
Полная версия
Гведская декалогия. Удивительные путешествия доктора Мартиниуса и его секретаря. Том первый
– Ну, что же, – воскликнул доктор, вставая с кресла, – как сказал Вергилий: «Quo fata trahunt retrahunque sequamur!»7
Глава двенадцатая,
в которой Мельхиору становится жалко Валерию
Перед ужином я заглянул в свою в комнату, чтобы привести себя в порядок. Неторопливо намыливая руки розовым портобельским мылом, я перебирал в памяти всё увиденное и услышанное за этот долгий тяжёлый день. Передо мной снова и снова вставало лицо графа Бертрама: жуткая маска с остановившимся навсегда взглядом. Я совершенно не представлял, кто мог совершить такое страшное преступление. Однако, успев узнать о сложных взаимоотношениях обитателей замка, я понимал, что среди них мог найтись кто-то, кто по неведомым мне причинам был способен убить старого графа. Мне вспомнились угрозы Себастьяна, когда он узнал об изменении завещания в пользу младшего брата. Вспомнилось, как Патриция в библиотеке обещала отомстить за свою любовь. А слова Озрика о том, что над всеми ними нависла какая-то опасность? Как разобраться в этом лабиринте?
Так и не придя ни к каким выводам, я пошел в столовую. Треволнения этого дня никак не повлияли на мой аппетит, и я с истинно гведской основательностью отдал должное блинчикам с говядиной по-кронски. На десерт подали клубнику в бенедиктине из Патерностера. Какой-то старинный Де-Бург в генеральском мундире с картины напротив сверлил меня подозрительным взглядом, словно я и был таинственным убийцей хозяина замка.
За столом, кроме меня, присутствовали только доктор Адам, Озрик, Валерия с женихом да мой шеф-нотариус. Мартиниус, против своего обыкновения, где-то задержался и пришёл последним. Он уселся возле меня, хитренько оглядел присутствующих и принялся за еду. Было видно, что он чем-то очень доволен. Закончив ужин, Валерия и Тобиас откланялись. Вслед за ними ушёл Адам. Поев, Озрик вытер рот салфеткой и обратился к Мартиниусу:
– Помните того монаха в придорожной харчевне, месьер нотариус?
– Который просил вас покаяться в грехах и предсказывал скорую смерть?
– Да. Должен признаться, что с того самого времени его слова не идут у меня из головы.
– Однако, как мы видим, смерть выбрала другого, – заметил Мартиниус.
– Да, вместо меня умер мой бедный отец, и я спрашиваю себя, если на минуту поверить предсказанию янита, грозит ли мне ещё опасность или смерть моего отца её предотвратила?
Маленький нотариус поднял своё остренькое личико от тарелки и, глядя прямо в глаза молодого графа, серьёзно сказал:
– На вашем месте, Озрик, я был бы очень осторожен.
Он ещё что-то хотел добавить, но тут в столовую зашла Патриция, и старик сменил тему:
– Как вы, наверное, знаете, Озрик, духовный монашествующий орден Святого Яна основан почти двести лет назад и назван в честь Святого Яна Квакенбуржского – целителя и врачевателя. Ему приписывают разные чудеса. Святой Ян мог, например, одним только словом поднять с постели парализованного, прикосновением излечить больного проказой. Кроме того, известно, что он мог предсказывать будущее.
Озрик, насмешливо улыбаясь, перебил разошедшегося нотариуса:
– Я тоже многое слышал о Святом Яне, но мы же с вами цивилизованные люди и не должны верить в сказки. Мне кажется, сейчас только тёмные селяне верят в такие вещи. Я же человек науки, химик. Вы – известный правовед. Неужели в вас сохранилась вера в чудеса и магию?
Старик, пожав плечами, заметил:
– Иногда остаётся надеяться только на чудо, мой молодой друг. Не забудьте, что я вам только что сказал.
Патриция подошла к нам и прервала разговор, сказав с высокомерным видом:
– Разрешите помешать вашему религиозному диспуту. Инспектор Вейш просит месьера Мартиниуса с помощником в курительную комнату для продолжения допроса.
Когда мы вернулись в курительную, Себастьян Де-Бург был уже там. Против своего обыкновения трезвый, он сидел в кресле и курил тонкую коричневую сигару, печально глядя куда-то в угол. Увидев нас, Себастьян повернулся к инспектору и вопросительно посмотрел на него. Вейш отложил в сторону потухшую трубку.
– Ну что же, все в сборе. Продолжим следствие. Месьер граф Себастьян Де-Бург, что вы можете рассказать следствию по поводу случившегося в замке?
Себастьян ткнул сигару в пепельницу и пожал плечами.
– Что, собственно, вы хотите узнать, инспектор? Я в полном недоумении. Мне неизвестны причины, из-за которых мой отец мог покончить с собой. Я также не знаю, кто и за что мог бы его убить.
– А вы допускаете, что его сиятельство мог быть убит?
Себастьян опять пожал плечами.
– Можно допустить всё, что угодно. Но я не знаю ни одного человека в замке способного поднять на него руку. Мой отец был всегда добр и щедр с людьми и даже когда он был мировым судьей, все признавали его снисходительность.
– Хорошо. Мы все можем согласиться, что граф Бертрам был добрым и щедрым человеком, но, к сожалению, факт остается фактом – хозяин замка Три Башни вчера вечером умер в результате отравления цианом. Значит, у него были враги, о которых могут знать, прежде всего, самые близкие ему люди. Подумайте хорошенько, Себастьян, не говорил ли его сиятельство о какой-нибудь угрожающей ему опасности?
Себастьян решительно покачал головой.
– Нет-нет. Я ничего подобного не слышал. Правда мой отец был довольно замкнутым и скрытным человеком. Кроме того, в последнее время он не очень хорошо относился ко мне, часто бывал несправедлив. Может быть, Озрик или Валерия знают больше меня. Они пользовались бóльшим расположением отца.
Инспектор подождал, пока писарь запишет слова Себастьяна, и задал новый вопрос:
– А как вы относитесь к изменению завещания?
Себастьян хмуро усмехнулся.
– Вот вы куда клоните! Да, конечно, я был раздосадован решением отца, но, в конце концов, он здесь хозяин и вправе делать то, что считает нужным. Я уже сказал, что он часто ко мне был несправедлив.
– То есть ваши угрозы в адрес отца ничего не значат? – ехидно поинтересовался Вейш.
– Я был пьян и наговорил глупостей. Я любил отца и никогда бы не причинил ему ни малейшего вреда!
– А ваша супруга, госпожа Патриция, как восприняла решение графа Бертрама?
Себастьян в третий раз пожал плечами.
– Три, конечно, была недовольна, но подозревать её в том, что она отравила отца – это просто невероятно.
– Почему же невероятно? Не секрет, что граф Бертрам был тяжело болен. Долго он бы всё равно не прожил. Госпожа Патриция, конечно, строила какие-то планы дальнейшей жизни. И вдруг все планы рушатся. Наследником становится другой. Есть от чего потерять голову.
Себастьян резко встал и крикнул:
– Прекратите, инспектор! Не забывайте, что речь идёт о моём отце и о моей жене! То, что вы говорите нелепо и чудовищно. Если бы вы были настоящим офицером, а не полицейской ищейкой, я бы вызвал вас на дуэль в любое время, в любом месте и любым оружием по вашему выбору. А теперь, прощайте!
С этими словами взволнованный Себастьян выскочил из комнаты.
– Признаться, именно эта парочка мне больше всего подозрительна, – спокойно сказал Вейш, снова разжигая свою трубку.
– Патриция и Себастьян? – уточнил доктор Адам.
– Именно. Уж больно много они потеряли в связи с изменением завещания. Кстати, – обратился инспектор к нотариусу, – каковы условия нового завещания?
– Я оглашу его, как только мы закончим слушать свидетелей, – ответил мой шеф.
– Ну, что же, давайте тогда заканчивать, – решил Вейш и подал знак стражнику пригласить Валерию.
Меня поразила та перемена, которая произошла во внешности девушки за один день. Прежде всего, в глаза бросалась некоторая небрежность в одежде и причёске Валерии. Несколько локонов выбились и беспорядочно падали на её бледное узкое лицо, почти скрывая его. Серые глаза горели каким-то лихорадочным огнём. Заметно было, что у неё мелко трясутся руки. Мне стало жаль бедную девушку, потерявшую отца накануне свадьбы.
Вейш предложил ей стакан воды, но Валерия отрицательно помотала головой.
– Спасибо, инспектор, не нужно. Смерть отца стала для меня страшным ударом. Мне сейчас очень тяжело, но я готова ответить на ваши вопросы.
Инспектор сказал, сочувственно глядя на девушку:
– Я понимаю ваше состояние, мадемуазель, и обещаю долго вас не задерживать. Не могли бы вы рассказать мне что-либо могущее помочь раскрыть эту ужасную загадку?
Валерия задумалась, потом подняла на инспектора взгляд и произнесла:
– Я не верю, что отец покончил с собой. Озрик сказал, кто-то взял яд из его лаборатории. Значит, кто-то из нас виновен, кто-то из нас убийца!
– Скажите откровенно, мадемуазель, – спросил Вейш, – не заходили ли вы вчера после ужина к его сиятельству?
Валерия посмотрела на инспектора и отрицательно покачала головой.
– Нет, сразу после ужина мы с месьером Мартиниусом и месьером Лукасом расположились в гостиной и беседовали почти до полуночи. Потом я легла спать. А утром меня разбудила Таис. Я бросилась к отцу, а там, там…
При страшном воспоминании, глаза Валерии наполнились слезами. Вейш повернулся к нотариусу.
– Вы подтверждаете слова мадемуазель?
– Да, конечно, – покивал мой шеф. – Всё так и было. Я помню, что мы ещё пили какую-то замечательную настойку.
Валерия улыбнулась ему сквозь слёзы.
– Я обещаю подарить бутылочку, раз она вам так понравилась.
– Давайте вернёмся к делу, – вмешался инспектор. – Что вы можете рассказать о любовной связи вашего брата Озрика и госпожи Патриции?
На бледных щеках Валерии проступил румянец.
– Никакой связи не было! Озрик – наивный, пылкий юноша – едва не попал в сети опытной соблазнительницы.
– Честно говоря, ваш брат не производит впечатление наивного юноши, – саркастически заметил инспектор.
Валерия пожала плечами.
– Вы просто плохо его знаете. На самом деле Озрик очень добрый, доверчивый человек. И этим может воспользоваться какая-нибудь непорядочная особа.
– Как вы узнали об их романе?
– Заметила, как заметила бы любая женщина на моём месте. Все эти их взгляды, улыбки, перешёптывания… Это Себастьян ничего не замечал. И слава Богу, что ничего не замечал, а то я не знаю, что бы было.
– И что вы сделали?
– Я серьёзно поговорила с Озриком, и он мне пообещал, что прекратит эту мерзость. А тут ещё у отца появился новый секретарь – Таис и брат тут же увлёкся ею.
– Но я слышал, не слишком успешно?
– Ну что вы, – усмехнулась Валерия. – У них уже всё решено. Озрик сегодня мне признался, что собирается в ближайшее время просить руки Таис. Думаю, что она ему не откажет.
– Почему вы так думаете? – быстро спросил Вейш.
Валерия улыбнулась ему своей милой улыбкой.
– Да потому, инспектор, что для Таис – это огромная удача – завоевать сердце одного из графов Де-Бургов. Ну, кто она такая? Сирота, бесприданница! А тут появляется возможность породниться с самым богатым и знатным родом в здешней округе. Чего же тут ломаться?
Вейш поблагодарил девушку и разрешил ей уйти.
Последним, кого инспектор пожелал допросить, был Тобиас. И хотя жених Валерии проявил горячее желание помочь полиции, толку от него оказалось мало. Учитель риторики, как оказалось, сообщить ничего важного не мог. С покойным графом он почти не встречался, никаких подозрений у него не было. А когда Тобиас попытался познакомить инспектора с одним из своих последних стихотворений, посвящённым, конечно же, своей музе Валерии, Вейш постарался поскорее от него избавиться.
Едва за любителем поэзии закрылась дверь, как в комнату вбежал Озрик Де-Бург. Он был явно чем-то взволнован. Молодой человек протянул инспектору какую-то записку и воскликнул:
– Взгляните, инспектор! Что вы на это скажите?
Мы сгрудились вокруг Вейша. В руках он держал обыкновенный листок писчей бумаги, на котором стояло всего три слова: «вас хотят убить».
– Где вы это взяли, месьер Де-Бург? – спросил Вейш, внимательно разглядывая записку.
– Она лежала на столе в моей комнате. Несколько минут назад я зашёл к себе, увидел эту записку и сразу помчался сюда, – возбуждённо ответил молодой граф.
– Обратите внимание, месьеры, – сказал инспектор, – слова не написаны пером, а вырезаны из какой-то книги и наклеены на лист.
– Причём каждое слово вырезано отдельно, – заметил мой шеф. – Это доказывает, что слова не составляли изначально единую фразу.
– А что вы нам можете рассказать о бумаге? – с иронией спросил Вейш нотариуса.
– Насчёт бумаги, я могу вам помочь, – вмешался Озрик. – Это обычная писчая бумага по три серебряных квадранта за пачку. Целая стопка такой бумаги лежит у нас в библиотеке. Кстати, там есть и клей.
– Но не проще ли было написать пером? – удивился доктор Адам, до сих пор молчавший.
– Автор этого послания не хотел, чтобы его обнаружили по почерку. Видимо, его почерк хорошо здесь знаком, – объяснил Вейш.
– Но кто же мог послать мне эту записку? – спросил Озрик полицейского.
– Я думаю, тот, кто знает больше других о том, что происходит в замке, – ответил за инспектора нотариус и, многозначительно подняв палец, добавил: – А также знает о том, что ещё может произойти.
– Знать бы его имя, – хмыкнул Вейш.
Мартиниус повернулся к инспектору и спокойно произнёс:
– Возможно, в своё время вы узнаете и имя. Однако уже довольно поздно и я, с вашего позволения, инспектор, хотел бы ненадолго вернуться к своим основным обязанностям. Пора огласить завещание покойного графа Бертрама Мармадука Де-Бурга.
Аккуратно спрятав записку в папку, Вейш согласно кивнул и предложил собрать всех в столовой через полчаса. На том и порешили.
Глава тринадцатая,
в которой Мельхиор слушает завещание
Через полчаса в столовой слуги зажгли свечи, все уселись и приготовились внимательно слушать. В уголке, под неодобрительными взглядами нарисованных предков, незаметно примостился инспектор со своим неизменным писарем. У дверей неподвижно застыли дворецкий Мартин и горничная Вилемина. Не было только Таис, которая осталась присмотреть за Ники.
Патриция и Валерия были одеты во всё чёрное. Мужчины также прикрепили к своим костюмам траурные ленты. Чтобы придать происходящему больше торжественности, маленький нотариус надел свой пышный наряд члена Гильдии гведских нотариусов. Чёрный бархатный колпак с красным помпоном и красными широкими полями сделал его похожим на большой мухомор. Я скромно стоял возле шефа, держа в руках текст завещания. Мерцающее пламя свечей отбрасывало отсветы на мрачные стены старинного зала, и это мелькание теней вызывало у собравшихся ощущение какой-то необъяснимой тревоги.
Как и положено по закону, Мартиниус поимённо перечислил всех присутствующих и попросил разрешения у инспектора приступить к делу. Инспектор кивнул и мой шеф, взяв у меня завещание, в полной тишине начал его читать своим высоким, надтреснутым голосом. Когда прозвучали слова о том, что вся собственность покойного графа передаётся Озрику, Патриция протестующее вскрикнула, а у Себастьяна вырвалось какое-то тихое ругательство. Видимо до сих пор они не верили, что старый граф выполнил свою угрозу. Одна Валерия сохраняла полное спокойствие. Её лицо загадочно белело в полумраке столовой. До самого конца чтения она не издала ни звука.
Озрик слушал нотариуса со смущенным видом. Ему было явно неловко перед родными, но ничего поделать он не мог. По старинному гведскому закону сын был обязан выполнить последнюю волю отца, даже если она не совпадала с его собственным мнением и желанием. Отказаться от наследства Озрик не мог и знал это.
Закончив оглашение завещания, нотариус поклонился присутствующим и замер в ожидании вопросов. Первым нарушил напряжённую тишину Себастьян:
– Подумать только, я получу наследство только после Валерии!
– Ничего не поделаешь, – пожал плечами мой патрон, – такова была воля его сиятельства.
– Граф Бертрам был тяжело болен, – нервно проговорила Патриция. – Разве можно исполнять волю человека, который, возможно, не отдавал себе отчёта в том, что он делал?
За нотариуса ответил доктор:
– Как врач, я могу засвидетельствовать, что болезнь не отразилась на умственных способностях его сиятельства. Он пребывал в здравом рассудке и твёрдой памяти, когда диктовал свою волю!
– Пойдём, Себастьян, – скомандовала дочь драгунского полковника. – Нам тут делать больше нечего! Но предупреждаю, что мы это так не оставим. Это несправедливое решение – лишить всего своего старшего сына!
И, подхватив под руку мужа, властная дама вышла из столовой.
– Не сердитесь на Патрицию, месьер Мартиниус, – сказал Озрик, вздыхая. – Она, конечно, расстроена, но я постараюсь всё уладить.
– Правильно, Озрик, – поддержала брата Валерия. – Сегодня же поговори с ней.
– Но уже довольно поздно, – посмотрев в темноту за окном, возразил молодой человек, – а разговор у меня с Патрицией будет долгий и не простой.
Валерия улыбнулась.
– После такого волнения Патриция всё равно не сможет заснуть. Поэтому не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня.
– Хорошо, сестрица, – согласился Озрик и велел Вилемине, которая всё ещё здесь вертелась, передать госпоже Патриции, что он будет её ждать для очень важного разговора в кабинете покойного графа ровно в десять часов.
Тем временем, инспектор Вейш пригласил нотариуса, доктора и меня вновь собраться в курительной комнате для подведения итогов первого дня расследования.
Валерия пожелала всем спокойной ночи и ушла с Тобиасом, который на ходу начал пылко декламировать:
С дыханьем ночи иль утра,Всегда свежа, всегда бодра,Являлась, как по приказанью,И исполняла все желанья.Но ночь прошла и утро тоже,И скучен день и всё пустое,И снова быть хочу с тобою!Глава четырнадцатая,
в которой Мельхиор видит, как инспектор полиции попадает в
тупик
– Ну, что же, – невнятно промычал Вейш, не выпуская изо рта трубку, опять бесцеремонно набитую превосходным табаком из графских запасов, – давайте подведём итоги. Мы должны ответить на несколько вопросов. Во-первых, мы должны получить ответ на вопрос: что же произошло с графом Бертрамом вчера вечером – смерть по нелепой неосторожности, самоубийство или убийство? Если мы установим, что это убийство, тогда перед нами встанут следующие вопросы: кто это сделал? Это один человек или несколько? Каким образом убийца это сделал и почему он это сделал? – инспектор оглядел нас, нахмурив свои густые брови. – Смерть по неосторожности в результате какой-то случайности можно отмести сразу. Слишком многое говорит против этой гипотезы. Например, откуда у графа взялся яд? Зачем ему вообще он понадобился, и куда девалась посуда, в которой это зелье находилось? Я думаю, версию о нечаянном отравлении можно исключить.
Вейш опять грозно посмотрел на нас, ожидая возражений, но мы дружно кивнули, соглашаясь с ним. Инспектор удовлетворённо выпустил пару густых клубов дыма и стал размышлять дальше:
– Теперь рассмотрим версию самоубийства. Если граф Бертрам был отравлен ядом из лаборатории Озрика, то когда же он его смог взять? Озрик Де-Бург привёз цианистый калий из Квакенбурга. До позавчера бутылочку никто не брал. Позавчера Озрик заметил бы уменьшение яда во время вашей экскурсии в лабораторию. Весь следующий день покойный граф работал с Таис – диктовал ей деловые письма. И вообще всё время находился на людях. Кроме того, он не знал о том, что Озрик привёз яд. Записки, которую обычно оставляют самоубийцы, мы не нашли. Как не нашли и посуды из которой граф принял яд. Таким образом, принимая во внимание всё вышесказанное, можно и версию о самоубийстве полностью исключить!
– Логично, – согласился с инспектором нотариус.
Вейш молча сделал ещё несколько глубоких затяжек, закашлялся, вынул огромный носовой платок в зелёный горошек с вышитой в форме сердца надписью «Ади от Лили», высморкался, вытер выступившие слёзы и, подготовившись таким образом, заговорил снова:
– И, наконец, третья версия – убийство. По моему убеждению, несчастного графа Бертрама отравили. Отравили умышленно, безжалостно и сделал это кто-то из его домашних.
– Но кто? – задал вопрос Адам.
– Все они могут оказаться убийцами. Слуг я пока исключаю. Ничто не указывает на их причастность к преступлению. О цианиде знали Себастьян, Патриция, маленький Ники, Валерия, Таис и, конечно, сам Озрик. Вас, месьер нотариус, и вашего помощника я не подозреваю, так как не вижу никакого мотива для убийства вами вашего собственного клиента. Поэтому вас двоих я исключаю из числа подозреваемых. Пока исключаю, – со значением произнёс Вейш.
– Спасибо, инспектор, – с иронией поблагодарил мой шеф.
– Пожалуйста, – не остался в долгу Вейш и продолжил: – Так вот. Себастьян груб, вспыльчив и очень обижен на отца из-за изменения завещания. Его жена, думаю, тоже не в восторге от перспективы всю жизнь быть в зависимости от Озрика, который к тому же её бросил ради другой женщины.
– А их сын Николаус, эта spes ultima gentis8? – подал голос доктор Адам. – Мальчуган вполне мог взять яд из сейфа и налить дедушке, чтобы посмотреть, как тот мучается. Для его заболевания характерна тяга к жестокости.
Инспектор согласно кивнул и стал рассуждать дальше:
– Да и сам Озрик Де-Бург достаточно подозрителен. Крутит романы направо и налево, а у самого в подвале полно всякой отравы. Чтобы он там не говорил про свои опыты, мне он доверия не внушает. Тем более, что в результате смерти отца он получил огромное состояние. Эта гведиотка, Таис, тоже под подозрением. Знаю я таких тихонь! Гордая, замкнутая, а под внешней сдержанностью кипит раскалённая лава. Кто знает, на что готова пойти уроженка знойного юга. Кстати, надо обязательно выяснить по какой причине умер её прежний хозяин, этот Бассос.
– Но помилуйте, инспектор, какой смысл Таис убивать старого графа? – удивился нотариус.
– Откуда же я знаю? – пожал плечами Вейш. – Может быть, таким путём она хочет выйти замуж не за наследника, а за законного владетеля всего состояния Де-Бургов, а? Как вам такая версия?
– Между прочим, слово «фейдо» – имя хозяина Таис, по-гречески означает «бережливость», – блеснул не к месту эрудицией Адам.
– А что вы думаете по поводу Валерии? – поинтересовался у инспектора Мартиниус.
– На первый взгляд, Валерии нет никакого резона убивать отца. Она ничего не выигрывает от этого. Да и вообще в этой аристократической семейке она самая приятная. Просто милая девушка, которая озабочена только одним – побыстрее выйти замуж.
Доктор поддержал инспектора:
– Действительно, абсурдно думать, что Валерия имеет отношение к этому чудовищному преступлению. Здесь надо искать кого-то более хитрого и бессердечного.
– Да-да, – подхватил Вейш, – очень хитрого и совершенно бессердечного. Не надо забывать, что ведь они все родственники и надо обладать поистине дьявольской жестокостью, чтобы спокойно налить отравы своему близкому, да ещё старому больному человеку!
– И кто-то же написал записку с предупреждением Озрику, – напомнил я.
– Вейш пренебрежительно махнул рукой.
– Я ведь сказал, что не доверяю этому ловеласу. Если он убийца, то вполне мог составить её сам, чтобы отвести от себя подозрения.
– Насколько я знаю, яд – это женское оружие, – предположил доктор Адам. – В истории преступлений известны имена знаменитых отравительниц: Локуста, Лукреция Борджия, маркиза де Бренвилье, а у нас в Гвеции – так называемая «ведьма из Вилемусбурга», отравившая мышьяком двадцать два человека!
– Вы правы, доктор, но и мужчин, использовавших для убийства различные яды, тоже хватает, – возразил ему нотариус.
– Значит, мы не можем сбрасывать со счетов ни мужчин, ни женщин, – заявил Вейш и вытащил из кармана какую-то бумажку. – Пока вы, месьер Мартиниус, читали завещание, я не терял времени даром и набросал список тех лиц, которые могли дать яд графу Бертраму. Ход моих рассуждений таков. Граф умер не ранее шести часов вечера и не позднее полуночи. Таким образом, самое вероятное, что яд ему каким-то образом дали после ужина. Значит, убийца ужинал со всеми остальными, потом отравил графа и позже забрал посуду.
– И кто же это, по-вашему, мог быть? – поинтересовался Адам.
Инспектор заглянул в свой список.
– Вот имена всех, кто, так или иначе, имеет отношение к делу: Таис Мелас, Тобиас Сальватор, Себастьян, Озрик, Патриция и Валерия Де-Бурги, а также маленький Николаус. Кроме того, доктор Бенедикт Адам, нотариус из Квакенбурга Мартиниус, его помощник и замковые слуги. Как я уже сказал, слуг и нотариуса с помощником я исключаю из круга подозреваемых. Также можно исключить вас, доктор, и Тобиаса, так как вас обоих не было в замке вечером перед убийством. Таким образом, методом исключения у нас остаются шесть человек: Себастьян, Озрик, Ники, Патриция, Валерия Де-Бурги и Таис Мелас. Причём все они без исключения участвовали в той экскурсии в лабораторию и знали, где хранится цианистый калий!











