У судьбы много имен. Драматургия малой формы

И в это мгновение даже ветер затих.

– Шампанское? – первой не выдержала горничная.

– Ты слышала? – отозвалась повариха. – Мы ей тут про мальчика, у которого жизнь на волоске, а она… девичник. У этих богатых совсем совести нет.

– Один на парня чуть не набросился, вторая в пузырях купаться надумала, – прошипела третья.

Они молча посмотрели ей вслед. Ее силуэт скрылся в доме, оставив за собой легкий шлейф парфюма и неприятное ощущение ледяного равнодушия. Повариха взяла поднос с пустыми чашками.

– Пошли работать, девочки. Мадам велела.

Кто-то со вздохом достал бокалы из шкафчика. Кто-то вслух начал cчитать сколько шампанского хватит на «девичник».

– Плевать им на чужих детей, – подвела итог повариха. – Ей бы наряд поярче, кольцо побольше… а то, что у кого-то сын умирает…

– Одни молятся в надежде, что чудо случится, а другие лангустов жрут.

– Да не говори.

– А у нас банкет, – развела руками кухарка. Пир во время чумы. Слыхали такое?

– Вот именно, – вскипели обе.

Из коридора послышались шаги. Голоса на кухне на мгновенье стихли. Хозяйка прошла мимо.

– Ужинать не буду, – бросила она на ходу.

Ее каблуки отзвучали и кухня снова ожила.

– Слышали? Ужинать не будет, – хмыкнула одна, убирая тарелки со стола.

– Ага, а зачем ужинать? Пузырьки ведь не с макаронами глотают.

Сначала спать до полудня, а потом визг, смех и праздник живота. С подружками на пузо ляжет в бассейн и в шампанском поплывет. Сыто, весело и без углеводов! – вторая прыснула со смеху.

– Не говори. Девичники собирает, будто у нее свадьба каждую неделю.

– Шампанское, устрицы, платья за тысячи. Собакам, небось, тоже лосося в мисках подавать придется.

– Ага, а малыш в реанимации лежит, – тихо прошептала повариха. – А отец его по двору ходит как тень.

– А ей хоть бы хны.

– Да у нее сердце золотом запаяно, чтоб не чувствовать. Ни ребенка, ни жалости.

– Ну да, зато кольца вон каждый день новые. Все по аукционам шастает.

– Надо же где-то блеснуть, не только же дома зеркала полировать.

– Тьфу. Одни не знают как жизнь ребенку спасти, а другие с жиру бесятся.

– Вот и вопрос, что важнее? Нищета с совестью или богатство без души?

Голоса стихли. Все вернулись к своим обычным делам. На кухне стало шумно. В преддверии приема все занялись кто чисткой бокалов, кто расстановкой блюд и подносов. Телевизор в углу работал без звука.

– Погоди. Сделай громче. Опять про нашего, – заметила горничная.

Другая щелкнула пультом. Экран наполнился голосом ведущего.

– Это уже третья неделя подряд и снова наш герой на экране. А журналист всегда один и тот же.

– Может он его лично знает? Или никому больше не доверяет?

– И толком ведь ничего не говорит, – вмешалась кухарка. – Только

улыбается и благодарит.

– Ну так скромность украшает. Не для славы делает. Не то что некоторые.

Повариха резко повернулась к столу.

– А водителю такой разнос устроил за то, что помощь попросил. А на экране по всем каналам так герой.

– А мадам? – фыркнула горничная. – Вообще слушать не стала.

Развернулась и девичник задумала. Словно не о ребенке ей сказали, а о погоде.

На экране новости города. Ведущий с нарочитой улыбкой вещает:

– Сегодня на закрытом аукционе в галерее «Лихтенштайн» были проданы все полотна из частной коллекции. Вырученная сумма, как сообщается, составила рекордные… – он произнес сумму, от которой у домработниц отвисли челюсти.

– Да за такие деньги…

Одна на мгновение замолчала. Она попыталась представить как выглядит такая сумма, сколько в ней нулей и на что ее можно потратить. Камера скользнула по залу. Свет, хрусталь, мужчины в смокингах, женщины в перьях и бриллиантах. Среди них она.

– О, наша барыня! – проскрипела служанка. – Наверняка и скупила половину этих мазюк. Завтра пупсикам своим хвастаться будет, как шедевры отвоевывала.

– А вечером плавание на скорость по бассейну с «Биркин» вместо спасательных кругов устроят.

– Ага, а победительнице ужин на бриллиантовом подносе.

Они захохотали, но в этом смехе не было веселья. Водитель тихо прошел мимо них. Телефон в руке, лицо пепельного цвета. Они переглянулись.

– Он даже не ел сегодня, – заметила повариха.

– А ты не знаешь? Сынишке хуже стало. Врачи сказали, что он слишком слаб, а оборудования нет.

На экране тем временем хозяйка поправляла серьги, подносила бокал к губам и улыбалась в камеру.

– Одни с ума сходят, чтоб детей спасти, а другие, чтоб где повыше декольте вырезать, – зло выплюнула слова горничная. – Это же надо! Деньги, как грязь, а души нет ни капли.

– Кошелек вместо сердца, – процедила другая.

И экран потемнел.

– Такси? – прищурилась повариха, глянув в окно. – Нашей барыне, значит, нынче шофер не нужен. Чудеса да и только.

– Ну, не скажи, – подняла бровь первая. – Не знала бы ее, то подумала бы, что пожалела парня. Не трогает, когда у человека горе. Но ведь не наш случай, верно?

– Не наш, – хмыкнула другая. – Смотри, идет себе, вся важная, на веселе и почти не шатается. На шпильках, как по ковру.

– Хоть не упала на крыльце и то ладно.

– Ага, выспится до полудня и снова бой. Шампанское, подружки, салфетки с блестками. Пупсики ее припрутся, визжать начнут, крошки по коврам сыпать.

– Нам бы только выжить, – проворчала горничная.

– Готовься, работенка будет… ух, – потирая лоб сказала другая.

– А хозяин где? Ни слуху, ни духу. Снова придет ни свет ни заря, будто весь день город спасал.

– Ну да. Спасающий всех и вся, только не нас от бессмысленной готовки, – фыркнула повариха. – Ужин зря готовили, только продукты перевели.

– Не жизнь, а беготня, – подхватила горничная.

– Вот и я о том. Что за семья такая? Дом пустой, каждый сам по себе. А ведь, прости Господи, дети таким тоже нужны.

– Так дети ж сами не появятся, если один мир спасает, а у другой ванны с шампанским по расписанию.

Все по очереди тяжело вздохнули. За окном отъехало такси и мигнул свет в прихожей. Дом будто вздрогнул от ее возвращения.

С самого утра в особняке кипела работа. На кухне дымилось, шипело и воздух был напоен смесью розмарина, ванили и чьих-то проклятий. Служанки сновали туда-сюда в предобморочном состоянии. Одна таскала ящики со льдом, другая бутылки с шампанским, повариха искала, куда подевалась свежая клубника.