Двенадцать отражений

Марина Геращенко

Двенадцать отражений

Глава 1. Стекло и бетон

Тридцатое декабря. Самый неуютный день в году. Не то чтобы завтра, не то, чтобы уже. Город за окном липко блестел мокрым асфальтом и навязчивыми гирляндами, которые Артём мысленно называл «электрическими мухами». Каждая витрина кричала о сказке, о чуде, о семейном уюте, и от этого в его однокомнатной бетонной коробке на двадцатом этаже было еще ужаснее.

Он стоял у панорамного окна, в руке зажав остывшую кружку с чаем, и наблюдал, как крошечные люди внизу суетятся, таская пакеты с подарками и продуктами. Год назад в этот день он и Катя выбирали ёлку. Смеялись, спорили, пахло хвоей и мандаринами, а будущее казалось таким же ярким и ясным, как новогодний фейерверк.

Теперь от мандаринов осталась только легкая горчинка на языке, а будущее представлялось серой, затянутой тучами бесконечностью. Чудо? Он горько усмехнулся. Единственное чудо – это то, как однажды утром человек, с которым ты планировал всю жизнь, говорит «я передумала» и уходит, не оглядываясь. И рушится всё – не только отношения, но и вера. Вера в слова, в обещания, в эту дурацкую магию «самого волшебного праздника».

Включенный на фоне телевизор бубнил о кулинарных подвигах и новогодних шоу. Артём нашел пульт и выключил его. Воцарилась тишина, прерываемая лишь завыванием ветра в стыках между панелями. Идеальная метафора его внутреннего состояния – бетон, стекло и сквозняк.

Его спасение от тоски была работа. Архитектура – это логика, расчет, строгие линии. Никакой мистики, только физика и эстетика. Он развернул на столе план нового бизнес-центра, но мысли упрямо ползли назад, к Кате, к глупой надежде, к этому проклятому времени года.

Его оторвал от мрачных раздумий звонок в дверь. Нежданный. Никто не должен был прийти. Артём нахмурился, подошел к глазку. На площадке стоял незнакомый мужчина в строгом пальто и с кожаным портфелем, от него так и веяло холодной деловитостью.

– Артём Геннадьевич? – спросил незнакомец, едва Артём открыл дверь. – Меня зовут Дмитрий Серегин, я адвокат.

Артём молча впустил его. Мужчина прошел в гостиную, его взгляд скользнул по минималистичному, почти стерильному интерьеру, без единого намека на праздник, и задержался на плане на столе.

– Извините за беспокойство без предупреждения, – адвокат достал из портфеля конверт. – Я представляю интересы покойной Лидии Ивановны Заволжской. Согласно базе данных, вы являетесь ее дальним родственником. Сообщаю, что вы указаны единственным наследником в ее завещании.

Артём сел на стул, медленно переваривая информацию. Лидия Ивановна… Смутный образ пожилой женщины из детства, куда его возили пару раз «в гости». Помнился большой, темный дом и запах старых книг. Больше ничего.

– Что именно я наследовал? – спросил он, прагматично пропустив соболезнования.

– Жилой особняк в старом городе, на Тенистой улице, дом 13, – адвокат положил на стол распечатанные фотографии.

Артём взял их. Дом был… необычным. Не огромный дворец, но солидное двухэтажное здание старинной постройки, с башенкой и витыми водосточными трубами. Он видел взглядом профессионала – фундамент прочный, кровля, судя по всему, в порядке, но фасад требовал реставрации. Местоположение – золотое. Участок земли в центре города.

В голове сами собой защелкали расчеты. Оценочная стоимость. Потенциальные покупатели. Процент риелтору. Чистая прибыль. Это была не грусть о смерти почти незнакомой родственницы, а холодный, деловой азарт. Это было спасение. Возможность начать все с чистого листа, влить в жизнь серьезные деньги.

– Есть какие-то обременения? Долги? – уточнил он.

– Нет, дом полностью оплачен, коммунальные услуги вносились исправно, – адвокат покачал головой. – Однако есть условие вступления в наследство, оговоренное покойной. Вам необходимо лично присутствовать при вскрытии второй части завещания. Это должно произойти в самом особняке, сегодня, после захода солнца.

Артём усмехнулся.

–Драматично. Ладно, у меня как раз есть время.

Он смотрел на фотографию особняка. В его глазах это был уже не дом, а символ. Символ свободы от прошлого. От этого города, от воспоминаний, от всей этой новогодней мишуры и притворного веселья. Он продаст этот старый замок с привидениями, возьмет деньги и уедет. Далеко. Где нет декабря с его дурацкими надеждами.

– Я готов, – сказал Артём, поднимаясь. – Поехали прямо сейчас.

Он вышел из своей бетонной коробки, не оглядываясь. Он не знал, что переступает порог не просто старого дома, а собственной судьбы. И что вместо желанного побега его ждут Двенадцать Дней, которые перевернут всё, во что он так упорно не верил.

Глава 2. Хранительница зеркал

Особняк на Тенистой улице встречал их не светом, а бездонной тьмой, поглощающей уличные фонари. Он стоял, отступив от красной линии, за высоким, почерневшим от времени забором, словно не желая участвовать в суетливой предновогодней жизни города. Дом был не просто мрачным; он был молчаливым, и в этой тишине чувствовалась тяжесть многих лет.

Адвокат Серегин, нервно похлопывая себя по портфелю, вставил огромный старомодный ключ в замочную скважину дубовой двери. Скрип, который раздался в ответ, казался слишком громким и неестественным, будто сама дверь нехотя пробуждалась от долгого сна.

– Я вас подожду в машине, – сказал адвокат, зажигая фонарик на телефоне и протягивая его Артёму. – Осмотритесь. Я предупредил, что свет не подключен.

Артём кивнул и переступил порог. Воздух внутри был холодным, спертым и пахнущим пылью, нафталином и едва уловимыми нотами засушенных трав. Фонарь выхватывал из тьмы фрагменты интерьера: резные ножки стула, свисающую с люстры паутину, груду книг на массивном столе.

И зеркала. Они были повсюду.

Большие, в золоченых рамах, покрытых патиной времени, и маленькие, овальные, в резном дереве. Они висели на стенах, стояли на комодах, прислонялись к ножкам рояля. Их стекла, черные в полумраке, казалось, не отражали, а впитывали скудный свет фонаря, храня в своих глубинах тени прошлого. Взгляд Артёма, архитектора, скользил по линиям карнизов, лепнине на потолке, оценивая дорогой, но ветхий паркет. Но везде его настигало собственное бледное отражение, дробившееся в десятках поверхностей, – искаженное, пугающее.

«Настоящий музей чучел, только вместо птиц – отражения», – с усмешкой подумал он, стараясь заглушить легкую дрожь, пробежавшую по спине.

Вдруг в глубине дома скрипнула половица. Артём резко повернулся, направляя луч фонаря в сторону звука.

– Кто здесь?

Из-за угла появилась женская фигура. Он едва не вскрикнул от неожиданности. В свете фонаря возникло молодое лицо с умными, внимательными серыми глазами и тёмными волосами, собранными в небрежный пучок. На ней было простое пальто и шерстяной шарф.

– Вы Артём? – спросила она спокойно, как будто встречаться в тёмном заброшенном доме посреди ночи – самое обычное дело. – Меня зовут Варя. Варвара. Лидия Ивановна была моей двоюродной бабушкой.

– Вы… что вы здесь делаете? – выдохнул Артём, сердце всё ещё колотилось где-то в горле.

– Ждала вас. Дмитрий Сергеевич сказал, что вы приедете, – она сделала шаг вперёд, и луч света выхватил из рук её папку с бумагами. – Я работаю в краеведческом музее. Принесла кое-какие документы по дому. Для каталогизации.

Она огляделась, и её взгляд стал тёплым, почти нежным.

– Жутковатое место, не правда ли? Но в этом есть своя прелесть.

– Прелесть? – фыркнул Артём, окончательно приходя в себя. – Пахнет моргом и безнадёжностью. Или вы не заметили?

Варя внимательно посмотрела на него, и в её взгляде читалась не обида, а скорее лёгкая жалость.

– Лидия Ивановна была… непростой женщиной, – начала она осторожно, подбирая слова. – Она не просто коллекционировала антиквариат. Она была хранительницей. Особенно это касалось зеркал.

– Хранительницей чего? Пыли и пауков? – Артём провел пальцем по раме ближайшего зеркала, оставив на пыли четкую полосу.

– Нет, – Варя покачала головой, и её голос стал тише, почти шепотом. – Она верила, что зеркала – это не просто стекло. Что они помнят тех, кто в них смотрелся. Что они впитывают эмоции, мысли… частички душ. Она называла их «ловцами отражений».

Артём громко рассмеялся. Звук получился грубым и неуместным, будто он разбил хрустальный бокал об каменный пол.

– Отлично! Значит, я унаследовал не только дом, но и сумасшедшие идеи его владелицы. Прекрасно. Это только увеличит его стоимость в глазах экстравагантных покупателей.

– Вы не понимаете, – настойчивость впервые прокралась в голос Вари. – Она не была сумасшедшей. Она была… осведомленной. Её завещание… я уверена, это не просто юридическая формальность. Для неё всё было ритуалом. Символом.

– Символом чего? – Артём насмешливо оглядел комнату. – Запустения?

В этот момент луч его фонаря выхватил самое большое зеркало в гостиной, висевшее над камином. В его темной глубине на мгновение мелькнуло не его отражение, а что-то другое – смутный силуэт, промелькнувший и растаявший. Артём невольно отшатнулся.

– Вам показалось, – быстро сказала Варя, но в её глазах он прочитал понимание. Она тоже это видела.

– Игра света, – буркнул он, больше для самоуспокоения. – Пыль.

– Конечно, – согласилась она, но в её согласии была тихая убежденность. – Просто будьте осторожны. Особенно в эти дни.

– В какие ещё дни?

– Святки. Время между мирами. Лидия Ивановна всегда говорила, что это пора, когда зеркала просыпаются.

В дверь постучали. Это был адвокат.

– Артём Геннадьевич? Все готово. Можем приступить к вскрытию конверта.

Артём бросил последний взгляд на Варю, которая стояла в тени, обняв свою папку с документами, как щит. Она смотрела на него с сильным чувством тревоги и надежды.

– Ритуалы, спящие зеркала… – покачал головой Артём, направляясь к выходу. – Спасибо за предупреждение. Но я предпочитаю иметь дело с чем-то более осязаемым. Например, с деньгами.

Он вышел в прихожую, где его ждал адвокат с тем самым конвертом. Он не видел, как Варя в темноте гостиной медленно подошла к большому зеркалу над камином и тихо прошептала:

– Удачи тебе, Артём. Тебе понадобится вся удача, какая только есть.

А стекло в ответ мерцающе отразило её фигуру, и на миг показалось, что отражение улыбнулось ей в ответ – совсем иной, незнакомой улыбкой.

Глава 3. Бумажные цепи

Прихожая показалась Артёму ледяным склепом. Адвокат Серегин, нервно покусывая губу, разложил бумаги на массивном сундуке, служившем столиком. Желтый свет фонарика выхватывал из мрака лишь их руки и конверт из плотной, состаренной бумаги с сургучной печатью.

– Вскрытие второй части завещания должно произойти в присутствии наследника на территории наследуемого имущества, – бубнил адвокат, избегая смотреть Артёму в глаза. – Таково было прямое указание Лидии Ивановны.

– Давайте быстрее, Дмитрий Сергеевич, – нетерпеливо бросил Артём. – У меня еще дела. Нужно вызвать оценщиков, риелтора…

Скрежет разламываемой сургучной печати прозвучал оглушительно громко. Адвокат извлек несколько листов, исписанных старомодным витиеватым почерком, и начал читать. Голос его поначалу был ровным и деловым, но по мере чтения в нем зазвучали недоумение и нарастающая тревога.

– «Итак, мой дорогой наследник, если ты слышишь эти строки, значит, ты стоишь в моём доме. Моём святилище. Моей ловушке для теней…»

Артём едко усмехнулся. «Ловушка для теней». Отлично.

– «…Ты получишь всё. Этот дом и всё, что в нём есть. Но право распоряжаться наследством ты обретёшь, лишь пройдя Испытание Отражений».

– Какое ещё испытание? – Артём нахмурился.

– «У тебя есть двенадцать дней и ночей. От первого удара курантов, возвещающего Новый Год, до последнего удара в ночь на Старый Новый Год. Каждый день ты найдёшь одно из двенадцати ключевых зеркал. Каждое покажет тебе часть тебя самого. Твою правду. И ты должен будешь её принять. Исправишь отражение – обретёшь истину. Не выполнишь…»

Адвокат запнулся и сглотнул.

– Читайте, – холодно приказал Артём.

– «…Не выполнишь – твоё отражение займёт твоё место в мире живых, а ты навечно останешься в мире стекла и теней. Сила договора вступит в силу сию же секунду. Попытка покинуть дом до завершения испытания будет тщетной. Помощь извне – недоступной. Удачи. Лидия Заволжская».

Воцарилась тишина, столь же густая и давящая, как пыль в этом доме. Артём первым её нарушил. Он расхохотался. Громко, искренне, с ноткой истерики.

– Блестяще! Просто блестяще! Она была не коллекционером, а писательницей-фантасткой! «Исправишь отражение». Это как, наждачкой потереть? Или дыханием? Дмитрий Сергеевич, вы же не собираетесь принимать всерьёз этот… этот бред сумасшедшей старухи?

Адвокат бледнел на глазах.

– Артём Геннадьевич, завещание… оно заверено нотариусом. И в нём есть юридические обоснования. Вот, смотрите, – он ткнул дрожащим пальцем в один из пунктов. – «В случае невыполнения условий, наследник признаётся отказавшимся от принятия наследства, а право собственности переходит к душеприказчику…» Но эти условия… они…

– Ничего не стоят! – отрезал Артём. – Я сейчас развернусь, уйду и завтра же пришлю сюда юристов, которые разнесут в клочья эту ахинею в суде.

Он резко повернулся, схватил тяжелую дверную ручку и рванул на себя. Дверь не поддалась. Он налег плечом, но створка не дрогнула, словно была не из дерева, а из цельного куска гранита.

– Заело! От старости! – прошипел он, уже не скрывая ярости и рождающегося страха.

Он достал телефон. На экране горел злой красный крестик – «Нет сети». Он поднес его к замочной скважине, к щелям в дверях – ничего. Цифровая связь с внешним миром была мертва.

– Это… это, должно быть, глушилка какая-то… – пробормотал адвокат, тыча в свой собственный телефон. – Не может быть…

– Отлично сыграно, – Артём обернулся к нему, и в его глазах вспыхнули подозрительные огоньки. – Вы с ней заодно. Это розыгрыш? Скрытая камера?

– Клянусь, нет! – адвокат отступил на шаг. – Я лишь исполняю волю покойной!

В этот момент где-то в городе начали бить куранты. Глухой, далекий, но ясный звук прорвался сквозь стены. Первый удар. Второй. С каждым ударом воздух в прихожей становился гуще, тяжелее. Десять. Одиннадцать. Двенадцать.

С последним, двенадцатым ударом, в конце коридора, в гостиной, вспыхнул свет. Не яркий, а приглушенный, мерцающий, будто от камина или множества свечей.

Адвокат Серегин, не говоря ни слова, вдруг потянул дверь на себя. Та открылась с тихим вздохом, как будто и не была заперта. Он выскочил на улицу, не оглядываясь, и его фигура быстро растворилась в темноте.

Артём кинулся к открытому проему, но едва переступил порог, как его отбросила назад невидимая упругая стена. Он оступился и упал на холодный каменный пол прихожей. Подняв голову, он увидел, что стоит лицом к лицу с закрытой дверью. Он снова был внутри.

Первый день Святок начался.

Он поднялся, отряхиваясь. Гнев кипел в нем, смешиваясь с леденящим душу ужасом. Он был в ловушке. В самом буквальном смысле.

«Хорошо, – подумал он, сжимая кулаки. – Хорошо! Посмотрим, что ты можешь мне показать».

Он направился к свету в гостиной. Огонь в камине действительно пылал, отбрасывая на стены пляшущие тени. И прямо перед ним, над камином, висело то самое большое зеркало в тяжелой раме. Оно было чистым и ясным, будто его только что протерли.

Артём подошел к нему, готовый к насмешке, к протесту. Но слова застряли у него в горле.

В зеркале отражался он. Но не тот тридцатилетний циник в помятом свитере, каким он был сейчас. А он сам лет на пять моложе. В его глазах горел огонь, на губах играла улыбка, а на плече лежала гирлянда из мишуры. За его спиной угадывалась наряженная елка, и силуэт Кати, протягивающей ему бокал.

Это был он из прошлого. Счастливый. Верящий.

И пока он смотрел, не в силах оторвать взгляд, по стеклу, прямо по лицу того, прежнего Артёма, поползла тонкая, как паутинка, трещина.

Испытание началось.