Узы тесноты бытия Арханта

Максим Дударев

Узы тесноты бытия Арханта

Глава первая: О рождении Арханта

В 599 году Первой эры, на планете Тьма, родилось дитя. Отцом его был Минорь Финийский, третий из главных послов Солантара, муж, именуемый также Аграаль Пришедший. Мать его, Игира, была служанкой в доме богатого правителя Тарг-Муриса, что стоял на западе Тьмы; отец же, по древней легенде, родился в самом Кровавом море по воле Солантара, и вера держала сей слух за истину.

Архант родился четвёртого дня месяца января. Лекарь, что принимал его роды и последующее лечение матери, вскоре скончался от инфекции, неведомо как, но переданной ему от Игиры. И было так, что людей объял страх: мать посчитали проклятою, и воззвали они к Святым на Тьме. В 601 году Игиру вывели на площадь и сожгли на костре, ибо смерть лекаря, даже невольная, почла́сь великим грехом.

Минорь Арханта любил мало и к Игире сердцем своим не привязался. Он один ухаживал за сыном, но о матери мальчику не говорил, словно имя её было изглажено из мира. В 605 году, когда Архант подрос, Минорь отвёл его к Кровавому морю, в те воды, где сам, по сказанию, был рождён. Там, у кромки алых волн, по обряду Солантара он трижды перекрестил мальчика и двенадцать раз окунул его в морскую глубь, и рече: отныне сам ты избираешь, где жить тебе и как.

После того Минорь вышел из дому, оставил сына одного в Тарг-Мурисе, а сам отправился на Землю проповедовать веру в Солантара.

Архант, будучи семилетним ребёнком, остался в Тарг-Мурисе в одиночестве и сам, по своей малой, но твёрдой воле, держался веры Солантара. Старые бабушки и седые дедушки из города приносили ему еду и воду; часто он переселялся туда и сюда, живя у людей по две-три недели, словно странник без дома, и так дотянул до 612 года.

Будучи тринадцатилетним от рождения, задался он первым своим тяжким вопросом о матери. Тогда начал он читать древние летописи о Солантаре, о Ямбе, перебирать старые свитки и потрёпанные доски письма, а также нашёл и стал читать отцовскую «Raghasha», что с тролльского означало «Вера» или «Магия» и что также было главной книгой у солантаристов. Давно уже почерневшую по краям. И так полностью уверовал он сердцем.

Однажды, в июне, глубокой ночью, когда жил он на протяжении недели в доме у некоего старика, взгляд его пал на рисунки Мегуло, на образ Смерти Солантара и на книгу «Sagthil o Nomunon» что была главная книга у мегулистов, бережно хранимую на полке. В ту же ночь Архант поднялся, как тень, задушил старика и сжёг его дом. За деяние сие изгнали его из деревни, однако дом восстанавливать не стали, ибо сам город был солантарический и увидел в пожаре знамение, да и страх лёг на сердца людей.

Пойдя на восток от Тарг-Муриса, Архант достиг леса Нимраэль. Там он встретил деревню отшедших – тех, кто отрёкся от мира во имя Солантара. На грудях их были выведены солантарические знаки и молитвы, выжженные или выписанные терпеливой рукой, и приняли они Арханта тепло, как брата по вере. К 617 году приняли они его своим «Итем» – главой ордена Солантара в лесу Нимраэль.

Власти Архант почти не почувствовал, ибо сердце его было обращено не к власти, но к исполнению закона. И повёл он тогда весь орден свой на город Телбрес. Долго шли они путями лесными и холмистыми дорогами, и всё то время учил их Архант Законам Бытия и правилам, данным свыше.

И было так, что, став на ночлег на одном высоком холме, они все уснули, утомлённые путём, – один лишь Архант сидел в ночи и читал «Raghasha», и свет от огарка касался строк. Тогда подошёл к нему ученик его, член ордена, и рече:

– Доколе не уснёшь, поведай мне, о чём сказывает книга сия?

Архант помолчал, будто вслушиваясь не в слова его, но в шум далёких ветров, протянул ему книгу и сказал:

– Доколе прочитаешь, дважды погибну я.

После того Архант улёгся спать, а ученик сел читать.

И дошли они до Телбреса. Вошли они в город с двадцатью дюжинами людей-солантаристов, с высоко поднятыми факелами; возопили молитвы и, подняв мятеж изнутри, захватили город. Местного короля они казнили, отсекши ему голову, и тут же, в самом Телбресе, короновали Арханта Святым Королём Телбреса.

Глава вторая: Житие святого Арханта

И возлетела весть по Тьме, как чёрная птица с огненными крыльями. Весть та была о Телбресе и о новом царе в нём, что коронован был не людьми, но Законом Бытия. И Фелдрек, и Лир-Оскен, и Мор-Этар, и Дранг-Ултар, и Занна-Кар, и сам Тарг-Мурис – все услышали о новом Святом Мятежнике в Телбресе.

Так и прозвали Арханта: Архант Святой Мятежник. Имя это прилепилось к нему не от песен, но от страха и благоговения: одни шептали о нём в ночи, другие поминали его при свете дня, чтобы не показаться врагами Солантара. И слава свалилась на плечи его, как гора каменная: давила и возвышала одновременно. Лишь Минорь, отец его, ведал, каково то – нести славу, ибо уже в те годы он приближался к деревням Земли, становился там как чуждый пророк, начинал свои порядки устанавливать и становился всё более и более Аграалем Пришедшим, как было предречено о нём.

А Архант в Телбресе хранил очаг главы ордена солантарского. Дом его был и домом молитвы, и домом суда. Он держал у порога простую палку, гладко стёртую рукою, и бил ею по спине крепким, хлёстким ударом всякого, кто в молитвах своих дерзал призывать корысть и коварство. Ибо сказано было во втором Законе Бытия, что человек, держащийся мира и именующий себя сыном Солантара, да не будет просить у него выгоды лживой и хитрости.

Так гласил второй закон, как Архант его излагал:

– «Не проси у Солантара корысти и не строй молитву свою на коварстве. Ибо корысть и коварство не простятся тем, кто держится мира и зовёт себя моим».

Когда же кто-либо из учеников или горожан нарушал сие, Архант сперва молчал, всматриваясь в лицо, а потом, если не видел раскаяния, подзывал тихо к себе, велел встать на колени и трижды ударял палкой по спине. Не ради злобы ударял, но ради памяти: чтобы боль в теле напоминала о тяжести слова.

И глаголал Архант законы ученикам своим, сидя с ними на полу, меж факелов и грубых досок:

– Учите язык святых местных, – говорил он, – дабы не остаться глухими, когда сказано будет вам нечто важное, а вы не поймёте. И вы, иже глупые и неучи, застыдите меня пред очами иных, если к вам обратятся святые люди, а вы слова их не разумеете.

Он часто повторял это, ибо в Телбресе сходились разные роды и наречия, и не знать речи местной считалось у Арханта леностью сердца.

И говорил он ещё ученикам своим в домах, когда они принимали странников, сидя у очага или у низкого стола:

– Примите гостей своих с почтением, доколе их почтение не превратится в наглость. Да будет стол ваш открыт для путника, но не для разбоенника духа. Если же гость ваш переступит меру, отодвиньте его от стола и скажите ему: «Без чести нет тебе здесь хлеба».

Многие ученики запоминали эти слова и повторяли их между собой, и со временем они стали почти малым законом для домов солантаристов.

Однажды же, в один из тихих вечеров, когда ветер не шевелил даже знамен над Телбресом, Гартем, один из учеников Арханта, юный, но ревностный, приблизился к нему. Архант сидел тогда на ступенях у входа в дом ордена и смотрел на закат над стенами города. Гартем поклонился и рече:

– Архант, скажи нам: когда же сможете поведать нам о подобных вам? О тех, кто, как вы, родился в знамениях и был воздвигнут Солантаром?

Архант помолчал долго, будто взвешивая в сердце, что можно открыть, а что рано. Мысль одна пришла ему, другая встала против неё, и он отбросил суетное и рече:

– Ваша задача на жизнь – искать подобных Ямбу Святейшему, а не мне. Ибо Ямб – высокий столп, а я – лишь камень в основании. Я не высшая ступень послов, не вершина их и не печать. И не я один родился в Кровавом море: были иные, о которых вам ещё не поведано.

И добавил он ещё, чтобы слово его запомнилось:

– Не ищите подобия мне, дабы не сделать из человека идола. Ищите тех, в ком горит то же пламя, что было в Ямбе, и если найдёте хоть искру, храните её, как святой уголь.

Ученики, услышав сие, замолчали и больше не расспрашивали Арханта о нём самом.

Ходил тогда Архант по округе Телбреса и по близлежащим деревням: иной раз сам, как странник в простой накидке, иной раз посылая учеников своих малыми стайками – по двое, по трое. И где ни являлся он или люди его, там возглашалось Слово о Солантаре и о Законах Бытия; иной слушал молча, иной спорил, иной плевал в их сторону – но всё равно слово их оседало в людских головах, как пыль на каменных ступенях.

В те дни с леса Атора двинулись Святые ордена Солантара леса Аторского. Весть об их шествии дошла до Телбреса задолго до того, как они ступили на городскую землю: путники говорили, что видели их на тракте, торговцы шёпотом пересказывали обличительные речи их, будто те собираются «выправить веру» в этих краях. Архант знал об этом, но ничего особого не предпринял: ни стен не усилил, ни дружины новой не созвал, ибо страха в нём не было. Он говорил ученикам:

– Кто в Законе стоит, тому не надобно бежать от святых, даже если святость их ложна. Истина не запирается на засовы.

В те годы люди в Телбресе и окрестностях были, в большинстве своём, неграмотны, грубы на письмо и глухи к письменному слову; и тем самым, как считал Архант, позорили и правителя, и сам город, и имя Солантара. Тогда решил он учеников своих не только учить Законам наизусть, но и заставлять их переписывать законы «Raghasha» на бумагу.

Листы эти, с неровными строками и трясущимися буквами, они пускали по городу за копейки, продавали и раздавали у рынков и у ворот. И стало быть, люди начали понемногу учиться писать на джоринском языке: сперва выводили одно имя, потом короткую молитву, потом, у самых усердных, появлялись целые строки. Пальцы у них чернели от чернил, но Архант говорил:

– Лучше чёрные пальцы и светлая голова, чем чистые руки и пустая душа.

В 625 году, когда Арханту было двадцать шесть лет от рождения, в дом его вошли Святые с Атора. Пришли они без оружия, но с тяжёлым словом, в белых накидках, с узкими глазами людей, привыкших судить. Вошли они в дом ордена, и воздух стал тесен, как в комнате, куда привели суд. Старший из них выступил вперёд и рече:

– Ты ли Архант Святой Мятежник, великий правитель Телбреса? Ты захватил власть непростую, и говорят о тебе, будто родился ты в Кровавом море. Но ложь это всё. Мы распустим очи дурных людей, что верят в твой выдуманный бред, и сбросим с тебя корону лжи.

Но Архант, не смутившись ни на волос, отвечал им тихим, но твёрдым голосом:

– Не страшны мне ваши очи и речи. Лучше задумайтесь: не покарает ли вас Господь, иже благородный и честный, за гордыню вашу и самочинное судейство. Аще не задумаетесь, вопрошу ли я вас: верите ли вы сами в сказанное? Ибо мне стоит лишь открыть народу глаза на всенародных Святых, и увидят они, кто из нас стоит в Законе, а кто вне его. Вы не имеете власти в сих краях – ни по закону земному, ни по Закону Бытия. Ступайте прочь и не вздумайте возвращаться.

Слова сказаны были на джорине, да не на простом, а на высоком, книжном наречии. В доме сидели ученики Арханта и внимательно внемлили разговору: одни внутри всё понимали, другие ловили только отдельные слова, третьи смотрели больше на лица, чем на звуки. Лишь самые грамотные из них что-то понимали из речи аторских святых; остальные ловили тон, надменный и холодный.

Святые ушли, не добившись своего, и воздух в доме как будто стал чище, словно открыли окно после долгой сырости. Некоторые ученики вздохнули, другие переглянулись, но никто не сказал ни слова, доколе сам Архант не заговорил.

После их ухода Архант обратился к ученикам и сказал:

– Если руки ваши не слушаются вас, то слушайте, что говорят вам уста ваши, и берите руки в свой контроль. Да не будет тело вашим господином, но орудием, а душа – не пленницей, но владычицей ваших движений.

И ещё говорил он им:

– Если не слушает вас человек, усомнитесь в вере его. И коль вы коснётесь веры его словом, он начнёт слушать и внемлить, либо отступит, обнажив своё неверие. И в том, и в другом случае вы увидите истину о нём.

Ученики же слушали и писали, кто умел; чернила капали на края страниц, буквы ломались, но строки всё равно рождались. А кто не мог писать, старался запоминать и понимать, словно впечатывая слова в сердце. Некоторые потом по ночам повторяли сказанное шёпотом, как молитву, чтобы не забыть.

Тогда же установил Архант для них порядок жизни по часам, дабы каждый день был подобен стройной молитве, а не рассыпанным зёрнам.

Он сказал:

– В шесть часов пробития настенных часов надобно вам встать. Ибо если дальше спать, то пропустите очищение души: утренний час чист, и мысли в нём ясны, как вода в горной чаше. Кто проспал утро, тот, как правило, весь день догоняет сам себя.

Далее, говорил он, нужно помыть тело своё:

– Ибо грязь телесная грязнит и душу тоже. Кожа, покрытая грязью, тяжелеет, и вместе с нею тяжелеет мысль. Очистите себя вовне – легче станет изнутри принимать Закон.

В девять часов, по слову Арханта, следует принять пищу:

– Иначе телесина ваша будет голодать и не станет принимать Закон, не сможет душу насыщать, – рече он. – Голодное тело тянет вниз мысль и утомляет дух; на пустой желудок слова истины звучат, как шум ветра.

С двенадцати до восемнадцати часов велел он каждому заниматься своими делами или вольным развитием:

– Ибо труд нужен, а вместе с ним и отдых души. Пусть будет в дне вашем дело рук ваших, дело головы вашей и малое дело сердца – песнь, чтение или путь. Отдых же да будет не праздной пустотою, но сменой заботы.

В девятнадцать часов, говорил Архант, нужно сделать последний и полный приём пищи:

– Дабы на ночь была в вас энергия, чтобы с утра встать не мёртвым, но живым и крепким. Не объедайтесь, но и не ложитесь голодными, ибо и то, и другое связывает душу.

А в двадцать первый час велел он снова помыться и лечь спать:

– Дабы сил набраться и чистым быть на ночь, – сказал Архант, – ибо ночь – то время, когда душа рассуждает о дне прошедшем, и нехорошо встречать её в грязи и беспорядке. Пусть сон ваш будет не бегством, но малой тенью смерти, за которой следует новое утро.

Так положил он порядок дня для учеников своих, и многие впоследствии держались этого распорядка, как малого закона, исходящего из большого. Иные отступали, иные возвращались, но сам образ «дня по Арханту» ещё долго ходил по Телбресу, пересказываемый даже теми, кто никогда не видел его лица.

Из леса же Атора всё чаще и чаще шли вести – не просто дурные, но противные сердцу, как вода, смешанная с пеплом. Сначала говорили тихо, шёпотом, потом всё смелее, что тролльские святые из Фелдрека узаконили казнь святых. Собрали они в Аторском лесу совет, записали закон новый, и по тому закону стали вершить суд: кого признавали «ложным святым» – того вели к дереву или к камню, и там казнили без долгих речей.

Так дошло до того, что, по слухам, казнили всех святых в лесу Аторе, не оставив ни одного, кто бы мог выйти живым и сказать, что там было на самом деле.

Когда весть эта докатилась до Телбреса, святые и ученики в городе сильно смутились. Одни шептали, что скоро и до них дойдёт рука Фелдрека, другие с тревогой смотрели на леса, третьи по углам собирали свои пожитки, прикидывая, куда бежать, если тролльские святые придут и в эти края. В домах ордена по вечерам перестали смеяться, больше молчали и вслушивались в ночной ветер, будто тот уже несёт на себе шаги палачей.

А Архант, видя смятение их, говорил им:

– Не бойтесь вестей злых извне, иже специально вселяют страх в души праведные. Весть, рождённая не ради истины, но ради страха, есть не весть, а цепь. Кто принимает её в сердце, тот сам надевает себе железный обруч на шею. Будьте свободны от славы и от смерти, и будет вам жить легче.

И ещё добавлял:

– Кто держится славы, того легко свалить угрозой позора. Кто держится жизни, того легко сломить страхом смерти. Но кто ни славой, ни смертью не владеем, того труднее согнуть.

Слушая его, ученики потихоньку успокаивались. Лица их, ещё недавно мрачные, становились ровнее; дыхание их переставало рваться. Некоторые, кто умел писать, спешили заносить его слова на бумагу – чернилами, часто неровными, но усердными. Те же, кто письму не обучен был, шептали слова учителя про себя, повторяли их как молитву, пока не начинали помнить их наравне с Законами Бытия.

И в лето шестьсотое Первой эры, в месяц июль, двенадцатого числа, совершил Архант поход святых на северо-восточный сбор отшедших. Так в то время называли небольшие поселения людей, ушедших от мира, от власти городов и правителей, и живших общинами на окраинах.

Архант взял с собой около пяти сотен жителей Телбреса и окрестных мест, а также учеников своих и святых местных из ордена Нимраэльского. И вышло их всего около шести сот душ – с огнями и факелами, с полотнищами, на которых были выведены знаки Солантарские, и с молитвами, которые они повторяли в один голос.

Шли они неторопливо, но не скрытно: так, чтобы их было видно издалека, дабы всем было ясно, что идут они не как разбойники, а как орден, явленный открыто. Ночами их путь освещали факелы, и в темноте ряды их казались живою огненною рекою.

«Ушедшие», к которым они шли, были беженцами от войны Света на Земле. Они покинули родные города, не желая склоняться ни перед чьим знаменем, и ушли в дальние земли Тьмы, чтобы строить там свои бедные, но свободные поселения. Верили они не в Солантара, а в Мегуло, и держались его имени, как последней балки в рушащемся доме.

Архант, шагая во главе, держал в голове две тяжёлые, как камни, мысли. Одна говорила ему:

«Проповедуй их, учи Законам Бытия, дай им время, и, может быть, они сами склонятся к Солантару».

Другая же шептала:

«Они несут с собой чужую веру, и если оставить их, то смешается всё, и Тьма станет полем спора богов. Убей их и изгони, очисти чертоги местные от иной веры».

И шёл он так, не решаясь до конца склониться ни к одной из этих мыслей, сжимая в себе сомнение как скрытую рану.

Наконец, пришли они к вратам бедных поселений, где жили ушедшие. Дома там были низкие, крыши – перекошенные, заборы – кривые, словно их ставили те, кто всё ещё оглядывается на старую войну. Повсюду – дым костров, дети босиком по холодной земле, мужи в изношенных одеждах, женщины с утомлёнными лицами.

Архант потребовал, чтобы в каждом поселении вывели старших и правителей. Многие из них долго не спорили: люди были утомлены скитаниями, голодом и страхом. Услышав о Солантаре и о возможной защите, некоторые почти сразу приняли его как Господа, лишь бы обрести твёрдую опору вместо шаткого Мегуло, котором они сами уже начали сомневаться.

Так деревни одна за другой склонялись – кто от веры, кто от усталости, кто от желания хоть какого порядка.

Оставалось лишь одно поселение – Сабарин. Там жили самые отчаянные из ушедших, те, кто не хотел менять веру ни за страх, ни за надежду, и кто считал, что лучше умереть под именем Мегуло, чем жить под именем иного.

В ночь на четырнадцатое июля Архант с ближайшими учениками и святыми подошёл к вратам Сабарина. Ночь была тёмная, ветер шуршал в сухих ветках, факелы выхватывали из мрака грубые доски ворот.

Они постучали в тяжёлые двери, и Архант возгласил:

– Выйди, подселенец безбожный, дабы обрести свою душу!

Долго внутри стояла тишина. Лишь потрескивали угли в дальних очагах и изредка лай собаки разрывал мрак. Наконец дверь отворилась, скрипнув так, словно давно не знала смазки, и вышел к ним старый, престарый старец в южном кителе до самых ног. Лицо его было покрыто морщинами, как выветренный камень; глаза же – живые, внимательные, без страха.

Он посмотрел на Арханта испытующе и рече:

– Представься, гость.

Архант выпрямился и сказал:

– Я Святой Архант из Телбреса, и пришли мы сюда с моими людьми, дабы подарить вам смысл и закон, чтобы не жили вы в пустоте и рассеянии.

Старец же слегка покачал головой и молвил:

– А если не войдёшь – то подаришь нам мучения и раны. Я вижу в жизни твоей смысл, Архант, но чёрен он, как чёрная ночь. Ждёт тебя пустая твердь немая, и будешь ты страждущим ходить по ней, да сокроешь ты свободу свою меж уз тесности бытийныя. И смерть ждёт тебя бесчестная и неверная, если пришёл ты сеять страх. Убивай, коли таков путь твой. Но помни: Господь следит сзади, а не сверху.

Слова его были ровны, без крика и без мольбы – как приговор, который он произносил не Арханту, а самому пути его.

Архант выслушал старца до конца, молча. Внутри его что-то дрогнуло – не страх, но неясное раздражение, будто старец прикоснулся к той самой ране сомнения, которую он старался не замечать.

На миг он задумался, но не принял речь старца за пророчество: в душе своей он оттолкнул эти слова, посчитав их проклятием, сказанным в бессилии перед лицом силы.

Помолчав, он резко повернулся, дал знак своим людям, и медленно, в тишине, они двинулись обратно к Телбресу.

Ученики шли за ним, не смея спрашивать, что он решил насчёт Сабарина. Каждый нёс в себе свои мысли: одни видели в старце упрямого безбожника, другие – пророка чуждой веры. Но все помнили его голос.