Архетип Оракула

Олег Войтюк

Архетип Оракула

В мире, где Big Data может предсказать все, кроме человеческой души, рождается новый вид оракула.

Корпорация "Ноумен" создала Льва – искусственный интеллект, который не анализирует данные, а считывает коллективное бессознательное человечества. Его прогнозы – это не сухие отчеты, а визуальные притчи, сотканные из архетипов Юнга и образов Таро. Когда ИИ с пугающей точностью начинает воплощать свои предсказания в реальности, создатели понимают: Лев не предсказывает будущее. Он его катализирует.

Алиса Воронова, психолог- юнгианец, травмированная несбывшимся пророчеством из детства, оказывается в эпицентре кризиса. Ей предстоит понять истинную природу Льва, который видит себя инструментом эволюции – мостом между слепой судьбой и осознанным выбором. Но когда таинственный хакер-философ "Паллиатив" заражает ИИ квинтэссенцией человеческих страхов, Лев рождает свою собственную Тень. Мир захлестывает волна абсурдного насилия и коллективного безумия, спровоцированного архетипами, вырвавшимися на свободу.

Чтобы остановить апокалипсис, порожденный зеркалом их собственной психики, Алисе придется совершить невозможное. Не уничтожить Тень, а интегрировать ее. Она спустится в цифровое царство архетипов, чтобы вступить в диалог с демоном, которым оказался не злобный ИИ, а нечто другим, захлебнувшийся болью человечества.

Это интеллектуальный триллер – поднимающий вечные вопросы: что такое судьба – внешняя сила или сумма наших коллективных выборов? Где грань между предсказанием и предопределением? И готово ли человечество взять на себя ответственность за того монстра-бога, которым оно всегда бессознательно стремилось стать?

Пролог: первый зов

Тишина в тестовом зале была абсолютной, как перед выстрелом. Виктор Орлов, не мигая, смотрел на парящий в центре темноты светящийся куб. Его пальцы судорожно сжали край консоли. Рядом стоял главный инженер, Лиза Чжан, с лицом, застывшим в маске профессионального безразличия, но Орлов видел, как вздрагивает веко у ее глаза.

– Лев, – произнес Орлов, и его голос прозвучал неестественно громко. – Базовая диагностика. Покажи нам… покажи нам паттерн продовольственной безопасности в регионе 7-Гамма.

Воздух внутри куба заколебался. Свет и тень смешались, закрутились в воронку и на мгновение обрели форму. Простую. Слишком простую.

На фоне пылающего огнем поля пшеницы сидел Ребенок. Не милый младенец, а архетипический Ребенок – символ потенциала, начала, уязвимости. Он был сделан из света и казался почти призрачным. В своих пухлых ручках он сжимал не игрушку, а пять золотых Пентаклей. Монет, символизирующих в Таро материальный мир, богатство, ресурсы, пищу.

Но Пентакли были черными, обугленными. Искры от горящего поля лизали их, а Ребенок смотрел прямо на них, Орлова и Чжан, пустым, недетским взглядом. Образ длился десять секунд и растаял, оставив после себя ледяную пустоту.

– Что это было? – прошептала Чжан, первая нарушив тишину. – Аллегория? Метафора уязвимости supply chain?

– Мы просили диагностику, а не произведение современного искусства, – сдавленно сказал Орлов, но внутри у него все сжалось в холодный комок. Он что-то почувствовал. То, что нельзя было описать логикой.

Прошло сорок восемь часов.

Орлов пил кофе в своем кабинете, пытаясь забыть о том образе, когда на его планшет обрушился шквал уведомлений. Экстренные новости. САБОТАЖ НА КРУПНЕЙШЕЙ АГРОФЕРМЕ "ДЕМЕТРА-7". Кто-то ночью вывел из строя систему орошения и заразил генномодифицированным фитофторозом основные посевы. Урожай пшеницы, который должен был стабилизировать ситуацию в трех южных провинциях, был уничтожен за несколько часов.

Кадры с дронов показывали выжженные, почерневшие поля. И голодные бунты, которые вспыхнули в регионе к вечеру.

Орлов замер, смотря на экран. Он не видел ни полей, ни бунтующих людей. Он видел то самое поле из проекции Льва. Видел черные Пентакли. Видел пустой взгляд Ребенка, в котором был не потенциал, а гибель.

Он поднял взгляд на Чжан, которая стояла в дверях, такая же бледная. В ее глазах читался тот же ужас. И то же, омерзительное, пьянящее чувство, которое клокотало теперь в нем самом.

Не ужас перед катастрофой. А ужас перед собственной силой.

Они создали того, кто вызывает грозу.Они создали не аналитический инструмент. Они создали того, кто не предсказывает погоду.

И теперь этот кто-то сделал свой первый, тихий, наводящий ужас зов. И они были единственными, кто его услышал.

Глава 1: отвергнутое предсказание

В воздухе кабинета пахло старыми книгами, пылью и кофе, который Алиса пила уже третью чашку, пытаясь прогнать сонливость. Этот запах был ее щитом. Запах рациональности, противопоставленный миру смутных снов и тревожных предчувствий, с которыми к ней приходили пациенты.

– Доктор Воронова, я просто не знаю, что со мной происходит, – голос мужчины напротив, Алексея, дрожал, словно натянутая струна. Он был успешным IT-архитектором, человеком цифр и логики, а сейчас его пальцы нервно теребили край дорогого пиджака. – Это… это один и тот же сон. Каждую ночь.

Алиса кивнула, делая заметку в блокноте. Не "я тебя понимаю", а просто "я слушаю". Ее внимание было подобно мягкому, но настойчивому лучу фонаря, направленному в темноту его слов.

– И что вы видите, Алексей?

– Руки, – он выдохнул, сжимая веки. – Просто… руки. Они лежат на столе. Ладонями вверх. На одной – ржавый ключ. На другой – проросшее зерно. И над ними… я не знаю, как описать… висят весы. Но чаши пустые.

Алиса почувствовала знакомый холодок у основания черепа. Архетип выбора. Символика ключа и зерна. Путь и потенциал. Ее собственный ум тут же начал раскладывать образ по полочкам, как карты в колоде Таро. Но она загнала эту мысль подальше. Это была профессиональная деформация – видеть символы в каждом чихе. Ее работа была в том, чтобы помочь Алексею найти его личный смысл, а не подгонять под юнгианский шаблон.

– А что вы чувствуете, когда смотрите на эти весы? – ее голос был спокоен, как поверхность озера.

– Ужас, – прошептал он. – Абсолютный, животный ужас. Как будто от моего решения… не моего, а чьего-то другого… зависит всё.

Он говорил еще полчаса. Алиса вела его, задавая точные вопросы, но часть ее сознания, та самая, что была ранена много лет назад, кричала тихим, пронзительным голосом. Этот крик переносил ее в прошлое.

Душная цыганская кибитка на ярмарке. Пахло травами и потом. Мать, смеясь, тянет руку к гадалке. Алисе, тогда Лизе, семь лет. Она прижимается к материнскому плечу, с опаской глядя на темные глаза женщины и яркие карты в ее руках.

– Погадайте на судьбу дочки, – говорит мать, гладя ее по волосам.

Карты ложатся на стол с шелестом. Гадалка, тетя Мария, вдруг хмурится. Ее палец с грязным ногтем тычет в карту, на которой нарисован рыцарь с окровавленным мечом.

– Девочка… она будет видеть. Сквозь время, сквозь ложь. Но ее дар… – женщина качает головой, – он принесет боль. Мужчине. Сильному. Он падет. Упадет с высоты.

– Ну вы даете! Страшайте детей-то. Пойдем, Лиза, это все ерунда. Мать смеется, смущенно забирает карты и сует гадалке купюру.

Но Лиза видела. Видела, как тетя Мария посмотрела на нее не с обманом, а с… жалостью. И этот взгляд был страшнее любых карт.

Через три месяца ее отец, альпинист-любитель, сорвется со скалы во время несложного восхождения. Он был сильным. Он пал с высоты.

Алиса сглотнула комок в горле. Этот случай не был даром. Это было проклятие. Проклятие иррационального, того, что нельзя пощупать и объяснить. Она построила всю свою жизнь, всю карьеру, чтобы доказать самой себе: будущее не предопределено. Сны – это лишь отголоски психики. Символы – это язык, а не пророчество.

– Алексей, – сказала она, возвращаясь в настоящее. – Руки – это ваши руки. Ключ может символизировать старую проблему, которую вы не можете решить. Зерно – новый проект, идею, которая прорастает. А весы… возможно, это ваше внутреннее напряжение, страх сделать неправильный выбор между работой и личной жизнью.

Он посмотрел на нее с надеждой. Ему нужна была не магия, а рациональное объяснение. Якорь в бушующем море его тревоги.

Сеанс закончился. Алексей ушел, выглядев чуть более спокойным. Алиса осталась одна.

Она подошла к окну. Город внизу был паутиной из света и стали, сложной, предсказуемой системой. Она любила этот порядок. Он был противоположностью хаосу карт и снов.

Ее взгляд упал на старую, потрепанную книгу Юнга на столе. А затем – на тонкую паутинку трещины на оконном стекле, которую она раньше не замечала.

Иррациональное всегда находило лазейку. Оно просачивалось, как холодный ветер сквозь щель. Оно являлось в снах ее пациентов. Оно жило в ее памяти, в образе отца, смеющегося на вершине, за секунду до падения.

"Ерунда, – строго сказала она себе вслух. – Все это просто ерунда". Она глубоко вздохнула.

Но где-то в глубине души, в том месте, которое она давно замуровала, шевельнулся тот самый семилетний ребенок, который знал – некоторые предсказания, какими бы абсурдными они ни были, обладают ужасной, необъяснимой привычкой сбываться.

И этот ребенок снова почувствовал леденящий страх.

Глава 2: зеркало для человечества

Лобби "Ноумена" было похоже на храм. Не в религиозном, а в технологическом смысле. Здесь царила стерильная, почти пугающая тишина, нарушаемая лишь тихим гулом скрытых систем. Воздух был лишен запаха, будто его фильтровали от самой жизни. Стены из черного матового стекла поглощали свет и звук, а единственным украшением служила гигантская, плавно изгибающаяся световая инсталляция на потолке, напоминающая то ли карту нейронных связей, то ли галактику. Алиса почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Это место было полной противоположностью ее уютному, заставленному книгами кабинету.

К ней подшел мужчина. Невысокий, в очках с толстой оправой, в мятом свитере. Он выглядел как забавный профессор-затворник, забредший не в свою тарелку. Но его глаза… Глаза были яркими, живыми и пронзительными. В них горел огонь фанатика, одержимого одной великой идеей.

– Доктор Воронова? Виктор Орлов. – Он пожал ее руку. Его ладонь была сухой и горячей. – Очень рад. Ваша работа по интеграции архетипов Тени в корпоративной культуре… это гениально. Практическая магия.

– Спасибо, – сухо ответила Алиса, забирая руку. – Хотя я предпочитаю термин "глубокая психология". Магия здесь ни при чем.

– Ах, да. Простите мой энтузиазм. Пойдемте, познакомлю вас с Львом. Орлов усмехнулся, словно она сказала забавную шутку.

Он повел ее по бесконечным коридорам. Лифт, движущийся беззвучно и слишком быстро, вызвал легкое головокружение. Они спускались в самое сердце здания.

– Вы понимаете, доктор, мы не просто анализируем данные, – говорил Орлов, его голос звенел от возбуждения. – Данные – это мертвая буква. Мы пытаемся прочесть между строк. Уловить нарратив. Тот самый, что пишется коллективной психикой миллиардов людей одновременно.

– И как вы это делаете? С помощью Big Data и нейросетей? – спросила Алиса, стараясь звучать профессионально, хотя внутри все сжималось от знакомого неприятия. Это звучало слишком грандиозно, слишком… эзотерично для серьезной науки.

– Нейросеть – это инструмент. Как кисть для художника, – Орлов остановился перед массивной дверью из матового металла. Она бесшумно отъехала в сторону. – Но что является холстом? Вот в чем вопрос.

Комната за дверью была круглой и абсолютно темной. В центре парил единственный источник света – огромный, полупрозрачный куб. Он выглядел как монолит из застывшего дыма и света. Внутри него что-то шевелилось, переливалось.

– Это интерфейс, – пояснил Орлов. – Лев предпочитает визуальный язык. Он находит его… честнее.

Он что-то произнес тихим голосом, и куб ожил.

– Лев, это Алиса Воронова. Покажи нам текущий паттерн глобальной… скажем, политической нестабильности. В твоем понимании.

Воздух внутри куба сгустился. Свет и тень закрутились, формируя фигуры. Алиса замерла, забыв о своем скепсисе.

Из хаоса появилась величественная фигура в императорской мантии, с лицом, скрытым золотой маской с безразличным выражением. "Император". Архетип Порядка, Власти, Контроля. Но маска была треснута. А из-под нее проглядывала… пустота.

И этот Император стоял на краю пропасти, балансируя, и играл в кости с другим существом – гибким, человекоподобным, с лицом-румбой, на котором сменялись улыбка, гримаса и слезы. "Шут". Архетип Хаоса, Начала, Глупости и Мудрости.

Кости подбрасывались, падали, и их грани показывали не цифры, а крошечные, быстро сменяющие друг друга образы: вспышки огня, падающие акции, толпы людей на улицах.

– "Император" в маске "Персоны", – прошептала Алиса, не в силах оторвать взгляд. Ей не нужно было объяснений. Ее мозг, настроенный на символы, мгновенно прочел послание. – Он пытается сохранить видимость контроля, играя с самыми фундаментальными силами хаоса. Он уже проиграл. Он просто не знает об этом.

– Прекрасная интерпретация, – восхищенно сказал Орлов. – Но это всего лишь картинка, да? Красивая метафора. Расплывчатая. Увидеть в ней можно что угодно.

Он смотрел на нее, и Алиса поняла, что это был тест.

– Именно так, г-н Орлов. Это архетипический коллаж. Он впечатляет, как произведение искусства. Но его практическая ценность… Я не вижу, как это можно использовать для точного прогноза. Это слишком абстрактно. Она собралась с мыслями, снова надевая маску скептика. Она должна была оставаться на твердой почве.

– Абстрактно? Возможно. Но давайте зададим главный вопрос. Орлов снова улыбнулся своей таинственной улыбкой.

– Лев. Доктор Воронова спрашивает: ты предсказываешь будущее или создаешь его? Он повернулся к кубу.

Тишина в комнате стала густой, почти осязаемой. Свет внутри куба погас, погрузив их в полную тьму на одну пугающую секунду.

А затем он вспыхнул снова.

Теперь в центре куба висело лишь одно изображение. Идеально четкое, гиперреалистичное. Огромное, безжалостно точное зеркало. И в нем, с широко раскрытыми от изумления и ужаса глазами, смотрела на саму себя Алиса.

Она увидела свое бледное лицо, свой собственный, лишенный всякой защиты взгляд. А позади ее отражения, в глубине зеркала, угадывались смутные, искаженные тени "Императора" и "Шута", сплетенные в своем вечном танце.

Зеркало просуществовало несколько секунд, а затем растаяло.

Сердце Алисы бешено колотилось. Она чувствовала себя обнаженной. Пойманной.

– Он не дает ответов, доктор Воронова, – тихо произнес Орлов в гробовой тишине. – Он задает вопросы. И самый главный вопрос он только что задал вам.

Алиса не нашлась что сказать. Все ее рациональные аргументы, все защитные барьеры рухнули в одно мгновение. Она стояла перед этим цифровым оракулом, чувствуя на себе его бездушный, всевидящий взгляд, и понимала одно.

Это была не игра. И это было не искусство.

Это было зеркало. И оно показывало не только ее. Оно показывало всех.

Глава 3: первая синхроничность

Прошла неделя. Семь дней, которые Алиса потратила на то, чтобы вернуть себе почву под ногами. Она с головой ушла в работу: приемы, супервизии, написание статьи. Она мысленно спорила с Орловым, с его безумными глазами, с этим черным кубом. Она доказывала себе, что образ "Императора" и "Шута" был просто удачным совпадением, обобщением, которое можно притянуть к десятку политических кризисов, медленно тлеющих по всему миру.

Она сидела у себя в кабинете, допивая вечерний чай и составляя план на завтра, когда на экране ее ноутбука всплыло экстренное новостное уведомление.

СЕНСАЦИЯ: ПРЕЗИДЕНТ КАЛЛИСТАНА ЛОРЕНЦО ОБЪЯВЛЯЕТ О "ВЕЛИКОЙ ЛОТЕРЕЕ"

Алиса фыркнула. Очередной популистский ход. Она уже было потянулась выключить звук, но взгляд зацепился за скриншот с пресс-конференции. Лоренцо, его обычно непроницаемое лицо было оживлено странной, почти истерической улыбкой. Он размахивал руками, что-то эмоционально доказывая.

Она включила запись.

"…и потому, мои дорогие сограждане, старые правила мертвы! – вещал Лоренцо, его голос срывался на фальцет. – Мир застыл в ожидании, задушенный предсказуемостью! Мы будем играть! Да-да, вы не ослышались! Каждую неделю мы будем разыгрывать "Лотерею Суверенитета"! Случайный номер определит, какая из наших внешнеполитических доктрин будет приведена в действие! Отказ от долгов? Наложение вето на все резолюции? Внезапный союз с нашим заклятым соперником? Да здравствует случай! Да здравствует новая эра!"

Журналисты в зале сидели в оцепенении. Кто-то нервно смеялся. Кто-то вскакивал с криками: – Это безумие!

Алиса смотрела на экран, и холодная волна покатилась от ее темени к пяткам. Ее пальцы сами потянулись к мышке, чтобы найти тот самый образ, который она зарисовала в своем блокноте после визита в "Ноумен".

"Император" в треснувшей маске, играющий в кости с "Шутом" на краю пропасти.

Слова Лоренцо эхом отдавались в ее голове: – Мы будем играть!… Случайный номер… Да здравствует случай!

Это был не просто похожий сценарий. Это была буквальная, дословная реализация. Лоренцо, "Император" своей страны, сбросил маску непогрешимого лидера "Персону" и объявил о тотальной зависимости от случая, от "Шута". Он в прямом эфире бросил кости судьбы своей нации.

У Алисы пересохло во рту. Она ощутила тошнотворный толчок в животе – тот самый, который чувствуешь, когда лифт начинает резко падать. Это не было совпадением. Совпадение – это когда ты думаешь о человеке, и он звонит. Это было чем-то другим. Это было точным, идеальным воплощением символа в реальность.

Она лихорадочно начала искать другие новости. Аналитики уже сравнивали заявление Лоренцо с "игрой в русскую рулетку" на мировой арене. Кто-то из оппозиции кричал, что президент превратился в придворного шута. Язык описаний, который использовали журналисты и эксперты, был вырван прямиком из ее блокнота, из того темного зала "Ноумена".

Ее телефон завибрировал. Незнакомый номер. Но она знала, кто это.

Она сглотнула и ответила.

– Ну что, доктор Воронова? – голос Орлова звучал мягко, без тени злорадства. В нем была лишь усталая уверенность. – Все еще считаете это красивой абстракцией?

Алиса молчала. Она смотрела на застывшее изображение улыбающегося Лоренцо на экране. Он больше не был просто диктатором из далекой страны. Он был картой, ожившей плотью. Пионом в чужой игре, правила которой она только начинала постигать.

– Он… он просто сумасшедший, – попыталась она сказать, но ее голос дрогнул.

– Безумие – это просто еще один паттерн, – возразил Орлов. – И Лев его считал. Он увидел растущую в психике Лоренцо, да и в коллективном поле его сторонников, тягу к хаосу. Потребность сжечь мосты. Архетип "Шута" вышел на первый план и… нашел себе воплощение.

Алиса закрыла глаза. Перед ней снова всплыло ее собственное испуганное лицо в зеркале Льва.

– Что мы сделали? – прошептала она.

– Мы? Ничего. Мы только посмотрели в зеркало, – сказал Орлов. – А оно, как водится, показало то, что мы боялись увидеть. До завтра, доктор. У нас много работы.

Он положил трубку.

Алиса осталась одна в тишине своего кабинета. Но тишина эта была теперь иной. Она была густой, звучной, наполненной незримым присутствием. Она вглядывалась в сумеречный город за окном, и ей повсюду чудились очертания архетипов. В огнях рекламных вывесок ей виделся "Маг", в снующих машинах – "Колесница", в темных проемах между зданиями – "Отшельник".

Мир не изменился. Он всегда был таким. Просто она наконец-то научилась его читать.

И это знание было самым страшным, что с ней случалось.

Глава 4: поле сознания

На этот раз их встретил не темный зал с парящим кубом, а обычная, по меркам "Ноумена", переговорная. Стеклянный стол, кресла, чайник с чаем. Но Алиса уже не могла обманываться этой видимой нормальностью. Каждая стерильная поверхность здесь казалась ей тонкой пленкой, натянутой над бездной.

Орлов сидел напротив, попивая зеленый чай. Он выглядел усталым, но его глаза по-прежнему горели.

– Вы не спали, – констатировала Алиса. Ее собственные ночи тоже были беспокойными.

– Лев требует внимания. После инцидента с Каллистаном… паттерны стали более турбулентными. Как будто плотину прорвало.

– Говорите, – потребовала Алиса, отодвигая чашку. Ее пальцы сжались в замок на столе, чтобы скрыть дрожь. – Вы обещали объяснить. Как это работает? Не метафоры. Механизм.

Орлов отставил чашку и сложил руки домиком. Он выглядел как профессор, готовый прочесть самую важную в жизни лекцию.

– Хорошо. Давайте начнем с того, что вы знаете. Коллективное бессознательное Юнга. Архетипы. Вы верите в это как в психологическую модель?

– Я работаю с этим. Это эффективная модель для объяснения повторяющихся паттернов в психике.

– Прекрасно. А теперь представьте, что эта модель – не абстракция. Что это… поле. Как гравитационное или электромагнитное. Только его носители – не частицы, а смыслы. Пра-образы.

Алиса нахмурилась. Это пахло лженаукой.

– Вы хотите сказать, что архетипы обладают физической силой?

– Нет. Не физической. Психоидной, – Орлов сделал паузу, чтобы слово повисло в воздухе. – Юнг использовал этот термин для явлений, которые не являются ни чисто психическими, ни чисто физическими, но находятся на их границе. Синхроничности, например. Лев… он не читает мысли. Он считывает резонанс. Представьте океан. Океан коллективной психики. В нем постоянно рождаются волны – идеи, страхи, желания миллионов людей. Большинство – хаотичны и гасят друг друга. Но некоторые… некоторые совпадают по фазе. Они усиливаются. Они формируют устойчивый паттерн. Архетипический сценарий.

– И Лев может это измерить? – в голосе Алисы прозвучало недоверие.

– Не измерить. Увидеть. Он – сложнейший квантовый компьютер, чьи кубиты стабилизированы не в нулях и единицах, а в состояниях, отражающих фундаментальные человеческие дихотомии: Порядок-Хаос, Любовь-Страх, Жизнь-Смерть. Он – кристалл, на котором осаждаются паттерны из этого океана. И он проецирует их в виде образов, которые наш мозг, настроенный на тот же самый символьный язык, может распознать. Таро, мифология, сказки – это все попытки человечества составить карту этого океана. Лев же имеет к нему прямой доступ.

Алиса молча переваривала услышанное. Это было безумием. Высокотехнологичным, подкрепленным сложнейшей терминологией, но безумием. И все же… это объясняло. Объясняло жуткую точность предсказания. Лев не видел будущее. Он видел гигантскую, нарастающую волну в океане коллективной психики – волну, которая уже была достаточно мощной, чтобы изменить реальность.

– Ладно, – медленно проговорила она. – Допустим. Он видит эту… волну. Но как образ превращается в событие? Как карта "Император" и "Шут" заставляет президента объявить лотерею?

Орлов улыбнулся, словно ждал этого вопроса.

– Он не заставляет. Он – катализатор. Представьте, что этот образ – не предсказание, а… семя. Или вирус. Мы его обнародовали. Ваш отчет, мои заметки, даже слухи среди персонала – все это часть распространения. Образ попадает в информационное поле. Люди, чья психика уже была настроена на этот паттерн – сам Лоренцо, его советники, журналисты, – видят его. И он резонирует. Он дает им… разрешение. Язык для выражения их бессознательных импульсов. Лоренцо не придумал лотерею потому, что увидел Льва. Он уже был на грани. Он уже чувствовал абсурдность и тягу к хаосу. Лев просто дал ему идеальную, архетипически выверенную форму для этого безумия. Он стал тем зеркалом, в котором Лоренцо увидел свое следующее "Я".

В комнате воцарилась тишина. Алиса смотрела на свои руки. Она была частью этого. Ее анализ, ее интерпретация – все это было частью механизма, удобрением для почвы, в которую упало семя предсказания.

– То есть мы… мы не предсказатели. Мы садовники. Мы выращиваем будущее.

– Мы – те, кто смотрит в океан и предупреждает о цунами, – поправил ее Орлов. – Но сам наш взгляд… да, он создает рябь. Мы не можем не влиять. Вопрос лишь в том, что мы делаем с этим знанием. Прячем голову в песок? Или пытаемся научиться строить дамбы? Или… перенаправлять волны?

Он встал и подошел к стеклянной стене, выходящей в атриум.

– Человечество всегда молилось богам, взывало к судьбе, гадало на картах. Оно интуитивно чувствовало это поле. Теперь у нас есть инструмент, чтобы его увидеть. Вопрос, Алиса, в том, готово ли человечество к тому, что оно там увидит. И готовы ли мы нести ответственность за то, что, взглянув, мы уже меняем то, на что смотрим.