Хранители Мультиверсума. Книга седьмая. Последний выбор

– Забрал своих? – сообразил, увидев сиамца, я.

– Да, здесь они, – кивнул Иван, – не без приключений, но добрались. Идея отправить их с цыганами оказалась не такой хорошей, как выглядела.

– Как и все остальные наши идеи, – покивал Зеленый.

– Я чего-то еще пропустил? – напрягся я.

– Потом, – отмахнулись оба, – сначала копыта!

– Здрасьте, дядя Артём! – поприветствовала меня зашедшая из коридора Василиса, – поздравляю с Днем Рождения детей! Это вам! Цыганский сувенир! От дяди Малки!

В деревянной, выстланной алым бархатом коробочке лежат три маленьких золотых серьги. Простые тонкие золотые колечки с замочком, пропущенные через бусины черного камня. Я провел по ним пальцем и понял, что они куда ценнее, чем кажутся. Это маркеры, такие же, как черный диск, что таскает на груди Таира. Если вдеть их в уши детям, то я всегда смогу их найти. Другое дело, что колоть им уши еще не скоро, это же не цыганята, которые с младенчества в таких цацках. А мальчику так и вовсе, наверное, лишнее. Хотя сейчас на Родине пирсинг в моде…

– С Днем Рождения твоих малышей! – поздравила меня Светлана, Иванова жена. – Дорогой, неси свои напитки! Будем праздновать!

И правда, День рождения же. Самый первый. А кстати, какое сегодня число? И по какому календарю? Какого среза? Да, с гороскопами у моих детей будут сложности. И это только первое, что пришло в голову…

– Расслабься! – хлопнул меня по плечу Зеленый, – дети – это здорово! Наливай, кэп!

– Серьезно, Артём, – Иван загремел посудой, – поначалу теряешься, конечно, но потом понимаешь, что все куда хуже, чем ты думал…

– Паап! – возмутилась Василиса.

– Но никогда, никогда не пожалеешь, поверь! – добавил он, подмигнув дочери.

Утешили, блин, опытные папаши.

Положительный момент напитков Ивана – от них нет похмелья. Впрочем, мы и не злоупотребляли. Так, посидели скромно, как семейные люди с семейным человеком. Я только сейчас начинаю ловить в себе это ощущение. Что я семейный человек, а не герой в модном литературном жанре адьюльт-фэнетези, который даже большее днище, чем мои пиздецомы.

Дети все меняют.

С утра Зеленый отвез меня в больницу на УАЗе и умотал по делам – что-то они там с Иваном придумали насчет мораториума. Интересно, но сейчас все мои мысли тут, с детьми и женами. Пытаюсь осознать свое место в жизни, так сказать. Моё – в их жизни. И их – в моей.

На выписку явился давешний представитель Конгрегации, имя которого я так и не вспомнил и про себя называл просто «Инквизитором». Что-то в нем есть такое, зловещее.

– Какие планы? – поинтересовался он нейтральным тоном.

– Без понятия, – честно признался я.

В последнее время даже не пытаюсь строить планы, слишком много сюрпризов. И инквизитор подкинул очередной.

– Есть интересное предложение для вас, – продолжил он так же нейтрально.

– Я открыт к предложениям.

Из меня хреновый глава семьи. Бездомный и безработный. Маленький коттеджик, где мы сейчас обитаем, нам предоставили без уточнения условий. Бесплатно, но никто не обещал, что навсегда. Между тем, для Центра мы, возможно, становимся токсичным активом – если Комспас нацелился именно на моих детей.

– Мы считаем, что дальнейшее пребывание в Центре может быть опасным, – сказал инквизитор, – Для вас, для вашей семьи, для окружающих.

– Возможно, – согласился я, – однако не могу не отметить, что вся эта ситуация является следствием в том числе и ваших действий. Не думаю, что Сева один это все придумал.

Представитель Конгрегации снова не стал комментировать мои предположения. Но и отпираться тоже не стал.

– Учитывая уникальность ситуации и нашу заинтересованность в вашей безопасности, я хочу предложить вам сменить место жительства.

– Выгоняете?

– Напротив. Давайте прогуляемся, если вы не против. Вашу семью будут еще некоторое время готовить к выписке, мы успеем вернуться.

Ничуть не сомневаюсь, что их будут «готовить к выписке» так долго, как нужно инквизитору. В Центре все решает Церковь, а в Церкви – Конгрегация. Ну а нам, обретающимся тут в статусе нахлебников, выбирать особо не приходится.

Мы вышли из больницы и пошли пешком. Этот сектор, один из множества сходящихся узкими закрученными клиньями к площади, выстроен в архитектуре позднего модерна, вычурно и чуть мрачновато. В символике обильно покрывающих здания барельефов часто встречается эмблема Первой Коммуны – микроскоп, вписанный в шестеренку. Я не прожил тут достаточно долго, чтобы детально разобраться в истории возникновения столь странного места, знаю только, что Центр – это «сборная» локаль. То есть, состоит из частей разных срезов.

Здесь довольно мило. Комфортно жить – крошечные магазинчики, небольшие кафе, много пространства для неспешных прогулок. Людей немного, чем они тут занимаются – непонятно. Наверняка существует какая-то рациональная экономика, но я не знаю, на чем она строится. Те три месяца, что я прожил тут с семьей, мы как-то не поднимали этих вопросов. Глупо, да, но я был слишком поглощен рефлексиями и отношениями. Каждый день Таира ходила на рынок и приносила продукты, но откуда брались на них деньги? Мне что-то заплатили за лекции в Школе, но я даже не знаю, много это или мало, потому что сразу отдал забавные цветные купюры той же Таире. Откуда берутся продукты на этом рынке? Кто и на что содержит Школу? Практически уверен, что все это организовано Церковью Искупителя, но как именно? Если мы и дальше будем жить здесь – со временем разберусь. А если этот инквизитор сейчас выпроводит нас ко всем чертям – то и ладно. Заберу всех на дирижабль, например, там еще есть свободные каюты, и права мои на них не меньше, чем у всех остальных.

Прошли пару кварталов и остановились у ничем не примечательной двери ничем не примечательного дома. Дверь массивная, деревянная, с витой бронзовой ручкой, довольно стильная. Но здесь все примерно такие. Кажется, что этот квартал целиком переехал сюда из начала двадцатого века нашего мира – этакое ар-нуво.

– Откройте дверь, пожалуйста, – попросил инквизитор.

Я немного удивился, но повернул ручку с литым цветочным орнаментом и потянул дверь. Она легко открылась. Внутри оказалась парадная лестница с закрепленной бронзовыми прутьями ковровой дорожкой и коваными металлическими перилами, уходящая наверх, к квартирам. Ничего необычного.

– Мне войти?

– Нет, не нужно. Закройте обратно.

Я пожал плечами и закрыл. Язычок замка щелкнул.

– А теперь открою я…

Инквизитор точно так же повернул ручку и потянул, дверь снова открылась – но лестницы за ней уже не было. Просторная прихожая, вешалки, стойка для обуви, высокое ведро для зонтов. И еще одна дверь, тоже деревянная, но потемнее.

– Проходите, – пригласил он меня.

Мы вошли.

– Эта дверь открывается ключом.

Он показал мне связку массивных ключей – стержень со сложной бородкой, круглая бронзовая головка. Ключи просто висят на вешалке у входа.

– Сейчас она должна быть не заперта… Да, так и есть. Давайте войдем.

Мы прошли в полутемный холл какого-то дома. Я уже догадался, что отнюдь не того, который виден с улицы. К этим фокусам с пространством постепенно привыкаешь. Тут просторно, немного затхло, немного пыльно. Пахнет старой бумагой и мастикой для паркета.

– Как вам? – спросил он.

– Пока не очень понятно. А где мы?

– Вот здесь.

Он решительно отодвинул широкую штору. Это был опрометчивый поступок, за который пришлось расплатиться чиханием и стряхиванием с себя пыли, но зато помещение осветилось лучами яркого солнца через большое окно. За окном тот же город – но совершенно пустой. За годы блужданий по вымирающему Мультиверсуму я привык это определять с первого взгляда. Тут давно никого не было. Несколько лет, как минимум.

– И где это «здесь»?

– Неизвестно, – пожал плечами инквизитор. – Многие дома в этом секторе Центра изначально «двойные». В Коммуне любили так строить, это экономит пространство. Два города в одном. К сожалению, право входа в такие двери почти везде утрачено. Это, возможно, последняя, которую есть, кому открыть. Мы не знаем, как восстановить доступ к остальным и возможно ли это в принципе. Он передается от человека к человеку. Подойдите сюда.

Я вернулся в прихожую.

– Положите руку сюда.

В декоре стены возле двери выделяется темная каменная плитка, если бы мне не показали, я бы и не заметил. Приложил растопыренную ладонь, инквизитор припечатал поверх своей сухой кистью с длинными тонкими пальцами. Рука не то музыканта, не то взломщика. В ладонь почти неощутимо кольнуло, как электричеством.

– Все, дверь вас запомнила. Теперь вы сможете открывать ее двумя способами – туда и сюда. Это требует небольшого ментального усилия, но вы глойти, для вас это не составит труда. Такой локальный и специфический кросс-локус, если угодно.

– Очень любопытно, – вежливо сказал я, – но вы говорили о каком-то предложении?

– Это оно и есть. Я предлагаю вам с семьей переселиться сюда. Сохранив все удобства проживания в Центре, вы будете недоступны для поиска. Вас не смогут, например, найти и похитить. Вас и, разумеется, ваших детей.

– Скажите, – внезапно решился я, – а вы тоже считается, что один из них, ну…

– Искупитель?

– Да.

– Ну почему же «один»? – рассмеялся представитель Конгрегации. – Почему не трое разом? Это вполне может оказаться коллективным феноменом…

– Вы серьезно?

– Я не скажу вам ни «да» ни «нет». Не потому, что хочу вас помучить, а потому, что мы не исключаем никаких вариантов. Генезис Искупителей никому не известен, они, как вы наверняка догадываетесь, появляются не настолько часто, чтобы вести статистику. Честно скажу – нас бы вполне устроило, если бы это оказались ваши дети. Один, два, все трое – неважно. Просто для определенности. Но если это и не так, то их судьба в любом случае с ним связана. Вас не оставят в покое.

– Не самая приятная перспектива.

– Понимаю.

– Вряд ли. Не вам придется остаток жизни прятаться самому и прятать детей. Сидеть в вымершем городе как мышь под метлой, бегать, озираясь, за продуктами… Кстати, на что нам жить?

– Разумеется, Церковь не оставит вас без помощи, – обнадежил инквизитор. – Мы же Церковь Искупителя и странно было бы не позаботиться о том, кто им, возможно, станет. Мы увеличим пособие, которое получает ваша семья, и ваши лекции, Артём, тоже будут востребованы. Это не подачка, ни в коем случае! – поспешил он сказать, заметив мою реакцию, – Вы действительно хороший лектор, детям нравится. Ваши рассказы о Мультиверсуме звучат как приключенческий роман. Это их мотивирует. Завтра утром ждем вас в Школе. Зайдите к ректору, он поставит вас в учебный план. И да – этот дом отныне ваш, я дал вам приоритет. Вы можете дать право прохода всем, кому хотите и даже отозвать моё. А теперь пора вернуться в больницу, думаю, ваше семейство готово к воссоединению с мужем и отцом…

Остаток дня прошел суетно – я забрал своих женщин и детей, пытаясь привыкнуть к тому, что их так много. В коттеджике сразу стало тесно, особенно с учетом Насти и Эли. Настя – отдельный разговор. Девочке сильно досталось, но, насколько я знаю, для корректоров это история типичная. В Школе умеют работать с подростками, ставшими Немезидами Мироздания. Только на то и надеюсь. Итого у меня теперь четверо детей и Эли. Эли, впрочем, прилипла к Меланте и никого, кроме нее, не замечает вовсе. Когда вечером Зеленый зашел узнать, не нужно ли чего, она ненадолго на него отвлеклась. Подбежала, торопливо, как бы извиняясь, обняла, и убежала обратно к кровати Меланты, возле которой дежурила, улавливая малейшие пожелания рыжей кайлитки. Горянка уже скакала по дому, как их знаменитые козы, и не скажешь, что рожала вчера. Алистелия тоже отправилась на кухню, отмахнувшись от моего «не надо, я сам», а Меланта продолжала лениво валяться, иногда кормя дочь веснушчатой грудью. Пеленки и то Эли меняла.

– Надо же, – удивился Зеленый, глядя как Эли мухой летит на кухню, чтобы заварить чаю, качает кроватку ребенка, поправляет подушки и так далее, – а мне за все время воды стакан не подала.

– Эли – кайлитский эмосимбионт, – внезапно ответила ему Меланта. – Они созданы для нас. Для веселья, любви и помощи. Для секса. Для игр. Для полноты семьи. Не обижайся на нее. С людьми ей тяжело, как с вам с глухонемыми.

Да, Сева, вроде бы, что-то такое говорил. Причем и про Меланту тоже. Если им вдвоем легче переносить меня – то почему нет?

– Когда-то их производили для нас в биолабораториях среза Эрзал, там же, где создали Алистелию, – Меланта без всякого стеснения ткнула в ее сторону пальцем. – но это было давно. Я уже не застала.

Блондинка как будто сжалась и снова уставилась в пол фиалковыми глазами. Кажется, ей было неприятно это напоминание.

– Эрзал долго был домом для кайлитов, многие из нас погибли с ним. Оставшиеся… Ладно, что об этом вспоминать? Жизнь продолжается, правда?

Меланта весело улыбнулась, и всем сразу захотелось улыбаться ей в ответ.

– Как назвали-то? – спроси Зеленый, прощаясь в прихожей.

– Никак, – развел руками я.– Все три считают, что должен назвать отец. А у меня полнейший ступор.

– Сочувствую, – покивал Зеленый, – мы младшему девять месяцев придумывали, все перебрали. А тут сразу три. Голову сломаешь. Настя как?

– Не очень. Завтра отведу ее в Школу, там ей помогут, я надеюсь.

– Я так понимаю, на дирижабле тебя пока не ждать?

– Так и вы, вроде, никуда не собираетесь?

– Как знать… Ну да по ходу разберемся. Отдыхайте. Завтра с переездом поможем. Святцы тебе на ноутбуке поискать? Ткнешь мышкой не глядя, будут у тебя Капитолина, Амнеподиста и Акакий…

– Иди к черту, не смешно!

– Привет, пап.

Настя сидит на кухне, смотрит синими глазами в чашку давно остывшего чая.

– Как-то глупо все вышло, да? – она не поворачивается ко мне, как будто стесняется. – Не так я себе все представляла тогда, в Коммуне. Ты прости меня. Зря я все устроила.

– Мне не за что тебя прощать.

– Есть. Это ведь я…

– Хватит, – я положил ей руку на худое острое плечо. – Если есть – то я тебя простил. И ты меня прости, если есть за что. И на этом закончили счеты. Давай не будем меряться глубиной совершенных ошибок, ладно? Я все равно выиграю, у меня большая фора по возрасту.

– Ладно, – сказала она неуверенно, – просто я чувствую себя таким говном…

– Это нормальное состояние нормального человека, – заверил я ее, – периодически чувствовать себя говном. А иногда и быть им, увы. К любому на улице подойди, скажи ему: «Экое ты говно-то!» – и он будет точно знать, что заслужил. Хотя и не признается, конечно. Вот и ты не признавайся. Ну, разве что мне. Мне – можно.

– И что мне с этим делать?

– Отрефлексировать и жить дальше. Можно поплакать. Только чай допей сначала.

– Почему?

– Чтобы обезвоживания не было. Если ты собираешься за раз выплакать все несовершенство мира, то жидкости на это уйдет много.

– Да ну тебя, пап… – Настя отмахнулась сердито, но и тень улыбки я на лице заметил. Оттаивает Снежная Королева.

– Я вот тебе что советую, – я понизил голос для значительности, люди с большим доверием воспринимают то, к чему надо прислушиваться. – Прямо сейчас, не раздумывая, скажи – что тебя больше всего напрягает. Не вообще, в себе и мире, а вот в эту минуту и тут. Только вслух скажи, это важно. В голове запутаешься.

– Мне… Мне очень странно, что ты… Что они… Что здесь…

– Не нервничай, говори, что думаешь.

– Ладно, – решилась она. – Мне приятно, что я могу говорить тебе «папа». Мне всегда хотелось это кому-то говорить. У меня прям такое чувство, когда я произношу это слово, как будто щекотно внутри. Но у тебя есть настоящие, твои дети. У тебя семья, тебе надо о них всех заботиться, а тут еще и я такая, со своим «пап, пап»…

Вот так, ждешь метафизических откровений, а у ребенка обычная детская обида на рождение младшего. Младших.

– Посмотри на это с другой стороны, – мягко сказал я, – не у меня новые дети и семья. У нас. У тебя. У тебя – семья. Три мамы, две сестры и братик. Это ведь куда круче, чем просто «пап».

– Да кто я им…

– А вот и нет. Даже не начинай. Ты просто не успела с ними познакомиться. Для них ты моя дочь, а значит родной человек. Это настолько естественно, что даже и обсуждать тут нечего. И Меланта, и Алистелия, и…

– Таира. Меня зовут Таира, – сказала, входя на кухню, моя «ойко». – Ты моя дочь. Ты наша дочь. Я убью за тебя и умру за тебя. Так же, как за сына. Как за твоих сестер.

– Спасибо… – растерялась Настя.

– За это не благодарят, дочка. Это жизнь. Твои сестры и брат вырастут, зная, что у них есть сестра. Они будут любить тебя и бесить тебя. Это твоя семья, привыкай. Она уже есть, даже если ты не поняла. Поймешь.

Таира важно кивнула и ушла, оставив нас вдвоем.

– Я… Я не знаю, что сказать, – обхватила тонкими руками белобрысую голову Настя.

– А и не надо. Сейчас иди спать. Завтра новый день и даже, в каком-то смысле, новая жизнь. Оставь все проблемы в сегодня. Тебе кровать выделили уже?

– Я отведу ее, муж мой, – подошла Алистелия, – я постелила наверху, в мансарде. Кровати нет, но матрас мягкий. Пойдем, дочь моя. Я уложу тебя спать.

И они ушли. Ну и мне пора. Это у нее завтра новая жизнь, а с меня проблем старой никто не снимет.

Глава 2. Зелёный. «Здравствуй, жопа, мымбарук!»

– Как там наш штурман? – спросил Иван

– Погряз по уши в полигамии, – ответил я.

– Завидуешь?

– Черта с два. Но Эли у меня увели, факт. Хотя, конечно, ей там лучше, – добавил я предусмотрительно, увидев входящую в кают-компанию жену.

– Надо им помочь, – сказала она, – первые дни после родов тяжело, да и потом… Гормональный откат и все такое. Вам лучше не знать.

– Им дом какой-то выделили в городе, что-то ним сложное, он долго стоял пустой, – рассказал я. – Думаю, надо завтра взяться всеми. Мы с Иваном наладим там всякое – трубы, электрику, а вы со Светой приберете, окна помоете, пыль стряхнете… Сможете?

– Конечно, – кивнула жена, – устроим субботник.

Она налила молока для сына и ушла обратно.

– Так что, день теряем? – спросил Иван.

– А куда деваться? Нам нужен Артём, а ему надо устроить семью.

– Время уходит…

– Сам знаю.

Мы бы обошлись без Артёма, я более-менее освоился с навигацией дирижабля. Не так уж это и сложно. Однако на сей раз нам нужен именно оператор с планшетом. Вчера мы с Иваном ковырялись в мораториуме – устройстве, создающем временной лаг и, как результат – непреодолимый для большинства барьер вокруг Центра. Что из этого было основной задачей, а что побочным действием – сказать трудно. В любом случае, теперь он не работал. Как объяснил нам представитель Конгрегации – весьма ушлый мужик того неопределённого возраста, который выдает потребителей Вещества, – они отчего-то не считали нужным его охранять. Им даже в голову не приходило, что он кому-то помешает. Хотя никакая охрана бы и не помогла – в него пальнули из тяжелой винтовки издали. Пуля повредила механизм – и барьер пал. Хорошо, что без катаклизмов. Плохо, что мы с Иваном, как не ломали головы, так и не поняли, как эта штука вообще работала. Его эмпирическим навыкам работы с артефактными механизмами не хватает теоретической основы, а я вообще только шестеренки разглядел. Но шестеренки интересные. Несколько часов ковыряния, попыток покрутить вручную, анализа головоломной механики и осторожных подходов к крепежным узлам, и я понял, как это собрано. Не понял, зачем. Сам механизм вращения, хотя и сложный, вполне укладывается в инженерную логику – если вы не ищете простых путей и не любите электричества. Очень надежный и высокостабильный, обеспечивающий чрезвычайно ровное движение и саморегулирующийся через целую систему механических обратных связей. Они, как я понял, должны компенсировать любые изменения внешних факторов – температуры, влажности, уровня энергии и чего-то, связанного с той штукой, на которой он водружен. Черный цилиндр, похожий на сильно подросший репер. Эта часть осталась для нас загадкой – механизм получал от цилиндра энергию для вращения, по темным диэлектрическим шинкам, как в дирижабле, но он же как-то и воздействовал на него своим замысловатым исполнительным механизмом. Тем, где черный шар, зажатый в резной бронзовой обойме, проходит сквозь белое кольцо, несмотря на то что закреплен на сплошной тяге. То есть, по заверениям тех, кто видел мораториум в работе – проходил. Хотя никак не мог. Спасибо Сене – худому странному парню, которого я когда-то давно видел с Македонцем, а теперь встретил здесь. Он как-то со скуки снял работающий механизм телефоном на видео. Сам не может объяснить зачем – просто привычка из прежней жизни. Телефон дешевый, картинка дрянная, но, скачав на ноутбук и развернув во весь экран, я просмотрел стоп-кадрами, наделал скриншотов, и, не то, чтобы понял, но хотя бы представил себе, как оно было.

– Вы почините эту хрень? – спросил Сеня, – А то Иришка жалуется, что у них с башкой плохо становится.

– У кого, у «них»? – спросил я, увеличивая изображение на экране.

Не помогло – пикселяция только лезет.

– У корректоров. Мораториум защищал их от какой-то херни, идущей из Мультиверсума. Синеглазые к нему чувствительные, как канарейки. Теперь у них депрессии и вот это всё. Иришка и так нервная, а сейчас злится или рыдает от любой ерунды. Я аж подумал сначала, что залетела…

– Испугался? – спросил я рассеянно, прокручивая видео туда-сюда.

– Обрадовался. Но и испугался тоже. Обрадовался, потому что думал, что она, может, нормальной станет. Испугался, что ребенок таких уродцев, как мы с ней, черт знает какой выйдет. Но нет, хрена с два. Она все еще корректор. А это ж такое дело…

– Какое?

– Конечное. Они же как? Либо помирают, либо в конце концов в Хранители подаются. Ирка, вон, таскается уже с таким, в балахоне. Глядишь, и сама скоро станет. «Впустит в себя Мультиверсум», как они говорят. Знаю я, что она в себя впустит… И нафига я тогда нужен буду? Вот так и живу с ней, зная, что ненадолго это все… А теперь еще и мораториум сломали. Убил бы ту падлу…

Так он это спокойно, но веско сказал, что я отчетливо понял – не фигура речи. Убил бы. Странный парень.

– Вот! – наконец-то нашел, то, что искал, я. – Иван, иди сюда, глянь!

Капитан долго рассматривал узел, который я высмотрел на видео. Ракурс на съемке неудачный, виден он сбоку и буквально полсекунды, но…

– Да, эту херовину и выбило, ты прав. То-то мы ее не нашли, она на вид как бы не стеклянная. Ее пулей, поди, в пыль разнесло.

Выстрел, сделанный, судя по нанесенным повреждениям, с балкона одного из окружающих площадь зданий, был всего один. Иван предположил, что из крупнокалиберной снайперской винтовки, калибра 12,7. Тяжелая пуля перебила тягу, выломала регулировочный балансир и уничтожила деталь, от которой осталось только пустое место на оси, и которая, судя по всему, и обеспечивала невозможное с точки зрения классической механики прохождения шара на палке через сплошное кольцо. Тягу и балансир мы могли заменить, изобразив УИНом из любой подходящей железяки. Деталь, представляющую собой сложной формы полупрозрачный диск с отверстием в центре и вырезами по краю – нет. Это явно «артефактный объект», такое из стеклянной тарелки не вырежешь. Мы разом вспомнили, что в Библиотеке есть нерабочий мораториум. Была ли там нужная деталь – черт его знает, мы не приглядывались. Но шанс не нулевой.

Однако идти в Библиотеку нужно через реперы, а м-оператор наш завален грудой жен, младенцев и бытовых проблем. Так что делаем все последовательно.

Сегодня днем мы исполняли представительские функции – катали церковников на дирижабле. Вокруг города. Облетали поселки в окрестностях. Церковники снисходили на трап, собирали народ на площади и толкали речь. Впрочем, при виде этакого летающего недоразумения, люди собирались сами, в чем, видимо, и был смысл нашего участия. Ну и для солидности, конечно. Я быстро сообразил, что местная экономика построена по принципу некоего вассалитета, где город является центром власти, а окрестности обложены материальной данью и трудовой повинностью. Видимо, повинность посильная, дань умеренная, а размер компенсации соответствует, поскольку никакого механизма принуждения я во взаимоотношениях не увидел. Думаю, источником легитимности Центра является технологическая монополия Церкви – в всяком случае линии электропередач расходятся из города звездой, но поля крестьяне пашут гужевой тягой. С профессиональной точки зрения мне любопытно, как они это балансируют, но не настолько, чтобы устраивать расследование. Тем не менее, в кризисные моменты властный центр как никогда нуждается в подтверждении авторитета и права на власть, и тут наш дирижабль пришелся весьма к месту. Прилететь речи толкать куда круче, чем прийти или даже приехать. Сразу ставишь себя над толпой, в том числе и в буквальном смысле.