Служу Советскому Союзу 2

– Хорошо-хорошо, мы так и передадим. Мы уходим! Не надо волноваться! Конечно, жаль, что мы не встретили Пантелеймона Борисовича и не передали ему письмо от старого боевого товарища… – послышался голос Зинчукова. – Если вы являетесь его родственником, то примите мои соболезнования.

Я подпрыгнул и зацепился за деревянный край забора. Подтянуться и закинуть ногу было секундным делом. Перед этим я осмотрелся, чтобы меня никто не видел – чужой крик может привлечь ненужное внимание. Но темно-рыжая от засохших чертополохов улочка была пуста. В окнах дома рядом тоже не было никакого движения.

Сверху я быстро оценил обстановку. Подо мной приложенные к забору кирпичи, заботливо укрытые куском рубероида и придавленные двумя другими кирпичами. Похоже, хозяин перекладывал печь и крепкие кирпичи решил не выбрасывать, а оставить до поры, до времени. Дальше шли аккуратные грядки, по осенней поре просто темнеющие перекопанной землей.

Крепкая изба скрывала от меня разговаривающего мужчину. Собаки нигде не было видно. По всей видимости она находилась с другой стороны дома. Что же, если я успею пробежать и разоружить хозяина, то получится и запрыгнуть на забор, в случае собачьей атаки.

Пришлось приложить усилия, чтобы перелезть, не поскользнуться на мокрой коре направляющей, и оттолкнуться так, чтобы бесшумно приземлиться между чахлой вишней и кустами черной смородины. Затих.

– А что за боевой товарищ? – послышался голос мужчины. – Может, я его знаю?

– Вряд ли. Если только Пантелеймон Борисович вам говорил о Вягилеве! – ответил Зинчуков. – Но это вряд ли…

– Ну да, незнакомая фамилия. Ладно! Извините, что я с ружьем, но… В общем, прощайте.

Я бесшумно двинулся к углу дома, пригибаясь к меже грядок.

Уже подходя к намеченной цели, я краем глаза зацепил, как с задней стороны выходит огромный пес…

Пес был очень похож на помесь бладхаунда и мастифа, какую мазали фосфорной краской в повести о приключениях Шерлока Холмса «Собака Баскервилей». У животного была широкая грудная клетка, мощные лапы и грустные глаза. А когда вверх дернулись брыла, то на свет показались ещё и здоровенные зубы в палец длиной.

– Извините, а можно последний вопрос? У Пантелеймона Борисовича остались другие родственники? Может, я заскочу, поговорю с ними… – подал голос Зинчуков.

Мы с псом смотрели друг на друга. Мда, не очень приятная встреча. И если сейчас дернуться к стоящему хозяину, то взамен я оставлю изрядную часть задницы в зубах четырехлапого охранника.

Броситься к забору? Тоже вряд ли успею, а если учесть, что подножкой псу станут сложенные кирпичи, то результат будет таким же, как и в первом варианте.

– Да не было у него никого. Я двоюродным племянником прихожусь, вот и переехал сюда, чтобы дом не пропадал… – раздался в ответ голос мужчины. – Но мне ничего передавать не надо. Пантелеймон Борисович умер и вместе с ним умерли все его дела! Прощайте!

Пес неторопливо двинулся ко мне. В его походке звучала скрытая мощь. Так царственно может выступать лев, обходя свой отдыхающий прайд. Ни грамма агрессии, но угроза таится в каждом движении. Чахлая травка не сразу выпрямлялась после того, как её прижимала к земле крупная лапа.

– Тогда у меня на этом всё! Прощайте! – подал голос Зинчуков.

Пес подошел на расстояние уверенного прыжка и замер. Его глаза не отрывались от моего лица. И они были такими же черными и холодными как выходные отверстия ружья. Я почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

Глава 4

Во время относительно мирной жизни мы с бойцами прикалывались над правилами поведения с собаками. Один из наших с позывным Тропа заметил как-то, что если заменить слово «собаки» на фразу «молодые кавказцы», то один в один будет картинка поведения мажористых и наглых южных гостей. Получалось нечто такое:

«Как бы хорошо человек не ладил с другими кавказцами, есть опасность встретить агрессивно настроенных молодых кавказцев. Что же делать в таких случаях, как себя вести и что нужно рассказать своим детям?

Бродячие и одичавшие молодые кавказцы опасны в группе. Опасность представляют собой уже 2-3 молодых кавказца. Тем более, если их 4-5 и более. Если не желаете неприятностей, обходите такие группы стороной. Немедленно без паники уйдите из зоны конфликта.

Увидев вдалеке бегущую стаю или молодого кавказца постарайтесь без спешки сменить маршрут. Повышенной опасностью отличаются те ситуации, когда в группе начались «разборки», а вы оказались рядом.

При встрече с бродячим молодым кавказцем, оцените, как он реагирует на ваше появление. В ряде случаев достаточно просто аккуратно пройти мимо молодого кавказца, не провоцируя его.

Если вы видите, что на лужайке разлеглись несколько молодых кавказцев – ни в коем случае не идите через такую территорию. Потому что, молодые кавказцы считают эту лужайку своим законным местом отдыха, которое входит в их территорию.

Кормить их или нет – это, конечно, ваше дело. Но знайте, что подкормка далеко не всегда может сохранить «добрососедские отношения». Даже наоборот могут возникнуть ситуации, когда именно попытка задобрить агрессивно настроенных животных может обернуться неприятностью. Или даже бедой: одному корм достанется, а другие ведь тоже голодные. Отсюда – агрессия…»

И так далее и тому подобное. Конечно, русские мажоры мало чем отличались от кавказских, но на слуху были дела как раз южских гостей. Мы как-то привыкли, что «наших» отобьют папашки, вот и ворчали на приезжих. Конечно, тех точно также откупали, ведь у кого есть деньги, тот и заказывает банкет.

Правда, подобный «банкет с освобождением» получался не всегда таким, каким хотелось бы мажорам. И когда у Сереги Гусева изнасиловали дочь, а насильников отпустили через месяц, то Серега сам подал рапорт об на увольнение. Уволился и устроился в ЧОП охранником. Через полгода, когда дело подостыло, позабылось, неожиданно у «Мерседеса» одного из троих насильников отказали тормоза. Второй принял вместо героина какую-то дрянь и его не успели откачать. Третий же выбросился из окна… Сам, без посторонней помощи. Даже написал перед этим записку, что он считает себя говном и не может так дальше жить.

Серега так и не вернулся на службу, так и продолжил работать охранником. И ведь никто до него так и не смог докопаться – ни менты, ни быки «папиков». У Сереги кругом было алиби. В тот день он просидел под камерами – встречал и провожал посетителей делового центра. Он только отвечал, что это кара небесная. А уж про то, кто стал ангелом мщения, так и не удалось узнать.

Многие догадывались, но догадки одно, а вот то, что мы с ним организовали – остался знать только один Серега. Меня в двадцать втором уже не стало. Думаю, что и Серега унесет эту тайну с собой в могилу.

Так и выходило, что не всем «мажорам» и молодым кавказцам сходили с рук их невинные шалости.

И если уж говорить о руках, возвращаясь к той ситуации, в которой я оказался, то могу сказать, что собаки должны видеть, что в ваших руках нет ничего.

Вот и сейчас я показал псу пустые ладони, а после… После протянул руку чуть вперед, показывая, что я доверяю ему и нахожусь полностью в его власти. Конечно, так делать ни в коем случае нельзя, если собака агрессивно настроена, поскольку инстинктивно она схватит зубами за первую попавшуюся вещь. Но этот пес…

Он потянулся и ткнулся носом в мою ладонь. Холодный кожаный нос поводил по ладони, словно гадалка поискала линии жизни. Похоже, что в моём лице он не нашел врага, поскольку сунул лобастую башку под пальцы.

Потребовал погладить! Небольшой хвост активно завилял!

И в этот момент я всё понял!

Какое бы представление сейчас передо мной ни разыгрывали эти два великовозрастных актера, но вот честное создание сдало их с потрохами. Пес не стал валять Ваньку, а сразу всё расставил по позициям.

Ну что же, тогда и мне пришла пора немного поразвлекаться…

Я пригладил жесткую шерсть на загривке и поднял палку. Увидев продолговатый предмет в моих руках, пес понял, что с ним сейчас будут играть и завилял хвостом ещё активнее. В этот момент на улице завелась «Волга». Артем Григорьевич делал вид, что уезжает. Пес не обратил никакого внимания на звук, зато сразу бросился со всех ног за палкой, которую я швырнул в другую от калитки сторону.

Сам же я кинулся к воротам с криком:

– А ну стоять! Ласты врозь! Культи в гору! Всем лежать! Работает Боря!!!

Пока это прокричал, успел добежать до калитки, где только-только начал подаваться назад невысокий мужчина пожилого возраста. На вид лет пятьдесят-шестьдесят, но крепкий, как сибирский кедр – явно не в кабинетах жизнь прожигал. Фуфайка, ватные штаны, кирзовые сапоги – чем-то занимался на улице, когда приехали «незваные гости».

Всё это я успел оценить в те несколько мгновений, когда летел к хозяину дома. Он успел податься назад и теперь переводил ствол в мою сторону. Я тут же бросился вниз, футбольным подкатом ударил по ногам и подбил ружье вверх.

– Эх и ептиль! – только и успел вскрикнуть мужчина, бухаясь на пятую точку.

Ружье «ИЖ-18» взлетело в небо, а когда рухнуло обратно, то попало точно в мои руки. Короткий взмах и приклад замер в миллиметре ото лба упавшего.

– Ну что, напоите водой уставших странников, а то так есть хочется, что переночевать негде, – спросил я.

– А ты думаешь тебе до водички будет, когда яйчишек лишишься? – совершенно спокойно ответил мужчина и показал глазами вниз.

В его правой руке чернел стволом «Макарыч». Зрачок пистолета был точно направлен мне в пах.

И когда только успел выхватить?

– Товарищи, товарищи, не начинайте без меня! – послышался веселый голос Зинчукова. – Я хочу это увидеть!

Шлепанье бегущих ног по земле уведомило нас, что в нашей паре скоро появится третий.

В край забора вцепились пальцы, потом показался носок сапога. Через несколько секунд с хэканьем приземлился Зинчуков.

– Мог бы и в калитку зайти, – буркнул мужчина.

– И не увидеть всей полноты картины – Борис оглушает Пантелеймона? О! Лорд! Здорово, чертяка! Палку принес? Молодец, молодец… Беги! Эх, какая же красота, мужчины! Да если бы я обладал даром скульптора, то высек бы вас в камне!

– Вас бы самих высечь за подобные вещи. Без предупреждения и телеграммы… – пробурчал Пантелеймон Борисович, а потом оттолкнул ото лба приклад и протянул мне руку. – Давай, футболист, поднимай дедушку. Вот что за манера пошла – чуть что, сразу на холодную землю ронять? А если у меня радикулит?

– Да на тебе колхозное поле перепахать можно, Борисыч! А что без телеграммы, то прости нас, видимо где-то письмецо затерялось в пути.

Я помог мужчине подняться. Его ладонь была шершавой, пальцы крепкими. Точно не ручку крутил в кабинете.

– Борис Смирнов, – представился я. Всё как полагается восемнадцатилетнему парню – рано мне ещё отчество носить. – Извините, если слегка помял. Это в благодарность за ваши шутки.

– Пантелеймон Борисович Корнев. Как понял, что надуваем? – прищурился хозяин дома.

– Собака вас выдала. Такой пес не для охраны, он больше для нападения, а раз сразу не напал, то понятно, что не было такой команды. Вам нужно было меня на испуг взять, проверить, так сказать…

– Всё правильно мыслишь, – кивнул хозяин дома. – Лорд! Иди сюда, предатель! Ты чего нашего гостя не пожевал, как следует?

– Гаф! – густым басом ответил пес и ткнулся мне в ладонь кожаным носом.

– Эх ты, – укоризненно покачал головой Пантелеймон Борисович. – Даже пошутить по-стариковски не даешь. Ладно, гости дорогие, проходите в дом. Сейчас баню затоплю. Все разговоры потом, сперва, как в сказке, напою вас, накормлю и пошлю в баню…

Глава 5

Как же я люблю русскую баню…

Вот никогда не думал, что место, где пышет жаром так, что уши в трубочку заворачиваются, может быть самым лучшим местом на свете. Когда выбиваешь из себя дубовым веником не только внешнюю грязь, но и внутреннюю. Когда жар сменяется холодом ледяной воды из шайки. Или из раскаленной парной прыгнуть в снег и чувствовать, как ледяной снег обжигает кожу. Конечно, снег не может обжигать, но вот когда выпрыгиваешь и оставляешь след в холодной простыне… Ммм… ощущения, что прямо-таки жжет раскаленным пеплом.

И вскоре я там окажусь… Даже мурашки по коже пробежали от предвкушения…

Корнев показал нам на входную дверь:

– Там чайник горячий, плюшки на столе. Пока заморите червячка, а дальше я вас позову.

– Спасибо, хозяин. Сразу бы так, а то сходу в морду ружьем тычешь, – хмыкнул Зинчуков.

Мы уже успели сходить до машины и вытащили несколько походных сумок. Конечно, это не клетчатые «мечты оккупанта», но тоже объемные.

– Ну, так надо же было проверить мальчишку, – сказал Корнев. – А чем лучше всего проверять? Только боевой ситуацией.

– Проверил? – чуть задержался Зинчуков.

– Не до конца. Проверка пройдена не полностью. Ладно, валите, а то вы же с дороги…

Мы прошли в небольшие сенцы. Уютно, половички кругом. Сундук как из сказки возле дальней стенки. Возле деревянной скамьи кадушка литров на двадцать, крышка прижата солидным камнем. Явно капустка солится. Я даже сглотнул, когда представил вкус хрустящей и солоноватой капусты. Под потолком сушились небольшие рыбешки. Те самые, которые хорошо заходят под пиво в дружной компании.

Всё-таки да – поесть бы не мешало.

Сенцы привели на кухню. Мы сразу же уперлись взглядами в бок беленой печки. Справа за легкими занавесками скрывалась большая горница с рядом узких окон. Её освещала необычная люстра – словно раскидистую ветку выдолбили изнутри и пустили по ней провода, заставив две лампы висеть как груши на суку. Свет расплескался по узкой солдатской койке, по шторам на окнах, по темно-коричневому серванту, по черной тумбочке с мерцающим телевизором, по двум могучим креслам.

Слева находилась кухня, она же, по всей видимости, являлась и гостиной. Тоже не маленькая, скажу я вам. Центральное место занимал деревянный стол, такой же крепкий и могучий на вид, как и хозяин. Такой век простоит и не шелохнется, если не подточит семейство древоточцев.

К столу приткнулись шесть табуретов. Видно, что сиденья недавно покрашены суриком – они ещё поблескивали на свету. Я даже опасливо потрогал пальцем сиденье – не прилипает ли?

Тут была спартанская обстановка, кроме тяжелых табуреток, крепкого стола под синей клеенкой, ещё имелась электрическая плита на две конфорки и старенький кухонный комод. На широком печном шестке подбоченились горшки, сковороды. Словно худой охранник возле них красовался рогатый ухват.

На столе из-под полотенца высовывались румяными боками пироги. Горшочек с медом, банка малинового варенья и кринка молока добавляли красочности натюрморту.

– Ну что, раз хозяин дал добро, то давай угостимся, чем Пантелеймон Борисович послал, – предложил Зинчуков и приподнял расшитое узорами полотенце. – Ого! Да тут шаньги! Сто лет их не ел. Уже забыл, какими они бывают на вкус!

Я же тем временем взял две алюминиевые кружки с крючков на стене и после ухватился за чайник. Он был и в самом деле горяч – пришлось браться за ручку через лежащую неподалеку тряпку.

Когда наливал чай, то ароматный пар от заваренных трав так шибанул по ноздрям, что даже слегка закружилась голова. Пахло летом и залитым солнцем лугом. Пахло теплом и радостью.

– Да уж, Борисыч умеет заваривать чай, – одобрительно хмыкнул Зинчуков, когда аромат достиг и его ноздрей. – Сам собирает травы, сам сушит. Большого ума человек… Даром что его до сих пор уважают наверху и чуть-что совета спрашивают.

– Ну что же, попробуем, чем хозяин угощает. Добротой и лаской он уже встретил. Так теперь попробуем хлебного гостеприимства, – улыбнулся я в ответ.

Шаньги были похожи на ватрушки, вот только вместо творожной начинки тут была начинка из картофельного пюре. В других присутствовала гречневая каша с рубленым вареным яйцом. В третьих гороховое пюре. Да, был своеобразный вкус, но аппетит утоляло здорово.

Ароматный чай сразу же придал сил. По телу разлилось тепло и блаженство. Казалось, что не было позади двух тысяч километров. И что можно снова за руль и ехать обратно.

Артем Григорьевич только покряхтывал, глядя на меня и стараясь не отставать в поедании печева. В общем и целом, когда мы отвалились от стола, заморив червячка, можно было сказать, что «приветствие» Пантелеймона Борисовича целиком искупилось угощением.

– Ох, то ли ещё будет, Борис, – подмигнул Артем Григорьевич. – Ведь это только легкий перекус, а основное угощение нас ждет после бани. Ты не смотри на Борисовича, он на вид грозный, но в душе… Если его хорошо узнать и прочувствовать, то золото, а не человек.

Входная дверь без шума отворилась и на пороге появился сам Пантелеймон Борисович.

– Про меня вспоминали? Нахваливали, небось? Да по рожам вижу, что не ругали.

– Спасибо, Пантелеймон Борисович, – сказал Зинчуков, поднимаясь из-за стола. – Угощение было царским.

– Да, я такой вкуснотищи никогда не пробовал! – нимало не покривив душой заметил я.

– Да? Ну вот и ладно, – ответил хозяин дома.

Он постарался сдержать улыбку, но было видно, что похвала пришлась ему по вкусу. Похоже, что у старика не так много гостей было, раз он так реагирует.

– Я с утра баньку подогрел, так что сейчас только дровишек подбросил. Особого жара нет, так что мальчишку можно сейчас отправить мыться, а мы уже потом подойдем, когда взрослый жар найдет.

– Да я могу и со взрослыми сходить, – ответил я.

– Не, Борь, ты пока не знаешь, о чем говорит Пантелеймон Борисович! Не горячись! – остановил меня Зинчуков. – При «взрослом» паре кровь кипит и глаза наружу лезут. Без привычки тяжело…

– Ладно, уговорили, – кивнул я в ответ. – Куда идти нужно?

– А как выйдешь из двери, так налево и поверни. Там увидишь, – махнул рукой Корнев.

– Ещё раз спасибо, – кивнул я.

– Да иди уже, – хмыкнул хозяин дома в ответ.

Я открыл одну из подходных сумок и взял то, что было необходимо для помывки.

Баня оказалась неподалеку от дома. Возле небольшой избушки была вкопана в землю большая дубовая бочка. В ней темнела вода, даже на вид холодная, а уж какой она была на ощупь… Брр…

Толкнул дверь и вошел в небольшой предбанник. Сквозь маленькое окошко падал тусклый свет. На веревочках горделиво висели дубовые, березовые, даже можжевеловые веники. В воздухе парил необыкновенный аромат. Ожидание чего-то хорошего, очищающего наполнило тело, снова мурашки пробежались от ощущения скорой помывки.

Иногда такой малости хватает, как помыться в бане, чтобы почувствовать себя счастливым…

Сбросил пахнущую потом одежду, и на невысокой скамейке положил чистый джентльменский набор: трусы, майка, трико. Всё-таки мы были в пути, так что тут уже не до ароматов светских салонов.

Распахнул дверь в пышущее жаром банное помещение, навстречу рванули клубы горячего влажного пара. Первый вдох слегка ожег легкие. Влажный пар царил по всей маленькой парной, капельки пота сразу выступили на коже.

Присев на обжигающую скамью в парной, я вдыхал раскаленный воздух, чувствовал, как тело покидает усталость, и на её место приходит умиротворение. Спрессованные от долгой дороги мышцы понемногу расслаблялись.

Немного попривык к температуре, плеснул на несколько булыжников, обложивших металлический дымоход. Зашипело, к потемневшему потолку взметнулись клубы пара, тут же жар хлестанул по горячему телу. Волна блаженства накрыла с головой, и я вытянулся на лавке. Нагретое дерево обожгло живот. Почти физически ощущал, как из меня выходит накопившаяся грязь. Довольно зажмурился. Прокатывались расслабляющие волны жара. Дышать можно через раз, зато прочистился нос.

Я успел даже попариться немного. Стало жарко, поэтому решил слегка охолонуться.

Выскочил, ухнул в большую бочку, а потом…

Как меня вынесло наружу? Похоже, что мышцы сами среагировали от соприкосновения с ледяной водой и просто выбросили тело наружу.

Я едва не задохнулся от такой перемены температур. Тут же бросился греться обратно.

Становилось всё горячее и горячее. Уши ещё не свернулись, но явно собирались это сделать в скором времени. Я же решил высидеть до «взрослого» пара. Показать мужчинам, что и я не лыком шит. И что могу потерпеть, если нужно.

В моём прошлом «взрослый» пар был действительно сильной штукой. И я бы мог высидеть, но вот новое тело подсказывало, что ему это в новинку. Что жарко для нового тела, что надо бы вылезать.

И вот когда уже я собрался было в последний раз окатиться водой из шайки, а после идти на попятную, чтобы не поймать «кондрашку», в этот момент дверь и открылась.

Пантелеймон Борисович и Артем Григорьевич соизволили пожаловать для омовения. Оба в шапочках, в легких голицах и с… еловыми вениками в руках.

Вот это и в самом деле было жестко…

– Всё-таки высидел, Борька? – усмехнулся Пантелеймон Борисович. – Показал мужикам свою стойкость и силу воли? А вот как насчет попариться? Или слабо?

Давно меня на «слабо» не ловили. И ведь если сейчас сдашься, то потом словишь только усмешки, мол, млад и глуп и не видал больших… Мда…

Тут нельзя отступать. В случае чего – скинут в ту же бочку, чтобы я пришел в себя.

Я только усмехнулся:

– Лучше березовым или дубовым! Может не надо еловым-то?

– Надо, Федя, надо! – спародировал Шурика из «Операции «Ы» Зинчуков. – Если дождался взрослых, то покажи себя на все сто! Держись теперь!

Я лег и прикусил нижнюю губу, чтобы сразу не заорать.

Хлясть, хлясть, хлясть…

С оттягом, с прихлестыванием, с нагнетанием пара.

Хлясть, хлясть, хлясть…

По всему телу бегут мириады иголочек, кожа скрипит под ударами веток.

Хлясть, хлясть, хлясть…

Водопады воды, волны жара, запах ели… Расслабление пошло по телу, глаза сами собой закрылись, скамейка полетела в бездонное небо, а вместе с ней полетел и я…

– Да ты никак поплыл, милай? Совсем в душах да ванных ослаб? Иди тогда в предбанник – хлебни кваску, да в избу ступай. Чайник поставь, а мы пока тоже попаримся. Да ладно, ладно, ты всё доказал! Уважаю, – сказал Пантелеймон Борисович.

После этих слов он плеснул широким ковшиком на камни, густой пар мощным кулаком ударил в потолок. На губах Зинчукова я увидел одобрительную улыбку, он исподтишка показал поднятый вверх большой палец.

В моей голове царила такая же пустота, как в бескрайнем синем небе. Слегка пошатываясь, я кое-как выбрался из парной. Теперь бы только не упасть. Только бы дойти. Осенний промозглый воздух приятно окутал распаренное тело – клубами повалил пар от красной кожи.

Банка с холодным квасом блестела возле чистой одежды. Я аккуратно поднял, чтоб не выскользнула из мокрых рук, отхлебнул ядреной воды. В голове появились далекие отзвуки мыслей, легкая музыка и пересвист канареек. За дверью раздавался хлест прутьев, и шипела подливаемая вода. Пусть их, завзятых банщиков, а я, пошатываясь, отправился в дом.

Чайник урчал на подпечнике сытым и обласканным котом. Я огляделся по сторонам, вытер капли пота. Ну, что же, можно считать, что наше знакомство с учителем состоялось.

Глава 6

В этот день нам так и не удалось толком поговорить. Пока мужчины напарились по-взрослому, пока вернулись, пока ужин, чай да шаньги…

Признаюсь – меня сморило. Я уже за столом начал клевать носом, сквозь вату в ушах слушая неспешно текущую беседу двух старых знакомых.

Зинчуков обстоятельно выкладывал последние новости из столицы. Рассказал обо мне, что я за курсант такой необыкновенный и за какие заслуги меня приняли в "Гарпун". Многое из этого я слышал сквозь сон на теплых полатях, куда каким-то образом получилось забраться.

Давненько я не спал на теплых кирпичах. Прямо как привет из детства, где в пахнущем сухой глиной закутке снились чудесные сны. И вроде бы сейчас что-то снилось, но вот что? Со взрослением всё меньше получается видеть снов – проваливаешься в темноту и выныриваешь из неё. Вроде бы что-то снится, но под утро забываешь об этом.

Зато спозаранку меня разбудили истошные крики петуха за окном. Чуть позже послышался деревянный стук падающих поленьев. Похоже, что хозяин встал раньше петуха. Вот всегда уважал людей, которые поднимаются рано – они больше дел успевают сделать, пока другие дрыхнут.

Корнев отряхивал с рваной фуфайки приставшие щепки.

– Доброе утро, Пантелеймон Борисович, – высунулся я с полатей.

– Пойдем, сделаем утро добрее, – кивнул он мне в ответ.

– Сейчас, накину что-нибудь.

– Не надо. Так будет лучше.

Выйти на улицу в семейниках по колено? На улице ноябрь, ни разу не тепло. Но Корнев поджал губы, а это означало, что лучше его не злить. Всё-таки мы у него в гостях.

Возле колодца уже переминался с ноги на ногу Зинчуков. Он махал руками, пытался согреться. Холодный ветер категорически отказывал ему в этом. Неподалеку лежал Лорд, посматривая на нас грустными глазами. На краю колодца стояли три бадьи, словно вытащенные из сказки про Емелю и щуку.