Кукша

Антон Мельников

Кукша

… – Кричат мне с Сеира: сторож! сколько ночи? сторож! сколько ночи? Сторож отвечает: приближается утро, но ещё ночь. Если вы настоятельно спрашиваете, то обратитесь и приходите.

Книга пророка Исаии, гл. 21, ст. 11, 12

Глава 1. Отец Питирим

В солнечный зимний день 19 февраля 1997 года, в церковь, называемую в народе Виноградником, вошёл молодой человек, студент лет двадцати. Он был высокого роста, худощавый, одет в коричневую куртку и синие джинсы, через правое плечо была перекинута чёрная брезентовая сумка. Те, с кем он был знаком, звали его Кукша, от фамилии – Кукшин. Он сам так всем и представлялся – Кукша. Мало кто знал его настоящее имя, а кто и знал – забыл.

В церкви совершалось венчание.

Кукша обратился к тётке, продававшей свечки, с вопросом, как ему найти священника.

– Сейчас здесь только один батюшка, – отвечала ему тетка, – батюшка Питирим. А у вас дело какое-нибудь?

– Да нет. Просто переговорить надо.

– Ну, вы тогда подождите, пока кончится венчание, и сразу подойдите к нему.

– А не знаете, долго ещё оно продлится?

– Наверное, ещё минут 15 или 20.

Кукша купил свечку, поставил ее перед иконой Спасителя, и стал издали наблюдать венчание. Оно было скромным. Невеста была одета в зеленое платье, жених – в костюм цвета «кофе с молоком». С венчавшимися были только родители и свидетели, да ещё парень лет 13-ти, фотографировавший процесс. Жениху и невесте было лет по 30.

По истечении обещанных теткой 20-ти минут, все, действительно, закончилось. Однако, священник, отец Питирим, на которого было указано Кукше, сразу ушел в алтарь, так что он несколько минут стоял в недоумении и нетерпеливом ожидании. Наконец, священник вышел, уже в простой черной рясе (служил он в соответствующем таинству светлом одеянии), и Кукша поспешил подойти к нему.

– Батюшка, – обратился Кукша вполголоса, и, кажется, голос его немного дрожал, – можно Вас на пару слов?

– Слушаю Вас, – сказал о. Питирим.

– Мне надо исповедоваться за всю жизнь и причаститься, но так как исповедь, наверное, будет долгой, то я хотел Вас попросить исповедовать меня вечером. Может быть, Вы бы назначили мне время…

– Хорошо, подождите, – сказал он, и снова ушел в алтарь.

Кукша сел на скамейку.

Теперь он достаточно подробно рассмотрел внешность священника. Это был человек лет 60-ти, худощавого сложения, очень сутулый, даже более, чем Кукша, на полголовы ниже его ростом, с жидкой бородой клином, с морщинистым, усталым лицом. В нескольких произнесенных им словах обнаруживался легкий нерусский, но славянский акцент.

Минуты через три отец Питирим вышел из алтаря, и направился прямо к Кукше. В руках он держал книгу и крест.

– Сразу хочу спросить Вас, – начал он, ещё не доходя до Кукши несколько шагов, – Вы готовились?

Кукша начал рассказывать, что он шел к церкви целых пять лет, что в последний год целенаправленно готовился к приобщению св. Таин, читая отцов церкви и Догматическое богословие, что после крещения в младенчестве его религиозным воспитанием никто не занимался, но он сам, без чьей-либо помощи, понял, что только православие… – как вдруг Питирим оборвал его вопросом:

– Нет, Вы мне скажите: Вы постились?

Кукша опешил.

– А что, надо было поститься?

– А как же! Неделю! Бабушкам немощным даются послабления, а Вам – неделю!

Кукша молчал. Пост перед причастием был для него новостью – в Догматическом богословии о нем ничего не было сказано. Или, может быть, он пропустил это «неинтересное» место. К тому же Кукша оказался под неприятным впечатлением резкого тона Питирима и того, как он, не дослушав, заговорил, в сущности, о формальностях, будто нисколько не интересуясь лично Кукшей.

– Нет, я могу, конечно, Вас поисповедовать, – продолжал Питирим после молчаливой паузы, – но к причастию я Вас не допущу, потому что для этого надо поститься.

– Ну, так-то что исповедоваться… – сказал Кукша.

– Так как? – спросил Питирим, тоже помолчав, – будете поститься?

– Ну, если иначе нельзя…

– Иначе нельзя! – сказал Питирим и первый раз за беседу улыбнулся, после чего лицо его приняло прежнее выражение, серьезное до суровости. – А родители у Вас верующие?

– Они крещёные, но в церковь почти не ходят.

– Тогда Вам, наверное, и поститься тяжело… Они ведь не постятся?

– Никогда.

– А один день вы можете попоститься?

– Я и три дня могу.

– Вот когда попоститесь, тогда и приходите.

– Знаете, у меня есть друг, с ним та же история.

– Так с другом и приходите.

– Нет, я просто хотел спросить о времени: нам с ним в один день приходить и в одно время? Мы бы хотели причаститься вместе.

– Вместе приходите, к 5 часам вечера. Вот, кстати, скоро Великий пост, тогда уж все постятся. Я на первой неделе Великого поста буду каждый день служить, тогда и приходите к 5 часам.

– А когда у нас Великий пост-то начинается?

– Девятого марта, кажется. Впрочем, не помню точно, что-то около этого. – Сказав это, о. Питирим сделал непонятное движение, которое Кукша истолковал как то, что разговор окончен, и ушел в алтарь.

Кукша потоптался немного на месте, недоумевая от такого странного прощания, и медленно направился к выходу, все ещё с учащенно бьющимся сердцем. Тут какая-то женщина окликнула его:

– Молодой человек, Вас зовут.

Кукша обернулся, и увидел Питирима, стоявшего около двери в алтарь с журналом в руках. Кукша поспешил к нему, думая, что священник захотел дать упущенные им до сих пор духовные наставления о том, как приготовиться к исповеди и причастию. Однако, журнал в его руках оказался церковным календарем.

– Вот, смотрите, – сказал Питирим Кукше, – 10 марта начинается Великий пост. По понедельникам, вторникам и четвергам причащения нет. Поститесь.

На этом они расстались.

Кукша вернулся домой, рассказал родителям о своем походе.

Отец Кукши, Владимир Кукшин, молча усмехался на протяжении всего рассказа, и, дослушав историю, пошёл курить на балкон, напевая по дороге на манер оперного певца:

Господу Богу помолимся,Древнюю быль возвестим,Мне в Соловках ее сказывалИнок, отец Питирим.Было двенадцать разбойников,Был Кудеяр – атаман,Много разбойники пролилиКрови честных христиан…

Глава 2. Накануне Великого поста

Встреча с отцом Питиримом не очень-то порадовала Кукшу.

Во-первых, Кукша не хотел поститься и даже не видел тут особой надобности и смысла.

Во-вторых, Кукша несколько был смущен личностью самого отца Питирима, у которого, казалось, на уме один пост, и тон и суровость которого удивили Кукшу, если не сказать: испугали.

В-третьих, срок покаяния и причащения откладывался минимум на три недели, а Кукша был так настроен на все это, что любое промедление было для него смерти подобно.

Странность этого трехнедельного ожидания Кукша сообразил, уже выйдя из церкви. О причащении Великим постом поначалу в разговоре даже не подразумевалось, ведь причащение совершается круглый год, и, хотя время поста считается предпочтительным для этого дела, исповедоваться и причаститься можно всегда. Идея эта целиком исходила от Питирима, мотивировавшего ее тем, что Великий пост уже скоро, и что «тогда уж все постятся». Таким образом, добрый отец Питирим, наверное, предложил Кукше вариант избавления от сверхдолжного поста, коль скоро ему трудно попоститься лишнюю неделю или даже день. О, святая простота! Он, пожалуй, и не представляет, как это – не поститься в Великий пост. Кукше казалось это единственным разумным объяснением слов «тогда уж все постятся». Однако, разве мог Питирим не понимать, что Кукша покамест к этим «всем» не имеет никакого отношения, коль скоро Кукша сообщил ему о том, что идет на исповедь впервые и семья его никогда не постится? Или Питирим подумал, что теперь Кукша собирается поститься сходу на всю катушку столько, сколько указано в календаре? А у Кукши и календаря-то, кстати, нет. Но он же сам до этого говорил об однодневном посте, который, как Кукша вскоре прочел в книге «Православие», назначается в самых крайних случаях, а так минимальный пост перед причастием – три дня. В общем, было сплошной несообразностью переносить исповедь на Великий пост, а по логике следовало назначить трехдневный пост на четверг, пятницу и субботу, далее – в субботу вечером исповедь, а в воскресенье утром – причащение. Так думал Кукша, ломая голову над разговором с Питиримом.

Наконец он решил, что вся эта странность – промысел Божий. Срок назначил ему не Питирим, но Бог, Питирим же – Его орудие. И что попался ему именно отец Питирим – тоже промысел. Ибо пока Кукша дожидался его из алтаря, ещё до разговора, в церкви появились три других священника, в том числе настоятель, к которому Кукша изначально и хотел попасть «на приём». Даже пара в институте кончилась на полчаса раньше обычного, а закончись она вовремя – и Кукша бы разговаривал с кем угодно, кроме Питирима, скорее всего с настоятелем, благообразным старичком лет 70-ти, которого Кукша давно уже приметил в этой церкви, когда заходил ставить свечки.

Только промыслом объяснялись и извинялись все недостатки и нелепости Питирима. Да и были ли недостатки? Может, они все померещились Кукше? Скорее всего, так.

Кукша установил себе следующий график.

Поскольку пост начинается 10 марта, а первый день с причащением будет в среду, 12 марта, и поститься Кукша обещался не менее трех дней, то пост свой ему следует начать уже 8-го. Три дня поститься надо перед исповедью или причастием – это Кукша из книжки не понял, и у Питирима не спросил. Потому и надо начинать 8-го, для верности. Да и пост с 8 марта – это даже где-то подвиг.

Кукша изложил этот график своему единомышленнику и другу по институту Владу, с которым он хотел идти в церковь и о котором говорил отцу Питириму, и тот его одобрил. Было решено идти вместе к отцу Питириму 11-го марта, во вторник, вечером.

8 марта Кукша и Влад приступили к посту, на 2 дня раньше «всех». Кроме того, что Кукша ещё больше стал читать Библию и Отцов с этого дня, он совершенно исключил из своей жизни телевизор и магнитофон. Постился очень строго: без рыбы и даже без макарон, предполагая в них наличие яиц или чего-нибудь молочного. Праздничным столом 8 марта и последними воскресными блинами не соблазнился – ибо что это в сравнении с великой целью, к которой Кукша почти уже подошел! Мать Кукши за 8 марта немного обиделась, но, тем не менее, отнеслась с пониманием: всё-таки в церковь собирается ребёнок, а не кутить в ночном клубе; всё проходило, и это пройдет; чем бы дитя ни тешилось…

В понедельник 10 марта, в первый день Великого поста, вечером, Кукша составил план своей исповеди. Получилась почти одна страница формата А4. Кукша собирался использовать этот план в качестве шпаргалки. Может, ему не пришло бы это в голову, хотя в институте он шпаргалками отнюдь не пренебрегал и не считал это грехом, но как-то в одной передаче по православному радио «Радонеж» Кукша услышал, что некоторые люди исповедуются «по бумажке» для того, чтобы ничего не забыть, и священниками это не возбраняется.

Также с 8 марта Кукша ежедневно прочитывал около половины утренних и вечерних молитв из молитвослова, а 10 марта ещё прочитал покаянный канон, и то, что написано в Догматическом Богословии Макария о таинстве покаяния.

С трепетом ждал он своей первой исповеди, и, кажется, был к ней готов как к экзамену, предмет которого знал назубок.

Глава 3. Второй день Великого поста

11 марта, во вторник, без десяти пять, Кукша и Влад встретились в вестибюле метро и пошли к храму «Виноградник». Идти было всего несколько минут.

Войдя внутрь церкви, осмотревшись и нигде не увидев отца Питирима, Кукша обратился к тетке, продававшей свечки:

– Вы не подскажете, как нам найти отца Питирима?

– Отца Питири-и-има? – протянула она задумчиво. – А его нет.

– А не знаете, когда он будет?

– Нет, не знаю, спросите лучше у дежурного, – и она указала на человека лет сорока в пестрой камуфляжной форме.

Друзья подошли к нему, и Кукша повторил свои вопросы.

– К службе, к 6 часам, он придет, – сказал дежурный.

– А раньше 6 часов?

– Не знаю, вряд ли. Но вы можете и после службы к нему подойти, если вам надо.

– А долго продлится служба?

– Часа два с половиной.

Кукша и Влад и так предполагали отстоять эту службу, поскольку Кукша накануне прочитал в книге «Православие», что перед утренним причастием полагается быть на вечерне, но все-таки планы студентов уже обещали расстроиться тем или иным образом. Питирима не было, и значит, исповедь тоже могла не состояться: неизвестно, согласится ли Питирим принимать ее после службы, которая, вопреки ожиданиям Кукши, оказывалась весьма продолжительной, и после которой все могли очень устать. Но главное – настораживал сам факт отсутствия Питирима, который совершенно определенно обещал быть в церкви в 5 часов. Но делать было нечего. Друзья сели на лавочку и стали ждать.

Несмотря на то, что до службы оставался почти час, народ в церковь прибывал с каждой минутой. Лавки, расставленные по внутреннему периметру, скоро все были заняты бабками. Стоявших, впрочем, было в разы больше: в основном это тоже были бабки, а кроме них – в небольшом количестве женщины лет сорока-пятидесяти, и несколько мужчин того же возраста. Младше Кукши и Влада или хотя бы близких по возрасту молодых людей или девушек в храме не было.

Стоявшие на ногах прихожане не просто стояли. Все они были заняты различными делами. Одни покупали и ставили свечки, другие писали записки, третьи молились перед иконами. И как молились! Кукша видел впервые, что иконы целуют, и не как-нибудь, а прямо-таки истово. Некоторые перецеловывали все иконы в храме по очереди, все, до которых только могли дотянуться (многие иконы висели очень высоко, но если требовалось лишь встать на лавочку-подставку, чтобы достать до иконы, то это всегда делалось). Были даже такие бабушки, которые непрестанно клали перед иконами земные поклоны, и сколько Кукша ни взглядывал на них – они все клали и клали, так что можно было бесконечно удивляться подобной прыти в их годы. Подходя к иконе, крестясь и кланяясь перед ней, все что-то с большим чувством шептали, иные стояли так очень долго, шевеля губами, и периодически прикладываясь.

Из Догматического богословия Макария Кукша знал о том, что должно почитать святые иконы целованием, поставлением свечей и поклонами, но он никак не ожидал, что почитание это на практике окажется такого масштаба и размаха. За все свои немногочисленные заходы в церковь Кукша ничего подобного не видел, заходил он обычно, когда церковь пустовала, ставил свечку и быстрее бежал по своим делам. Теперь же у Кукши появилось тягостное чувство. Глядя на этих верующих прихожан, он понял, что сам так не смог бы ни поклониться, ни поцеловать икону. А ведь, наверное, надо уметь и кланяться, и целовать. Но одновременно Кукша не понимал, зачем нужно такое почитание, не чрезмерно ли оно, не соблазняются ли об иконах сами почитатели?

Просидев таким образом в наблюдениях и размышлениях около получаса и придя в некоторое расстройство от своих мыслей, Кукша предложил Владу выйти на улицу и прогуляться вокруг церкви. После десяти минут прогулки друзья замерзли и собрались было возвращаться обратно в храм, как вдруг увидели отца Питирима. Отец Питирим, в длинном темно-сером пальто, шляпе, с огромным портфелем в руке, уже миновал ворота церковной ограды и скорыми шагами приближался к нашим студентам. Шел он, впрочем, никого вокруг не замечая, во флигель. Кукша поспешил окликнуть его:

– Батюшка!

Отец Питирим остановился, поднял на Кукшу свои угрюмые глаза, в которых застыл вопрос и нетерпение.

– Здравствуйте! Вы меня помните? – сказал Кукша, улыбаясь, и как можно дружелюбнее.

Питирим смотрел выжидающе.

Кукша стал объясняться от волнения сбивчиво, даже заикаясь:

– Мы Вас с пяти часов ждем. Вы же говорили, чтобы мы приходили исповедоваться к пяти часам, и вот мы пришли, а Вас нет. Теперь, может быть, после службы?

– Нет, после службы я не могу: сразу после службы я еду причащать умирающего.

– Что же нам теперь делать?

– А к другому священнику вы не могли обратиться что ли? Зачем вы вообще меня ждали? Здесь каждый день с утра до вечера дежурит батюшка – вот к нему бы вы подошли, и он бы исповедовал вас.

Действительно, пока студенты сидели на лавочке в церкви, там появился один человек, похожий на священника, но Кукше и в голову не пришло подходить к нему, ведь был договор с отцом Питиримом, последний сам дал свое расписание на первую неделю поста, и не было смысла что-то тут менять…

– Но мы думали, – отвечал Кукша, – что нам только к Вам идти надо, поскольку я ведь с Вами договаривался.

Здесь у Питирима, как в прошлую встречу, единственный раз за всю беседу мелькнула едва уловимая ухмылка, тут же сменившаяся непреклонной суровостью.

– Да вы ничего не поняли из того, что я вам тогда говорил! – чуть ли не закричал отец Питирим. – Я ведь вам что говорил? Поститесь и приходите к любому батюшке: здесь каждый день есть батюшка!

Кукша молчал, не желая и находя неудобным спорить о том, что говорилось три недели назад. Влад глядел то на Кукшу, то на отца Питирима, и как будто был рад этому молчанию, казалось, ему было стыдно за Кукшу, за его непонятливость, неумение договориться и за эти пререкания со священником.

После этой заминки, отец Питирим, постоянно и пристально глядевший в глаза Кукше, решил все-таки спросить:

– А вообще вы готовились к исповеди, к причастию? Постились?

– Да мы ведь ещё до Великого поста начали поститься, – немного воспрял духом Кукша, – чтобы исповедоваться и причаститься поскорее. И постимся с субботы, с 8 марта. Сегодня, вот, хотели покаяться.

Отец Питирим просто взорвался при этих словах:

– Вот это-то и плохо, что вы стали поститься до Великого поста! Зачем?!

– Да я же Вам говорю: чтобы быстрее исповедоваться и причаститься!

– А зачем вам быстрее?! Вы знаете вообще, сколько Великий пост продолжается? 7 недель! Это почти 50 дней! И даже бабушки старенькие, и те постятся, и выдерживают; раз в три дня приходят – причащаются. Делаются им, конечно, послабления, но они опять постятся, и ничего: так весь пост выносят. И ещё в году три поста, и в среду, и в пятницу пост! И в любое время можно подготовиться, исповедоваться, и причаститься. Понимаете вы это?

– Я все понимаю, – сказал Кукша тихо, хотя совсем не понял, к чему тут были приплетены бабушки и посты.

– А если понимаете, так что же вы тогда!

– Так когда теперь можно будет прийти? – наконец вставил слово Влад.

– Да когда хотите! – воскликнул отец Питирим, – я же вам говорю, что священник есть каждый день.

– А Вы когда будете? – спросил Кукша.

– Почему Вы хотите обязательно ко мне? Ну, в четверг я буду опять служить.

– Так нам к пяти часам в четверг прийти?

– Я буду в четверг весь день.

– Я имею в виду: нам исповедоваться снова к пяти часам приходить? – не отставал Кукша.

– А утром-то почему вы не хотите прийти?

– Да потому что нам за всю жизнь исповедоваться надо.

– Ну, тогда, конечно, может быть длинный разговор.

– Вот я о чем и говорю, что успеете ли Вы за час нас обоих исповедать? Так как в пятницу утром мы хотели бы уже причаститься.

– А знаете ли вы, что я вас могу и не допустить до причастия? – спросил отец Питирим жутким голосом.

– Разумеется, – мрачно ответил Кукша. – Так к пяти часам в четверг?

– Я вам говорю: я весь день тут.

– Я спрашиваю, как удобнее.

О. Питирим, не желая продолжать далее эту беседу, посмотрел на часы, развернулся и пошел во флигель.

Студенты стояли поникшие, не зная, что делать.

– Знаешь, Влад, – сказал Кукша, – не пойдем сейчас на службу, потому что что сейчас идти…

Через минуту оба были за церковной оградой. Уже совсем стемнело. Дул сильный ветер. Люди спешили с работы домой, задевая то и дело двух студентов, зачем-то стоявших на месте посреди дороги.

– Ну, ты куда? – спросил Кукша. – Надеюсь, не домой? Мне лично домой пока что-то не хочется. И вообще, надо бы обсудить.

– Пойдем сначала что-нибудь купим поесть, – ответил Влад, – я с утра, кроме завтрака, ничего не ел.

– Что, прекращаешь пост?

– Нет, мне бы хоть булки.

– Ну, тогда пошли в булочную, здесь рядом.

В булочной был только хлеб. Влад купил полбуханки. Когда он расплачивался, продавщица сказала:

– Вы что такие грустные, а? Молодые ведь ещё! Надо в вашем возрасте быть веселыми, радоваться жизни!

Друзья даже не улыбнулись в ответ; молча отломили себе по куску хлеба и вышли на улицу.

– А ведь она права, эта тетка, – сказал Кукша. – Вот тебе и Питирим…

– Да все нормально, – помолчав, ответил Влад. – Так и надо.

– Почему «так и надо»? Что значит «так и надо»?

– То и значит, что Питирим принял нас за проходимцев и халявщиков, которые абсолютно не хотят поститься, из-за чего и начали раньше всех Великий пост.

– Так ведь для того, чтобы пораньше исповедаться и причаститься!

– Нет, для того чтобы раньше этот пост и окончить! Так он это и понял. И, наверное, это так и есть. Всё равно нам 40 дней такой голодовки было бы не выдержать

Скоро друзья добрели до метро.

– Поехали на площадь Александра Невского, – предложил Влад, – там есть хорошая лавка православной литературы. Может, и в Лавру зайдем.

Лавка на площади Александра Невского оказалась закрыта: было уже начало восьмого.

– Пошли в семинарию, – сказал Влад.

– Как? Теперь?

– Ну а что? Когда же ещё?

– И что мы там будем делать?

– Узнаем, что нужно для поступления.

– А ты в семинарию собрался поступать что ли?

– А для чего же я все эти книжки читал всё это время? Основа знаний у меня есть, понимание – для чего это нужно – тоже есть. Надо поступать! Нельзя зарывать свой талант в землю, надо приумножать его!

Кукша удивился словам Влада, но при этом сразу принял их как руководство к действию. Ну, конечно: вот достойный путь дальнейшего существования, вот цель, к которой надо стремиться! И главное – это логичное продолжение их увлечения православием, переходившее в образ жизни. Да, страшновато было переступить порог семинарии, казалось, только они туда явятся, как выгонят их оттуда погаными мётлами. Но после Питирима они уже ничего не боялись, и место, где они теперь очутились, само звало их на этот поход.

По дороге было решено зайти в лавру.

Кукша никогда не был в лавре, как и вообще в больших храмах, и, зайдя, был восхищён. Шла служба. Все пребывало в полумраке и только впереди, у Царских врат, было посветлее, но ближе к ним невозможно было бы пробраться из-за стены молящегося народа, заполнявшего примерно треть храма. Тем не менее, этот полумрак, какая-то особенная атмосфера и грандиозность всего помещения привели Кукшу в восторг. В первую очередь Кукше понравился полумрак, местами переходивший в совершенную темноту, и чтение псаломщика, читавшего что-то очень знакомое, но на малопонятном церковно-славянском языке.

Когда, минут через 10, студенты вышли из храма, Кукша поделился с Владом своими впечатлениями. Влад возразил, что как ему не понравилось внутри «Виноградника», так ему не нравилось и в лавре, в которой он уже бывал пару раз прежде, по причине слишком большой величины обоих храмов, и, хотя «Виноградник» несравненно меньше лавры, Владу нравятся совсем микроскопические церквушки, где и троим будет тесно.

Не зная точного расположения семинарии, друзья долго плутали в её поисках: никто из прохожих не знал, где она находится. Из-за неизвестности дорога казалась бесконечной. Темнота и унылый вид Обводного канала навевали жуткую тоску.

Наконец, они оказались у дверей, которые искали. Войдя в вестибюль семинарии, первое, что увидел Кукша, была девушка необыкновенной красоты. Она стояла слева от входа и как будто кого-то ждала. Вид у неё, впрочем, был не образцово-православный: короткое пальто открывало стройные ноги гораздо выше колен; ярко-красные накрашенные губы и непокрытая голова с шикарными волнистыми волосами также смотрелись эффектно и несколько вызывающе. Справа от входа располагалась большая информационная доска, на которой, кроме прочего, была представлена полная информация об условиях поступления. Едва начав чтение, студенты ужаснулись тому, что прочитали. У них были минимальные или нулевые познания в следующих экзаменационных областях: история Русской церкви, общецерковная история, основы богослужения. Кроме того, необходимо было знать наизусть и уметь объяснить массу молитв, обещалось испытание музыкального слуха, и, самое главное, обязательно надо было иметь рекомендацию от приходского священника. У Кукши по спине пробежала дрожь при мысли, как, наверное, слезно придется умолять отца Питирима о такой рекомендации, ещё прежде исполняя все посты, почти ежедневно показываясь ему на глаза в церкви, и стараясь быть не хуже тех бабушек, которым и то делаются послабления. Да, пожалуй, и после этого он ещё скажет, что все равно Кукша не годится для семинарии, и надо ещё лет 20 непрерывного и строжайшего поста. Тем не менее, друзья стали переписывать с доски экзаменационные вопросы и названия молитв, необходимых для поступления. Когда они уже почти закончили, проходивший мимо человек в штатском равнодушно сказал: