
Полная версия
Просто 6

Александр Комарцов
Просто 6
Книга 6
Глава 1
Я даже себе не могу объяснить – почему начал писать. Просто захотел. Так настроен Мир. И от этого никуда не уйдёшь. Вначале всплывают некоторые образы, некоторые события. Потом они связываться в определённый сюжет. И мне становится интересно. Всплывают фантастические события, космос, Ангелы, очень интересная и непонятная техника, хотя, там она казалась мне вполне понятной и простой. Образы и события всплывают до навязчивости, а как только первый раз записал, они оставили меня в покое и даже наступило какое-то успокоение, как будто решил очень важную задачу. И так до следующего раза, и опять записал, и опять успокоение. Мне это нравится, всё свободное время посвящаю только этому. Даже когда еду в машине, когда гуляю, когда засыпаю или просыпаюсь, образы и сюжеты приходят ко мне, опять и опять, требуя записать. И я пишу. Мне они очень интересны и в них все близкие мне люди, многие уже ушедшие, многие возродившиеся вновь.
Я технарь, и по образованию, и по убеждению. Считаю себя хорошим инженером и прекрасно в любых событиях умею прослеживать причинно-следственные связи. Волшебство – это хорошо отработанный технологический процесс, пока не поддающийся объяснению нашими техническими знаниями. Не более. И сны, многое снится в цвете, с музыкой. Я люблю Шопена, Моцарта, Баха, Бетховена, Рахманинова, Ludovico Einaudi, много прекрасной современной музыки, много прекрасных новых исполнителей. Многие сюжеты приходят вместе с музыкой и тогда только нужно успевать писать. И кажется, что мысли летят вместе с музыкой, музыка, как будто, прокладывает им путь.
А когда перечитываю, изменяю, корректирую, теряю ощущение действительности с этим Миром, я опять там, с ними, и просто по независимым от меня причинам вынужден жить пока здесь.
Глава 2
Стал помнить себя лет с четырёх. Конечно, только отдельные моменты. Был очень активным мальчишкой и постоянно лез туда, куда взрослые не пускали. И находил на свою голову приключения, в прямом смысле. Все мои травмы приходились только на голову, а их за мою долгую жизнь было с избытком. Вот мои родители и попросили матушку моего отца на время забрать меня к себе. Она живёт в селе Заветное в Ростовской области в нашем родовом доме. С ней живёт и её дочь Валентина. Она вернулась сюда из Челябинска, куда была распределена после окончания медицинского института. Неудачный брак, трагедия развода, одному Создателю только известно, что там ещё произошло. И вот мы живём втроём. За мной наблюдают уже две женщины, но, приключения на свою голову всё-таки умудряюсь находить. Мальчишка!
Вместе с учёбой в школе начал учиться играть на баяне. Конечно, мне очень хочется играть на пианино, но, я понимал, что никто мне его в селе не купит. Да и большой он по размерам, у бабушки обычной сельский домик. Моя кровать, бабушка её называет атаманкой, стоит сразу у входной двери. Здесь раньше спал бабушкин отец Иван Сергеевич, он ушёл за три года до моего рождения. Над кроватью висит большой красивый его портрет. Строгий, а вместе с тем, очень приветливый и пронзительный его взгляд всё время сопровождает меня, когда нахожусь в комнате.
Бабушка много шьёт и у неё постоянно в комнате находятся разные женщины. У неё обшивается и младшая сестра её отца Груня. Грузная высокая женщина, к тому-же, постоянно курит папиросы Беломор-Канал. Отец бабушки сам был под два метра ростом, в кулачках в селе ему не было равных. В 1914 году наших казаков призвали на войну, её отец был казачьим есаулом. А в шестнадцатом году ему шрапнелью сильно искромсало ногу. Когда лошадь падала, эту же ногу ещё и придавила своим весом. Досталось ей прилично. Лечиться отправили в Царицыно, там же он и учился заново ходить. Его жена Дарья несколько раз ездила к нему в госпиталь. А в семнадцатом году поехала уже забирать окончательно. Смутное было время, митинги, погромы, демонстрации то большевиков, то эсеров, то монархистов, то анархистов. Дарья забрала мужа из госпиталя, и они уже шли по привокзальной площади к вагону. Иван на костылях, Дарья помогает. На Иване офицерская казачья шинель. Вот группа пьяных солдат и привязались к Дарье. Сорок лет женщине, красивая. Иван вмешался, стал оттеснять солдат от жены, те наседали, потом пришлось отбиваться костылями. Солдаты исполосовали шашками вначале Ивана, а когда ему на защиту бросилась Дарья, изрезали ей шашкой и пальто, и платье. Конечно, шашкой не рубили, просто резали одежду и пьяно смеялись, видя окровавленное голое тело под лохмотьями остатков изрезанной одежды. Всё это происходило на привокзальной площади, а проходящие только молча обходили, отворачиваясь от двух изрезанных тел в грязной луже. Дарья прикрывает остатками своего платья окровавленное изрезанное тело Ивана и призывает помочь. Помогли проходящие мимо казаки, посадили на поезд, дали новые одежды, пищу, перевязали раны.
После этого случая Дарья долго болела, а потом умерла. Сколько лекарей ни водил ей Иван, не смогли поднять на ноги. Сам оклемался, но, нога уже плохо слушалась, так и прохромал до своей кончины. А после наступления Советской власти всем детям и близким запретил рассказывать об этой истории. Говорит – нельзя, чтобы у детей была ненависть к власти, ненависть ничего хорошего не несёт.
А мне эти откровения двух женщин внесли только смятения в неокрепшее детское сознание. Конечно, они даже не догадывались, что я их слушал. Для меня революционные солдаты – герои революции. И вот теперь каждый день дед Иван смотрит на меня, а у меня в сознании прокручивается этот сюжет – окровавленное его тело в грязной луже, а над ним изрезанная шашкой Дарья в такой же изрезанной и окровавленной одежде. Ложусь спать и плачу молча, а потом засыпаю.
Детство моё самое обычное, ничем не примечательный мальчик. Музыкальный, живой, любопытный. Во втором классе уже на баяне вечером на лавочке у дома закатываю бабушкам концерты. Дон не живёт без музыки. Бабушка постоянно всё время что-то напевает, когда шьёт, когда варит пищу, когда занимается по хозяйству.
После окончания четвёртого класса меня родители увезли в Карелию, город Питкяранта. Конечно, и боязно было, но, больше – любопытно. Второй раз в жизни, сознательной жизни, летел на самолёте Ан2 в Ростов, потом на поезде в Москву. Там в Подольске погостили у деда Семёна. Это отец моей матушки. А потом одним поездом до Ленинграда, а другим – уже и до Питкяранты. Всё новое, город, люди, стены. В Заветном всех знал, меня все знали, и дети, и взрослые. В Заветном я известный баянист, лучший ученик в школе, а здесь никого не знаю, все чужие. На душе тяжело, ругаю себя, зачем настаивал, зачем мне эти перемены? Но, дело сделано.
Начинаю знакомиться с новой средой. Здесь у нас с братом отдельная комната и, что самое главное, в зале стоит пианино! Настоящее, большое, красивое чёрное пианино. Я первый раз в жизни прикоснулся к его клавишам, у меня чуть сердце от восторга не выпрыгнуло! Но, как ни пытался, ничего вразумительного из этого чудного инструмента извлечь не смог. Только – бешеную какофонию хаотических звуков. Мне часто снятся сны, как я играю на рояле, в цвете, с музыкой. Даже на баяне повторял приснившуюся музыку. Мой преподаватель музыки очень удивлялся таким моим снам и говорил, что он не знаком с теми мелодиями, он их не знает, а он музыкант очень старый и опытный. Рассказывал, что до войны преподавал в московской консерватории, а вот после ранения уже не смог профессионально заниматься музыкой и приехал к родителям в Заветное. И в Питкяранте решил полностью отдать себя роялю. Здесь прекрасная музыкальная школа и настоящий рояль. Большой, старинный, остался от какого-то довоенного финна. Вот это самая настоящая огромнейшая положительная эмоция в таком моём новом положении.
Конечно, с музыкальной грамотой я прекрасно знаком. Мой заветинский преподаватель музыки со своим консерваторским музыкальным образованием дал мне за четыре года обучения прекрасную школу. Я так увлёкся роялем, что родители даже побаиваются, как бы это оказалось не во вред основной учёбе. В школе занятия уже начались и мне очень тяжело. В Заветном учителя меня все знали. У меня с трёх лет очень плохая речь. Мои детские травмы, и физические, и психологические, сделали так, что мне очень тяжело разговаривать. С бабушкой, с тётей Валей, с родителями разговариваю даже не задумываясь, а вот с остальными даже связно предложение сказать не могу. Медицина и в Заветном, да и в Питкяранте могла лечить только грипп и аппендициты резать. Тётя Валя занималась со мной по всевозможной медицинской литературе, а так, меня не водили ни к одному логопеду. Конечно, тётя Валя дала мне много книг по психологии, чтобы я занимался сам. Кстати, мои самостоятельные занятия меня потом полностью вылечили. В старших классах уже неплохо владел собой.
В школе учителя собирали даже педсовет по мне. Многие учителя встали в позу и сказали, что такими детьми должны заниматься спецшколы, а директорскому сынку они не будут ставить положительные оценки только за то, что он ходит в школу. Хотя, англичанка давала мне задания письменно переводить тексты, и я переводил, историку я отвечал письменно, по математике у меня отлично, по физике – отлично. По литературе – отлично, русскому языку – четвёрка. Я с первого класса люблю читать. У тёти Вали была прекрасна библиотека, Марка Твена прочитал всего и не один раз, Вальтера Скотта, Шолохова, Войну и Мир прочитал уже в четвёртом классе. А Бажова? Это мой любимый писатель! И это естественно, кто много читает, тот правильно пишет без ошибок. В сочинениях у меня всегда больше всех листов. Только, с преподавательницей мы часто спорим о трактовке того или иного сочинения. И чаще всего они не совпадали. А уступать свою точку зрения я ещё не научился.
Первый год учёбы для меня прошёл сплошным стрессом. Поддерживала меня только моя классная, Мария Петровна. Она ребёнком жила в блокадном Ленинграде с родителями. Вот на каждого преподавателя, который говорил, что заниматься с таким, как я, он не будет, ей стоило взглянуть, и он сразу отводил глаза. А меня спасает музыка. После уроков прихожу домой с сразу сажусь за пианино. С музыкой я как будто улетаю в другой Мир. Очень быстро освоил пианино. Через год уже начал пробовать подбирать свои фантазии. Даже было несколько раз, что просыпался и сразу начинал записывать то, что мне снилось. В себя приходил только, когда приходили родители с работы. Но, никто не ругался. Несколько раз слышал, как матушка спорила с отцом, что за такие прогулы нельзя ругать. Но, я старался не перегибать их терпение.
Учёба стабилизировалась. Вернее, выработал тактику – математика, физика, химия, литература и русский – учусь на отлично, а по стальным, лишь бы двояков не было. Утром бегаю, спать ложусь рано. На пианино вечерами не играю, не хочу людей злить. Мой режим вошёл в систему, нервничать перестал, и речь стала чище. Не буду подробно ничего описывать. Обычная жизнь обычного советского мальчика. Я поставил себе цель поступить в Ленинградский институт авиационного приборостроения, разработал для себя систему, что для этого нужно сделать, как идти к этой цели. И шёл, как молния, которая не встречает на своём пути никаких преград. Занимался своей речью, в библиотеке прочёл все книги по психологии, как научиться владеть собой, как свой организм заставить делать то, что ты хочешь. А музыка, она направляет меня в моих мыслях, прокладывает им дорогу. Без музыки я не могу. В любой момент, когда мне тяжело, грустно, или кто-то обидел или огорчил, сажусь за пианино и всё вокруг исчезает, только музыка. Родители и учителя уговаривают поступать в консерваторию, но, мне это не нужно. Музыку я просто люблю! А работать хочу в авиации.
Началось всё 27 марта 1970 года. Я заболел. Конечно, ни к каким врачам никто не обращался. Высокая температура, сильные головные боли, красное горло, тяжёлое дыхание. И так ясно – грипп. А лечить? Каждая матушка лечит своего ребёнка только известными ей способами. Малиновое варенье, горячее молоко с мёдом, ну, какие-то там таблетки, шерстяные носки и постельный режим. Конечно, первые пять дней было тяжело. Снились змеи, которые обвивают моё тело, сжимают и растягивают, как будто хотят разорвать. Хочется кричать, и не можешь ни одного звука из себя выдавить. Обычно, мама даёт лекарства, и я выпиваю большую кружку горячего молока с маслом и мёдом. Мне эта процедура нравится больше всего, масло и мёд успокаивают моё горло, наступает наслаждение, растекающееся блаженством по моему больному организму, на лбу выступает некоторая испарина и проваливаюсь в спокойный сон, уже без змей и растягиваний.
Проснулся от того, что почувствовал на себе чей-то взгляд. Даже вздрогнул от неожиданности. Брат Гена на время моей болезни спит с родителями, мы спим с ним на одном диване, а здесь матушка забрала его к себе, я тревожно сплю. Смотрю на этого непонятного человека, который сидит на стуле около меня, но, страха и тревоги нет, только любопытство и удивление. А когда этот человек понял, что я уже пришёл в себя, протянул мне руку, улыбнулся и просто сказал, что очень рад меня видеть. Сказал, улыбаясь, что он тоже Александр, только уже дед. Дед помог мне встать. Я сплю в тельняшке, это наша обычная домашняя одежда, одел трико и толстые шерстяные носки. Мама всё время нас заставляет, чтобы ноги не были голыми.
Мы стоим с дедом напротив друг друга и улыбаемся. Он кажется мне очень знакомым, только, никак не могу его вспомнить. А он просто сказал, что приглашает меня к себе в гости. Я даже не сообразил – какие гости могут быть, когда я болею? И мы тут же очутились в каком-то непонятном зале. Такое чувство, что все стены каменные с интересной мелкой художественной инкрустацией. Светильников не видно и такое чувство, что стены светятся сами по себе.
Дед пошёл и жестом предложил идти за ним. Мы вошли в отдельный зал, в котором стоят тринадцать удлинённых ящиков, также украшенных мелкой красивой художественной инкрустацией. И дед стал говорить. Стал рассказывать, что это за объект, к которому мы с ним ранее имели самое деятельное отношение. Он пока не будет сильно углубляться в подробности, времени у нас даже более, чем предостаточно, а мне сейчас необходимо, в первую очередь, пройти саркофаг. Это саркофаг здоровья, и вот после него начнёт рассказывать. Он повёл рукой и у одного из саркофагов поднялась крышка. И жестом предложил мне лечь.
Я лёг, только, не ощущаю ни стенок, ни дна, такое чувство, что лежу в светящемся облаке, мягком, тёплом и нежном. По всему моему сознанию расплывается блаженство и неимоверный восторг. Пока слушаю вот так себя, что-то меня вытолкнуло из этого светящегося облака, я уже стою опять в зале саркофагов напротив улыбающегося деда. На мне непонятная серебристая одежда, напоминающая кимоно, тонкая, мягкая, тёплая и очень нежная. Я бы даже не подумал, что это ткань.
Дед стал рассказывать, что по правилам саркофагов нужно обязательно пройти бассейн, можно баню, потом плотный обед. И так, несколько раз. Провёл меня в зал, где находится бассейн, длиной метров двадцать пять, с очень прозрачной, почти бирюзовой водой. Мы с дедом купаемся, и он рассказывает. Мне кажется, что я попал в фантастический мир. В нашей библиотеке прочитал всю фантастику, она всегда меня тревожит своей загадочностью. Дед рассказывает, что это за объект, как он здесь появился, кто такой он и, кто такой я.
Я даже забыл, с какой сильнейшей головной болью засыпал после молока с мёдом. Конечно, никакой боли даже близко уже нет. После бассейна дед провёл меня в столовую. Объяснил, как заказывать, кто накрывает на стол и на каких принципах всё это построено. Я голоден, как волк. Конечно, заказал мясо, побольше овощей. На десерт фруктовые соки и мороженое с ягодами. Дед говорит, что я раньше это любил. Да, очень понравилось. А дед постоянно говорит. Такое чувство, что он постоянно смотрит мне в глаза, даже взгляд не отводит. Но, меня это не мучает. Мне хочется его слушать.
Только, всё, что мне рассказывает дед, меня шокирует. Ну а как не шокировать? Информация деда полностью переворачивает мою жизнь. Жил, учился, планировал учиться дальше. А тут то, что не только изменяет мои планы, мне нужно их заново выстраивать. Оказывается, нас, Александров, семь. Дед первый, а я седьмой, последний. И что ещё удивительно, есть ещё Алессандро, итальянцы. Так, их пока двое, а со временем родятся пять. Пять Алессандро! И мы все не люди. Ангелы, проходящие на Земле свои Возрождения. И мне не совсем понятны эти Возрождения, их суть, их логика. А самое главное, что не укладывается в моём сознании – мы с дедом вернёмся в нашу квартиру в Питкяранте миг в миг, как убыли оттуда. Мы здесь уже третьи сутки, а там время для нас остановилось. Одно радует, я выздоровел, меня не мучают мои головные боли и у меня с речью вообще нет никаких проблем. Почему-то это меня радует больше всего. Как-то недавно пришла дикая мысль – я постоянно борюсь за своё здоровье, и, чаще всего с головными болями, то сотрясения, то ожоги, то солнечные удары. А теперь блаженство, сидим, лакомимся мороженым с ягодами и фруктами, и у меня ничего не болит!
Мы не на Земле, мы в космосе на тяжёлом крейсере Смотрителя. И этот дед Смотритель. Дед говорит, что наша главная задача на первое время – собрать здесь на крейсере всех Александров, Алессандро и их родителей. А уже потом, когда всё успокоится, и всех родных. А дальше он ещё не решил. Он только недавно сам закончил своё Возрождение и опять стал Ангелом. А с близлежащими задачами ещё не определился.
Сегодня с утра дед знакомит меня с крейсером. Это уникальный крейсер. Он специально разрабатывался для Смотрителя Вселенной. А дед и является Смотрителем Вселенной седьмого ранга. Это одно из высших званий. Выше него только Высшие Ангелы Создатели. Но, он сказал, что эту тему пока не затрагиваем, по нему он нам расскажет, когда мы уже соберёмся все вместе. А сейчас он ведёт меня в главный зал. Зал конструктивно исполнен амфитеатром. В центре стоит системное кресло, в которое он сел. Руки на подлокотниках, голова опирается на поддерживающий подголовник. А напротив кресла огромнейший экран.
Только дед сел в кресло и положил руки на подлокотники, как в зале потух свет и засветился экран. По периметру экрана мелькают какие-то значки, символы, а в центре сверкает Луна во всём своём космическом величии. Дед говорит, поясняет, что сейчас мы облетим Луну, потом несколько раз Землю, а дальше будет детализация по нашему усмотрению. Принцип таких полётов сразу понять сложно. Это не носитель носится с видеокамерой и снимает. Сам крейсер не материален, мы не материальны, здесь нет ни времени, ни пространства. Только энергия, подчиняющаяся воле систем управления крейсера и экипажа. Только, из экипажа пока мы вдвоём, но, это временно. Ещё уточнил, что пространственно крейсер находится между Луной и Землёй, но, ближе к Луне. Это чтобы психологически с Земли можно было в любой момент определить его местоположение. Конечно, он абсолютно скрыт для всех систем наблюдения и обнаружения. Даже для Ангельских. Это, в первую очередь, военный объект Ангельского флота.
Стали приближаться к Земле. Облетели её со всех сторон, прошлись над Арктикой и Антарктидой, полетали над Ладогой, прошлись над турбазой. Дед подлетел даже к какому-то рыбаку на лодке. И стал объяснять – сейчас он войдёт в сознание этого рыбака и будет со мной разговаривать. Так оно и вышло, он разговаривает со мной, как будто я сижу рядом с ним в лодке. Потом летали над Питкярантой, над нашим двором, смотрел на своих друзей и соседей. Я шокирован, это не фантастика, это выше. А дед мне приводит примерные технические объяснения, нет здесь никакой фантастики, всё просто. Потом полетали над Италией, дед показал мне Алессандро. Потом дал курс в Казахстан, в Алма-Ату. Это город его молодости, зрелых лет и старости. Здесь родились его дети, его внуки, ну, и так далее. Здесь же он нашёл свою любимую, здесь же мы найдём своих вместе с Алессандро. Кстати, почти весь экипаж нашего крейсера проходит здесь свои Возрождения. Так что, мы сюда ещё не один раз вернёмся.
После первого шока у меня стали появляться вопросы, а дед возвращается опять и опять, как терпеливый наставник. На примерах, на пальцах, на аналогиях, но, я начал впитывать в себя получаемую информацию. И ещё больше подхлёстывает то, что дед говорит, что всё это мы и сотворили, это наши проекты, наша идеология, наши расчёты. И реальности, и алгоритм взаимодействия реальностей, и аналогии. А моё сознание пытается вспомнить и, мне кажется, я вспоминаю, я начинаю думать, как он. А дед лукаво смотрит на меня и посмеивается в свои усы. Интересно, у меня такие же вырастут? Сейчас только намёки усов появляются.
После завтрака решили отправляться к Алессандро. Я думал, полетим на Строке, а дед, можно сказать, на полуслове, перенёс нас в комнату Алессандро. Он лежит весь обвешанный какими-то проводами и датчиками, подсоединёнными к приборам. Постояли, посмотрели по сторонам. В Италии только начинается рассвет, матушка Алессандро в соседней комнате. Спит тревожно, за ночь несколько раз подходила к постели, хотя, как сказал дед, есть ещё и тревожная сигнализация, что сознание Алессандро начинает проявлять активность. Электроника будущего. Не удивительно, нас разделяют семьдесят восемь лет. Когда мне дед такое сообщил, я долго в своём сознании переваривал эту информацию. А теперь понимаю, просто разные реальности, разделённые началом развития в эти же семьдесят восемь лет. Дед сказал – пора, и мы уже в зале саркофагов. Алессандро он сразу перенёс в саркофаг. У него кома уже не одну неделю. Я не понимаю пока, как дед это делает, и он мне кажется волшебником. Хотя, постоянно говорит, что волшебство – это хорошо отработанный технологический процесс, пока не поддающийся объяснению нашими техническими знаниями. Не более.
Пока Алессандро в саркофаге, дед мне читает лекции. Он делает это постоянно, рассказывает, поясняет и постоянно не мигая смотрит в глаза, словно проверяя, понимаю я его, или нет. А я всё понимаю, мне просто кажется, что всё, что он мне говорит, я уже знал, только, почему-то забыл. И дед говорит, что так оно и есть. Придёт время, и мы всё вспомним. А сейчас он просто готовит моё сознание к такому вот просветлению, чтобы не было шоком. А мне нравится, когда он рассказывает, голос у него как камешки в бурном ручье переваливаются, ненавязчивый, но, вместе с тем, настойчивый.
Саркофаг с Алессандро открылся, и он вышел, оглядываясь на нас и обводя взглядом стены зала. В такой же одежде, как у меня, дед сказал, что саркофаг всех выпускает в подобных одеждах. Дед стал объяснять, что он находился в коме очень длительное время и вот сейчас проснулся. Сейчас по правилу саркофагов нужно посетить бассейн, плотный обед, а он будет рассказывать. Сказал, что Алессандро тоже может звать его дедом, так проще в общении. Времени у нас много, такие процедуры с саркофагом нужно проводить не один раз, так что, дня три в нашем распоряжении.
Дед постоянно говорит, уже и для меня, и для Алессандро. А я смотрю на Алессандро как в зеркало, кстати, также и он смотрит на меня. Такое чувство, что у нас даже мысли одинаковые, не только внешность. Дед предложил для психологической разгрузки сводить нас в природную реальность крейсера. Здесь и поле, озеро, лесная живность, в реке и озере есть рыба. В устье небольшой реки стоит приличный двухэтажный домик. Мостки, есть лодки. Мы даже покупались, не верится, что мы в космосе на боевом крейсере. Уже в конце первого дня Алессандро полностью освоился, ушло недопонимание и осторожность.
А вечерами мы устраиваем деду фортепианные концерты. Конечно, каждый исполняет только свои лучшие композиции. Больше исполняем свою любимую классику, но и новые композиции Алессандро впечатлили меня. Он обещал подарить мне сборник своих новых произведений.
Дед объяснил, почему он начал с нас свои ознакомительные посещения. Мы самые молодые и самые чувствительные ко всем внешним раздражителям. А наши родители своими стремлениями уберечь нас от всего чуждого, по их мнению, просто бы мешали ему. Они ещё люди, а родительские инстинкты одни из самых сильных в природе человека. Всё просто. Вот завтра с утра мы уже полетим за родителями на Строке. С родителями у него будет другая тактика. Пока мы ужинаем и даём деду концерт. А утром планируем лететь ко мне в горсти в Питкяранту. Ведь, мы попадём туда в 27 марта 1970 года, миг в миг, как дед забрал меня оттуда. Это пятница, не запомнил время, когда мы улетели оттуда, но, это где-то после обеда. Я выпил горячее молоко с мёдом, маслом и уснул. А проснулся уже когда дед глядел на меня. Где-то часов в пять.
Утром после завтрака и отправились. Дед завёл нас на верхнюю палубу крейсера, где стоят все Строки. Это такие летающие средства передвижения. Малыми Строками называются посадочные модули, в обиходе – шлюпки. Они на семнадцать посадочных мест. Дед показал разведывательные малые крейсеры. Они самые быстроходные и прекрасно вооружены. Два Чёрных Строка. Это тяжёлые крейсеры со сжатием пространства внутри. В них можно погружаться в прошлое на десятки тысяч лет. Потом он покажет их в работе. И всевозможные строительные Строки. Они подлетают на строительную площадку, выполняют поставленные задачи и улетают. Говорит, что такие Строки используются для сверления огромных отверстий в скалах, диаметром до двенадцати метров. Показал Строки, которые могут вырезать в скалах мегалитические блоки. Кстати, такие Строки вырезали мегалиты для наших пирамид. Они могут вырезать, а потом переносить и укладывать где нужно. И целый ряд других Строков, больших и маленьких. Это дед нам мимоходом рассказывает, пока мы идём к нашему малому Строку.








