Сломанная святая

Иветта Харт

Сломанная святая

Я носила маску святой так долго,

что забыла: под ней – женщина, которая жаждет греха.

⁀➷Глава 1

Лиссабон в этот вечер дышал, как живой организм: глубоко, с солью на губах и ароматом жасмина, который, казалось, просачивался сквозь поры старых домов, напоминая о последних днях лета. Я сидела на террасе Миры, босиком, с бокалом белого вина в руке. Вода реки Тежу переливалась под светом фонарей, создавая причудливые узоры, словно кто-то пытался заглянуть в своё будущее, но отражение в воде было размытым, неясным.

Подруга на удивление была тихой с момента моего прихода. Долго молчала. Слишком долго для той, кто всегда была первой, кто не боялся говорить, кто жил в ритме огня. Она сидела, обхватив колени руками, словно вернулась в детство, когда боялась грозы. Но теперь ей было не двенадцать, а двадцать четыре, и страх был явно не от мнимых раскатов грома.

– Я хожу в клуб, – наконец произнесла она, не поднимая глаз от пышных кустов розовых олеандр, что цветут у нее вокруг маленького домика. Её голос звучал тихо, не совсем уверенно, но с таким облегчением в конце, будто она сбросила со своих плеч тяжелые сумки с арбузами с рынка.

Я оторвала взгляд от гипнотизирующей реки, не совсем понимая услышанное.

– Какой ещё клуб?

Она сделала глубокий глоток красного сухого вина. Слишком большой, будто пыталась заглотить не только напиток, но и слова, которые не смогла удержать.

– Ну… – Судорожный вдох-выдох. – Эротический… – почти прошептала она, а щеки заметно порозовели не то от сказанного, не то от повышенного градуса в крови. А после она протороторила на одном дыхании: – Закрытый. Называется «ERIS». Там… всё иначе. Не как в жизни. Понимаешь? Там не нужно играть роль. Не нужно притворяться хорошей, ведь так правильно…

Мои пальцы сжали бокал так резко, что хрусталь звякнул, как предупреждение. Холод стекла не смог заглушить жар, подступивший к горлу – сухой, металлический, как страх из прошлого.

– Ты имеешь в виду… секс-клуб? – решила уточнить я, ведь не может она быть настолько уж безрассудной.

– Нет! – вырвалось у нее как оправдание. – Не просто секс! Там что-то вроде игры. Только глубже. Ты отдаёшь контроль. И в этом твоя свобода. – Она добавила с придыханием, будто грезила не одну ночь: – Там такой владелец, что я готова…

Видимо, я поставила бокал на стеклянный столик чересчур вспыльчиво. Вино плеснуло через край, оставив на камне тёмный след.

– Мира, ты не в своём уме! – выпалила я. – Какой еще владелец? Притона?! Это не свобода! Это саморазрушение! Ты же умная… Талантливая… Зачем тебе это? Неужели нет достойного парня для тебя в реальном мире?

Она посмотрела на меня. В её глазах больше не было стыда. Только усталость. Алкоголь. И что-то ещё – острое, почти вызывающее, как искра перед взрывом.

– Ты не понимаешь, – тихо сказала она. – Это шанс найти себя. Найти то, что скрыто глубоко внутри. Я устала быть хорошей девочкой, от которой ждут лишь то, что устаканилось в нашем старомодном мире. Устала от правил и ограничений. Здесь я могу быть кем угодно. Могу делать что угодно. И да, это моя свобода.

Я смотрела на неё, пытаясь найти слова, чтобы переубедить. Но знала, что это бесполезно. Она уже сделала свой выбор. И плевать она хотела, если он утащит ее в бездну.

– А ты всё ещё святая в душе, Алиса? – выплюнула она эти слова точно прокисшее вино ее тётки.

Сердце грохотало в груди, будто пытаясь вырваться наружу. Но не от слов, а от осознания. Как бы я ни осуждала ее выбор, Мира была права…

Мне двадцать шесть лет. На счету три поцелуя. Один раз позволила прикоснуться к груди и тут же отстранилась, будто обожглась от омерзения. А потом сделала вид, что ничего не произошло, чтобы не задеть чьи-то чувства. Я строю интерьеры, где каждая деталь, от изгибов лестниц до текстуры обоев, воплощает гармонию и уют. Но в своей постели я остаюсь чужой, будто не принадлежу себе. Я не знаю, какого это – быть желанной, и как принимать это чувство как норму вещей. Как принимать себя, свое тело, свою сексуальность. В глубине души я всегда чувствовала себя фальшивой, когда пыталась следовать чьим-то ожиданиям. Я строю чужие миры, но, увы, не могу разобраться в своём.

И может быть, именно поэтому моя ненависть к тем, кто осмеливался быть желанным по-настоящему, была такой сильной. Я завидую их смелости, их способности жить так, как они хотят, не оглядываясь на прошлое или чужие мнения. Но, возможно, я также боюсь, что это когда-то сломает меня. Боюсь, что это изменит меня, или убьет, как мою мать.

– Не смей так говорить, – прошептала я, чувствуя, как голос дрожит, как натянутая струна, готовая вот-вот разорваться. – Ты знаешь, через что я прошла из-за матери. Из-за её вот этой вот «свободы» и «игр для души». Я не хочу стать такой же и закончить тем же: под холодным мрамором.

– Я не хочу быть такой, – передразнила меня Мира с горькой усмешкой, её глаза сверкнули вызовом. – А тебя хоть раз кто-то спрашивал, какой ты хочешь быть? Может, вся эта вселенная уже выбрала за тебя, как и твоя мать? Яблоко от яблони…

– Замолчи, – процедила я сквозь зубы, чувствуя, как внутри поднимается волна гнева.

– Ты боишься, – сказала она теперь почти без эмоций, опять уткнувшись в свой мини-сад. Но её слова пронзили, как удар ножа. – Не этого клуба. Не судьбы матери. Себя. Ведь ты привыкла к «правильной» до чертовой геометрии в твоих эскизах жизни. И любые перемены вызывают в тебе панический страх. Но разве это жизнь? Это клетка, причем даже не платиновая.

Я встала. Халат, небрежно наброшенный на плечи, соскользнул, обнажая тонкую ткань платья до щикотолок. Я не стала поправлять его. Пусть видит, что я не та, кем она меня считает. Я не позволю своим рукам дрожать, не позволю слезам слабости пролиться.

– Если думаешь, что этот секс-клуб сделает тебя сильнее, ты ошибаешься, – произнесла я, стараясь, чтобы мой голос звучал как сталь, а не как сдавленный шепот. – Это сделает тебя уязвимой, открытой для использования. И обратного пути у тебя уже не будет. Тобой воспользуются и бросят, как игрушку, что разонравилась ребенку.

– А ты не такая? – её голос звучал с насмешкой, с ядовитым вызовом. – Ты не прячешься за своими принципами, как за стеной?

Я не ответила. Спорить было бесполезно. Проще достучаться до зависимого в наркологии, чем до нимфомана. Развернулась и пошла к двери, каждым шагом стараясь стереть её слова из памяти.

– Алиса, – её голос настиг меня в спину.

Я остановилась, но не обернулась. Все ее слова за этот вечер впитались в кожу, как яд. Желания смотреть на подругу больше не возникало.

– Хоть раз ты позволила себе хотеть чего-то, не спрашивая разрешения? Не думая о том, а что же скажут окружающие?

Сердце колотилось от злобы так, что я почувствовала, как оно бьётся в висках, в ушах, в каждой клетке моего тела. Я сжала кулаки, чтобы не выдать себя и не выпалить лишнего.

– Нет, – ответила я, почти выплюнув это слово. – И не позволю. Никогда.

Я вышла, оставив за спиной её наверняка насмешливый взгляд и свои разбитые мечты о лучшей подруге. Под ногами скрипели ступеньки террасы, а в ушах звучал только гул крови, заглушающий все остальные звуки.

Дома я приняла душ. Горячая вода обжигала кожу, но я не сбавляла напор. Мочалка терла тело, будто пыталась содрать с меня что-то невидимое – позор за мать, забытые желания, страх неизвестности.

Когда я вышла, в зеркале запотевшей ванной увидела своё отражение: мокрые черные волосы прилипли к шее, небольшая обнаженная грудь вздымалась от сбивчивого дыхания, и толпы непонятных мне мурашек поставили волоски дыбом по всему телу. Большие миндальные глаза цвета горького шоколада смотрели на меня с отвращением. К самой себе.

Я быстро завернулась в полотенце.

Но даже перед сном, лёжа в темноте, я ощущала негодующий взгляд Миры. И ещё чей-то. Чужой. Тяжёлый. Будто уже ждёт за дверью. Наверняка это была моя паранойя или необузданная жажда к «правильности».

Перевернувшись на бок, я прижала подушку к груди. И вдруг – глупая, стыдная мысль – захотелось, чтобы кто-то взял меня. Не спрашивая хоть раз. Просто – взял. Просто секс без обязательств. На одну ночь. Но это грязная мысль. Неприемлемая в нашем обществе. Особенно для той, кто держит все эмоции под строгим контролем. Незачем давать людям лишний повод ударить в слабое место.

Я отогнала это, как грязную муху. Но желание осталось. Тихо. Глубоко. Под кожей. Как семя. Как проклятие.

А потом – звук. Я раскрыла глаза будто и не спала вовсе. Тихий, но почти осязаемый. Мокрый, словно кто-то моет руки в моей ванной. Вода стучит по раковине, создавая гипнотический ритм. Этот звук проникает в каждую клетку моего тела, вызывая дрожь. Я замерла, парализованная страхом.

Сердце остановилось. Или, наоборот, забилось так быстро, что заглушило все остальные звуки: шум вентилятора над головой, мерное тиканье часов в углу, моё уже нервное дыхание. Этот плеск воды был вполне реальным. Хотя я должна быть одна. Но этот звук… Он был слишком громким, слишком настоящим.

Я попыталась убедить себя, что это всего лишь игра воображения. Возможно, я просто плохо спала и слышала какой-то шум за окном или из соседней квартиры. Но этот звук был слишком конкретным. И конкретно из моей ванной комнаты.

Я села на край кровати, сжимая простыню так крепко, что пальцы наверняка побелели. Ладони вспотели, и я чувствовала, как холодный пот стекает по спине. На часах – 06:17 утра. Серый рассвет только начал царапать края окна, как слабый свет сквозь туман. Тишина обволакивала комнату, давящая и тревожная.

И вдруг я услышала это – шаг. Один. Твёрдый. Звучный. Звук шагов, приближающихся из ванной. Сердце забилось ещё быстрее. Я задержала дыхание, пытаясь не выдать себя. Шаги остановились у двери в мою комнату, и я почувствовала, как воздух вокруг стал ещё более тяжёлым.

Кто-то был там. Кто-то был в моей ванной. Кто-то, кого там не должно было быть.

Я схватила телефон, пальцы дрожали, но я не стала звонить, не сразу. Сначала посмотреть. Убедиться, что я не сошла с ума.

Босиком, в одном наспех накинутом белом халате, я выскользнула из спальни.

Дверь в ванную была приоткрыта. Там стоял мужчина.

Высокий, как скала. Его плечи были широкими, как у статуи, выточенной из тени. Спина была покрыта татуировками – чёрные узоры, переплетающиеся, как корни древнего дерева, словно его плоть была лишь оболочкой для чего-то глубокого и древнего. Рыжие волосы мокрые, прилипшие ко лбу, контрастировали с его мрачной аурой. Он вытирал руки моим полотенцем, висевшим на крючке у зеркала.

Он обернулся.

Его глаза – тёмно-зеленые, почти чёрные, без эмоций, без страха. Только странная уверенность. Уверенность, от которого по спине пробежал панический холодок.

– Кто вы?! – воскликнула я, голос дрожал, как у испуганного ребёнка.

Он не ответил, просто бросил полотенце на раковину и шагнул ко мне.

Я отступила, сердце колотилось, как бешеное.

– Уходите! Сейчас же! – крикнула я, но мой голос звучал слабо и неубедительно.

Но ему было все равно. Он прошёл мимо меня в сторону кухни, касаясь плечом. Лёгкое, почти невесомое прикосновение, показывающее полный эмоциональный штиль. Будто это не он в моем доме незванный гость, а я в его.

Парень остановился, посмотрел на меня, и в его глазах мелькнуло что-то странное, что-то, чего я не могла понять.

– Ты знаешь, – сказал он тихо, почти шёпотом. – Ты знаешь.

Я замерла, не в силах пошевелиться. На кухне уже сидел второй мужчина. Он спокойно пил кофе из моей кружки – той самой, с надписью «Good Vibes Only», которую Мира подарила мне на день рождения.

Он был немного моложе, чем первый, выглядел лет на двадцать пять всего, но от его присутствия веяло опасностью не меньше. Светлые волосы коротко подстрижены, линия челюсти – будто у античного воина. Длинные пальцы с тонкими шрамами. На запястье кожаный браслет с серебряной застёжкой, точно такая же, как печать того злосчастного клуба.

– Доброе утро, Алиса, – его голос звучал мягко, с лёгким акцентом, возможно, итальянским, а может, и французским. – Ты опоздаешь на работу, если не поторопишься.

– Кто вы такие?! Как вы сюда попали?! – мой голос дрожал, но я пыталась взять себя в руки.

Он сделал глоток кофе, не сводя с меня серых глаз.

– Считай нас своими учителями, – произнёс он спокойно, будто пьет не кофе, а ромашковый чай. Когда со стороны второго послышалось едва ли заметное «или мучителями», я поперхнулась недовольством. – С сегодняшнего дня.

– Это безумие! – выкрикнула, чувствуя, как страх все-таки сковывает горло. – Я вызываю полицию!

Он усмехнулся, его глаза блеснули в полумраке кухни.

– Попробуй, – сказал он, растягивая слова. – Но сначала загляни в ящик стола. Там твой контракт. Подписан. Заверен. С твоей биометрией.

В его словах было что-то зловещее, что-то, что заставило меня похолодеть. Я непонимающе бросилась к письменному столу в гостиной, не веря своим ушам. Распахнула верхний ящик, и моё сердце замерло.

Там, поверх моих чертежей и блокнотов, лежал чёрный конверт со знакомой печатью. Я дрожащими руками вытащила его и открыла. Внутри был документ. На первой странице было моё фото. Ниже – подпись, не моя, но очень похожая.

– Это невозможно… – прошептала я, не веря своим глазам.

– Возможно, – ответил он, появляясь в дверном проёме. – И это только начало.

Нет, нет, нет! Снова эта печать проклятого клуба!

Я задрожала, когда бегло прочитала текст, выделенный красным:

«Субъект согласен на программу: «Двойное погружение в себя».

Психологический профиль: подавленная сексуальность, демонстративное сопротивление как форма игры, глубокая потребность в принуждении для раскрытия истинного желания».

Метод аутентификации: трёхфакторная биометрия. (Сетчатка правого глаза; отпечаток указательного пальца правой руки; генетический материал выделен из фолликула волоса)

– Это подделка! – воскликнула я.

– Возможно, – ответил он, входя в гостиную с холодной, почти безразличной улыбкой. – Но клубу всё равно. Ты прошла верификацию. А это значит, что ты дала согласие.

– Я не давала! – выкрикнула я, пытаясь удержать контроль над собой. – Это всё ложь!

– Возможно, кто-то другой дал согласие за тебя, – спокойно произнёс он, пожав плечами и приближаясь ко мне с каждым шагом.

Моё сердце замерло, а потом рухнуло вниз, словно камень в бездну.

– Мира… Она не имела права! – выдавила я, чувствуя, как слёзы обиды подступают к глазам. – Я не давала никакого согласия! Вы не имеете права тут находиться! Убирайтесь!

– А ты имела право судить её? – Его голос был низким и угрожающим, а глаза – холодными, как лёд. – Или ты всегда такая самоуверенная, даже когда не знаешь всех обстоятельств?

Я отступила назад, прижимаясь спиной к стене. Моё дыхание сбилось, а в голове царил хаос. Я чувствовала, как страх сковывает меня изнутри, лишая возможности сопротивляться. Двое здоровых парней находятся в моем доме с моего разрешения, которого я не давала, с одной целью. И я ненавижу Миру за этот гнусный, унизительный поступок.

Тот, что помоложе, поднял руку, но не чтобы ударить. Просто провёл тыльной стороной ладони по моей щеке. Кожа тут же вспыхнула от стыда.

– Ты осудила её за то, что она позволила себе стать желанной, не так ли? Она решилась на важный шаг в своей судьбе, где выбрала свободу от правил. А теперь пришло твоё время.

– Нет…

– Ты будешь сопротивляться. Это часть игры. Мы знаем.

– Но это не игра!

– Для тебя – нет. Для нас – да.

– Но вы не обязаны этого делать! Пожалуйста! Я знаю зачем ходят туда, мне не нужно этого. Я… я никуда не буду жаловаться, только уйдите…

– Твоя работа рисовать красивые спальни, а наша показывать на что способны её хозяйки. Считай нас личными психологами уровня «VIP», – усмехнулся он. – Расскажи, Алиса, как давно у тебя были отношения?

В этот момент вошёл первый. Кай, кажется, назвал его второй парень в мимолетном разговоре. Он остановился позади меня. Я чувствовала его дыхание на затылке – тёплое, размеренное, как прилив.

– Она дрожит, – сказал он низко, почти шёпотом.

– Пусть дрожит, – ответил второй – Лукас вроде бы. – Скоро она будет дрожать по-другому.

Они не кричали. Не угрожали. Они просто были по обе стороны от меня.

Как непредвиденная стихия. Как… судьба матери, которую я обходила стороной все время после ее смерти семь лет назад.

– Я… Я ничего не подписывала… – прошептала я, подавляя всхлип.

– Ты подписала своей жизнью монахини, – сказал Лукас. – Своей ложью. Своими страхами. Своим прошлым.

Он взял меня за подбородок. Заставил смотреть в глаза.

– Сегодня ты узнаешь, кто ты на самом деле.

И тогда он поцеловал меня. Не как влюблённый. Не как насильник. Как тот, кто забирает то, что всегда принадлежало ему. Его губы были тёплыми. Упрямыми. Он не просил разрешения – он вторгался. Я попыталась отстраниться, но его рука уже обхватила мою талию, прижала к себе.

Сзади Кай положил ладонь на мою шею. Не сдавливал. Просто держал. Я почувствовала, как тело предает мои принципы. Губы разомкнулись и я впустила его.

Лукас глубоко вдохнул через нос, будто наслаждаясь моим поражением. Его язык скользнул внутрь, медленно, уверенно. Я сопротивлялась – но уже не всей душой. Только… половиной. Другая половина горела. Ведь сейчас происходило что-то невероятное. Неправильное. Запретное. И такое желаемое телом, что мозг начало заволакивать туманом эротического бреда.

Он отстранился.

– Видишь? – прошептал он. – Ты уже наша.

Потом всё пошло быстро. Словно по сценарию, который они выучили за пять минут.

Кай поднял меня на руки – легко, как пушинку – и понёс в спальню.

Я била кулаками в его грудь. Пыталась сделать хоть что-то, чтобы они все же прекратили насилие надо мной. Но считалось ли это насилием с моей подделанной подписью на их бумагах? Для клуба – совершенно точно нет. А вот я попала…

– Отпустите! Ну пожалуйста!

Он бросил меня на кровать. Голубые простыни взметнулись. Лукас вошёл следом, расстёгивая бордовую рубашку.

– Ты будешь кричать. Но не от боли.

Кай стоял у изножья, снимая белоснежную футболку. Его тело – рельефное, покрытое шрамами и татуировками, вызывало дрожь в мышцах. Они будто с небес сошли. Я догадывалась, что в этом котле разврата будут демоны, которым трудно отказать, но чтобы настолько…

Я все же попыталась встать. Лукас навалился на меня, прижав запястья к матрасу.

– Смотри на меня, – приказал он.

Я постыдно отвела глаза, но почувствовала, как его рука скользит по моей щеке, вниз, к шее. В этот момент страх и паника смешались с чем-то необъяснимым. Я ощутила, как внутри меня нарастает напряжение, и поняла, что не смогу долго сопротивляться, поэтому стоит сделать хоть что-то. Отвлечь хоть чем-то, чтобы попытаться сбежать. Но губы словно онемели, а мозг был в забвении от происходящего.

– Не надо… – прошептала я, чувствуя, как слёзы уже начинают течь по моим щекам.

– Надо, – Лукас ответил тихо, но уверенно.

В его голосе была сила, которую невозможно было ослушаться. Он продолжал удерживать меня, не давая пошевелиться.

– Сегодня ночью ты узнаешь, кто ты такая на самом деле, – сказал он, наклоняясь ближе.

Я закрыла глаза, пытаясь собраться с силами. Или просто постараться пережить это позорное поражение. Ведь когда-то же они отпустят меня и уйдут? В этот момент поняла, что моя жизнь уже никогда не будет прежней.

Я ощутила, как его рука скользнула вниз по моему телу, оставляя за собой огненный след. В голове пульсировала только одна мысль: «Этого не может быть». Но реальность была жестокой. Он продолжал удерживать меня, несмотря на мои попытки вырваться. Толку не было от слова совсем. Как от мыши перед огромным голодным котом.

Лукас коснулся пальцами моего подбородка, заставив повернуть лицо.

– Смотри. Или мы начнём без твоего взгляда. Тогда ты пропустишь самое важное.

Я посмотрела из страха. Его глаза горели. Не похотью, а властью.

– Ты хочешь этого, – сказал он. – Ты просто боишься признаться.

Его рука скользнула под мой халат. Я задохнулась от проворности пальцев. Ведь под халатом – только тонкие хлопковые трусы, и больше ничего.

Лукас замер на мгновение.

– Богиня в клетке, – цокнул парень языком.

Потом его пальцы сжали мою грудь.

Я вскрикнула. Не от боли, а от шока – от того, как быстро мой организм отреагировал. Сосок затвердел под его прикосновением, словно ждал этого касания годами.

– Да, – прохрипел он. – Вот оно.

Кай опустился на колени у кровати. Его пальцы впились в мои бёдра, раздвигая их. Я изо всех сил попыталась сжать ноги, но его рука твёрдо удержала меня за колено, не позволяя сдвинуться.

– Не надо… – выдохнула я снова, голос дрогнул.

– «Не надо» – это твоя старая жизнь, – впервые заговорил Кай. Его шёпот прокатился по коже, словно ледяные когти: низкий, хриплый, будто донёсшийся из самых глубин ада. – Сегодня ты родишься заново. Поверь, тебе понравится больше, если ты не будешь сопротивляться. Будь хорошей девочкой, не заставляй тебя наказывать в первый же день.

Его губы коснулись внутренней поверхности бедра – едва ощутимо, как прикосновение крыла ночной бабочки. Но от этого лёгкого касания по всему телу пробежала судорога. Лукас тем временем неторопливо расстегнул пояс своих брюк. Звук пряжки эхом отдался в тишине, будто отсчитывая последние мгновения моей привычной жизни.

– Мы не будем спешить, – произнёс он, и в его голосе звучала пугающая, почти ласковая уверенность. – Мы растянем это на часы. Пока ты не забудешь своё имя. Пока не останешься только здесь, только сейчас, только в этом моменте.

Палец Кая медленно скользнул под резинку трусиков, и я ахнула, чувствуя, как внутри всё сжимается в отчаянной попытке отстраниться – и одновременно прижаться ближе. Что, черт возьми, со мной такое?!

– Нет… – прошептала я, но голос прозвучал жалко, неубедительно, будто принадлежал кому‑то другому.

– Да, – твёрдо ответил он, и его палец наконец коснулся меня там.

Медленно. Мучительно медленно и почти невесомо. Он обводил круги вокруг моего клитора – набухшего, пульсирующего, предательски влажного не только от страха, но и от чего‑то ещё, чего я отчаянно пыталась не признавать.

Я выгнулась, пытаясь вырваться из этого наваждения, но тело уже не подчинялось мне, отзываясь на каждое мужское прикосновение.

– Остановись… – попыталась я снова, но слова прозвучали как мольба, а не приказ.

– Ты мокрая, – сказал Кай, и в его голосе прозвучало не торжество, а искреннее удивление, будто он сам не ожидал этого открытия. – Даже не пытайся врать себе.

В тот же миг Лукас наклонился и поцеловал меня в шею – мягко, почти нежно, но от этого прикосновения по коже пробежала новая волна дрожи. А Кай, не отрывая взгляда от моего лица, медленно ввёл два пальца внутрь, заставляя меня вскрикнуть и вцепиться пальцами в простыни.

Я закричала – громко, отчаянно, но не от боли.

От потрясения. От осознания, что никто и никогда не касался меня так.

Не робко, не спрашивая разрешения, не прячась за вежливыми полунамёками. Глубоко. Беспощадно. Без притворства и иллюзий. Только голая правда тела. Только чистая, неприкрытая потребность.

Кай начал двигать пальцами – медленно, размеренно, с пугающей точностью, будто наизусть знал каждую тайную ноту моего существования. Его взгляд не отрывался от моего лица, впитывая каждую эмоцию, каждый вздох, каждое непроизвольное сокращение мышц.

Лукас тем временем распахнул мой халат окончательно, и прохладный воздух коснулся разгорячённой кожи. А потом – тепло его рта, влажное, настойчивое, когда он взял в губы мой сосок. Резкий, пронзительный импульс удовольствия пронзил всё тело, заставляя меня выгнуться точно кошкой по весне.

Я задрожала – не мелко, как от холода, а всем телом, каждой клеточкой, будто сама плоть восставала против воли, подчиняясь новым законам.

– Пожалуйста… – вырвалось у меня опять, едва слышно, почти беззвучно. В голове туман, а перед глазами расплывалась вся комната. Состояние такое, будто я под легким наркозом, но чертовски сладким и приятным.

– Что? – Лукас оторвался, его дыхание обжигало кожу. В глазах – пристальный, почти научный интерес.

– Не… не останавливайтесь…

Они переглянулись – коротко, но в этом взгляде было больше, чем просто понимание.

Признание. Они знали. С самого начала. С первой встречи, с первого случайного касания, с первого многозначительного молчания. Они видели то, что я прятала даже от себя. Видели и ждали, пока я сама признаю правду.