Иван царевич

Мэри Мур

Иван царевич

ГЛАВА 1

В тридевятом царстве, далеко за горами за лесами за морями, жил царь с царицей. И когда в небе появилась новая луна, царица родила младенца, будущего наследника земли магов. Так могла начинаться эта история, но к сожалению, я этого не помнил. Да и много чего не знал, но обо всем по порядку.

В этом мире ни одна живая душа, за исключением маменьки не заметили моего появления на свет. Думал я, ведь как можно не заметить рождение своего ребенка. Только вот куда она потом делась, не знаю. Возможно сгинула. Сколько помнил себя, всегда моей верной подругой и соратником, были улица, свобода и желание не жить нет. Выжить! Именно это и делают дети живущие на улицах Московии.

Время шло, весна сменила зиму, на ее место приходило лето, потом осень и снова зима. Зиму не любил больше всего, время когда нечего есть и постоянный холод, что пробирает до костей, завывает, путает в волосах снег и сковывает лохмотья одежды.

Одна отрада была, смотреть с чердака бани, на боярскую дочь, куда меня пускала сердобольная кухарка, чтобы не сгинул.

Красавица Дуняша с розовыми щечками, выходила гулять во двор со своими няньками. Запала в душу сразу, еще семь зим назад, когда впервые попал на чердак. Несколько раз пытался заговорить на ярмарке, но вот не таких друзей подбирал для нее батюшка. Пока был не ровня. И долгими зимними ночами, лежа в темноте у трубы печи, думал, и строил планы, как заполучить Дуняшу в женки, самым верным вариантом это пойти служить царю, в армию там титул можно было получить и деньги. Ведь боярами так и становились. Только как туда попасть? В старой рубахе, лаптях и залатанных штанах. Без знакомства и протекции. Пока мысли в голову не приходили, оставалось только мечтать.

Проснувшись пораньше, сегодня было рождественское утро. Этого утра я и вся челядь, к которой с недавних пор был приписан, ждали с нетерпением. Ну не утра, конечно, а барских подарков ждали, что хозяйка раздает после прихода из церкви.

– Ванька, где тебя носит? – услышал, голос кухарки. – Дрыхнешь еще? Вот, тебя сейчас. – пронзительно пискнула Тося.

– Иду. – крикнул сверху, наверное опять нагоняй получила от Григория управляющего, а кроме меня ей больше не на кого было кричать. А мне некуда было идти, поэтому приходилось слушать и терпеть. – Что ты так раскричалась, встал давно, жду, чтобы под ногами не болтаться.

– Я тебе сейчас, дам не болтаться. – постаралась Тоня отвесить мне затрещину, но я ловко увернулся.

– Тосечка, Гришка не стоит того, чтобы ты по нему, так убивалась! Вот совсем. И уж тем более не стоит, таскать меня из-за этого за уши. – сказал, кухарке и вновь увернулся, когда она чуть не залепила мне очередную затрещину.

– Так, ты значит платишь за мою доброту? Я к нему со всей душой, от барина прикрываю, он бы давно тебя в деревню сослал. – прошипела она, и вновь попыталась влепить затрещину, от которой я вновь увернулся.

– Не может твой барин в деревню меня отправить, вольный я.

– Бумагу покажи?

– Нет бумаги и нет и другой бумаги, где я прописан как крепостной. Ничей я.

– Все чьи-то, а ты ничей. – в очередной раз взвизгнула Тоня и все таки схватила меня за ухо. – Как пирожки тискать и кашу ложкой хлебать на кухне так ты чей. А ну быстро за водой к проруби ступай.

– Со Степаном?

– Нет с ведрами и коромыслом, некогда Степану. А мне вода нужна, в кадке на дне осталось и поживее.

– Иду, не серчай, а то цвет лица портится и сморщишься вся как изюм. – сказал и выскочил за дверь.

– Я тебе сейчас, покажу изюм, нашелся тут! – взвизгнула Антонина.

– Тосечка, ты, как всегда, прекрасна. – остановился посередине двора и поклонился кухарке. Захватил у дома ведра и побежал на реку. Мороз щекотал щеки и пробирался сквозь тонкую телогрейку, но я был рад и этому, к сегодняшнему дню к меня слишком много накопилась в памяти дней, когда было значительно хуже. И сейчас благодарил бога, за каждую ночь в тепле, за сытый желудок и возможность жить.

Пробежавшись по пробуждающемуся городу, выбежал к реке. Проруби за ночь замерзла, и подышав на руки взял коромысло и начал ломать лед, топором было конечно по сподручнее, но его впопыхах забыл прихватить. Кое-как освободил полынью, набрал воды ведра и понес воду, пошатываясь от тяжести ведер вышел на дорогу. Остановившись, огляделся, вдалеке неслись сани с тройкой лошадей и бубенцами.

– Лучше обождать. – мелькнула мысль в голове. Боярам проще затоптать, чем остановить коней на полном ходу.

Сани пронеслись мимо, подняв сотни снежинок в дружный хоровод. На козлах сидел кучер, а внутри трое мужчин в праздничных шапках, завернутые в соболиные шубы.

– Вот, если бы тоже так, хоть разочек на санях, прокатится. – пролетела мысль в голове. Иногда становилось особенно обидно, почему у кого-то всего вдоволь, а мне не досталось ни чего, даже крыши над головой. Ладно. Нужно идти, а то Тося сейчас заругает, что долго меня нет, еще и без обеда останусь.

– Ваня, ну что так долго, опять ворон считал по дороге, – сказала Тося, когда зашел в стряпню.

– Топор забыл, пришлось коромыслом пробивать прорубь.

– Горе ты луковое, замерз?

– Да, есть немного.

– Садись, сбитень отогрелся сейчас покормлю. – у Тоси, как и у любой бабы была характерная особенность, она быстро загоралась, и так же быстро отходила.

– А хозяин уже отбыл на утреннюю? – спросил у Тоси, когда она поставила передо мной кувшин со сбитнем.

– Да. А что это ты так хозяином в последнее время интересуешься? Аль работы мало?

– Нет, работы много. Спасибо. Больше не надо.

– А то я устрою, что головы не поднимешь и мысли дурные испаряться.

– Тось, а тебе разве ни разу не хотелось, что бы вот как хозяйка прокатится в санях, да на тройке, в соболиной шубе.

– Вань, не прибили и розгами не накормили и то слава богу, какие там тройка? Боярами нужно родиться, чтобы на тройках кататься, да в соболиных шубах ходить. Ни по нашу честь.

– Ну согласись, несправедливо, одним все другим ничего. – сказал, жуя корку хлеба.

– Откуда вот скажи, ты взялся такой непутевый? Выпороть бы, что бы мысли такие из головы испарились.

– Не надо, ну ведь Тось, боярами и купцами как-то становятся?

– Бояра, купца, ему подавай, когда он даже грамоты не знает! – возмущенно проговорила Тося. Не понимая, что только показала мне путь, как выбраться в люди.

– Учиться нужно. – сказал вслух.

– Учится, это не про нас Вань. Прекращай, доведут тебя такие рассуждения до розг. Вот барин услышит и выпорет, как дать выпорет.

– Не буду. Только скажи, где грамоте обучают?

– Барских детей учитель приходит обучать, а таким как мы знать грамоту и не обязательно. – буркнула Тося. – Учиться он надумал… – продолжала говорить Тося, ни как не успокаиваясь, отправляя все свое негодование на замес теста, – Учится, и надо было такое придумать, как могут… как могут эти мысли появляться в этой бестолковой голове. Жуть. – на несколько секунд, Тоня остановилась и замолчала. – Слышишь?

– Что? Нет. Тихо.

– Слышишь бубенцы барские, знать заутреня закончилась. Хозяева возвращаются.

– Как ты это услышала?

– С этой стороны улицы, когда проезжали, скоро будут дома. – сказала Тоня и сложила тесто в большой таз.

– Так может это другие проезжали? – все еще недоумевая, как она на слух определила, что это бубенцы именно нашего барина.

– Там, было три пары бубенцов, понимаешь и у них звук другой, их боярин в прошлом году из поездки привезли и звучание отличается от местных. Не обращай внимание. – махнула она рукой и вытерла руки о передник. – Пошли лучше, сейчас барыня подарки будет дарить. – сказала потирая ручки.

– А что обычно дарят?

– Обычно, пряник и монетку.

– Деньги что ли?

– Да, когда медяк, когда серебро. По-всякому бывает, как у барина настроение случается, ну или не знаю, от чего это зависит.

Только мы вышли из терема, как ворота отворились, и барские сани въехали во двор. Дворня, высыпала из разных углов и выстроилась перед теремом.

– С рождеством и как водится, от нас подарки за верную службу. – сказал барин, выйдя из саней. – Гришка, где угощенье? Поди принеси сюда. – отправил управляющего в терем. Дуняша с барыней встали рядом.

– Папенька, а можно я. – проговорила она, глядя на него снизу вверх, укутанная в пуховый платок и шубку.

– А почему бы и нет, – сказал он, достал из-за пазухи кошелек и отсчитал ей монеты. Из терема вышел Григорий с большой корзиной на перевес. Барыня вручала сладкий пряник, а Дуняша следом за ней серебряную монету. Люд, кланялся и благодарил.

– Спасибо, Матушка. – произнесла Тося рядом со мной.

– Спасибо, – повторил за ней, когда получил свой подарок. Дуняша, положила мне на руку монетку, и снова сказал спасибо. Первый раз видел ее настолько близко. Девица улыбнулась мне и посмотрела в глаза.

– Дуня, что застыла! А ты юродиво, голову наклонил, нечего тебе на нее смотреть.– сказал громко барин.

Дуняша, торопливо прошла, продолжая раздавать монеты.

– Голову опусти, – прокричал уже громче барин, а Тоська, только по шее треснула.

– Барин не серчайте на него дурак, что с него взять.

– Дурак. – выплюнул барин, подходя ближе и разглядывая меня. Шея ныла, но я снова выпрямился. – Дурак, говоришь. – рыкнул он.

– Да, барин, прости его не ведает, что творит. – прощебетала Тоня и только треснула по спине и силой заставила встать на колени. – Прости его барин, прости. – продолжала щебетать она.

– Сейчас в счет праздника, выпишу ему розг. Так что бы глазенки свои больше не накладывал, а то что не положено.

– Барин, слабенький он не выживет, прости его. – Тоська, бухнулась тут же рядом со мной на колени. Умоляя, барина простить меня. Я же только продолжал смотреть на него, словно меня поддерживала в этот момент неведомая сила, излучаемая монетой сжатой в руке.

– Семен, ну ты видишь не в себе. Пойдем лучше к столу, праздник сегодня, зачем на душу грех брать. – сказала ласковым голосом подошедшая барыня, беря его под руку.

– А черт с ним! – сказал барин и они вошли в дом, оставив на улице растерянный люд Тосю, что продолжала стоять вся сгорбившись на коленях и меня тоже на коленях, но не отрывающий взгляда от двери, за которой только что скрылся барин и семейство.

Оплеуха прилетела звучная, в тот же момент, как люди между собой начали перешептываться. – Совсем дурной стал. На кухне сеновале можешь мечтать, о том, что ты ровня. А тут будь добр глазки прятать, пока есть что прятать. Барин, выпорет и места живого не оставит еще и выгонит или в деревню сошлет. Дурак, он и есть дурак! – кряхтела Тося вставая и отряхивая подол. – А сейчас, пошел на место, и чтобы я тебя не видела и не слышала ближайшие два дня. Пока барин не остынет.

ГЛАВА 2

Тем временем в тереме.

– Нет, Матрона, ну видела, какой наглец, какой наглец. Черт, а не наглец, как смотрит и не перебьешь и не нагнешь.

– Вот, Семен, а себя помнишь в его годы, таких не пороть надо, а приближать. Глядишь управляющий новый будет, аль ремесло, какое освоит.

– Скажешь, тоже! Я другое дело, все таки не крепостной был, хоть и сын кузнеца.

– Извини барин, так ведь и он не крепостной, – сказал, Григорий, накрывая на стол.

– Откуда ж он взялся?

– Тоська, кухарка пригрела. Он на рынке появился в прошлом году, все помогал ей корзину до дому принести, она его подкармливала остатками. Потом, по поручениям начал бегать, когда Селивана в деревню сослали, так и прижился. Смышленый, хоть и несет всякую околесицу.

– Какую например? – с интересом спросил барин.

– Не далече, как перед вашим приездом у Тоси все выспрашивал, где грамоте обучают. Тося, дала ему очередную оплеуху, но что-то подсказывает не успокоило его это. Нрав у него не кроткий. Подчиняется плохо. Хотя исполнительный, все что скажешь сделать, сделает и хорошо сделает без лени. Конюшню чистить, так до блеска, лошадь вычесывает, так потом у нее такая грива, девица обзавидуются.

Эта похвала вышла у Григория случайно, сам он не то ли опасался Ивана, и не то ли побаивался. И, как и Тося, каждый раз спускал мальца с небес на землю, когда тот вдруг ударялся мечты и рассуждения, что с Иваном случались довольно часто. За эти его мечтания и одновременное трудолюбие не свойственное людям из крепостных, обрекли блаженным или просто дураком.

– Учиться хочет, говоришь. – проговорил барин. – Учится это хорошо. Мало кто хочет учиться, в наше то время.

– Вот и приглядись к мальчонке. Глядишь и толк на старости лет нам выйдет. – сказала барыня.

– Пригляжусь, – буркнул барин. – Пригляжусь, только розог ему все равно придется попробовать. Какой нахал! Смотрел ведь и не отворачивался.

– Дурак, что с него взять, – поддержал барина вновь вошедший Григорий.

На утро барин отбыл по торговым делам, и заключение неожиданно закончилось. Потекли обычные будни, с работой с утра до позднего вечера, оплеухами от Тоси, что она впоследствии щедро компенсировала пирогами. Иногда во двор выходила Дуняша, мне по-прежнему нельзя было не то что подходить к ней и говорить, мне нельзя было даже поднимать взгляд. Чаще всего, Тося от греха подальше, зная, что сейчас боярская дочка выйдет, загоняла меня в мою каморку и запрещала показывать нос. В церковь по воскресеньям теперь тоже ходили в другую, что бы ни дай Бог, барыня не подумала дурного о тебе.

Прошло больше месяца, я по-прежнему слонялся от церкви к церкви, пытаясь устроиться в приходскую школу, чтобы грамоту учить, но бесплатно брали только тех, кто поступит потом на службу в церковь и станет послушником, точнее сначала надо было стать послушником, а потом брали в ученики и то не всех. А только самых, самых, у которых были способности. Ни как не мог понять, какие способности должны были у меня появиться, чтобы и меня тоже взяли в ученики. Брали, конечно, еще и тех кто мог платить, но за меня платить было некому. Поэтому, все чаще пропадал, на рынках и постоялых дворах, в надежде быстро заработать, выполняя мелкие поручения. Вид у меня был облезлый, и мог рассчитывать только на жалкие гроши, но эти монетки собирал, в надежде, что получится как-нибудь накопить.

Лютые морозы и вьюги затихли, все чаще светило яркое солнце, снег становился рыхлым, а в воздухе запахло весной. Еще совсем недолго и все окончательно растает, речка вскроется и можно будет не мерзнуть, думал я лежа на своем чердаке, наблюдая, как с длинных сосулек стекала вода, образуя лужи где-то внизу. Балбесничал, потому что несколько часов назад вернулся барин, а я не успел сбежать и Тоська, загнала меня на чердак, чтобы не попался на глаза. Опасаясь, что барин может вспомнить, тот мой взгляд и исполнит свое наказание.

– Странная, Тоська конечно, ее лупят, дура терпит, еще и меня прикрывает. – думал, переворачиваясь с бока на бок. В животе было пусто, со вчерашнего дня. Так можно было бы выспаться, но голодное брюхо, не давало сомкнуться глазам. Поэтому одев свой старенький тулуп и отворил уличную дверь, что выходила на задний двор, начал спускаться, предварительно осмотревшись на улице было тихо, только у конюшни топал ногой массивный вороной, с могучей гривой, приземистый с сильными ногами, такие не скачут быстро, они созданы, что бы перевозить на своей спине тяжелые грузы или тяжелых людей.

Думал спускаясь по лестнице, наблюдая за конем. Интересно, кто его хозяин, или может барин купил нового, но барин не ездил в седле, а все лошади на его дворе, тонкие, высокие на тонких ногах. Этот же был совсем другой. От коня веяло надежностью, статью. – Видимо барин вернулся не один. А с кем тогда? – промелькнула мысль и тут же пропала, так как голодный желудок в очередной раз дал о себе знать неприятно сжавшись. А во рту появилась слюна, от запаха, что доносился со стряпни, окно которой было приоткрыто, в недалеко от меня.

Спрыгнув с последней ступеньки, сначала было пошел к задней двери стряпни, но дверь внутри хлопнула и я притаился.

– Тоська, когда пироги уже будут?

– Скоро, Григорий, я их не могу быстрее выпечь, чем печь.

– Что ты какая нерасторопная! – пробубнил Григорий. – Вот выпороть бы тебя.

– Пори, только пирогов вы тогда, вообще не увидите. – взвизгнула Тоська в своей обычной манере.

– Дом полон гостей, а ты еще мне угрожать вздумала, ну я тебя сейчас! – прокричал Григорий. И видимо, Тося в него чем то кинула или ткнула. Потому что раздался грохот и Григорий взвизгнул, так неприятно по бабски.

– Так, ловить мне тут точно нечего. Тосе, сейчас не до меня. – подумал я и стараясь не шуметь, прошел через задний двор, отодвинув деревяшку, вылез через забор и побежал в сторону рюмочной. Может у деда Селивана есть какое для меня поручение, ну и кулебяка.

ГЛАВА 3

Пробираясь переулками, где редко ходят приличные граждане Московии, а для таких, как я самое место. Торопился скорее добраться до рюмочной, подгоняемый голодом, холодом и желанием подзаработать.

Солнце светило ярче, топило снег превращая, места где не было брусчатки в черную непроходимую жижу из грязи, человеческого мусора и еще не пойми чего. С непереносимым запахом. Вот вдалеке забрезжила задняя дверь знакомой рюмочной, кухарка Акулина большая и неповоротливая баба, вылила ведро помоев на дорогу. Завидев меня, остановилась на крыльце и подперла бока руками.

– И куда ты идешь? – злобно спросила женщина. Как только пошел ближе.

– Не к тебе, – буркнул я, стараясь пробежать внутрь, но ее толстая фигура закрыла весь проем, а рука схватила мое тельце за шиворот и развернув, оттолкнула.

– Нечего тебе тут делать. Зачистил, что-то и без тебя ртов хватает. – рявкнула она громко. Развернулась и ушла с крыльца звучно хлопнув дверцей. А я, шатаясь, приложился к стене из красного кирпича.

– Кто это у нас тут? – услышала бархатистый голос, со странным акцентом за моей спиной. И по привычке сначала сжался, ожидая очередной оплеухе. – Ну, что ты, я не собираюсь тебя бить, просто поговорить.

– Поговорить, – еле слышно спросил и повернулся посмотреть на чудака, что решил разговаривать с отребьем, коем меня считала даже жирная кухарка.

– Поговорить, наверное, голоден? – спросил он не отрывая от меня прозрачных и немного выпуклых, словно у рыбы голубых глаз.

– Да, барин.

– Барин? – усмехнувшись проговорил он. – Барин, – вновь повторил словно пробуя слово на языке и примеряя его к себе. – Пусть буду барин, но на родине, я граф.

– Настоящий граф? – переспросил я, тот кивнул улыбнувшись. – Это как же тебя сюда занесло, так далеко. И прям покормишь? – вдруг с надеждой спросил я.

– Покормлю.

– А я что?

– Не понял?

– Ну не просто так же ты меня кормить будешь? Что сделать надо? – спросил, сытое брюхо это конечно хорошо, но про заморских гостей разные слухи ходили, и Тоська постоянно пугала, что мол они людей едят. А обедом самому быть не хотелось.

– Ну-с, мне нужен посыльный. Постоянный, который хорошо знает город, и может за себя постоять, но только чистый и хорошо одетый.

– На долго? Я так-то вроде служу.

– А что ты тогда околачиваешься тут? Почему барин за тобой не смотрит и почему у тебя такое, – он покрутил рукой в воздухе видимо пытаясь описать мой внешний вид. – Грязная рубаха и это не пойми, что.– указал он рукой на рваный тулуп и порядком изношенные лапти.

– Я не крепостной, – буркнул с обидой, хотя этот барин был прав, за своими крестьянами барин не сильно следил, отрезы на одежу выделял редко, весь в заплатках ходил не только я, но и вся дворовая челядь. Баня пару раз в месяц. Зато гонять он любил, да подолы декам поднимать.

– Не крепостной значит говоришь! – задумчиво произнес он. – А документы есть?

– Какие документы у уличного подкидыша? Вы что барин, нет, извиняйте, граф.

– Тогда веди, обедать пойдем.

– Куда?

– Где ешь обычно туда и веди?

– Я ем там где дадут!

– Тоже верно, тут кормят? – указал он на рюмочную куда я шел.

– Кормят, но там за углом лучше, пойдемте граф, покажу.

Низкое полуподвальное помещение с окнами почти под потолок, это место славилось своими вкусными пирогами, запах от которых разливался словно молоко по всему переулку и приманивал люд.

– Что желаем? – спросила у меня, подавальная, встретив на пороге и загородив собой проход внутрь.

– Он со мной. – ответил граф, за ее спиной.

– С вами? – удивленно спросила девица, – Ну хорошо, садитесь вон туда в дальний угол, а то приличных людей распугаете.

– Это кто здесь приличный, – попытался я возразить, но граф протолкнул меня внутрь помещения.

– Не стоит ругаться с девицей, милый друг ваш внешний вид действительно не внушает доверие.

– Какой я вам друг! – буркнул под нос. – Вы барин, я не пойми кто.

– Все мы люди независимо от сословия, а значит друзья. Сейчас я подал руку, а когда-нибудь вы не пройдете мимо. – иностранец говорил спокойно, но мне на секунду стало не по себе. От голоса интонации и как он это говорил. Было не то чтобы страшно, вокруг люди, только мурашки табуном пробежали по спине, но голод заставлял сидеть и ждать пока накормят. Что не сделаешь, чтобы выжить, а правда что? Что такого должен сделать граф, чтобы я сбежал, сбежал от него, как от черной хвори. Что вообще должно произойти, когда лучше голод и медленная смерть?

На этот вопрос у меня не было ответа. Так случилось, что пока не приходилось выбирать, все что происходило, считал мелкими неурядицами, угрожающими исключительно настроению, как Тоськины затрещины или как четверть часа назад пенок толстухи, несмотря на что большую часть жизни провел на улице.

– Что ты будешь есть? – спросил настойчивый голос графа, видимо уже не впервые, выдергивая меня из моих мыслей, подавальщица, сложив руки на объёмной груди, нервно вздохнула и нетерпеливо топала ножкой.

– Шо, принесут то и буду. – озираясь по сторонам, сказал я.

– Принеси, что есть свежее, с хорошим мясом.

– Щи, расстегаи с рыбой и кулебяки, еще скоро будут перепела на вертеле, и жареный поросенок. – перечислила подавальщица, а у меня голова закружилась от предстоящего пира.

– Неси все. – сказал ей граф.

Девица тяжело вздохнула и спросила. – Пить что будете?

– А что есть?

– Квас, березовица, сбитень. Есть еще вино, но оно дорого.

– Принеси, что не бродило. – проговорил граф.

– Сбитень. – сказала, развернулась и ушла, покачивая бедрами, видимо хотела впечатлить графа, но тот не проявил к девице ни какого интереса.

– Расскажи мне о себе?

– Что? – спросил я.

– Не знаю, что хочешь. Например, где родился? Кто твои родители? Ведь они были.

– Не знаю. Не помню.

– Как такое может быть?

– Не знаю.

– Хорошо, а что первое ты помнишь? – спросил граф, рассматривая меня все более внимательно.

– Что помню, до того, как стал жить на чердаке у барина, куда Тоська пустила кухарка. Жил в лесу у старика, домик небольшой был из дерева, а потом пришли люди, в меховой одежде, у них еще вышивка такая интересная была красными буквами и поймали старика, сожгли дом, я в кладовой прятался. Она не в доме была, а чуть вдалеке и не видно было. Старика вздернули на дереве. Потом долго шел, очень долго, но было тепло и много ягод, я в них хорошо разбираюсь, дед научил. Знаю какие можно есть, а от какой живот будет болеть. Есть еще те которое заснуть помогают, положишь чуть больше и человека нет. – сказал не подумав, ведь дед всегда говорил не рассказывать никому, посмотрел на графа, что внимательно смотрел на меня.

– А дед, не рассказывал, как ты у него появился?

– Нет. Да я и не спрашивал. Он редко говорил вообще, только в лесу или когда травы разбирали, показывал какие от чего лечат. Что можно есть, а что нет.

– А что было дальше?

– Ну сначала бродил по лесам, как то набрел на разбойников, у них немного пожил, а потом вышел на тракт и так дошел до Московии, ночевал где придется, первый год по сеновалам перебивался, с такими же как я. А потом Тоське начал помогать, она и приютила.

– Сколько лет ты в Московии? – спросил граф, как передо мной поставили тарелку с дымящимися щами и рядом пироги. Мысли тут же вылетели из головы, и схватив первый попавшийся кусок, затолкал его в рот и начал жадно жевать. – Не торопись, у тебя достаточно времени, никто не отнимет. – сказал граф наблюдая с улыбкой, как я жую. Хотя, жевал, честно говоря, я через раз, просто заглатывал большие куски, тороплива запивая теплым сбитнем, настоянный на травах и меде. Последний раз пил такой в деревянном доме с дедом. Хорошее было время. Мысленно подумал я. Продолжая уплетать, жадно хватаясь за все что продолжала ставить подавальщица на стол. Не прошло и десяти минут, как я набил живот на столько, что глаза непроизвольно начали закрываться, а все равно продолжал держать целую перепелку в руке, откусывая от нее по чуть-чуть, растягивая удовольствие, от пребывания мяса во рту. Хотя, по правде, в меня уже не лезло и еще несколько кусков могли вызвать рвоту или мой живот просто лопнул.