Патруль

Когда я переступила порог дома, меня никто не встретил, кроме Кузи – темно-серого, как тлеющий уголек, невероятно пушистого кота с колтунами по бокам. В первую нашу встречу он сидел возле подъезда, голодный, тощий, блохастый и совсем еще маленький. Заметив его, у меня не было раздумий, схватила и потащила домой. Сейчас он толстяк с доброй душой, обожающий тушёнку, огурцы и сливы. Жаль, что в мое отсутствие Маша не позаботилась о его шерсти, теперь только стричь.

Кузя был единственным членом семьи, который обрадовался моему возвращению. Запрыгнув на старую советскую тумбочку возле замыленного зеркала, кот мурчал как трактор. Он с голодными глазами смотрел на меня, словно выпрашивал взять его на ручки, подкрепляя свое намерение, облокачивая передние лапы на мой урчащий живот. «Ох, Кузенька, никто о тебе не позаботился…» Я взяла кота на руки и запустила пальцы в его уютную шубку. Кузя закрыл глаза, а мои привлек мерцающий светильник.

В коридоре было достаточно узко, старый ремонт сыпался, от малейшего прикосновения, лампочка светила желтым приглушенным светом и напоминала мне о том, что накануне своего первого отъезда в институт, измотанная работой мать меняла ее и упала с табуретки, сломав себе запястье. Мы сидели в травмпункте в ночь, наблюдая жуткую картину: на входе, прям в коридоре, лежала на носиках старуха в ночнушке, она молилась, видимо, ее боль была настолько невыносимой, что этот молебен был переполнен всхлипами и хрипом. Рядом сидела девушка на скамейке, она смотрела прямо, безучастно, абстрагировавшись от всей больницы, и лишь изредка поднимала голову, чтобы оценить очередь. Старый дед по соседству потирал руки, похожие на гнилую картошку, они тряслись, словно пытались дожить до утра. Дед ворчал, задевая острыми словами молодого юношу, стоящего поодаль с замотанным предплечьем. Далее можно было увидеть нерасторопных работников скорой помощи, от которых сильно воняло сигаретами, врачей со злыми и сонными лицами, быстро пишущих в медицинской карточке неразборчивым почерком. Где-то плакал ребенок, а где-то плакала мать ребенка.

Мерцал белый свет от лампочек, казалось, что я мотылек, завороженный им. Перезагрузка началась. Глаза смотрели на свет, и мне чудилось, что вот-вот я выпорхну из своего дома, там дальше меня ждет другая жизнь, в которой забуду о бедности, найду себе угол, обустрою его, сделаю таким, каким представляла себе многие годы. Заберу Кузю, поставлю ему когтеточку и домик, куплю новые игрушки и мягкий плед. У меня будет наконец-то живой цветок, а может даже несколько, будут новые знакомства, и я встречу настоящих друзей, преданных и честных.

– Ань! Это ты? – крикнула Маша, громко затопав по скрипучему полу мне навстречу.

– Привет, подружка! – улыбнулась ей я, скидывая черный огромный рюкзак с вещами. – Я наконец-то дома, можешь меня поздравить!

– Я уже завидую, красавчик! Жаль, что мама уже не оценит…

У меня подступил ком к горлу, я не знала, что говорить дальше, она меня огрела с порога, и теперь звенит в ушах подкравшаяся мигрень.

– Зачем ты так? – у меня оцепенело тело, Кузя спрыгнул на пол, громче, чем я это сказала.

– Напомнить хочу, что ты бросила тут меня, и отец тоже. – с неприкрываемой злобой ответила Маша.

Повисла удушающая тишина. В сердце затаилась обида. Неужели она настолько ненавидит меня, что теперь при любом удобном случае будет напоминать про смерть мамы?

Рак забрал ее у нас практически сразу после моего поступления в институт. Она его распознала поздно, когда тот перетекал в четвертую стадию. Врачи были в шоке, узнав, что она при таких осложнениях еще может вести активный образ жизни, продолжая заниматься своим любимым делом. Между прочим, наша мама была замечательным художником, она расписывала стены в разных местных кафешках, другие холсты выставлялись на конкурсах, где иногда завоевывали призовые, а некоторые богатеи отдавали ей на реставрацию диковинные старые вещи, стоящие целое состояние.

Папа старался всячески поддерживать маму, но его сильно пугало будущее, которое ему уготовило оставшееся время. Отец откладывал свою работу на потом, брал больничные, чтобы больше времени провести с семьей, пока начальство не оштрафовало его на двадцать процентов от зарплаты, посчитав такое поведение наглостью.

Но семейное сплочение около матери было недолгим. Фасад счастливой семьи рушился на тысячи мелких осколков, обнажая внутренности настоящего. Отец стал частенько задерживаться на работе, выполнял сверхурочную. Иногда, выйдя рано утром из комнаты попить водички, я обнаруживала через приоткрытую дверь, что он спал на полу. Ссоры множились, из-за смежной стены с родительской доносилась сильная ругань. Влезать в нее нам было страшно.

И вот мои ноги нехотя занесли эти мысли в ту самую страшную комнату. Я осмотрелась, все было в нетронутом виде. Пыль била в нос. Новые волны воспоминаний замолотили в дверцу сознания и ворвались, повышая уровень кортизола в моем организме.

В свои четырнадцать лет моя сестра потеряла себя.

Глава 3

Глава 3

Мир рухнул

15 июля 5 лет назад была очень ясная и тёплая погода. Родители увезли нас из знойного города на каникулы в деревянный домик, арендованный на пару дней. Там было очень уютно, тихо и безмолвно. Этот оплот спокойствия находился на холме, правый склон которого был чрезмерно вертикальным и уводил к быстрой неширокой речке. Над ней нависал массивный мост из бруса, закрепленный посередине на стволе старого лиственного дерева, и углами опирающийся на длинные деревянные балки, утопающие в реке. К мосту была проложена самодельная бетонная лестница, украшенная битой плиткой. Видно, что хозяева старались сделать данное место притягательным для туристов.

Сестра день и ночь играла в телефон, лежа на старинной перине, устеленной бархатным зеленым покрывалом, но изредка откладывала в сторону своего друга и долго рассматривала громоздкий ковер, свисающий с бревен. На нем была изображена косуля, блуждающая по лесу, а края окаймлены одиноковыми повторяющимися узорами.

Такие ковры я видела только в старых советских квартирах, хранивших отголоски своего рода. К слову, здесь всё пропитанно стариной. Помимо ковра на стене, были: тумбы с резными узорами, антресоль с хрупкой фарфоровой посудой в русском стиле, дубовые столы и стулья на кухне, настоящая печка, керасиновые лампы – всё кричало о том, что хозяева смогли сохранить память предков и поделиться ей со своими гостями. И хоть по внутреннему ощущению я находилась как в музее, меня больше увлек сериал, отвлекающий сознание от предстоящего поступления, однако внутри звучал голос, что нужно оставаться внимательной к семейным переживаниям и вовремя прийти на помощь.

В отличие от сестры, я замечала некоторую взволнованность, смешавшуюся со злостью. Словно оголенные провода под напряжением, мать с отцом игнорировали друг друга и лишь изредка могли обмолвиться исключительно по делу. Мама пряталась на открытом балкончике, занимаясь своим любимым делом – расписывая наброски на новом холсте. Отец собирал снасти и заготавливал приманку на рыбалку. Я ни разу не видела, как отец рыбачит. Мне показалось это наблюдение крайне странным и не похожим на прежнего папу.

В этом одиночестве мы провели пару дней. Мама рисовала, папа отшельничал на реке, а мы с сестрой растворялись в цифровом мире. Рано или поздно это должно было закончиться. И катализатором послужила очередная родительская ссора.

– Кто такая, эта твоя Михаил шиномонтаж!? – огрела мама с порога отца, вернувшегося поздно с рыбалки.

– Тебя бесы попутали? Чего ты орешь? – изумился тот от неожиданности.

– А то, что она названивала тебе весь день, и я ответила этой сволочи!

– Ну и?

– Что “ну и”!?

– Ты сейчас будешь при детях это обсуждать? – указал отец рукой на нас с сестрой высунувшихся в кухню-гостинную.

– А что, тебе же не стыдно при живой жене налево ходить, скотина! – бросила сгусток желчи на выдохе мать.

– Мы пойдем пройдемся. – тихо произнесла я и прошмыгнула с сестрой за руку из дома.

Позади остались крики взрослых. Маша была сильно расстроена. Казалось, ее надломленная психика не выдерживала.

– И что, они теперь разведутся? – буркнула под нос она.

– Ну… Как бы. Не знаю. Маш. Может и остануться вместе, просто какое-то время будут жить отдельно. – насыпала я неопределенности перед сестрой. – Слушай, а не пойти бы нам с тобой на разведку? – и попыталась переключить ее внимание.

– Ты про центральную улицу? Про ту, куда еще вчера хотела сходить?

– Ну… Пойдем? Там вроде должен быть магазин, купим пива, ахахах.

– Тебе как восемнадцать стукнуло, так теперь гештальт надо закрыть, ахаха. – посмеялась Маша.

– Не гештальт закрыть, а скорее оскомину сбить. – поправила я ее.

– А мне привить?! – кинула толику сарказма Маша, вскинув брови и скрестив на груди руки.

Мы начали знакомство с местной забегаловки. Бар, если его можно было так назвать, находился в центре села. Там крутились люди абсолютно разных возрастов, от 12 до 50 лет, а может был кто-то и младше, по детям сейчас и не скажешь, какого они года.

На часах было около 9 вечера, когда мы шагнули на территорию заведения. Тут было довольно простенько: пара уличных столов со стульчиками, скамеечки у клумб, освещенные тусклыми гирляндами, подсвечивающийся разноцветными лампами фонтанчик, в общем, уютно, я бы даже отметила, что там была домашняя атмосфера, будто бы какой-то богатый дядя устраивает у себя по выходным вечеринки. Внутрь мы не заходили и боязливо осматривались, стесняясь сделать хоть одно резкое движение.

Первое, на что я обратила внимание, некоторые ребята сновали туда-сюда в щель забора, отделяющий бар от соседнего недостроенного сооружения, будто бы настоящая тусовка проходила именно в том темном месте, огражденном от непосвящённых глаз. Сначала в голову пришла догадка, что это просто курилка, но что-то в этом месте будоражило мое воображение, и я дала себе слово, что зайду туда немного позже. Вероятно, мне не хватало адреналина, бестолкового разговора, хотелось похулиганить, вкусить запрещенный плод, никотина, расслабляющего от кончиков пальцев до макушки, и, конечно же, мужского внимания.

На нас с сестрой смотрели крайне заинтересованно, мы ловили вопросительные взгляды, в момент я забеспокоилась, что надо мной вот-вот кто-то гадко пошутит, сделав мою персону центром всеобщего внимания, однако никто не осмеливался даже приблизиться. Надо было срочно вливаться в эту атмосферу, ведь белой вороной быть явно не приветствовалось.

Поднявшись по ступенькам ко входу, мое плечо, не заметив мальчика, случайно его толкнуло. Наши взгляды пересеклись, но подтверждать свою заинтересованность я не стала, поэтому быстро отвела карие глаза от его голубых и пронеслась вперед как можно быстрее. Сестра заметила эту неловкость и обернулась назад, смеряя взглядом кучерявое недоразумение, а после выдала:

– Блин, а он милый, поздороваемся?

– Не сейчас. – улыбнулась я Маше, залившись краской.

– Спорим, ты не осмелишься, а только будешь пялиться и пялиться.” – шепнула она мне в ухо, подходя к прилавку со снеками.

– Давай возьмем уже вкусняшки, – хитро прищурилась я, – и пойдем на улицу? – схватила пачку с самой большой граммовкой, нервно шмыгнув к кассе.

– Нам две бутылочки вашего местного и вот. – протянула я угрюмой женщине за прилавком.

Бар был больше похож внутри на продуктовый магазин, а все алкогольные напитки прятались в холодильнике за спиной продавца, охранявшего его, как сторожевой пес. Паспорт у меня даже не спросили, женщина молча пробила товар и приняла оплату, безразлично вытащив две бутылки пива.

– Вау, ты на лицо после дня рождения и вправду постарела… – съязвила сестра, протягивая руки к бутылке.

– Ты офигела?! – пихнула я сестру в плечо. – Дура, блин!

Маша заливисто засмеялась и выпорхнула из душного помещения на улицу. Догнав ее на крыльце, я снова зацепила взглядом того паренька, сделала пару глотков освежающего пива и зашагала к своей цели. Каждая клеточка моего тела сопротивлялась этому решению, а в голове закружились мысли, твердившие, что это не самая лучшая идея, и, к сожалению, в тот момент надо было прислушаться к ним, развернуться, схватить сестру в охапку и, не оглядываясь ни на секунду в его сторону, бежать домой. Но, на тот момент, отвергая крики интуиции, я, назло ей, решительно приблизилась к объекту импульсивной симпатии, расправив плечи и втянув живот.

Рядом с парнем болтался взрослый мужчина с большим неровным родимым пятном на щеке, который что-то бубнил ему на ухо, перекатываясь с пятки на носок и обратно. Они метнули пару фраз друг другу и перевели свой взгляд на меня.

– Не угостите сигареткой? – спросила я с наигранным равнодушием, выдавшим мой интерес, и улыбка на их лицах изогнулась двусмысленной дугой.

– Это получше будет, – затянулся взрослый мужчина, подавая мне свою сигарету.

– А есть что-то обычное? – брезгливо оглядела ее я.

– Нет, ты попробуй, если понравится, я тебе новую подожгу.

Я недоверчиво взялась за влажный фильтр и покрутила в руках, меня обуревали сомнения. Взглянув мельком на Машу, я заметила недопонимание и удивление на ее лице, видимо, эта затея ей совсем не нравилась.

– А что это? – грубо спросила сестра.

– Это наше местное производство! – громко выплюнул кто-то, подкравшийся сзади.

Резко обернувшись, мы увидели довольно взрослого и неприятного мужчину, от него плохо пахло, пальцы рук были с татуировками, а на правом мизинце торчал длинный ноготь. Повисло секундное молчание, а сердце, как одуревшее, скакало где-то в горле и молило уходить.

– О, Марк! – хлопнули ладошки в рукопожатиях. – Отпустила твоя тебя, я смотрю? – спросил парень.

– Я сбежал, эта прошмандовка сегодня у Татьяны Ивановны на ка-а-артах гадает. Хочет узнать, что Людка наша шлюха. – нервно начал Марк. – А вы, дамы, я смотрю, в наших краях новенькие. – и перевел тему, неоднозначно приобняв нас с сестрой за плечи.

– Мы на пару дней приехали, свежим воздухом подышать. – пролепетала испуганно Маша, убирая руку с плеча.

– К этим? К Ефремовым, что ль? В треуголник в этот? – забирая мою самокрутку, спросил Марк.

В этот момент белобрысый парнишка протянул мне новую отраву.

– Да в этот треуголник. – приняла я подачку, покрутив в руке.

– Жень, подкури, мадам! – буркнул мужик с родинкой.

– Подкурю, если она имя скажет. – хитро улыбаясь слегка желтыми зубами, сманипулировал кудрявый.

– Я… Саша. – соврала я ему, убирая руки в карманы одежды.

– Ну привет. Саша… Я Женя.

Я растеклась в улыбке, а сестра прижала к уху телефон и отошла, словно ей кто-то позвонил.

– Димк, ты не хочешь побачить с Толиком, мож у него шо покрепче найдется? И к Николке тоже б надо сходить за самогоночкой. – кинул на нас Марк неоднозначный взгляд, будто бы разрешая поближе познакомиться, а после что-то шепнул на ухо мужчине и, подталкивая его рукой в спину, направился с ним к заполненной отдыхающими беседке.

– Ты не хочешь ее, так зачем попросила? – кивнул Женя в сторону самокрутки.

– Так заметно? Я в жизни ничего подобного не пробовала. – решила я немного пооткровенничать в надежде заполучить доверие и сделала затяжку.

По горлу ударила горечь, кашель вырвался наружу.

– Зачем тебе это? – заинтересованно буркнул он, посматривая на мою сестру, приближающуюся к нам.

– Хочу. А сестре не дам, она еще карапуз. – хрипло отгородила ее я от ненужного интереса.

– Может проводить вас тогда до дома? Ей явно пора к маме под бочек.

– Я думаю, она сама справится.

– Никуда я не пойду. – схватила Маша меня за локоть и наморщила грозно лоб. – А если и пойду, то только с тобой!

– Маш!

– Отец тебя убьет, если ты не вернешься со мной. – разозлилась она.

Краем глаза я заметила, как Женя скрестил руки на груди и чуть заметно хихикнул.

– Не убьет, а отругает… – обернулась я к парню, чувствуя неловкость за сестру, которая в этот же момент потянула меня за локоть к себе и шепнула в ухо:

– Мне кажется, это не очень хорошая идея, ты его совсем не знаешь, мало ли что случится, тем более ему на вид около тридцатки, он сильно старше тебя.

Я извиняющимся взглядом попросила паренька подождать меня минутку и недалеко отошла с мелкой паникершей.

– Плохое у меня предчувствие. Я скажу папе как есть.

– Маш, он прибежит сюда сразу же. Скажи, что… – повисло молчание. – Что… Сама придумать даже не можешь?”

Я недовольно сделала затяжку забытой в руке сигаретой, снова поперхнувшись.

– Скажи, что мы поссорились, и я решила побыть одна, сижу у воды и смотрю очередную серию.

– Так. А если это не сработает, а он пойдет на проверку к речке, я скажу, что ты здесь, ясно? – разнервничалась сестра и сунула мне бутылку пива, из которой был сделан максимум один глоток. – Я как приду домой, позвоню, Ань. Только дождись, прошу. Уже стемнело.

Маша обиженно метнула на меня и, подходившего к нам Женю взгляд, схватила чипсы и пошла быстрым шагом домой.

– Держи, можешь допить за моей сестрой. – немного робея, протянула я стеклянную бутылку блондину.

– Пойдем прогуляемся? – предложил тот, сделав несколько освежающих глотков.

Мы пошли вдоль по улице, медленно и молчаливо. По сторонам на нас выпучились одноэтажные домики, в которых горели желтые лампы, подсвечивающие узорчатый тюль на окнах, где-то играла музыка, где-то у ворот сидели бабушки на скамеечках. Небо уже совсем почернело, а асфальт сменился на мелкую гальку.

Я нервничала, односложно отвечая на вопросы собеседника. После того, как тот вовсе замолчал, моя голова поникла и опустилась, а глаза боковым зрением старались рассмотреть молодого человека.

Он был среднего роста, белые кроссовки, темные джинсы, белая майка, джинсовая куртка в цвет штанов. На шее висел серебряный крестик. Лицо его было немного осунувшимся, он поджимал тонкие губы, иногда щурился, выдавая некоторую напряженность.

Вдруг мы зашли на тупиковую улицу, подул прохладный ветерок. Женя вытащил свой портсигар и, немного осмотревшись, выдернул оттуда две самокрутки. Одну он отдал мне.

– Подкурить? – перехватил парень мой взгляд, хитро, будто лис, улыбаясь.

– Не стоит… – хотела было я отказаться, но тот уже протягивал мне свой косяк.

– Не отравишься, держи.

Затянувшись, я почувствовала холод, пробежавшийся по ногам, голова предательски закружилась, а тело расслабилось. На этот раз в нос ударил странный неприятный запах. Однако мне было все равно, мысли обложились тонной интимных вопросов, хотелось приблизиться к нему вплотную, дождаться какого-то интригующего действия, но этого так и не происходило.

Паренек тоже меня рассматривал, словно мстил за мою откровенную любознательность. Мы стояли так несколько минут, молчание, казалось, длилось вечность, в голову закрадывалась тревога и ощущение, будто бы мной забыта какая-то безумно важная вещь. Он заметил, что меня немного начало потрясывать.

– Тебе холодно? – заботливо спросил он. – Отдать тебе свою куртку?

– Нет, мне не холодно, скорее я волнуюсь. – с комом в горле произнесла я, упершись взглядом в его глаза.

Он снял джинсовку и бережно укрыл меня ей, продолжая поджимать губы, а на его лбу появилась складка, словно внутренняя борьба, которой страшно делиться, терзала душу.

“Чего он ждет от этой прогулки?” – подумала я.

Сделав вторую тягу, картинка в глазах начала немного смазываться, расфокусировываться. Пришло какое-то безудержное веселье, породившее глупые смешки.

– Это тебя так с пива развезло? – засмеялся Женя, наконец-то по-настоящему широко улыбаясь.

– Ды, вроде, вот. – подняла я самокрутку правой рукой вверх, будто школьница, знавшая верный ответ на вопрос учителя.

– А-а-а, я забыл, что ты девственница. – рассмеялся парень, вгоняя меня в краску. – Тебе сестра отписалась? – продолжил он ухмыляться.

И тут разум охватила паника, и вернулась трезвость. Я вытащила телефон из белых шорт и не увидела ни одного звонка и сообщения от нее. Прошло уже полчаса, как Маша должна была пересечь порог дома и отзвониться мне.

– Спасибо, что напомнил, – задрожал мой голос. – Она должна быть давно дома, я отвечаю за нее.

Набирая номер, я заметила, что Женя тоже напрягся. Началась суета. На звонок никто не ответил. На второй – тоже. В голове мелькали картинками все возможные плохие события. Я должна была убедиться, что она пришла.

– Так, молчи, я звоню папе. О, Боже.

Шел дозвон…

“А вдруг у него сейчас плохое настроение, и он поймет все неправильно, а вдруг они с мамой сейчас ругаются, а вдруг…”

– Алло, да дочь? – раздался мамин голос.

– Как у вас там дела? Спите уже? – сосредоточено и неестественно прозвучал вопрос.

– Мы решили дождаться вас, есть серьезный разговор. Вы вообще собираетесь возвращаться или вас в розыск объявить? – разозлилась мать.

– Да мы уже собираемся, скоро будем.

Связь оборвалась.

– Саш, что происходит? Тебе нужна помощь? Сестра дома? – прозвучал взволнованный голос справа.

– Жень, кажется, мне надо срочно искать сестру!

Мы быстро зашагали в сторону бара, иногда ноги срывались на бег, я спотыкалась от волнения, а по щекам покатились слезы, я чувствовала, что что-то произошло… Что-то страшное.

– Да че ты разошлась-то? Что может с ней случиться?

– Да что угодно! – прикрикнула я на парня, ускоряя бег.

– Навряд ли, это очень маловероятно…– В смысле, Жень, маловероятно? – появившаяся отдышка не давала говорить спокойно, и последние слова прозвучали истерично.

– Давай доберемся до бара и там посмотрим? Не делай поспешных решений.

Бар полнился людьми. Толпа пьяных подростков захватила преддомовую территорию. Музыка била по барабанным перепонкам. Быстро перебирая глазами людей, Женя заметил своего друга с родинкой. Мы, сбавляя темп, обратились к нему.

– Слушай, Дим, ты помнишь девочку? Она с ней пришла. – указал парень на меня пальцем. – Не видел ее тут одну?

Я забежала внутрь бара, осмотрелась и еще раз набрала сестре. Гудок. Еще гудок. Сигнал сброшен. Тремор. Я побежала к Жене. Дима размахивал руками, гулкий скандал разносился по скученности людей, что аж те подходили поглазеть и дать наставления.

– Надо было проводить! – кричал Дима.

– Тут идти ей пару улиц. – оправдываясь буркнула я.

– А тебя не посетила мысля, шо эту малышку примут местные задиры и отмудохают, или чего похуже, а чего стоит только Марк? Или ты забыл его отсидку?

– Да не может быть. – отвел глаза Женя.

Я же продолжала мучать мобильник, пока не вспомнила про щель в бетонном заборе.

– Слушай, мы ее найдем, все будет нормально. – взял меня Женя за руку и, вздохнув, продолжил. – Зря вы пришли одни.

– Я… Что это за щель? – указала я рукой в сторону забора.

– Ааа… Ты хочешь проверить там?

– Пошлите, – встрял мужик с родимым пятном – быстрее.

Нырнув сквозь щель, мы очутились на веранде какой-то заброшки. Недостроенное здание погрязло в пьяном смехе подростков. Кругом валялся мусор, пахло мочой.

– Сюда. – крикнул Женя и побежал вверх по лестнице.

Чем выше мы бежали вверх, тем больше голосов доносилось с разных углов. И один пронзил слух:

– Помо, помоги-те. Прошу. – донеслось откуда-то жалобно справа.

Сердце замерло, она нашлась.

– Помогите-е-е! – простонала Маша.

– Жень, я нашла ее! – крикнула я парню и побежала на голос.

Маша лежала на полу, из носа текла кровь, на лице синими блямбами виднелись ссадины.

– Прости-и-и. – протянула она заплаканным голоском.

Я прильнула к ней и крепко заключила в объятия, чуть поглаживая по спине, покачиваясь, словно убаюкивая.

– Ничего не говори. – тихо прошептала ей я.

Женя галопом спустился на этаж ниже, видимо, побежал искать тех, кто это сделал.

– Они забрали мой мобильник. – всхлипывала сестренка. – Папа убьет меня!

По спине пробежался холод. То, что с ней произошло, пугает не так сильно, как разъяренный отец.

– Они хотели… О-они хо-о-о-те-е-ли… – сестра погрузилась в гулкие рыдания.

По моим щекам потекли слезы. Заиграл рингтон. На экране появилась надпись «Папа». Это переключило мои мысли, что мне говорить ему?

– Не бери трубку, прошу! – прорыдала сестра.

“Нельзя ему говорить.” – подумала я.

– Не бери! – истерически закричала Маша, вцепившись в мою футболку. – Он убьёт меня! Он скажет, что это моя вина!

Она дрожала, плакала навзрыд, не могла говорить связно. Каждый её вдох срывался в судорогу.

– Маш, успокойся, всё… – я пыталась обнять её, но она вырывалась, как в панике.

– Нет! Нет! Они сказали, что если я кому-то расскажу… – она закрыла лицо руками, тело её сотрясало.

Женя вернувшись стоял в дверном проёме, бледный, сжав губы.