Тик-Ток проклятий. #УрокиТьмы. Книга 3

Наталья Габитова

#УрокиТьмы

Глава 1 – Новый онлайн-класс

Ну класс, снова началось. Ещё один школьный «апдейт века», который обещает «улучшить учебный процесс», а по факту – заставит мой комп плакать пикселями.

Я устроилась в кресле поудобнее, поджав под себя ногу, и уставилась на монитор так, будто могла взглядом ускорить загрузку. «Эврика-Стрим» – новая образовательная система, от которой уже на старте веяло кринжом. Логотип висел на кислотно-синем фоне, цвета такие яркие, что глаза чесались. По экрану плавали геометрические фигуры. Видимо, они должны символизировать знание… но выглядели больше, как тетрис, который ударили веником.

– Давай, родная, грузись, – пробормотала я и постучала пальцами по столу.

В классовом чате тем временем творился угар. Милана вбросила гифку с горящим мусорным баком и подписью: «Наш новый дом». В ответ полетели эмодзи, короткие «жиза» и «ЛМАО». Вообще неудивительно – нас же сюда перевели по приказу сверху. «Система эффективнее», ага. Мне бы кто эффективно объяснил, почему каждую четверть нас пересаживают на новую платформу, будто тестируют на нам бета-версии.

Полоска загрузки дёрнулась, помедлила… и наконец дошла до конца.

«Добро пожаловать, Алиса Волкова. 8 «Б» класс».

Появился интерфейс – слишком чистый, будто из рекламы для айтишников. Белый фон, аккуратные кнопки, пустота между блоками. Никакой анимации, никакой души. Иконка расписания, список предметов и в правом углу – аватарка профиля, которая мигнула один раз, будто приветствуя. У меня даже мурашки пробежали по рукам. Я наклонилась к столу, ловя мышку. Хотела глянуть расписание – завтра русский, матеша, литра. Ничего странного.

Но не успела навести курсор, как он… застыл.

Просто замер.

Я потрясла мышку. Курсор чуть дёрнулся, но не послушался. Вместо того чтобы поехать к иконке расписания, он медленно пополз вверх, в угол, туда, где висел профиль.

– Не тупи, – сказала я вслух. – Я же тебя не трогаю.

Лаг? Мышка? Пыль?

Я перевернула её, подула в сенсор. Классика: дуешь – и будто чинится. Вернула на коврик.

Но в тот момент краем глаза заметила… дёргание. Не курсора. А пикселей вокруг моей аватарки. Фон в углу экрана будто вздулся и слегка дрожал, как будто его трогали изнутри.

Я пригляделась.

На долю секунды – реально меньше хлопка – моё фото инвертировалось и меня будто ударило током. На миг перед глазами вспыхнула та же рябь, что была в Нэт-Сфере – когда мы стояли на балке, а стены сжимались, будто собирались проглотить нас. Тот цифровой хруст, как когда код рвётся на куски. И тень за спиной Миланы – пиксельная, дрожащая, точно такая же, как вокруг моей аватарки сейчас. Я моргнула – флеш исчез, но тело уже всё вспомнило. Озоновый запах, тяжесть в плечах, ватные ноги. Ничего не изменилось. Оно просто нашло новый экран. Мой же портрет, но цвета сдвинулись: кожа стала синеватой, глаза – белыми, пустыми. Прямо как негативное фото, только мерзкое. А потом картинка вернулась обратно, будто ничего не было.

У меня внутри что-то неприятно сжалось. Появилась сухость во рту. Я сглотнула, но ком в горле не пропал.

– Это видеокарта чудит, – пробормотала я так, будто надеялась убедить кого-то. Себя? Комп? – Перегрелась, наверное.

Но глубоко внутри я уже понимала: это не железо.

Этот лёгкий запах озона в воздухе, едва уловимый – как перед грозой.

Электрическая тяжесть, оседающая на плечах.

И тихий, почти интуитивный зуд в затылке, будто кто-то следил.

Я уже видела такое – не прямо то же, но похоже.

Тени глитчей, которые проступают, когда система ведёт себя… не как система.

Снова попыталась закрыть окно: Alt+F4 – ноль реакции. Ctrl+Alt+Delete – экран даже не моргнул. Всё выглядело так, будто комп стал глухим.

И курсор снова рванулся. Резко. Дико. Он отскакивал, как заглючившая муха, оставляя за собой рваные следы, будто царапины на стекле. Я попыталась перехватить контроль, но стрелка только ускорилась.

В какой-то момент она будто замерла рядом с моей аватаркой, ткнулась в неё… и экран чуть дрогнул.

Я почувствовала, как колени стали ватными. Пальцы на мышке вспотели.

– Серьёзно? Только не сейчас…

Я нажала кнопку питания на мониторе.

Ничего.

Ещё раз – тихо щёлкнула пластмасса, но изображение даже не помутнело.

И в этот момент… наушники, висящие у меня на шее, ожили.

Сначала – просто треск, будто кто-то перетирал алюминиевую фольгу.

Потом шум стал ритмичным, как сердцебиение, но металлическое.

Я хотела сорвать наушники, но пальцы не слушались. Они были холодными и дрожали так, будто я держала в руках лёд.

И сквозь треск прорезался голос.

Собранный из чужих фраз, чужих обрывков.

Словно кто-то нарезал звук из старых роликов и склеил в новое слово.

…А-ли-са…

У меня в животе всё упало.

Мир будто стал мягким, ватным.

Я вдохнула – но воздух не вошёл глубоко.

Нет. Это не просто глюк.

Я резко оттолкнулась от стола – кресло отъехало с грохотом.

Экран пошёл рябью, как старый телевизор.

И буквы в расписании потекли.

НЕ исчезли, а именно потекли – вниз, оставляя следы, как мокрая гуашевая краска.

Список одноклассников мигал: имена менялись местами, цвета инвертировались, будто кто-то листал варианты наподобие «рандомизатора».

…Вижу тебя…

Шёпот стал отчётливее.

Мне пришлось сглотнуть, но горло сжалось так плотно, что казалось, я проглатываю камень.

В плечах появилась странная ломота, будто кто-то давил сверху ладонями.

Я оглянулась на камеру. Она была заклеена чёрным скотчем.

Я сама её заклеила.

Я помню.

Но ощущение было таким, будто на меня смотрели прямо через скотч.

– Ты кто? – выдохнула я почти шёпотом.

Ответа не последовало.

Курсор внезапно перестал метаться. Он замер строго по центру экрана.

Пиксели вокруг медленно сгустились и начали пульсировать.

Сначала это было похоже на пятно.

Потом на тёмный клубок.

Я почувствовала, как дрожь проходит по ногам.

Инстинкт блогера внутри кричал:

«Снимай! Это же контент! Контент года!».

Но другой инстинкт – громче:

«Выключай. Беги. Немедленно».

Я полезла под стол, нашарила «пилот». Пальцы дрожали, пластиковая поверхность казалась скользкой. Но я нащупала кнопку.

Щелчок.

Монитор погас.

Мгновенно.

Будто его выдернули из сети.

Комната стала тихой.

Но не обычной тишиной – той, где слышно холодильник и шаги соседей.

Это была плотная, звенящая тишина.

Я сидела на полу, обхватив колени, и смотрела на чёрный экран.

И в отражении – в глубине матрицы – мне почудился слабый, еле заметный силуэт.

Я моргнула – силуэт исчез.

Но осадок остался.

Липкий.

Это не лаг.

Не баг.

Не шутка.

Система смотрела.

И она знала моё имя.

Я вдохнула – и сразу почувствовала, как лёгкие будто сжались. Ком в горле отступил, но не ушёл до конца.

Я медленно поднялась, включила настольную лампу – жёлтый свет залил комнату, и от этого стало хоть немного теплее. Комната выглядела обычной: плакаты с играми на стене, стопка тетрадей, мятая толстовка, сваленная в кресло. Всё привычное. Всё нормальное.

И только монитор, чёрный и гладкий, казался чужим. Слишком чужим.

Я подошла к столу. Буквально по миллиметру. Пальцы дрожали – не от страха даже, а от какого-то тупого, животного напряжения. Я положила ладонь на стол, чтобы стабилизироваться, и только тогда заметила…

Пыль вокруг монитора легла странным узором. Не ровной полосой, не хаотично – а будто что-то недавно двигалось прямо возле экрана. Как если бы по поверхности прошёл лёгкий электрический разряд.

Я провела ладонью по воздуху. Озоновый запах никуда не делся.

Тело реагировало быстрее мозга: плечи ломило, как после долгого стресса; ноги всё ещё были ватными; а затылок тянуло неприятной тяжестью – как будто там сидело что-то мелкое, невидимое.

Я потянулась к кнопке питания системника. Пауза. Нажала.

Блок питания загудел.

Монитор вспыхнул. Я задержала дыхание, будто перед прыжком в воду.

Логотип «Эврики» снова высветился – мягко, чисто, без ряби.

Никакой аномалии. Никаких искажений.

Просто загрузка.

«Добро пожаловать, Алиса Волкова».

Снова.

Но что-то было не так. Интерфейс стал слишком… ровным. Слишком симметричным. Будто кто-то подправил линии, оттенки, аккуратность – до неестественного состояния.

А чат класса замолчал. Хотя секунду назад там был спам.

Причём замолчал идеально: последнее сообщение Миланы исчезло. Как будто его стерли.

Я открыла панель личных сообщений. Пусто. Даже история очищена.

Сердце ускорилось.

– Эврика, не беси меня… – прошептала я.

Но в глубине экрана, в пиксельной текстуре, что-то едва заметно дрогнуло. Нечёткий квадрат, похожий на тень. Не там, где должен быть интерфейс. А как будто под ним.

Я подалась назад.

И сразу – треск в наушниках. На этот раз короткий, словно кто-то пытался пробиться через шум.

Я сорвала их и кинула на стол.

Треск прекратился. Комната на секунду стала слишком тихой.

Я перевела дыхание. Села. Прокатала стул ближе. Включила запись экрана – рефлекторно, как блогер: «Если что-то случится – у меня будут пруфы».

Часть меня всё ещё надеялась, что это странный баг. Жёсткий, криповый, но баг.

Я подвинула мышку.

Курсор двигался нормально. Плавно.

Я перешла на вкладку расписания – никаких артефактов. Открыла предметы – всё чисто.

Мне стало чуть легче. Не сильно, но… хотя бы физически перестало давить на грудь.

Я закрыла глаза на секунду. Вдох. Выдох.

Может, перегрузилась. Уроки, контрольные, блог, монтаж, дедлайны – всё кучей. Мозг мог и глюкануть.

Я уже почти убедила себя, что всё норм, когда…

Курсор едва заметно дрогнул. И медленно, словно нехотя, пополз к моему профилю.

Опять.

– Нет, – сказала я твёрдо, – не сегодня.

Но курсор не слушался.

Он двигался медленно, будто тянулся. Будто выбирал момент.

Пульс у меня рванулся вверх. Ладони вспотели.

И когда стрелка почти коснулась иконки профиля…

Экран мигнул.

Раз. Два.

И из глубины, из тёмного фона интерфейса, будто проступил силуэт. Еле видимый. Сложенный из пикселей, словно из пыли. Он был статичным, но от него шёл холод, как от открытого холодильника.

Я отпрянула, зацепив ногой стул.

Силуэт исчез.

Секунду назад – он был. Секунду спустя – пустота.

Но я знала: он увидел меня. И уже не забыл.

В наушниках, лежащих на столе, коротко щёлкнуло.

Я выдохнула, дрожа.

– Отлично. Просто прекрасно, – пробормотала я, закрыв лицо ладонями.

На экране интерфейс плавно вернулся к нормальному состоянию, будто ничего не происходило. И только одно маленькое изменение подсказало мне, что я не сошла с ума:

В правом нижнем углу, у индикатора сети, появилась иконка, которой раньше не было.

Крошечный глаз. Пиксельный. Бледно-серый.

Я навела курсор – иконка исчезла.

Словно смеялась надо мной.

И я поняла главное: это не был обычный лаг. Это не бак. Не «школьный сервер тупит». Нет.

Система наблюдала.

И она ждала.

Глава 2 – Первые жертвы

Первым «посыпался» Пашка Соколов.

До этого момента я ещё пыталась убеждать себя, что эти глитчи – просто дерганая «Эврика», сырая как тесто. У нас сейчас полшколы в таком состоянии. Директор вчера даже родительское собрание проводил – онлайн, конечно.

Он потел, поправлял очки и повторял фразу, которую явно заставили выучить:

«Мы – пилотная площадка проекта «Школа Будущего». Смешанное обучение. Цифровизация. Лидеры региона».

На практике это означало:

две смены отменили;

половину кабинетов закрыли «на ремонт»;

детей раскидали по домам, чтобы снизить нагрузку на здание;

а нас превратили в бета-тестеров.

Официальная версия: «эксперимент по улучшению качества образования».

Неофициальная: «денег на школу нет».

Смешно, если бы не было так тоскливо. Интернет в школе падает каждые полчаса. Оборудование завезли новое, но хлипкое. Учителя ходят с кругами под глазами и злостью в голосе – будто их тоже тестируют, но не говорят об этом.

Так что алгебру мы слушали из дома, каждый через свой микрофон, как будто плавали в аквариуме.

Марьяна Ивановна, наша математичка, вещала через вебку, и голос её постоянно прерывался металлическим скрежетом. Казалось, она говорит из кастрюли. Качество связи в «Эврике» было дно. На экране висела сетка из двадцати пяти квадратиков с нашими лицами. Большинство сидело с выключенными камерами или поставило заглушки-аватарки, но учительница требовала «визуального контакта».

– Соколов, к доске… то есть, включай микрофон, – голос Марьяны Ивановны квакнул, будто застрял где-то между цифрой и паузой. – Решай уравнение под номером три. Это же для тебя изи, ты у нас олимпиадник.

Пашкин квадратик увеличился, заняв центр экрана.

Он моргнул.

Выглядел растерянным, как будто его разбудили посреди ночи.

Обычно Пашка любил такие моменты. Щёлкал задачки в уме, даже ручку не доставал. У него было лицо человека, которому математика проще дыхания. Но сейчас он сидел неподвижно, как будто кто-то поставил его на паузу.

Он поправил очки, открыл рот… и замолчал.

– Ну? – поторопила учительница.

Я машинально приблизила лицо к экрану. Картинка Пашки начала «плыть». Не как при плохом интернете, когда изображение распадается на крупные кубики. Нет.

Пиксели вокруг его головы задрожали, словно рой мошкары. Они шевелились, перекатываясь по воздуху волнами. Цвет менялся: с телесного – на ядовито-зелёный, потом на фиолетовый, как будто кто-то сдвигал цветовые каналы вручную.

– Я… – Пашка моргнул. В его глазах блеснул чистый, неподдельный ужас. – Я не помню.

– Что ты не помнишь? Формулу дискриминанта? – удивилась Марьяна.

– Я не помню, что значат эти цифры, – тихо сказал он.

В животе всё провалилось.

Во рту мгновенно пересохло, язык прилип к нёбу. Я потянулась к стакану с водой, но рука дрожала так сильно, что я чуть не опрокинула клавиатуру. Кожа на пальцах стала ледяной, как будто кто-то сжал их холодными пластмассовыми пальцами.

В наушниках снова зашелестело.

Тот самый звук.

Тот, что вчера. Только теперь – глубже. Сытый.

Сквозь помехи пробился знакомый, мерзкий шёпот – собранный из чужих обрывков фраз, будто кто-то резал голосовые сообщения и склеивал обратно:

…Стёрто… Пусто… Ошибка 404…

Меня обдало холодом, как будто кто-то открыл окно посреди зимы.

Лицо Пашки на экране на мгновение исказилось – рот растянулся в неестественно широкой гримасе, глаза съехали на лоб. Это длилось долю секунды, меньше моргания. Никто, кроме меня, кажется, не заметил – в чате была тишина, полная, вязкая.

Только учительница выдохнула:

– Соколов, хватит придуриваться. Садись, два. Я думала, ты серьёзнее.

Пашка отключился мгновенно. Его аватарка стала серой – безликой, пустой.

И почему-то казалось, что пустота смотрит прямо на меня.

Но это было только начало.

На перемене я зашла в соцсети, пытаясь отвлечься. Пальцы дрожали, телефон несколько раз выскальзывал из рук.

Лента пестрела новыми видео – танцы, мемы, челленджи. Всё, как всегда.

Но рекомендациями выскочил «тик-ток» от нашей Лизы.

Лиза – самая гибкая девочка в параллели.

Она занималась танцами с четырёх лет. Делала связки, от которых у меня колени болели просто от взгляда.

Видео было загружено десять минут назад.

Подпись:

«Что со мной не так???»

Сердце ёкнуло.

Я нажала плей.

Лиза стоит в своей комнате.

Звучит бит, обычный трендовый звук.

Она делает первое движение… и вдруг застывает, как будто кто-то нажал «пауза».

Потом тело дёргается – резко, не по-людски. Как у сломанной механической куклы, которой пытаются заставить двигаться через силу.

Лиза пытается сделать шаг, но ноги заплетаются. Она падает на ковёр.

Не смешно.

Не неуклюже.

А так, будто мозг и тело перестали общаться.

В её глазах – паника.

Настоящая.

Та, от которой в горле у меня сразу встал ком.

Она смотрит на свои руки, будто видит их впервые. Пальцы дрожат, потом замирают, как будто мышечная память стёрлась нажатием клавиши.

А вокруг её силуэта – та же едва заметная аура из битых пикселей.

Эти пиксели не были «шумом камеры».

Они двигались, как рой мелких насекомых под кожей изображения.

…Забыла… Разучилась… Не твоё… – прошипело у меня в ушах.

Я сорвала наушники и швырнула их на стол. Пульс стучал где-то в висках.

Грудь давило так, что хотелось кашлять.

Ноги стали ватными, как после долгого бега.

Это не лаги.

И это не совпадение.

«Система» не просто наблюдает.

Она жрёт.

Она забирает то, что мы умеем лучше всего.

Пашка потерял математику.

Лиза – координацию и мышцы, которые она тренирует годами.

Следующей стала Катя. Та самая Катя, которая помнила всех: имена, дни рождения, даже кто с кем сидел в садике. Её память была живой энциклопедией нашего класса.

На истории мы должны были работать в группах. «Эврика» рандомно распределила нас по виртуальным комнатам. Моя группа: я, Милана и Катя.

Катин квадратик был включён. Она смотрела прямо в камеру, но взгляд её был пустым и скользящим, будто она пыталась разглядеть что-то сквозь туман.

– Ну что, начинаем? – бодро сказала Милана. – Кать, ты же у нас главный организатор, распределяй, кто что ищет.

Катя медленно перевела взгляд на иконку Миланы. Её лицо, обычно живое и выразительное, стало маской недоумения.

– Я… – она замолчала, прищурилась. – Извини, а ты кто?

В воздухе повисла неловкая пауза. Милана фыркнула.

– Очень смешно, Кать. Хватит прикалываться, времени мало.

Но Катя не смеялась. Она смотрела на меня, и в её глазах читался настоящий, животный страх.

– Алиса? – тихо спросила она. – Это ты? А… а кто это с нами?

У меня внутри всё похолодело. Это был не розыгрыш. Она действительно не узнавала Милану.

Я посмотрела на Катин видеопоток. И увидела то, чего не видела остальные. Вокруг лиц Миланы и моей в её интерфейсе плясали те самые битые пиксели. Они накладывались на наши изображения, искажая их, делая чужими и безликими. Система будто подменяла реальные лица пустыми, чужими масками. Для Кати мы перестали быть собой.

– Катя, это Милана, – тихо сказала я, чувствуя, как ком подступает к горлу. – Наша одноклассница. Мы с первого класса вместе.

Она покачала головой, её пальцы судорожно сжали край стола.

– Не помню… Я никого не помню. Вы все как будто… чужие.

В наушниках, лежавших на столе, прошипел тот самый голос, насмешливый и сытый:

…Одинока… Ничьих лиц… Пустота…

Я резко вышла из конференции. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. Пашка, Лиза, теперь Катя… Эхо пожирало их по кусочкам, выедая самую их суть.

Я сохранила кадр с перекошенным лицом Пашки – успела сделать скрин на уроке на чистом рефлексе, будто кто-то другой на секунду управлял моей рукой. Папка «Изображения» пополнилась уродливым сувениром из того, что раньше было умом моего одноклассника. Файл я назвала «Соколов_глитч_1». Холодная, безличная констатация факта, как в протоколе о несчастном случае.

Потом взялась за видео Лизы. Пока она, краснея от стыда и непонимания, не удалила его в попытке стереть доказательства своего позора. Скачивание шло мучительно медленно. Полоска загрузки ползла, будто увязая в смоле. Каждый процент давался с скрипом, и мне чудилось, что это не просто плохое соединение, а что-то физически мешает данным перетечь с сервера на мой жесткий диск. Когда процесс наконец завершился, я переименовала файл в «Лиза_танец_потеря_навыка». Звучало как диагноз.

Тогда же я сохранила и Катин случай. Пока наша виртуальная комната висела в немой паузе, а Милана в недоумении бормотала: «Кать, да ты что, это же я!», – мой указательный палец уже рефлекторно ударил по клавише Print Screen. Не один раз, а несколько, с интервалом в секунду, словно я снимала стоп-кадры с катастрофы, которая разворачивалась в режиме реального времени. Потом зашла в папку «Видеозаписи» – в настройках «Эврики» стояла галочка «автоматически записывать групповые сессии». Наш трёхминутный позор висел там безобидным mp4-файлом с названием «История_группа_3». Я переименовала его в «Катя_распад_памяти», прежде чем перетащить в свою коллекцию улик. В голове мерно стучало: «Социальные связи. Когнитивная карта. Эхо бьёт по памяти, но не учебной, а эмоциональной. Оно стирает лица. Оно стирает привязанности».

Это было даже не страшно. Это было… глобально. Пашка потерял логику, Лиза – мышечную память, а Катя – саму ткань, связывающую её с другими людьми. Она смотрела на нас и не видела нас. Видела пустые, подставные маски, словно Эхо в реальном времени подменяло пиксели, из которых складывались наши лица, на чужие, случайные текстуры. Оно не просто крало знания – оно крало смыслы.

Я открыла папку ЭХО_ПРУФЫ. Теперь в ней лежало три файла, три цифровых надгробия:

Соколов_глитч_1.png

Лиза_танец_потеря_навыка.mp4

Катя_распад_памяти.mp4

Я прокликивала их по очереди, и с каждым щелчком мыши по ярлыку по моей спине пробегал холодный ток. Я собирала коллекцию уродств, каталогизировала безумие. Эта папка была больше, чем просто доказательством. Она была картой болезни, и болезнь эта называлась «Эхо».

И система, похоже, это поняла.

В тот момент, когда я закрыла папку, пиксели на моём рабочем столе вокруг иконки ЭХО_ПРУФЫ снова вздрогнули и вспыхнули коротким, но ядовито-алым импульсом. На сей раз это было не просто свечение. Это было похоже на судорогу. Края иконки на мгновение исказились, поплыли, будто её пытались стереть ластиком, но не смогли. А в наушниках, лежащих на столе, раздался короткий, сухой щелчок, словно кто-то с силой разомкнул контакты прямо у меня в ухе.

Сообщение было прочитано. И ответ не заставил себя ждать. Оно видело мой архив. Оно знало, что я собираю улики. И теперь мы обе стороны знали, что игра началась по-настоящему.

Глава 3 – Артём подключается

Мне нужен был «технарь». Не просто тот, кто умеет переустановить Windows или собрать игровой компьютер. Мне был нужен скептик. Циник. Тот, кто видит за красивой анимацией – кривую вёрстку, а за громкими лозунгами – пустой код. Тот, кто посмотрит на мои скрины и моё бледное лицо и скажет: «Лиса, ты перегрелась на дистанционке, выпей ромашки и иди поспи». И тот, кто, несмотря на всё это, сможет залезть этой проклятой системе «под капот» и посмотреть, какие именно черви там копошатся.

Таким человеком был Артём. Мы с ним когда-то вместе пытались взломать школьный фильтр, чтобы поиграть в браузерные игры, и он за полчаса нашёл лазейку, о которой наши IT-админы не знали и годами.

Я набрала его в MAXе. Гудки шли бесконечно долго, каждый звук отдавался у меня в висках пульсирующей, тупой болью. Я сидела, уставившись в тёмный экран монитора, в котором отражалось моё перекошенное лицо. Плечи давило так, будто на них сидел невидимый пассажир килограммов под пятьдесят, вцепившись холодными пальцами мне в трапеции. Я поёжилась и попыталась стряхнуть это ощущение, с силой потерев шею, но тяжесть никуда не ушла.

Наконец, на том конце провода щёлкнуло.

– Алло? – голос Артёма звучал сонно, пропитанный фоновым гулом его кулера и тихой музыкой из наушников. – Лиса, ты время видела? Глухая ночь. Я рейд планировал через час, качаться надо…

– Тёма, к чёрту твой рейд, – я чуть не сорвалась на крик, но с силой выдавила из себя шёпот, чтобы не разбудить родителей. – Мне нужно, чтобы ты чекнул кое-какой код. Срочно. Прямо сейчас. Я сейчас расшарю экран.

На той стороне наступила пауза. Я слышала, как он переворачивается в кресле.

– Какой код? – в его голосе сквозь сонливость пробилось раздражение. – Ты опять свой блог или тот дурацкий монтаж сломала? CSS поехал? Я тебе сто раз говорил, не лезь в стили, если не уверена…

– Если бы! – я перебила его, чувствуя, как по спине бегут мурашки. – Это не блог. Смотри. Это «Эврика».

Я запустила демонстрацию экрана. Обычный интерфейс платформы замер перед нами. И тут случилось нечто странное. Курсор, который ещё минуту назад дёргался и ползал сам по себе, словно почувствовав чужое, стороннее присутствие, вдруг замер. Повёл себя на удивление смирно. Затаился. Как хищник, заслышавший шаги более крупного зверя.

– Ну, – раздался в наушниках голос Артёма, – убогий интерфейс. Двадцать лет назад так не делали даже. Вёрстка поехала, отступы кривые. Кнопки пляшут. И что? Обычный кринж от школы, ты же знаешь, на чём они экономят.