы вообще-то хотели духов вызывать, но это даже интересней. Мы ж вас впервые видим. Весело будет! – И буквально потерла руки в предвкушении.

Олег Григорьевич конечно же не отнесся к этому всерьез, а скорее воспринял как игры маленьких детей: глупо, но путь тешутся, чтоб не скучали. А на лице постарался изобразить заинтересованность, даже попытался взять принесенную Леной колоду в руки, но та не дала, вовремя одернула, предупредив касание.

– Нет, нет, трогать только я могу. Я владелица, другим нельзя.

– А что случится? – Улыбался до ушей Олег Григорьевич.

А Лена как-то ледяно посмотрела на него, отчего его пронял секундный страх, но потом резко смягчилась и разулыбалась:

– Темные силы накажут, – и погрозила пальчиком, как малышу.

– Нет, только не это, – с деланым испугом он поднял руки вверх, как будто сдавался.

Лена улыбнулась и начала тасовать карты.

– С чего начнем? – Каким-то уже профессиональным тоном спросила она, и посмотрела на Олега Григорьевича. Он промолчал, пожав плечами. – Тогда начнем с самого начала, с пренатального периода!

От серьезного тона, которым говорилось о таких глупостях, он засмеялся, но решил подыграть:

– Интересно, интересно. Какой, говорите, период?

– Пренатальный, – повторила терпеливо Лена.