Измена. 40 лет – ума нет

– Для чего вообще дома такой мужик нужен? Чтобы штаны в шкафу висели? – неустанно возмущалась Галина, подливая в купель из чайничка отвар ромашки, чабреца, зверобоя с капелькой пихтового масла. Блаженство! Настоящая ароматерапия.

– Пифагоровы штаны во все стороны равны, – брякнула Машка, наворачивая свиную вырезку с пылу с жару.

Я лежала в этой деревянной бочке, как в раю. Под головой лежало тёплое мягкое полотенце, над головой – чистое ночное небо со звёздами. Ни о чём думать не хотелось, только лежать, дышать травами и чувствовать, как вода обнимает тело, разгорячённое после парилки. Когда я в отпуске была в последний раз? Море я видела только в Сочи, до замужества ещё с мамой ездили. А потом, как Димку, первого мужа, встретила, так всё, попала в рабство. Кухня, работа, ребёнок.

Это ж стыдно признаться, море видела в последний раз двадцать два года назад…

– Ну ничего, мужик с возу, кобыле легче, – мудро изрекла Виктория. Хорошо, Борис, разделавшись с шашлыком, из женской компании поспешно ретировался. Как знал, что ни одной мужской кости непромытой не останется.

– Я всё-таки за традиционные ценности, – сказала Маша. – Я буду пахать, а он пузо чесать на диване? Оно нафиг надо? Я лучше сама по себе как-нибудь справлюсь. Себя-то я прокормлю. Кашеварить целыми днями да сумки из магазина таскать ради за сардельки в штанах я не нанималась. Ладно бы человек был нормальный. А тут… Ты уж прости меня, Надька, это не мужик, а туловище с первичными признаками. Какой-то никакущий, а гонору, как у олигарха.

– Согласна, – ответила я. – Знаешь, мы, бабы, сами во многом виноваты. Кто нас просит вон из кожи лезть?

– Да никто! Если мы сами мы себя не уважаем, а кто нам обязан тогда?

– Ой, у меня однажды смех был, а не жених, – расхохоталась Маша. – Приходил столоваться ко мне, а я всё ждала, наблюдала, принесёт чего или нет к столу или бесплатно обедать у меня решил. Так пришёл как-то вместе с сыном своим, лбом тридцатилетним, знакомиться с семьёй, так сказать. Они к столу шоколадку мятую принесли. Не шоколадку даже, плитку! Плитка! Так и написано на пачке. Я как состав прочла, чуть не упала со смеху. Там шоколада-то нет в составе, один сахар да пальма. Ну я и выпроводила обоих. Сказала, продуктов принесёте, из них и сготовлю. И плитку им эту в карман засунула. Обиделись, – Маша хохотала так заразительно, что я не смогла удержаться и рассмеялась тоже.

Какой каламбур. Неужели действительно нормальных мужчин не осталось? А тех, кто остались, мы сами и попортили? Ну, кроме Борюсика, пожалуй. Надо будет у Галки рецепт семейного счастья спросить. Как-нибудь. Не сегодня. Сегодня я отдохну, и завтра высплюсь. А потом буду думать, что делать с новым займом. С ним на мне повиснет уже два миллиона.

– Ой, а детки-то какие вырастают, если им всё время в задницу поддувать…

Разговор лился неспешно и целительно для моих натянутых до предела нервов, я кое-как поотменяла все записи на завтра, оставила только позднюю вечернюю, надеясь, что успею вернуться в город. Придется пораспихивать девчонок на другие дни или на выходной и ещё скидку за неудобство предложить. Ничего не изменилось, и не изменится. Я все также пойду в свой салон и буду, не поднимая шеи с остеохондрозом, накладывать гель-лак. Я глотка свежего воздуха получаю сейчас у Галки на даче, а скоро страшная рутина затянет меня обратно. У меня времени не было даже просто подумать, что бы можно было изменить.

Мы накупались, улеглись на гамаки. Галя с Машей затянули песню, а мне стало так тоскливо, так больно. Всё навалилось одним огромным булыжником. Жуткая боль предательства туго сковывала внутренности, неподъёмные долги убивали всё желание даже просто двигаться. А какой смысл, если не убавляется, а только прибавляется, благодаря моему чудному супругу?

Я всё ещё не верила, что всё увиденное правда. Моим глазам свидетелей не надо, но я всё равно где-то в глубине души надеялась, что этот дурман рассеется, что это действительно «не то, что я подумала», что Меньщиков приползёт каяться, вернёт мне шестьсот тысяч, найдёт, наконец, «себя» и будет вкладываться в семью хотя бы на пятьдесят процентов, а не только в себя.

Глупая ты, Надежда. Всё надеешься. Люди не меняются, если не захотят. А Григорий не хотел. Ему и так хорошо, что суету наводить лишний раз?

Надо разводится, Надька. Сыну позвонить надо. Мать точно не поймёт, только затюкает ещё больше.

Я даже не заметила, как ноги повели меня на улицу, за ворота. Прогуливаясь между домами, я наблюдала за ярким контрастом построек: где-то гнездились покосившиеся избушки, похожие на бытовки, с таким же покосившимся туалетом на участке, где-то маленькие домики, построенные наспех из подручных материалов – где кусок черепицы лежит, где кусок профлиста прибит. Попадалась добротные кирпичные дома с ухоженными участками, где помидоры и огурцы привязаны к столбикам в рядки и ни одного сорняка, и шикарные коттеджи с гаражами и глухими заборами.

Меня привлёк здоровенный дом почти в самом конце улицы. Из-за одного высокого красивого кованого забора с кирпичными столбиками меня поманили яркие грозди малины. Целое богатство! В Москве стаканчик и за тысячу можно найти, а тут висит и манит. Она даже не красная, а какая-то бордовая, явно переспелая. Ничего ж не будет, если я угощусь? Явно хозяевам не до неё, раз не собирают. Да и она почти на улице висит, я ж не полезу на участок через забор…

Ммм, вот это вкуснота…

Оглушительный лай и лошадиный топот огромных собачьих ног заставил меня одёрнуть руку, упасть на пятую точку и оглушительно заорать.

Вообще-то, таблички «Осторожно, злая собака» не было! Это хулиганство!

Вот, Надька, нечего чужое брать! Удовольствие – это не твоё. Твоё – пахать. Сейчас сожрёт тебя собака, а долги законный супруг будет выплачивать. Надо же, а это выход! Я зажмурила глаза в ожидании нападения злой собаки…

Глава 6

– Малыш, нельзя!

У услышала писк замка ворот и скрип открываемой двери. На меня вроде бы никто не напал, в руки никто не впецился. Я разлепила сначала один глаз, потом второй. В проёме двери у ворот так воодушевившего меня красивого коттеджа с малиной стоял высокий мужчина и держал за ошейник натуральную лошадь, а не собаку!

– Ничего себе «малыш», – выдохнула я. Мужчина явно крупный, а собака ему чуть ли не по пояс. А голова у нее размером с человеческую! Это монстр какой-то, а не собака.

– Это кане-корсо. Они весьма крупные, – зачем-то пояснил хозяин и подал мне руку. – Малыш, сидеть! – крикнул он куда-то за плечо.

Надеюсь, это не мне? Я с испугу всё могу не так понять. Мозг лихорадочно перебирал варианты: может, он меня тоже за «малыша» принял? Или это такой способ успокоить?

– Вы по малинку пришли? Ай-яй-яй! – мужчина с улыбкой покачал головой, и в его глазах мелькнули озорные искорки.

Собака, к моему величайшему удивлению, послушно уселась у забора, её чёрные, блестящие глаза теперь разглядывали меня уже не с кровожадностью, а с неприкрытым любопытством. И тут я заметила, что собака-то красивая. Полностью чёрная, как пантера, с лоснящейся короткой шерстью, мускулистая и грациозная. Да и хозяин у пса весьма интересный: высокий, широкоплечий, крупный, с аккуратной бородкой и короткими волосами, в которых проглядывала благородная седина. А ещё очень уверенный, даже с приставкой «само». Не нравятся мне такие, обычно за этой самоуверенностью скрывается пшик. На это я и повелась, собственно, когда связалась с Меньщиковым.

Собственно, почему он мне должен нравиться или не нравиться? К чему эти оценки, Надь? Мой внутренний голос тут же одёрнул меня, напоминая о текущем положении.

Я подала руку. Мужчина одним лёгким движением руки поставил меня на ноги. Я почувствовала, как краска заливает щёки, отряхнулась, заозиралась по сторонам, словно ища пути к отступлению. Надо было срочно придумать, в какую сторону тихонько отползать, чтобы не стать добычей этого, как его, Канье Вэста?

– У вас тут её вон сколько висит, никто не собирает что ли? – подбоченясь, спросила я, пытаясь придать голосу как можно больше небрежности. Ну а что, я же не воровала! Через забор не лезла. Мне не пятнадцать лет, в конце концов! Подумаешь, пара ягод, они и так на дороге висят, пылятся. Моя совесть, изрядно потрёпанная последними событиями, даже не шелохнулась. У меня тут развод на носу, а на меня собаку из-за какой-то малины чуть не спустили!

– Да некому, хозяйки нет, – разулыбался он, плечамт пожал. Его улыбка была такой открытой и обезоруживающей, что я на секунду забыла о своём страхе. Ещё я заметила, что он был в белой футболке. В белой! На даче! Может, конечно, он тут не копает грядки, хотя мышцы там виднеются такие, что на нём поле вспахать можно, но всё-таки пыль, ветер, грязь… Как он умудряется оставаться таким чистым? Или постирушка-потра…ой, есть у него? – Постучались бы, угостил.

Он как-то так интересно улыбнулся и посмотрел на меня, что я аж смутилась.

– Ну нет уж, с вашими Малышами тут… – я махнула рукой, представляя, как бы я стучалась в дверь, а мне навстречу выбежала бы эта чёрная махина.

– Он добрый на самом деле. Детей любит. Внук ездил на нём как на пони.

– Внук?! – Мой голос сорвался на писк. Я что, сказала это вслух? Этот великолепно выглядящий моложавый мужчина уже дед???

– Внук. А что не так? – Он поднял бровь, явно забавляясь моей реакцией.

– Вы на деда не похожи как-то, – пробормотала я, чувствуя себя полной идиоткой. У меня у самой сыну двадцать лет, я ведь сама потенциальная бабушка! Я его в двадцать родила, сумасшедшая! Я тогда ещё маляром-штукатуром работала, а Димка – первый муж, бригадиром. Во больные были! Ну а что поделать, как-то надо было выживать.

Мы были молодые, глупые, но полные решимости. Димка верил, что мы свернём горы, а я просто хотела, чтобы мой сын не голодал. Это потом я на ногти выучилась. Всё полегче стало, всё-таки не тяжёлый физический труд, хоть и ручной.

– Дед – это, по-вашему, седой старичок с клюкой? – Он усмехнулся, и его смех был низким, раскатистым, словно эхо в глубокой пещере.

– Мне всего-то пятьдесят один. – В его глазах плясали весёлые искорки, и я почувствовала, как напряжение, сковывавшее меня, немного ослабло. – Я в двадцать лет уже сына родил.

– Сам? – Вырвалось у меня раньше, чем я успела подумать. Мои щёки снова вспыхнули, и я мысленно дала себе подзатыльник за такую бестактность. Надьк, вот только флирта с Галкиным соседом тебе до кучи не хватало сегодня!

Он только рассмеялся в ответ, запрокинув голову. Его смех был заразительным, и я невольно улыбнулась. В этот момент он казался не таким уж и «самоуверенным», скорее, просто открытым и жизнерадостным.

– А сын в двадцать пять внука мне подарил. – В его голосе прозвучала гордость, и я представила себе целую династию таких же высоких, широкоплечих мужчин.

– А где же ваша… бабушка, простите? – Я запнулась, чувствуя себя неловко. Вопрос был слишком личным, но любопытство взяло верх.

– Умерла. Десять лет как нету с нами, Царствие небесное. – Он взглянул наверх, куда-то на небеса. Голос его стал тише, но не потерял своей глубины. В нём не было надрыва или печали, лишь спокойное, глубокое принятие неизбежного.

Значит, вдовец. Эта мысль пронеслась в моей голове, и я вдруг почувствовала к нему нечто вроде сочувствия. Десять лет – это большой срок, но боль утраты, наверное, никогда не проходит до конца. Интересно, как бы я себя ощущала, став вдовой? В моём случае, наверное, почувствовала бы облегчение.

– Соболезную, – искренне произнесла я, опустив взгляд.

– Благодарю-благодарю. – Он кивнул, и его глаза снова вернулись ко мне, но теперь в них читалось что-то новое, более внимательное. – А что ж ваш «дедушка» вам малинки не посадит?

Этот вопрос застал меня врасплох. Он был таким прямым, таким личным, что я почувствовала себя голой под его испытующим взглядом. Мой муж, который, как я только что узнала, изменяет мне. Как ему ответить? Что сказать? Мой мозг лихорадочно искал подходящую отговорку, но ничего путного не приходило в голову.

В этот момент я услышала пение. Громкое, заливистое, с характерными вибрациями. Кажется, Галина дошла до кондиции и снова вспомнила о годах самодеятельности. Её голос, обычно приятный, сейчас звучал как боевой клич, разносясь по всей округе.

– У меня нет дачи…

На его вопрос о дедушке я отвечать не стала, выкрутилась. Я только сегодня мужа на измене поймала, не это же ему рассказывать? Незнакомому мужчине, которого я встретила, когда решила скоммуниздить у него малину? Это было бы верхом глупости. Я даже до сих пор понять не могла, в каком я статусе: замужем, не замужем, в разводе… На который я даже ещё не подала. Нет, не хочу сейчас об этом! Моя жизнь была похожа на разбитое зеркало, и я не хотела, чтобы кто-то видел эти осколки.

– Надя-я-я-я! – Галка меня потеряла и горланила своим зычным контральто по всей округе теперь, словно сирена, призывающая к отступлению. Это был мой спасительный круг, моя возможность сбежать от неловкого разговора.

– Надежда, значит, мой компас земной, очень приятно. Сергей. – Он протянул мне руку, и я почувствовала тепло его ладони, крепкое, уверенное пожатие. Я снова отметила про себя, что его пальцы были сильными, мозолистыми, как у человека, не гнушающегося физическим трудом. Значит, всё-таки футболки кто-то стирает?

Надь, ну что ты в самом деле?!

– Взаимно. Я побежала. – Я выдернула руку, чувствуя, как моё сердце снова начинает колотиться, но уже не от страха перед собакой, а от смущения и желания поскорее исчезнуть.

Я развернулась и почти бегом направилась к обратно по улице, к даче Галки. Не оглядываясь и надеясь, что огромный Малыш не припустит за мной.

– Вы за малинкой-то заходите! – донеслось мне в спину его низким, бархатистым голосом. Я не ответила, лишь ускорила шаг, чувствуя, как его слова преследуют меня, обещая что-то, чего я сейчас совершенно не хотела.

Малина… Какая, к черту, малина, когда вся моя жизнь летит к чертям?

Глава 7

Благо(не)верного дома не оказалось.

Я вернулась домой около одиннадцати вечера, сразу после вечерней записи, на которую всё-таки успела. Несмотря на всё пережитое, я себя ощущала даже слегка отдохнувшей. Голова проветрилась, а нервы, насколько это возможно в моей жизненной ситуации, улеглись. Вот что делает всего один день нормального отдыха!

Что я обычно делала в свои редкие выходные, которых было всего три-четыре в месяц? Драила квартиру! Мыла посуду, готовила на неделю ведро борща, казан плова и таз котлет. Хотя нас всего трое, две из которых девочки – я и дочь Григория от первого брака. Кушают девочки немного.

Сын мой съехал от нас к своему отцу в шестнадцать, а в восемнадцать заселился с одногруппниками в общагу, а потом и на съёмную квартиру. Сейчас снимает вдвоём с девочкой, учатся оба на третьем курсе, подрабатывают. Получается, восемьдесят процентов съеденного приходилось на супруга. А я уже и забыла, когда он в последний раз закупался продуктами сам.

У меня машины не было по причине того, что все доходы уходили на оплату кредита, поэтому сумки таскала на себе, редко вызывала доставку, потому что ждать курьера у меня не было времени, а полагаться на кого-то я не привыкла. Да и не на кого…

Алиса, дочка Меньщикова, была дома и, судя по звукам, залипала в телефоне.

Я прошла в квартиру и в прихожей чуть не навернулась. Всё как прежде: её обувь валялась по всему коврику, ступить негде. Грязные кроссы, шлёпанцы для бассейна, босоножки, какие-то туфли. Складывалось ощущение, что эта девочка сороконожка. Да какая девочка?! Уже девушка! Ей недавно семнадцать исполнилось, выпускной класс. Только вот ответственности за те десять лет, что мы живём одной семьёй, у неё не прибавилось. А по неряшливости она десяти пацанов стоила. Мой сын таким не был, как эта девчонка.

В кухне меня встретила гора немытой посуды. Нет, я ошиблась. Судя по посуде, кушала она тоже как подрастающая прожорливая бегемотиха. Мне только остатки с барского стола оставались, судя по тому, что я увидела в холодильнике. Алиса ела, просто кидала посуду в раковину и шла дальше жить свою беззаботную жизнь. И так было сколько себя помню.

Ей семнадцать лет, а ведет себя как, дошкольник. Всё время в телефоне, с подружками по магазинам и кофейням, уроки как придётся, на отвали, по дому помощи ноль. Одно потребление. Она наверняка и не знала, откуда продукты в холодильнике появлялись.

Папаша её забаловал, потому что жалел, что дочечка без мамки осталась. Я-то сначала думала, ну что за кукушка-мать, как же так, бросила родную дочь и уехала, а потом как пожила с Григорием, да ка-а-ак поняла! Надо было тоже удирать без оглядки. Но мне даже подумать было некогда, да и эти аргументы доброхотов «да тебе уже сколько лет» да «у тебя прицеп» да «тяжело без мужика»… Тьфу! Как в каменном веке!

Не надо было никого слушать! Надо было себя слушать. Правильно Галка сказала, для чего такой муж нужен, чтобы штаны в шкафу висели да носки в стиралке бултыхались вонючие? Или «для здоровья»? В последнее время не радовал меня Григорий своим «здоровьем», видимо, все силы на молодую кобылку уходили.

– Надь, дай денег. – Ни здрасьте, ни до свидания. Голос Алисы, прозвучавший из глубины комнаты, был требовательным и лишённым всякой вежливости. Я что, на банкомат похожа? Железный и бессловесный, выдающий купюры по первому требованию?

– Сколько? – спрашиваю на автомате, как привыкла, но сегодня я почувствовала, как противно мне это «Надь» от семнадцатилетки, и как омерзителен мне этот её чуть ли не командный крик из комнаты. Даже не удосужится попросить подойти, задницу поднять, чтобы изобразить хотя бы подобие уважения.

– Тыщу.

– Ничего себе! А что не десять? Я позавчера только давала две. Не жирно ли? – Я взорвалась, не кричала, но ответила довольно грубо. А как тут иначе, если каждый в этой квартире ждал от меня одного – денег.

– Так и скажи, что тебе жалко, – буркнула из комнаты Алиса, и в её голосе сквозило такое пренебрежение, такая уверенность в том, что я ей обязана деньги выдавать по первому пуку, просто потому что она такая распрекрасная. Я, а не папаша её родной! Меня прямо затрясло.

Жалко! Так и есть! Жалко отсыпать тысячи, заработанные трудом, дармоедам, которые меня ни в грош не ставят!

– И на что же тебе? – спросила я, хотя никогда раньше не спрашивала. Сама назначила себя обязанной, хотела доброй мачехой быть. А всё наоборот получилось.

– В смысле? – тон голоса такой, будто я, челядь, посмела госпоже задать неуместный вопрос.

– В прямом, – отвечаю тем же тоном, чувствуя, как злость поднимается волной, захлёстывая меня с головой. Эта нахалка смеет так со мной разговаривать?!

Меня раскочегарило так, что спичку поднеси, всё взорвётся. Я её с пяти лет ращу, с тех самых пор, как её мамаша свалила с новым мужем в Италию на ПМЖ, а ничему я её не научила. Ни уважению, ни трудолюбию, ни совести. Она за свои годы даже на подработку ни разу не устроилась, да и стремления не было ни малейшего. Да когда мне было её учить, если я всё время на работе? Или, может, папаша её чему-то смог бы научить? Его самого учить надо, да только уже бесполезно. Или бабуля? Бабуля может научить только манипулировать и притворяться, ничему более. Да у Алиски у самой не было ни стремления, ни желания ни к чему!

У меня глаза сегодня открылись. Прозрение случилось. Очки стёклами внутрь и всё тому подобное. Если худо-бедно я могла ещё смирится со своим положением жены-добытчицы, мужем-бедосей и падчерицей с подростковыми заскоками, то с изменой нет!

– Не поняла-а-а.? – В голосе Алисы прозвучало недоумение, смешанное с надменностью.

– А я поняла, деточка, что ты обнаглела. Ты в раковину давно заглядывала? Ждешь, когда чистые тарелки кончатся? Или тут слуги есть? – Я указала на гору посуды, и мой голос звенел от негодования.

– Ты чего завелась-то? – Алиса наконец появилась в дверном проёме кухни, её лицо было сонным и раздражённым, словно я помешала ей заниматься чем-то невероятно важным.

– Убавь тон. Из тарелок теперь будешь из грязных есть, раз так угодно. И банк закрыт. Деньги мои твой папа сегодня прогулял. Проси у него теперь. Или у его новой подружки. – Слова вылетали из меня, как пули, каждая из которых несла в себе ворох обид и разочарований.

– У Юты? – она едва приподняла бровь. Очевидно, что информация о «подружке» не была для неё новостью. Вот так да!

– А ты в курсе? – я прищурила глаза и посмотрела на девицу в упор.

Она промолчала и принялась с огромным любопытством рассматривать пятно на столе. Которое явно после её свинской трапезы осталось.

Понятно. Все в курсе, кроме меня.

– Ну в курсе, – Алиска нахально дёрнула подбородком. – Он её на сайте знакомств нашёл.

– Ах, даже так…

Ну, значит, у них это не вчера началось! А как давно он по сайтам знакомств шарится? Значит, полно у него свободного времени! Ну погоди. Будет ещё больше!

– Да. Я ему поставила приложение. Он попросил, – с гордым высокомерием произнесла Алиска и с вызовом взглянула на меня. Выживать меня решила, маленькая прохиндейка.

– А сам что не смог поставить? Ранняя деменция началась? – я лишь усмехнулась.

Семья за моей спиной творила такие дела, а ни сном, ни духом. У меня от стыда за свою слепоту аж волосы на спине дыбом встали. Ох, Надька, у тебя тоже, похоже, к седым волосам ума не прибавилось. Это ж надо так прохлопать двойное предательство за своей спиной!

– Если вы разводитесь, я только рада буду, – припечатала названная дочурка. – Слишком много ты тут командуешь.

Всё ясно. Я молча вышла из кухни, впервые в жизни наплевав на грязные тарелки. Пусть хоть тараканы заводятся, мне до фонаря теперь.

Вот и благодарность за то, что я ее растила как свою дочь. Вот теперь и получай, Надька, за свои глупые жертвы.

Я слишком раскомандовалась, ага. Дочка захотела быть на пьедестале у любимого папочки. Ну, посмотрим, как теперь ты с Ютой будешь соревноваться. А я умываю руки.

Глава 8

Ближе к часу ночи меня охватила тоска.

Меньщиков так и не удосужился вернуться домой. Наверное, всё ещё праздновал. С Ютой своей.

Что за имя такое дурацкое?!

Спать я не могла. Всё в этой квартире стало мне противным от кровати до туалета. Если буду разводится, то квартиру придётся делить, купили мы её в браке. Я вкладывалась в неё на равных. Григорий свою однушку продал, я свою, и ещё сверху вбухали, чтобы трёшку взять. Хорошо, хоть квартира не в ипотеке. Только вот плохо то, что записана она на свекровь. Не помню, почему мы вдруг приняли такое решение. Или не мы, а кто-то из них. Они, семья Меньщиковых в составе Григория, Алисы и бабушки Оли в одночасье стали для меня чем-то чужеродным, враждебным. Было бы куда идти, я бы сейчас же вещи собрала, но не к матери же я пойду?! Подруг посреди ночи будить не хотелось, а снимать гостиницу дорого, я же каждый рубль считаю.

Ах, вспомнила. Квартиру записали на бабку, чтобы сын мой на неё не претендовал. Хотя как он претендовал бы? Я же живая, он мог только после моей кончины претендовать, да и то только на мою треть. Ах, Надя, Надя. И тут тебя обвели вокруг пальца! Я всё время настолько занята была, что не глядя подписывала документы.

Сын мне говорил ещё тогда, мол, мам, ерунду какую-то они придумали, а я что? Я как во сне жила. Как только бизнес умудрилась без косяков открыть и вести, уму непостижимо! Ну Надька! Пришло время проснуться.

Взяла телефон, от сына висели пара сообщений. Спрашивал, как дела. Передавал поздравления Григорию. Они между собой не охотно общались. Больше терпели друг друга, чем как-то взаимодействовали. Сыну Меньщиков не особенно понравился, но он не стал влиять на моё решение, считал, что я имею право на счастье, а он со своим мнением постоит в стороне. Артёмке тогда десять было, когда мы с Григорием сошлись, но даже десятилетний мальчишка прочувствовал запах гнили от этого человека. А Григорий не спешил становится ему отцом, аргументирую это тем, что, мол, у него есть отец, они общаются, был бы безотцовщиной, другой разговор. Он тут якобы не при чём. Уже здесь он себя проявил, ответственность не захотел разделить со мной за воспитание пацана. Ну, может, оно и к лучшему. Если б Артёмка воспринял Григория за модель поведения, не знаю, кто бы из моего ребёнка вырос. Такой же мерзкий, хитрожопый инфантил, вероятно. Однако, мой Артём всегда был умён не по годам и вырос достойным человеком. Хоть что-то я в своей жизни сделала не через одно место.

Сегодня, уже сегодня, раз час ночи, воскресенье. Выходной день. На который я перенесла трёх клиенток. А пока мне не спится, лучшее, что можно сделать, это подыскать себе адвоката. Написала сыну, утром встанет, прочитает. Он учится на юриста, может, кого посоветует. Одним разводом дело не обойдётся, тут раздел имущества и долгов предстоит. Я так просто не сдамся, ничего они не получат моего!