Код загробного мира

А Туин

Код загробного мира

«Молитва – это ping на сервер Бога. 404 – значит, ты неправильно настроил DNS»

[Шутка нейрофизиологов из MIT]

-Тук-тук!,– в логово городского отшельника – подвальчика старой хрущевки с покосившейся вывеской «ИП А.Туин Компьютеры», смеси бывшего офиса, ЖЭКовскоой мастерской, физической лаборатории и винного погребка, снова врывается очаровательная Мисс Душнила,– я вернулась, потому что ты за весь "Код 42" так и не рассказал мне самого интересненького: где на самом деле хранятся все эти твои мемофреймы, и ваще, наше коллективное бессознательное?

{Мисс Душнила = ВКЛ}

О, отличный вопрос! Хорошо, продолжим. Итак, напомним, что мы определили мемокод как элементарный исполняемый модуль программы поведения особи, а для его больших структурированных пакетов ввели понятие мемофреймов. А также то, что основная задача эволюции (по Р.Докинзу) – это репликация генома, носителями которого являются отдельные особи. Но наш мемокод – это псевдогенетические поведенческие программы созданные самим человеком, и передаются они не половым путем, а «горизонтально», в режиме реального времени и изначально предназначены для потребления всем человеческим видом. А это значит, что для хранения мемокода требуется использовать некий достаточно надежный и общедоступный физический носитель. Причем универсальный, потому как помимо нас, Гомо Сапиенсов, такая продвинутая функция эволюционного механизма была бы очень полезна и многим другим животным. Скажем, в такой обыденной ситуации, когда старый опытный вожак волчьей стаи достиг возраста, когда не в состоянии оставить потомство. Но для процесса эволюции его вида просто так потерять весь объем накопленных им знаний – чистое расточительство!

И поскольку проблема эта не только наша, то получается что чисто человеческий вариант с книгами мало того что не универсален, но и явно не достаточен (особенно учитывая как мало реально читающих). К тому же объем накопленного человеком мемокода настолько огромен, что сохранить его можно только в масштабе коллективного бессознательного. Причем, что крайне важно, еще и в такой форме, которая обеспечила бы к нему достаточно быстрый доступ для каждого.

– А зачем? Зачем знать то, что тебя лично не касается? Мне и так хорошо!

В том то и дело,– бывает, что вдруг неожиданно касается! Есть ситуации, когда хранящийся в мемофреймах код может даже спасти жизнь. Или разум. Самый яркий пример – наша родовая психологическая травма, которую получает абсолютно каждый. Страшно даже представить, что бы произошло с Человечеством, не заложив мы вовремя в наше коллективное бессознательное более-менее рабочий антидот от нее. Скорей всего, случилось бы так, как это описано в рассказе Айзека Азимова про планету, где обычно светят шесть солнц и ночь наступает лишь раз в две тысячи лет. Но вот, однажды, приходит тьма. И люди впервые видят звёзды – зрелище, которое сводит всех с ума и ведёт к краху цивилизации:

«Было очень страшно сходить с ума и знать, что сходишь с ума… знать, что через какую-то минуту твое тело будет по-прежнему живым, но ты сам, настоящий ты, исчезнешь навсегда, погрузишься в черную пучину безумия. Ибо это был Мрак… Мрак, Холод и Смерть»

[Айзек Азимов, Приход ночи]

– У-у, как мрачно! Так что там у нас – еще один Сириус?

Наоборот, не искажение картины восприятия мира, а прозрение о жестокой действительности. Эта правда приходит к каждому в тот самый момент, когда в нас просыпается разум. Эта правда, которую просто невозможно принять. И эта правда наносит нам смертельный удар, оставляющий после себя тягчайшую психологическую травму. Эта правда – внезапное осознание неизбежности собственной смерти!

Нет-нет, это не просто страх! Генетический страх смерти нормален и крайне необходим. Здесь же – изначально не заложенный в нас на генетическом уровне простейший логический вывод. Только вот такая мысль не может прийти в голову ни одной из привезенных на бойню коров. Да и никому из животных на нее не хватит мозгов. А человеку хватило.

Смертельная рана

Осознание неизбежности своей смерти – это тягчайшая психологическая травма, которую мы не то что принять, но даже осознать, зачастую категорически отказываемся. Более того, со временем она никогда не заживает, а наоборот, тщательно скрываемая от самих себя, она разрастается в раковую опухоль «вселенского зла», превращающую нас в злобных и смертельно опасных даже для самих себя животных:

«Человек – это ошибка эволюции, существо с гипертрофированным неокортексом, который обрёл сознание, но не избавился от древних, иррациональных страхов. Он знает, что умрёт, и это знание отравляет его существование, делая единственным животным, которое живет в постоянном ужасе перед неизбежным концом»

[Артур Кестлер, Призрак в машине]

«Идея смерти, страх перед ней преследует человеческое животное как ничто другое; это главный источник всех его действий – действий, направленных в основном на то, чтобы избежать фатальности смерти, отрицать её, любыми способами убедить себя, что он больше, чем просто животное, брошенное в природу, которое вскоре превратится в гниющую плоть»

[Эрнест Беккер, Отрицание смерти]

Так что, уже в сам момент осознания неизбежности своей смерти, человеку требуется срочнейшим образом блокировать это новое знание, внезапно разрушающее его наивную детскую, только-только формирующуюся картину мира. Ибо, обладая разумом, принять такую правду просто невыносимо…

И не прячь, поздно, уже вспомнилось!

Да-да, тот твой первый серьезный сделанный в глубоком детстве вывод: «Оказывается у меня были прабабушка и прадедушка, но они умерли. И бабушка с дедушкой тоже умрут! И мама с папой! И я!! И я тоже! Исчезну! Совсем!…» Смирись с этим!

«Если человек не может примириться со смертью, он либо впадает в отчаянный героизм, либо в парализующий невроз. Современный человек – самый невротичный из всех живых существ, потому что он больше всех знает и меньше всех способен принять правду»

[Эрнест Беккер, Отрицание смерти]

И посему, дабы хоть как-то блокировать навечно подхваченную им эмоциональную боль, человек придумал огромный ассортимент «волшебных таблеток».

– Ты имеешь в виду?…

Ну да, религию. Хотя и не только ее. Правда несмотря на множество минусов, именно она до сих пор остается самым лучшим антидотом от этой «смертельной болезни разума». И когда в поиске срочного ответа на внезапно вспыхнувший вопрос о смерти мы заглядываем в наше коллективное бессознательное, то получаем там лечебный импринтинг наполненного «истинными знаниями» популярного мемофрейма веры, несущей красочные картины с описанием будущей жизни после смерти.

– Но не у всех?

Безусловно не у всех. Только у подавляющего большинства людей, принявших ту или иную успокаивающую вакцину религии.

Собственно, а что с того, что этот периодически ноющий и подгнивающий порез был «излечен» присаживанием на обезболивающее? Ну и что? Помогает же, наверное?

«Культура – это символическая система, созданная, чтобы дать нам иллюзию, будто мы – существа особого рода, вырвавшиеся из цепких лап природы и судьбы. Религия, искусство, наука – всё это бутафорские щиты против ужаса осознания, что мы – всего лишь вспотевшие, дрожащие животные, обречённые исчезнуть навсегда»

[Эрнест Беккер, Отрицание смерти]

И навыдумывало Человечество подобных методов лечения преогромную массу и на любой вкус! Жаль только, что практически у каждой из тех таблеток есть своя побочка.

– Аллергия?

Нет. Системная ошибка. Дело в том, что основанный на «откровениях свыше» мемофрейм вынужден безоговорочно отрицать все то, что не совпадает с его каноном или же выходит за пределы его описания. А такая позиция не только поднимает уровень агрессии по отношению к конкурирующим моделям, но и еще сильнее замыкает в себе и так уже исходно закрытую модель построенного на вере мира. Что постепенно приводит к ее внутренней деградации, не разрушая при этом окончательно. И все же, осознание неизбежности собственной смерти есть настолько глубоко травмирующее человека восприятие реальности, что ее уже невозможно стереть. Зато – легко, всего-то пожертвовав логикой, великолепнейше спрятать!

«Страх смерти – это цена, которую человек платит за самосознание. Это знание превращает его в парадоксальное существо: он стремится к вечности, но обречён на тлен. Всё его культурное творчество – религия, искусство, философия – попытки бегства от этого осознания»

[Артур Кестлер, Янус: суммирование]

Так что, именно осознание смерти и есть первопричина всех человеческих бед. Потому как из-за него нам жизненно необходимо безоговорочно принять какой–либо из подвернувшихся мемофреймов веры. А тот, вследствие необходимости следить за сохранением своей целостности (т.е. его собственной внутренней «логической системы»), должен безоговорочно отрицать любую чужеродную ересь, а значит – делить мир на «праведников» и «неверных».

«Человек – единственное существо, для которого собственное небытие становится навязчивой идеей. Это знание не только порождает религию, но и ведёт к саморазрушению: войны, фанатизм, жажда власти – всё это сублимация страха перед конечностью»

[Артур Кестлер, «The Sleepwalkers»]

– Не, ну как же наши души? Ты же утверждал, что эволюции было бы выгодно их сохранять! Неужели всё так плохо, и смерть просто уничтожает их вместе с нашими телами?

О, да! Как же, все-таки, нам не хочется окончательно смириться с личным небытием! Но, действительно, а вдруг мы чего-то недосмотрели? Ладно, давай подумаем, найдется ли у задачи продолжения жизни после физической смерти ее носителя какое-то решение в некой бестелесной, чисто информационной форме? Только, само-собой, альтернативное – не виде лубочного небесного рая или сказочных духов-привидений, а принципиально новое? Тем более что если покопаться, то в пользу положительного ответа на этот злосчастный вопрос можно даже отыскать и некоторые любопытные доказательства – тоненький лучик надежды в конце туннеля.

Например, так называемые околосмертные переживания с верифицируемыми деталями (ОСО), обнаруженные в исследования доктора Раймонда Моуди и Брюса Грейсона. Суть их в том, что люди в состоянии клинической смерти описывают события, которые никак не могли видеть: например, типа, действий врачей в другом помещении. И это уже серьезный довод! Так, к примеру, одной из пациенток (Пэм Рейнолдс) проводилась операция на мозге с остановкой сердца, после которой она детально описала инструменты и разговоры хирургов, хотя её ЭЭГ в это время оставалась плоской.

А в исследование AWARE (Сэм Парниа) выявилось, что около 15% пациентов с ОСО сообщали точные детали происходившего вокруг них.

Еще одним доводом «за» может также служить проект Яна Стивенсона из университета Вирджиния, на протяжении 40 лет проводившего исследования детей помнящих «свои прошлые жизни». Критерии поиска были следующие:

1. Необычные знания, в которых ребёнок, например, описывает место, где никогда не был.

2. Соответствующие родимые пятна или врождённые дефекты, в случаях, когда описываемая в прошлой жизни смерть была травматичной.

3. И самое главное – подтверждение фактов по найденным документам или родственникам «из прошлой личности» ребенка.

В результате было задокументировано более двух с половиной достаточно достоверных случаев таких детских воспоминаний.

«Родимые пятна совпадали с ранами погибших в 97% изученных случаев»

[Ян Стивенсон, Реинкарнация и биология]

– О, Так значит, жизнь после смерти реальна!

Не так быстро! Хорошо, допустим. Но тогда возникает естественный вопрос о ее, души месте обитания. Тем более, что все прежние варианты ответа на него, типа «на небесах», «в аду» и т.п.,– не только бездоказательны, но и, чисто логически совершенно не приемлемы! Но что если настоящий ответ ближе, чем нам кажется, только мы его в упор не хотим его замечать? Что ж, тогда попробуем его отыскать сами!

– Ха! Ну давай, Харон, вези нас в царство душ! Или монетку дать надо?

Не, не надо.

– Тогда подлей тернового винчика, и поплыли!

Та да!

Диссоциативное расстройство идентичности

А приплывем мы для начала в 1977 год, когда в Колумбусе, штат Огайо арестовали за три изнасилования некоего Билли Миллигана. Только в ходе расследования неожиданно оказалось, что эти преступления совершил не он, а Адалана – 19-летняя лесбиянка, которая писала стихи в стиле XIX века и любила красть вещи. А оказалась эта девица одной и 24х множественных личностей Билли! Причем все эти личности были разного возраста, пола, национальностей, с уникальными голосами, навыками и даже физиологическими отличиями (у одной – аллергия на сахар, у другой – иной цвет глаз). После тщательного исследования, проведенной командой психиатров под руководством доктора Корнелиуса Вилбурга, подсудимому был поставлен диагноз диссоциативное расстройство идентичности (ДРИ). В результате Билли, по причине его невменяемости, был признан невиновным и последующие десять лет он провёл в психиатрических клиниках, где врачи безуспешно пытались «интегрировать» его личности. И, что интересно, все проводимые тесты (включая гипноз и ЭЭГ) показывали реальные физиологические различия между его личностями – например, разный IQ, почерк, реакции на лекарства.

– Кошмар! И это были реальные люди?

Ну да, типа того. Вот еще парочка его «альтеров»:

Артур – 22 года, англичанин, рационалист, «хранитель знаний». Говорил с британским акцентом (хотя Билли никогда не был в Англии).

Рейджен – 23 года, югослав, «хранитель ненависти», отвечал за агрессию.

Дэвид – 8-летний «хранитель боли», принимал на себя страдания.

«Диссоциация – это побег в никуда. Личности Билли Миллигана не просто сменяли друг друга – они вели войну за тело, как души в проклятом сосуде. И самое страшное: каждая верила, что именно она – настоящая, а остальные лишь кошмар»

[из заключения психиатра Дэвида Кола]

Н-да, в голове у бедняги, безусловно, что-то конкретно сломалось. Но однажды, в 1988 году, уже после курса терапии, Билли заявил:

«Они ушли. Но я иногда чувствую, как они шепчут. Может, смерть – это просто чья-то очередь говорить?»

Ну как? Заставляет задуматься? Так может это и есть ответ на наш вопрос «где обитает душа после смерти?» Ну так где?

А, случайно, не там же, в том единственном месте, которое и предназначено для ее хранения – в головном мозге, но уже другого, живого человека?

И диссоциативное расстройство идентичности вызвано всего лишь нарушением работы механизма хранения душ после их смерти!

Короче говоря, вот он, предельно простой и строго логический вывод:

После смерти душа не исчезает совсем – она сохраняется в мозгах живых людей. При этом ее дальнейшая жизнь продолжается уже в иной форме – обычно, как фрагменты памяти, мыслей или внезапные порывы интуиции.

– Да ну! И у меня?

У всех. Вспоминаем про мемокод, про стандартные подгружаемые мемофреймы. Осталось добавить память – готово! Если «мощности» мозга хватает для виртуализации «операционной системы» чужой души, то уж потратиться на хранение нескольких десятков спящих «упакованных в архивы» – так уж и подавно.

А зачем нам, спрашивается, вдруг потребовалось тратить треть жизни на сон? Неужели Природа оказалась не способна создать нам «быструю подзарядку»? Вот скажи, а сколько времени заряжается твой смартфон – тоже треть суток?