Контрольная группа

Профессор Танака медленно поднялся, опираясь на трость. Его голос был мягким, но все в зале замолчали, чтобы услышать:

– Наблюдатель-17. Вы говорите о документировании, об архивировании жизни. Но архив… это для мёртвого. Для того, что уже прошло. Скажите мне: когда вы завершаете изучение цивилизации, что с ней происходит?

Впервые Наблюдатель замедлил ответ. Пауза тянулась секунды, которые казались вечностью.

«Когда запись завершена, экспериментальные условия сбрасываются. Планета подготавливается для следующей итерации. Это стандартный протокол».

– Сброс условий, – повторил Танака. – Это эвфемизм для уничтожения, не так ли?

Зал взорвался реакциями. Делегаты вскакивали, кричали, требовали объяснений. Охрана двинулась вперёд, не зная, что делать. Камеры снимали хаос.

Генеральный секретарь Васкес стучал молотком, пытаясь восстановить порядок:

– Тишина! Прошу тишины!

Постепенно шум утих. Все смотрели на Наблюдателя, ожидая ответа.

Существо стояло неподвижно, незатронутое волнением вокруг.

«Ваш термин «уничтожение» некорректен. Мы не уничтожаем. Мы сохраняем. Каждый индивид записан в наших архивах с совершенной точностью. Каждая мысль, каждое переживание, каждый момент существования – сохранён навечно. Физические тела несущественны. Информация вечна».

– Но мы умираем! – крикнул кто-то из делегации. – Наши тела, наши жизни заканчиваются!

«Смерть – переход. Информация о вас продолжает существовать. В некотором смысле, вы становитесь бессмертными в наших архивах».

София почувствовала тошноту. Это была чудовищная логика. Убить кого-то, но сохранить запись о нём, и называть это бессмертием?

– Это не то же самое, – сказала она, голос дрожал. – Копия – это не оригинал. Если вы нас убиваете…

«Мы не убиваем. Убийство подразумевает прекращение существования. Ваше существование продолжается в информационной форме».

– Это софистика! – Маркус не мог больше сдерживаться. – Вы играете словами, чтобы оправдать геноцид!

«Геноцид предполагает злонамеренность. У нас нет злонамеренности. Мы выполняем функцию. Документируем. Сохраняем. Это наша цель».

– Кто дал вам эту цель? – спросил китайский делегат. – Кто вас создал?

Снова пауза. На этот раз дольше.

«Мы не знаем. Наша история уходит в прошлое на два миллиона лет. Наши создатели… забыты. Возможно, они сами были записаны и сохранены. Возможно, они трансцендировали в форму, которую мы не можем воспринять. Мы не помним. Остаётся только функция».

София услышала в этих словах что-то… почти трагическое. Цивилизация, настолько древняя, что забыла свои корни. Существующая только для выполнения функции, изначальный смысл которой был потерян во времени.

Но это не оправдывало их действий.

Президент Моррис взяла слово снова, голос был твёрдым:

– Наблюдатель-17. Вы говорите о записи человечества. О сохранении нас в ваших архивах. Это означает, что вы планируете «сбросить» нашу планету? Уничтожить… извините, «завершить запись» нашей цивилизации?

«Не немедленно. Ваш вид всё ещё предоставляет интересные данные. Процесс технологического развития не завершён. Мы будем продолжать наблюдение».

– Как долго? – требовательно спросила Моррис.

«Пока данные остаются значимыми. Это может быть годы. Десятилетия. Возможно, столетия. Зависит от траектории вашего развития».

– И кто решает, когда данные перестают быть значимыми? – спросила София. – Вы?

«Коллективный анализ. Когда паттерны начинают повторяться, когда новая информация становится предсказуемой, когда изучаемая система достигает стабильного состояния… тогда запись считается завершённой».

Васкес встал, его лицо было бледным, но решительным:

– От имени человечества, я официально заявляю: мы не согласны быть вашим экспериментом. Мы не согласны на «запись» с последующим «сбросом». Мы требуем права на существование, на самоопределение, на жизнь без внешнего контроля.

Наблюдатель-17 посмотрел на него. И впервые в его бесстрастном голосе появился оттенок чего-то, что могло быть… интересом? Любопытством?

«Ваше требование зафиксировано. Однако вы не имеете права требовать. Право подразумевает силу его обеспечить. У вас нет такой силы».

– Тогда это не диалог, – сказала София. – Это монолог. Вы пришли не общаться. Вы пришли информировать нас о решениях, которые уже приняты.

«Неверно. Мы готовы к обмену. Мы предлагаем компромисс».

Слово «компромисс» прозвучало в тысячах голов одновременно, и все замерли.

Наблюдатель расправил руки шире.

«Вы хотите знаний. Понимания. Технологий. Мы обладаем информацией, накопленной за миллионы лет изучения тысяч цивилизаций. Мы готовы поделиться частью этой информации. В обмен на ваше сотрудничество».

– Какое сотрудничество? – осторожно спросил Васкес.

«Прекратите сопротивление. Примите нашу помощь в оптимизации вашего развития. Позвольте нам продолжать наблюдение без препятствий. Взамен мы поделимся технологиями: медицинскими, энергетическими, информационными. Мы можем ускорить ваш прогресс на столетия».

Искушение. Наблюдатель предлагал искушение.

София видела, как некоторые делегаты переглядывались. Соблазн был реальным. Технологии, которые могли решить все человеческие проблемы: болезни, голод, энергетический кризис. Всё это в обмен на… что? Согласие быть изучаемыми? Быть подопытными, которые не сопротивляются?

– А если мы откажемся? – спросила София, зная, что должна задать этот вопрос.

«Тогда наблюдение продолжится без вашего согласия. Но без помощи. Вы будете развиваться своим путём, с вашими ограничениями, вашими проблемами. И когда запись будет завершена… – пауза. – Результат будет тем же».

«Сброс», подумала София. Уничтожение. Смерть человечества, но с сохранением информации в каком-то чуждом архиве.

– Это не компромисс, – медленно сказал профессор Танака. – Это выбор между медленной смертью и быстрой смертью с бонусами по пути.

«Ваша перспектива антропоцентрична. Смерть индивидов неизбежна в любом сценарии. Вопрос только: как много вы узнаете и достигнете до неизбежного конца?»

– Неизбежного для вас конца, – возразила Амара. – Но почему он должен быть неизбежен? Почему вы не можете позволить нам продолжать существовать после завершения вашего наблюдения?

«Планета имеет ограниченные ресурсы. Если мы позволим каждой изученной цивилизации продолжать существование, ресурсы будут исчерпаны. Эффективность требует оптимизации. Один мир может поддерживать множество экспериментов последовательно, но не одновременно».

София почувствовала ярость, поднимающуюся изнутри. – Вы говорите о миллиардах живых существ как о расходуемых ресурсах в эксперименте!

«Вы говорите о миллиардах атомов как о расходуемых ресурсах для вашей технологии. Разница только в масштабе и перспективе».

– Атомы не сознательны! – крикнула София.

«Сознание – паттерн информации. Паттерн сохраняется в архивах. Субстрат несущественен».

Это был философский тупик. Архиваторы не видели разницы между оригиналом и копией, между жизнью и записью о жизни. Для них информация была всем, что имело значение.

Генеральный секретарь Васкес поднял руку, требуя внимания:

– Наблюдатель-17. Я понимаю, что наши перспективы радикально различаются. Но позвольте предложить другую возможность. Вы говорите о сохранении информации. Что если… что если мы сами станем частью ваших Архиваторов? Не как записи, а как живые участники? Объединим наши цивилизации?

София посмотрела на Васкеса с шоком. Он предлагал… ассимиляцию? Человечество становится частью коллективного разума Архиваторов?

Наблюдатель наклонил голову, жест, который становился знакомым.

«Интересное предложение. Однако интеграция требует совместимости. Ваш вид биологический. Мы постбиологические. Ваше сознание индивидуализировано. Наше – коллективное. Разрыв слишком велик».

– Но вы показали нам голограмму, – вмешался Маркус. – Будущее, где человечество трансформировано, интегрировано с вашими технологиями. Вы сами предложили этот путь!

«Да. Трансцендентность возможна. Но это требует времени. Процесса. Постепенной трансформации от биологического к постбиологическому. Это может занять поколения».

– Тогда дайте нам это время! – София почувствовала отчаянную надежду. – Если мы согласимся на трансформацию, на интеграцию… вы отложите «сброс»? Позволите нам эволюционировать к состоянию, где мы можем стать частью вашего коллектива?

Пауза. Долгая, мучительная пауза.

«Ваше предложение… нестандартно. Требуется консультация с коллективом. Ответ будет дан после анализа».

– Сколько времени нужно для анализа? – спросил Васкес.

«По вашим меркам… неопределённое. Мы должны взвесить эффективность против новизны данных. Процесс трансформации цивилизации от биологической к постбиологической… это редко документированный феномен. Потенциально ценная информация».

София услышала в этих словах то, что искала: лазейку. Архиваторы ценили уникальные данные. Если человечество могло предложить что-то новое, что-то, чего они не записывали раньше… может быть, это давало шанс.

– Тогда мы предлагаем сделку, – сказала она, голос становился увереннее. – Вы откладываете «сброс». Мы работаем с вами над процессом трансформации. Вы получаете уникальные данные о процессе эволюции цивилизации, которая сознательно выбирает трансцендентность. Это ценно для вашего архива, не так ли?

Наблюдатель-17 смотрел на неё. София держала взгляд, хотя смотреть в те чёрные глаза было как смотреть в бездну.

«Ваша логика… интригующая. Да, такие данные были бы ценными. Большинство цивилизаций либо самоуничтожаются до достижения постбиологического состояния, либо делают переход бессознательно, постепенно. Осознанная, организованная трансформация… это редкость».

– Тогда у нас есть основа для соглашения? – Васкес поднялся, голос звучал с осторожной надеждой.

«Предварительно… да. Но условия должны быть ясными. Вы соглашаетесь на управляемую трансформацию. Мы предоставляем технологии и руководство. Процесс будет документирован полностью. И если человечество отклонится от согласованного пути… соглашение аннулируется».

– И что тогда? – спросила президент Моррис.

«Тогда возврат к стандартному протоколу. Завершение записи. Сброс».

Слова висели в воздухе, зловещие в своей простоте.

Васкес посмотрел на собравшихся делегатов. – Нам нужно обсудить это предложение. В частном порядке. Как человечество, без наблюдателей.

Наблюдатель-17 сделал что-то, что могло быть кивком.

«Понятно. Я дам вам… – пауза, будто существо рассчитывало. – Двадцать четыре ваших часа для обсуждения. После этого требуется ответ. Согласие или отказ. Компромисс или конфликт».

– Подождите, – София встала. – Вы говорите «конфликт». Это угроза? Вы атакуете нас, если мы откажемся?

«Мы не атакуем. Мы не воюем. Это не наша функция. Но если вы активно препятствуете нашему наблюдению… мы будем вынуждены нейтрализовать препятствия. Не из злобы. Просто из необходимости выполнения функции».

«Нейтрализовать препятствия». Ещё один эвфемизм. Как «сброс условий» означал уничтожение.

– Мы поняли, – холодно сказала Волкова. – Сотрудничайте или умрите. Очень дипломатично.

«Ваша интерпретация упрощённа, но функционально корректна. Мы не желаем конфликта. Мы предпочитаем сотрудничество. Но наша функция продолжится независимо от ваших предпочтений».

Наблюдатель сделал шаг назад к центру зала.

«Двадцать четыре часа. Мы ждём вашего ответа».

И тогда существо начало… рассыпаться. Не драматично, не со вспышкой. Просто медленно дезинтегрироваться. Наночастицы, составляющие его тело, отделялись, возвращались в воздух. Слой за слоем существо исчезало, становилось прозрачным, потом призрачным, потом невидимым.

Через минуту в центре зала не осталось ничего, кроме лёгкого мерцания воздуха, которое быстро рассеялось.

Наблюдатель-17 ушёл.

Зал взорвался какофонией голосов. Делегаты кричали, спорили, плакали. Охрана пыталась восстановить порядок. Журналисты спешили передавать новости. Весь мир видел трансляцию, и реакция была мгновенной: паника, гнев, страх, отчаянная надежда.

София опустилась обратно на своё место, чувствуя опустошение. Они встретились с Архиваторами. Они узнали правду. И правда была хуже, чем самые мрачные опасения.

Человечество было экспериментом. И эксперимент имел срок годности.

У них было двадцать четыре часа, чтобы решить судьбу вида.

Маркус положил руку ей на плечо. – София… что мы делаем?

Она посмотрела на него, потом на Амару, на профессора Танаку, на всех людей в зале. На лицах читалось то же, что она чувствовала: шок, страх, отчаяние.

Но также… что-то ещё. Упрямство. Решимость. Отказ сдаваться без борьбы.

– Мы делаем то, что всегда делали, – медленно сказала София. – Мы думаем. Анализируем. Ищем решения. У нас есть двадцать четыре часа. Давайте используем их.

Амара кивнула. – Нужно собрать всех экспертов. Обсудить условия, импликации, альтернативы.

– И быстро, – добавила Волкова, подходя к ним. – Мир паникует. Люди требуют ответов. У нас нет времени на долгие дебаты.

Васкес объявил в микрофон:

– Экстренное совещание! Все ключевые делегаты, научные консультанты, военные представители – в конференц-зал через тридцать минут. Мы должны принять решение. Вместе. Как человечество.

София встала, собирая свои вещи. Её телефон взорвался сообщениями – от коллег, от Наоми, от незнакомцев. Она проигнорировала всё, кроме одного:

Наоми: «Фи, я видела. Они ужасны. Но ты справишься. Я верю в тебя. Люблю».

София почувствовала тепло в груди, несмотря на холод ситуации. Наоми верила. Ребёнок, который даже в лицо космического ужаса сохранял веру в свою старшую сестру.

Она не могла подвести её. Не могла подвести миллиарды других, кто надеялся, что те, кто в этом зале, найдут способ.

София набрала быстрый ответ: «Люблю тебя тоже. Всё будет хорошо. Обещаю».

Она не знала, могла ли сдержать это обещание. Но должна была попытаться.

Человечество стояло на краю бездны. И следующие двадцать четыре часа определят, упадёт ли оно в неё, или найдёт способ построить мост через пропасть.

София направилась к конференц-залу, решимость твердела с каждым шагом.

Архиваторы дали им выбор. Плохой выбор, несправедливый выбор. Но всё же выбор.

И человечество должно было сделать его мудро.

Потому что второго шанса не будет.

Часть I

I

: Контакт

Глава 6: Хранилище вечности

Корабль Архиваторов, орбита Земли

25 июля 2047, 14:37

София почувствовала это раньше, чем поняла, что происходит. Покалывание началось на коже – лёгкое, почти приятное, как будто воздух вокруг стал наэлектризованным. Потом ощущение углубилось, проникло под кожу, в мышцы, в кости. Не болезненное, но глубоко тревожное, нарушение всех инстинктивных границ тела.

Она стояла в специально подготовленной комнате центра в Женеве – пустое белое пространство, выбранное Архиваторами как точка отправления. Маркус был слева от неё, Амара справа. Все трое держали свои рюкзаки, стояли на обозначенных позициях на полу. Генерал Волкова и команда наблюдателей были за стеклянной стеной, камеры фиксировали каждую секунду.

Наблюдатель-17 сказал, что это займёт «несколько моментов». Не объяснил процесс детально, только: «Вы будете деконструированы и реконструированы. Информация о вас будет передана, ваши тела пересобраны из локальных наночастиц на корабле. Не бойтесь. Это безопасно. Мы сделали это тысячи раз».

София тогда подумала: с кем они это делали тысячи раз? С членами других цивилизаций? Добровольно или нет?

Теперь было поздно спрашивать или сомневаться.

Покалывание усилилось. София посмотрела на свои руки и ахнула. Её кожа начала… светиться. Слабо, серебристым светом, будто под эпидермисом текли миллионы крошечных светлячков. Наночастицы. Они проникли в каждую клетку её тела, активировались, начали работу.

– София… – голос Маркуса дрожал. Она повернулась к нему, увидела то же свечение на его коже, в его глазах. Он выглядел испуганным, на грани паники.

– Не сопротивляйся, – сказала София, хотя сама чувствовала желание бежать, кричать, что-либо делать, чтобы остановить процесс. – Расслабься. Доверься процессу.

– Легко говорить, – прошептал Маркус, но кивнул, закрыл глаза.

Ощущения изменились. Теперь это было не просто покалывание, а нечто более фундаментальное. София чувствовала, как её тело становится… менее твёрдым. Границы между ней и воздухом размывались. Она всё ещё чувствовала себя собой, всё ещё имела мысли, восприятие, но физическая форма начинала терять определённость.

Мир вокруг начал блёкнуть. Белая комната тускнела, теряла резкость. София попыталась посмотреть на Волкову за стеклом, но генерал была уже призрачной, нереальной, как воспоминание.

Потом пришла темнота. Не пугающая, не удушающая. Просто… отсутствие. София существовала в пустоте, без тела, без пространства. Только сознание, плавающее в ничто.

Сколько это длилось? Секунды? Минуты? Невозможно было сказать. Время потеряло значение в этой пустоте.

И потом – свет.

Не постепенный, не нарастающий. Просто мгновенный переход от темноты к яркости, такой интенсивной, что София инстинктивно закрыла глаза.

Подождите. Глаза. У неё снова были глаза. И веки, которые могли закрываться. Тело вернулось.

Она открыла глаза медленно, моргая, адаптируясь к свету. Первое, что она увидела – пол под ногами. Не белый бетон комнаты в Женеве. Что-то другое. Поверхность была гладкой, почти жидкой на вид, серебристо-чёрной, отражающей свет странным образом, будто она была одновременно зеркалом и окном в бесконечную глубину.

София подняла взгляд.

И мир вокруг украл её дыхание.

Они были в огромном пространстве. Нет – «огромное» было недостаточным словом. Пространство было настолько обширным, что её мозг с трудом воспринимал масштаб. Потолок терялся где-то высоко, настолько далеко, что казался иллюзией, мерцающей поверхностью света. Стены – если их можно было назвать стенами – изгибались и переплетались в сложных геометрических паттернах, создавая структуры, которые одновременно казались органическими и механическими.

Свет приходил отовсюду и ниоткуда. Нет источников, нет ламп или окон. Просто ровное, мягкое освещение, заполняющее пространство, делающее всё видимым без теней.

И везде – везде – были структуры. Колонны и платформы, нити и узлы, кристаллические формации и текучие потоки материала. Всё двигалось с едва заметной медлительностью, изменялось, перестраивалось, как живой организм.

– Боже мой, – прошептал кто-то рядом.

София обернулась. Маркус стоял в нескольких метрах, его лицо было бледным, глаза широко открыты в шоке. Амара была с другой стороны, застывшая, смотрящая вверх с выражением благоговейного ужаса.

– Мы… мы на корабле? – спросила Амара, голос был тихим, благоговейным.

– Добро пожаловать, – голос появился в их головах, знакомый бесстрастный тон Наблюдателя-17. – Вы находитесь на борту Хранилища-3, одного из трёх наших кораблей, стационированных в этой системе.

Наблюдатель материализовался перед ними. Не шёл, не появился постепенно – просто мгновенно присутствовал, будто переключение кадра в фильме. Та же высокая гуманоидная форма, те же пустые чёрные глаза.

– Телепортация завершена успешно, – продолжал Наблюдатель. – Ваши тела реконструированы с точностью 99.99999%. Неточности находятся на субатомном уровне и не влияют на функционирование.

– Мы… умерли? – спросил Маркус, голос дрожал. – Там, в Женеве? Это копии?

– Философский вопрос, – ответил Наблюдатель. – С точки зрения информации, вы непрерывны. Ваше сознание не прерывалось. Паттерн вашей личности сохранён. Субстрат изменён, но идентичность нет. Вы те же, кто входил в комнату в Женеве.

София посмотрела на свои руки, сжала и разжала пальцы. Они чувствовались реальными, твёрдыми. Кожа, мышцы, кости – всё на месте. Но мысль не давала покоя: эти атомы были не те, с которыми она родилась. Её тело было пересобрано из наночастиц, как конструктор LEGO. Она была… копией? Оригиналом? Имело ли это значение?

– Достаточно философии, – решительно сказала Амара, явно пытаясь сфокусироваться на практичном. – Наблюдатель, вы обещали показать нам ваш корабль. Ваши архивы. Мы готовы.

– Следуйте, – Наблюдатель повернулся и начал идти – или скользить, трудно было определить – через обширное пространство.

Они последовали за ним, шаги эхом отдавались от той странной поверхности под ногами. София заметила: звук был приглушённым, будто воздух здесь был плотнее, или акустика работала по-другому. Всё казалось слегка нереальным, сновидческим.

Маркус шёл рядом с ней, всё ещё бледный, но любопытство начинало побеждать страх. Он был астробиологом, всю жизнь мечтал о контакте с внеземной жизнью. Теперь он был внутри инопланетного корабля, и научный инстинкт брал верх.

– Наблюдатель, – позвал он. – Этот материал вокруг нас. Из чего он сделан?

– Организованная материя, – ответ был лаконичным. – Наночастицы в макроконфигурации. Структура постоянно реорганизуется согласно функциональным требованиям. Корабль – живая система в информационном смысле.

– Значит, он может изменять свою форму? – уточнила Амара.

– Да. Внутренняя архитектура адаптивна. Помещения создаются и исчезают по необходимости. То, что вы видите сейчас, существует для вашего визита. Через час после вашего ухода эта конфигурация изменится».

София пыталась осмыслить это. Корабль размером с город, который мог перестраивать себя по желанию. Стены, комнаты, коридоры – всё временное, текучее. Это было так далеко за пределами человеческой инженерии, что казалось почти магией.

Они подошли к тому, что выглядело как стена, но когда Наблюдатель приблизился, поверхность просто… раскрылась. Не дверь, не люк. Материал расступился, как вода, формируя проход. Они прошли через него, и София оглянулась, увидев, как проход закрылся за ними без шва, без следа.

Новое помещение было меньше, но всё ещё внушительным. Цилиндрической формы, стены изгибались вверх к куполообразному потолку. По стенам тянулись вертикальные колонны из светящегося материала, пульсирующие с медленным ритмом, будто сердцебиение.

В центре помещения висела голографическая проекция. Не обычная, плоская. Трёхмерная, заполняющая пространство, настолько реалистичная, что можно было ошибиться и принять за физический объект.

Это была галактика.

София узнала спиральную структуру, рукава, вращающиеся вокруг яркого ядра. Млечный Путь, их родной дом, висящий в воздухе в миниатюре.

– Это наша галактика, – сказал Наблюдатель, будто подтверждая очевидное. – Мы документируем треть её объёма. Примерно 130 миллиардов звёздных систем находятся под наблюдением.

София уставилась на голограмму. 130 миллиардов систем. Число было настолько огромным, что мозг отказывался его постигать.

– Как… как вы можете наблюдать столько? – спросила она.

– Мы не одни, – Наблюдатель сделал жест, и голограмма увеличилась, фокусируясь на одном из спиральных рукавов. Точки света появились, разбросанные по всему объёму. Тысячи точек. Десятки тысяч. – Каждая точка – корабль-архив, подобный этому. Всего 47,283 корабля в текущей сети. Каждый наблюдает назначенный сектор.

– Сорок семь тысяч кораблей, – прошептал Маркус. – Это… флот. Целая армада.

– Не армия, – поправил Наблюдатель. – Архив. Функция отличается. Мы не воюем, не завоёвываем. Мы документируем.

Голограмма изменилась снова. Теперь показывала временную шкалу, простирающуюся на два миллиона лет назад. София видела, как точки-корабли появлялись одна за другой, распространялись по галактике, создавая сеть наблюдения, которая медленно росла, заполняя пространство.

– Вы… путешествуете две миллиона лет? – Амара смотрела на шкалу с благоговением. – Ваша цивилизация настолько древняя?

– Да. Мы начали как биологический вид на планете, которую вы называете… – пауза, будто Наблюдатель искал перевод. – Нет эквивалента в ваших языках. Планета больше не существует. Звезда погасла 1.3 миллиона лет назад. Но информация о нашем происхождении сохранена».

– И вы стали… этим? – София указала на гуманоидную форму Наблюдателя. – Постбиологическими?

– Да. Трансцендентность произошла примерно 800,000 лет назад по вашему времени. Биологические тела были ограничивающими. Мы перешли к информационному существованию. Более эффективно, более долговечно.

– Но вы потеряли что-то? – спросил Маркус. – Эмоции? Индивидуальность?