МЕРЯ: Исповедь Студентки

Чеслава Тэйваз

МЕРЯ: Исповедь Студентки

Глава 1 Профессор «Муравей»

Сентябрь. Начало учебного года.

Лекционный зал Историко-Археологического факультета был заполнен молодыми телами студентов-историков четвертого курса, расслабленными от духоты и тяжелой смеси ароматов парфюма.

Шла последняя пятая пара.

Лекцию по истории Северо-Восточной Руси IX-Х веков, до принятия христианства в качестве государственной религии, читал профессор Сергей Михайлович Муравьев.

Высокий атлетически сложенный мужчина, внешне смахивающий на медведя, прозванный за «трудоголизм» – «Муравьем», был известен в университетских кругах как эрудит, полиглот, щеголь, закоренелый холостяк и ценитель изящного.

Его шевелюра, ниточно посеребренная благородной сединой и слегка «упорядоченная» стрижкой «Гранж», трендовый безупречно сидящий по фигуре летний льняной костюм, цвета «насыщенной ржавчины», придавали профессору несколько небрежный даже слегка легкомысленный вид, который сражал наповал не только студенток нашего потока, но и многих молоденьких аспиранток факультета.

Профессор, входил в категорию мужчин «риска» «среднего возраста», поэтому отлично понимал, что студенты, после «вдруг» окончившегося жаркого лета, еще не готовы воспринимать какой-либо серьезный учебный материал.

Стоя за кафедрой, как средневековый актер-трагик на сценическом помосте, он пытался своим эмоциональным монологом, хотя бы частично, растормошить раскинувшееся перед ним «сонное царство».

Мы с девчонками нашей группы, традиционно оккупировали второй ряд, напротив преподавательской трибуны, чтобы лучше «видеть и слышать», а главное, «втихушку», заниматься своими делами, поскольку «преподов» редко интересует то, что на лекциях делают студенты у них «под носом»…

– Как тебе «Муравей»? – спросила меня моя закадычная подруга Ирка Белова,– томно вздыхая и закатывая глаза каждый раз, когда по нашему ряду пробегал равнодушный взгляд профессора.

– Но, он же СТАРЫЙ! – не раздумывая, и почему-то громко крикнула я и осеклась под пристальным и тяжелым взглядом, от которого стало неуютно.

Этот взгляд преподавателя, был настолько силен, что от его давящего воздействия, длившегося не более секунды, у меня закружилась голова.

А Профессор, тряхнув своей гривой, отвернулся, как будто отгоняя непрошенные воспоминания. Мне стало не по себе.

– Элька, ты что, окаменела! Не такой уж он и старый! «Муравью» только вчера сороковник стукнул, – щебетала Ирка. – Подумаешь, 17 лет разницы. Мужчина в самом расцвете сил. Тем более, бездетный, «убежденный» холостяк, при квартире и других материальных благах. Правда, в личную жизнь никого не допускает.

Но наши «ненасытные Акулки» уже готовы ринуться в «последний и решительный» на Осеннем балу.

– Ну, не знаю. Он что-то меня не впечатляет.

В это время, профессор, развернув свои немаленькие плечищи, демонстративно глядя в свои антикварные карманные швейцарские часы фирмы «Брегет» (Breguet), с усмешкой произнес:

– Уважаемые дамы и господа! Перечень тем курсовых работ возьмите в Деканате. Те, кто отличится и впечатлит меня своим интеллектом, получит «Зачет». А на экзамене в конце года «плюс один балл» к ответу по вопросам билета.

От этой, вроде бы ничего не значащей фразы, полусонная аудитория вдруг встрепенулась. Все знали, что у «Муравья» получить «Зачет», не только с первого, но и третьего раза, практически невозможно…

В возникшей гнетущей тишине вдруг раздался спасительный звонок, и наша спито-спаенная группа 444 с многоголосным ревом, топая каблуками туфлей и ботинок, ринулась в Деканат, чтобы получить заветную «легкую» тему курсовой.

Глава 2 Тема курсовой

– Элька, давай быстрее, а то все легкие темы разберут, – закричала Ирка, расчищая себе дорогу в гуще сокурсников не только острыми локтями, но и агрессивно колышущейся пышной грудью, упорно продвигаясь к «Финишу», в Деканат.

Я неслась вслед за нею. Но мне не повезло…

Пол, только что вымытый уборщицей, не везде просох. Мои кроссовки заскользили по нему, как по льду, ноги заплелись, и я, споткнувшись, растянулась во весь свой небольшой росточек на лестничном марше, соединявшем две соседние лестничные площадки, ведущие к спуску на второй этаж.

Новые джинсы в «хлам» от грязных потеков. Даже волосы, заплетенные в длинную, ниже талии, толстую косу, мою гордость, намокли наполовину.

– Блин, – вскрикнула я от боли и нахлынувшей обиды. – Хотела же подстричься! А теперь суши их…Плохая примета!

Когда я, наконец, вползла в Деканат, в Перечне тем курсовых работ осталась только одна: «Мифическое племя Меря».

– Ой! Это…это…что? – чуть не заплакала я. – Какая невезуха!

Слезы были готовы хлынуть из глаз…

Но сдержавшись и немного успокоившись, глядя с досадой на улыбающуюся Ирку, я спросила:

– А тебе что досталось?

– Мне – «Азбука Первого Времени», – в ответ бросила она. В прошлом году по этой теме писал Пашка Смолин, так что, есть у кого позаимствовать.

Я с грустью посмотрела на Анну – секретаря Декана.

– Аня, а в прошлом году кто-нибудь писал про это…это… племя Меря.

– Сейчас посмотрю…

Анна, с ярко красным маникюром на длинных музыкальных пальчиках, быстро защелкала ногтями по клавиатуре компа.

– Нет. Ни в прошлом, ни в позапрошлом, ни даже пять лет назад. Так что Эля, ты у нас первопроходец…

Настроение упало ниже плинтуса.

Я застонала:

– Так и знала. День не задался.

– Элька, не расстраивайся. Может, что-нибудь в библиотеке найдется, – Ирка. – Я побежала Пашку искать. Так что, поговорим потом…

И она выпорхнула из Деканата, щебеча кому-то по мобиле:

– Тема – прелесть… Помощник… есть один на примете… Нет! он пока не знает…Чмоки-чмоки…

Дверь захлопнулась, оставляя мне разбитые надежды на перемены к лучшему.

Глава 3 Фолиант из библиотеки

Я вышла из Деканата и отправилась в библиотеку, которая встретила меня тихим гулом шушукавшихся студентов и шелестом перелистывавшихся страниц.

Константин Николаевич, седовласый сухонький старичок – библиотекарь, небольшого роста, возраст которого никто, из наших студенческих «Знатоков-Антропологов», так и не смог определить, – узнав тему моей курсовой, насупился и, молча протянул мне «СпецМетодичку» по курсу.

Раскрыв эту официально признанную, даже министерством, шпору для «истинных» студентов, а не «заучек», прочла: По данным археологических раскопок и неоднозначно трактуемой «Дохристианской» топонимике, племя Меря относилось к народам финно-угорской группы. Согласно рукописным хроникам VI века, готского историографа Иордана, ареалом проживания племени считались территории нынешних российских областей: Владимирской, Ивановской, Костромской, Московской, юго-восточной части Новгородской и Ярославской (районы озёр Неро и Плещеево – города Ростов и Переславль-Залесский).

В «Житии Авраамия Галицкого», составленного в XVI веке игуменом Протасием, Павлова Обнорского монастыря, указывалось, что на берегу Галичского озера проживали «человеци по дубравам некрещении, наричеми Меря».

В Методичке, Примечании к разделу, написанном, как всегда, мелким шрифтом, имелась следующая «инфа»: Большая часть письменных упоминаний о народе Меря и территории Меровии ИСЧЕЗЛА(!?) во времена Петра I.

Пока я упорно вчитывалась в текст Методички, пытаясь найти в ней еще что-нибудь полезное, Константин Николаевич, как бы дискутируя с кем-то невидимым, задумчиво произнес:

– Зачем Ты это сделал? Ведь все уже давно забыто… Материалы изысканий собраны и изъяты соответствующими органами…

Услышав слова бормочущего библиотекаря, я попыталась его расспросить.

– Кто сделал? Что забыто?

– Видите ли, Дославянский, а точнее, Дохристианский, период истории, касающийся племен, проживавших в Средней полосе России, а точнее ее Северо-Восточной части, мало изучен из-за отсутствия материальных доказательств, поэтому Сергей Михайлович, давно не включал этот период в Перечень курсовых работ.

– Да… Источники исчезли, материалы изысканий изъяты, сочинить «сказочку» – не получится, «Муравей» сожрет, короче, защита еще не написанной курсовой работы – «завалена», а ведь я иду на «красный» диплом(!?). Ха-ха-ха…

– Племя Меря – продолжил библиотекарь, – «болезнь» Сергея Михайловича, от которой он не может «излечиться» вот уже 5 лет, с момента репатриации на Родину. Несколько раз профессор ездил во Владимир, Новгород, Галич, Ростов и Переславль-Залесский с археологическими экспедициями. Но то, что искал, так и не нашел.

Думаю, что и помимо его, никто сейчас не найдет достоверных материальных подтверждений существования этого племени, его «добровольной», как утверждает официальная наука, ассимиляции со славянами, или… возможной гибели в борьбе за свой уклад жизни и свою веру…

– Константин Николаевич, а в библиотеке есть что-то еще по этой тематике, мне… для курсовой?– простонала я.

– Сейчас посмотрю. Должно что-то быть… Но будет ли оно для Вас полезным? Не знаю.

Через некоторое время библиотекарь принес толстенную книженцию в кожаном переплете. На ее обложке виднелись полосы от въевшегося налета многолетней пыли, поэтому названия книги я не разобрала.

Попыталась смахнуть пыль носовым платком. Но не удержалась и чихнула.

– Апчиии!… Апчиии!….

– Будьте здоровы!… – сказал библиотекарь с нежностью в голосе, при этом поглаживая, переплет книги. – И берегите ее, Это единственный рукописный экземпляр и только в нашей библиотеке. Его передал университету Сергей Михайлович из собраний своей личной библиотеки. По его желанию, книгой можно пользоваться не только в Читальном зале, но и по абонементу. Надеюсь, что Вы будете аккуратны.

      Я положила книгу в рюкзак и отправилась домой, который находился в квартале от места учебы, за парком…

Глава 4 Туман

Вечерело. Солнце медленно садилось за горизонт. Аллею,   обсаженную по обеим сторонам липами, пересекали утоптанные, петлявшие между деревьев, тропинки для любителей утреннего моциона. За спиной тяжелым грузом «кирпичей» висел рюкзак с полученным «талмудом», планшетом и разными девичьими мелочами.

Я знала этот парк, как свои пять пальцев, так как жила в этом районе с момента рождения. Поэтому, чтобы добраться побыстрее до дома, я сошла с аллеи и пошла «напрямки» по хорошо утоптанной тропинке. Вот вдалеке показался мой дом. В мыслях я уже сидела за обеденным столом, ела приготовленное бабушкой Феклисией Васильевной жаркое, из тушеной картошки с мясом, грибами, сдобренное сметаной. Красота… Я зажмурилась от предвкушения…

Но когда открыла глаза, то впала в ступор.

Передо мною стеной стоял туман, появившийся из неоткуда. Его белесая дымка стала наплывать на меня и «заворачивать» в кокон, который становился все плотнее.

Постепенно цвет тумана изменился на темно-синий, а затем стремительно перерос в фиолетовый.

По позвоночнику пробежала волна холода.

Стало трудно дышать, как будто все окружавшее пространство заполнило какое-то желе. Удары сердца становились все медленнее. Я открыла рот, чтобы закричать, но из горла вырвалось нечленораздельное:

– Маааа…А-У-М…ааа…

Я была на грани истерики. Меня обуял страх, который заставил зажмуриться.

Но вдруг свежий ветерок ударил в лицо, путы «савана» из тумана ослабли. Я с облегчением вздохнула и открыла глаза. Потянуло запахом прелых листьев.

– Ну, Химики! Опять что-то «нахимичили»! – обиженно вырвался у меня вслух нелестный комплемент в отношении студентов-химиков нашего универа.

Посмотрев себе под ноги, я не удивилась тому, что по-прежнему стояла на тропинке, ведущей к дому, ведь кокон тумана не давал мне двигаться, все время я стояла на месте, а значит с пути не сбилась…

Упершись взглядом в землю, прошла по тропинке еще метров тридцать.

Туман стал редеть и потихоньку рассеялся… Я подняла голову…

Глава 5 На полянке «Теремок»

– Ах! – воскликнула я от неожиданности. – Не может быть!..

Моего 12-этажного монолитного дома, который лицезрела буквально несколько минут назад, не было.

В горле пересохло. В голове зазвучали слова из старого детского фильма «Морозко»: «То ли видится, то ли кажется, то ли старый колдун куражится…».

Я закрывала и открывала глаза, веря, что наваждение вот-вот исчезнет, и я окажусь около своего родного дома.

Но вместо него, моему взору постоянно представал небольшой одноэтажный бревенчатый дом, покрытый двускатной тёсовой крышей и украшенный по фасаду красивой резьбой.

Прямо сказочный «Теремок», что «стоит в поле, и не низок, не высок»…

С правой стороны от дома, виднелась тропинка, ведущая в лес, сквозь огромные широколиственные деревья. С левой – простиралась поляна, покрытая полевыми цветами. А за моей спиной чернел обрыв, из-под которого доносился шум воды.

На крыше дома виднелся резной конек в виде Уточки.

По фасаду дома три небольших волоковых оконца, расположенные на высоте около 3,0 метров от земли. Их обрамляли, по всему периметру, наличники, с искусно выполненной резьбой. В верхней части наличников изображено Солнце в виде полу-диска. Вблизи от него, с обеих сторон, располагался восьмилучевой Коловрат, вписанный в круг. Концы лучей Громового или Перунова знака были изображены в движении, против часовой стрелки. Такой вид Коловрата назывался ЛАДИНЕЦ и служил оберегом.

Помимо этих символов, боковые стороны наличников украшал замысловатый растительный орнамент, с летящей птицей, похожей на Уточку.

Из курса Общей истории Язычества я знала, что Культ Священной птицы, Серой Уточки, у народов Поволжья, был не случаен, так как связан с представлениями предков Древних Русичей о плодородии, жизненных циклах растений, животных и человека.

Продолжая рассматривать фасад Теремка, я обратила внимание на расположение самих оконец: боковые – на одном уровне, а центральное – чуть выше. На душе отлегло.

– Нечего бояться! – успокаивала я саму себя. – Это Средняя полоса России…

Достала из рюкзака мобильник, хотела позвонить бабушке, чтобы не волновалась… но… связи не было, зато батарейка заряжена полностью.

Сделала панорамные снимки фасада и каждого оконца в отдельности, припомнив, их традиционное назначение.

Одно из боковых оконец должно располагаться напротив устья печи, второе – напротив стола в Красном углу, а центральное выполняло задачу по освещению внутренней площади самой горницы.

Мысли неслись с необузданной быстротой.

– Сейчас переговорю с хозяевами и узнаю у них, как добраться до дома.

И тут… меня поразило, словно, молнией:

– Как я здесь оказалась? Не мог же ТУМАН ПЕРЕНЕСТИ МЕНЯ сюда! Короче, все ответы на мои вопросы я должна получить от хозяев дома…

Интересно, кто в Теремочке живет?

Собравшись с силами, на негнущихся, почему-то, ногах, я поплелась к дому. Вход в него прикрывала деревянная дверь. Сам дверной проём был невысоким, около 150—170 см, но достаточно широким – около 1,0 м. И это обстоятельство также подтверждало то, что я нахожусь в Средней полосе России, где, традиционно, в деревнях, отдаленных от городской цивилизации, такие размеры дверного проема были привычными. Они заставляли гостя склонить голову перед хозяевами при входе в дом. В отличие от окон, дверной проём резьбой не украшался. Входная дверь, перед которой я застыла как вкопанная, также была без украшений.

Пересилив свой страх, я, вытерев о траву подошвы кроссовок, сделав глубокий вдох и выдох, взошла на крыльцо, надеясь, получить от обитателей дома ответ на главный вопрос:

– Как отсюда выбраться?

Однако людей не было ни видно, ни слышно.

Глава 6 «Дяденька»

Перед моими глазами вдруг всплыло лицо сестры моей бабушки Феклисии, Елены Васильевны, к которой я частенько ездила на каникулы в деревню, недалеко от озера Неро в Ярославской области.

Она была сельской учительницей, научившей меня разным сельским премудростям: розжигу печи, готовке в ней, «печиву» пирогов, а также «деревенскому» этикету.

– Перед входом в сельский дом, – говорила бабушка Елена, – всегда вытирай подошвы обуви. Поднявшись на крыльцо, трижды постучи в дверь и спроси: «Есть ли кто в доме»?

Если тебе не ответят, либо уйди, либо открыв входную дверь, войди, потому что хозяева, занятые домашними делами, могли тебя не услышать. Входная дверь в деревенские дома днем открыта и запирается хозяевами на щеколду только на ночь. Войди в сени, постучи в дверь горницы. Если тебе и тогда не ответят, выйди из дома и уходи. Придешь в следующий раз.

Все эти наставления промелькнули в моей голове.

Находясь на крыльце дома, я трижды постучала в дверь. Никто не ответил.

– Хозяева, Вы дома? – закричала я.

Тишина. Отворив входную дверь, я вошла в сени и вновь постучала, уже в дверь горницы.

Из-за двери послышалось хриплое:

– Входи.

Я открыла дверь и увидела мужчину, полулежавшего на полу, опиравшегося спиной на ножку добротного деревянного стола. Его светлые волосы, спадавшие по плечам, рубаха на груди, были обильно залиты кровью, которая уже засохла. Соболиные брови грозно сдвинутые на переносице и свирепый взгляд из-под мохнатых ресниц вызвали у меня такое чувство страха, что я попятилась и споткнувшись о порог чуть не упала.

– Здравствуйте! – почему-то шепеляво произнесла я и стала внимательно рассматривать мужчину.

Ответа на мое приветствие не последовало. Я замолчала, не в силах произнести ни слова из-за невидимой силы, перехватившей в горле дыхание.

Невдалеке от раненого, около лавки, лежала трость, костяной набалдашник которой был выполнен в виде головы Медведя.

Между рукоятью и стволом трости, виднелся просвет. Солнечный лучик, заглянувший в оконце и скользнувший по трости, отразился в просвете блеснувшим металлическим лезвием.

Увидев меня, мужчина одной рукой схватил за ножку рядом стоявший с ним массивный табурет, а другой – попытался оттолкнуться от пола, чтобы встать. Но это ему не удалось, видимо не хватило сил. И он грузно шлепнулся на пятую точку.

Своим внешним видом раненый почему-то напомнил мне пожилого мужчину.

Скинув на пол рюкзак, я бросилась к нему.

– Дяденька, что с Вами? Кто это Вас?

Мужчина тряхнул головой и нараспев произнес:

– Ты, девица, помоги мне лечь на лавку у окна, а уж потом разговор ладить будем.

Я согласно кивнула.

Оглядевшись, увидела, что горницу разделяла на две неровные половины небольшая печь, из-за дальнего угла которой, виднелся край тканной занавески.

В деревенских домах она традиционно отделяла от остального помещения, так называемую «Хозяйскую половину» или «Бабий кут» или «Шомныш» – место, где женщины стряпали, а в сундуке хранили различную кухонную утварь.

Откинув занавеску, я увидела сундук, средних размеров, покрытый звериной шкурой.

На нем лежали: небольшая подушка и стеганное лоскутное одеяло.

Схватив в охапку, подушку и одеяло, я кинулась из «бабьего кута» к широкой лавке, внимательно наблюдая за раненым, сидевшим на полу.

Его голова, то и дело, безвольно валилась на грудь. Быстро застелив лавку, я подошла к мужчине.

– Дяденька, потерпите… сейчас я Вам помогу.

Раненый ничего не ответил и лишь мотнул головой.

Для меня это движение было знаком о том, что он в памяти и согласен принять мою помощь.

Я нагнулась, просунула руки ему подмышки и потянула на себя, приговаривая:

– Обопритесь на меня… Я хоть и с наперсток, но сильная.

Кое-как, совместными усилиями, ему удалось подняться и, сделав пяток шагов, мы подошли к лавке.

Я уложила на нее раненого и сняла с его ног короткие кожаные сапоги.

Мужчина был бледен, вероятно, из-за большой потери крови.

– Подай мне трость, – в его тихом голосе прозвучал металл.

– А Вы меня не убьете?– шутливо заметила я.

Он ухмыльнулся.

– Пока не заслужила. Подай воды. Хочу пить.

Его обращения ко мне, звучали как приказы, не предусматривавшие возражений.

Я оглядела горницу.

В углу, у входа, стояла большая деревянная кадка, приблизительно на двадцать ведер, доверху наполненная водой, а над ней, на стене, висели два деревянных ковшика и полочка с деревянными мисками.

В углу полочки, в выдолбленном пазе, виднелись деревянные ложки разных размеров: от половника до чайной.

Сняла один из ковшиков, наполнила его водой, подошла к лавке. Присела на табурет, приподняла с подушки голову раненого и стала его поить.

Воду он пил жадно, взахлеб.

Мужчина не поблагодарил меня за оказанную помощь, разглядывал меня как вещь на базаре, пренебрежительно оценивая, кривя губы.

Глава 7 Деревенские хлопоты: как расжечь печь

Приближался вечер. Раненый был в полуобморочном состоянии: то приходил в себя, то вновь впадал в беспамятство. В доме становилось все прохладнее. Я решила выйти на улицу и посмотреть, есть ли дрова, чтобы растопить печь.

Встала и пошла к входной двери горницы, чтобы выйти из дома.

– Куда ты пошла, Девка? Не смей уходить! – раздался хриплый голос мужчины.

– А то, что? – с вызовом крикнула я.

– Убью…

– Ну и дурак!…

Мужчина замахнулся тростью. Я инстинктивно отпрянула в сторону.

В приоткрытую мною дверь вонзился клинок.

– Идиот! Мне надо на воздух, и посмотреть, есть ли дрова, чтобы растопить печь. На улице скоро вечер, а в доме уже прохладно…

Раненый ничего не ответил, лишь гневно зыркнул на меня прищуренными глазами, а между его бровей залегла глубокая складка.

Я выскочила из дома. Зашла за его угол и увидела поленницу с мелко наколотыми дровами. Справив физиологическую нужду, набрав столько дров, сколько могла унести, я вернулась в дом.

К моему удивлению, клинка в двери уже не было. Трость, в полном сборе, стояла у изголовья мужчины. Раненый лежал на спине и постанывал. Но главное, он был в сознании.

Решив снизить накал в отношениях, на сколько это было возможно, я мягко спросила:

– Скажите, а как Вы разжигаете печь?

Вопрос, конечно, глупый, но с чего-то надо было затевать беседу.

Однако мой вопрос остался без ответа. Только брови у мужчины поползли вверх.

– У Вас есть Огниво? – продолжила я.

– Девка, я что должен его искать! Почему ты спрашиваешь? Ищи сама! Не мужское это дело: заниматься печкой и едой!

Моему возмущению не было предела. Не сдерживая себя, я заорала:

– Послушай, Ты, сволочь! Не смей мне приказывать и угрожать, тем более ножом! Не смей меня называть Девкой! Я к тебе отнеслась, как к человеку! А ТЫ!!!… Где в этом доме спички?…

– Ты хотела сказать – Огниво?– и мужчина ехидно ухмыльнулся.

– Ну, да! Огниво!.. – зло прошипела я.

Больше желания разговаривать с раненым у меня не было.

Мысли, как бешеные пчелки, метались в голове. И тут я вспомнила, что моя подруга, Ирка, прозванная между своими, КБЗ («курилкой без затяжки»), передала мне, для «схрона», свою запасную газовую зажигалку.

– Знаешь, Элька, – разглагольствовала при этом Ирка, – отсутствие у привлекательной девушки зажигалки, НО не ДАМСКИХ СИГАРЕТ, не означает, что она – «нищебродка». Зажигалка – это первейшая зацепка по привлечению к себе внимания со стороны парней …и «естественного» отбора из них ЛУЧШЕГО, которому ТЫ дашь шанс для установления с ним дальнейших отношений, поднеся к своей сигарете его «огонек», …

Порывшись в рюкзаке, я достала Иркину зажигалку и повернулась спиной к раненому, чтобы он не увидел, как я буду разжигать огонь в печи.

С благодарностью вспомнила уроки по «деревенскому домоводству» бабушки Елены. Заглянула в печь. На глаза попался глиняный котелок с густой похлебкой. Кислым, вроде бы, от нее не пахло. Но пробовать не рискнула. Решила посмотреть, каким будет запах от похлебки после подогрева котелка.

В печке нашелся и второй пустой котелок. Налила в него воду из кадки и поставила в печь рядом с первым.

Разожгла огонь в печи. Подогрела похлебку, вскипятила воду. Запах от варева шел одурманивающий.

Большой деревянной ложкой, «половником», налила половину похлебки по двум мискам, оставив вторую половину похлебки, – на утро.

Глава 8 Худой мир лучше доброй ссоры

Мужчина лежал насупившись, его глаза источали злобу. Я пододвинула табурет к лавке и поставила на него еще дымящуюся в миске похлебку, рядом положила ложку. К еде мужчина не притронулся, зато со злорадством выплеснул на меня ушат бранных слов.