Полная версия
Александр Гинзбург
Тихий Мир. Сновидцы
Пролог
Густой зеленоватый туман, холодный и липкий, стелился по полу, а его бесформенные вязкие клубы отражались в лужах, полных зловонной тёмной воды. Его извивающиеся змеями щупальца карабкались по обезображенным грибком стенам к оконцам под самым потолком, чтобы убить свет, впитать в себя последние лучики заходящего солнца. А может, и для того, чтобы вырваться на волю из удушающих недр мрачного подвала и накрыть тяжёлым саваном сонный город.
Имя этому туману было отчаяние.
Оно жадно вдыхало в себя спёртый воздух и набухало всё сильнее, поднявшись сперва до колен, потом до пояса. Нина, глядя перед собой невидящим взором, брела вперёд через это вязкое, подобное смоле море отчаяния, и с каждым шагом погружалась в его пучину всё глубже и глубже. Ей чудилось, что через каждую пору в коже этот липкий туман затекает в её тело. Её кровь, её ткани, её кости пропитываются им и становятся невыносимо тяжёлыми, отказываются повиноваться сигналам из её спинного мозга, и вот уже она тащит вперёд собственное тело будто корабль, волочащий за собой по морскому дну ржавый якорь, едва ли легче самого корабля.
А маяком этому кораблю служит широкая спина женщины, неумолимо идущей впереди. Маяком, зовущим его на рифы.
Оставив далеко позади комнату, где волосы Нины теперь устилали грязный пол, надзирательница вела девушку обратно. Вот уже и решётка, вот уже и слышен отдалённый утробный вой узников подземелья, – но вместо того, чтобы спуститься вниз по лестнице, надзирательница направилась дальше по коридору. Туда, откуда доносился мерный гул, природу которого Нина не могла определить. Этот гул смешивался с далёкими нечленораздельными воплями, с гудением мигающих электрических ламп, с гулкими ударами шагов женщины впереди, с журчанием воды…
Нина догадывалась, что ждёт её впереди, и теперь ей приходилось всеми силами гнать от себя эти мысли, не позволяя включиться услужливому, но жестокому воображению. Если она это сделает, вязкое грязно-зелёное море поднимется до макушки, и она захлебнётся.
– Можно спросить? – сказала она севшим голосом. Не потому, что так уж хотела поговорить с надзирательницей, а потому что оставаться один на один с предчувствием страшного конца стало просто невыносимо.
– Шагай, – равнодушно велела женщина, даже не обернувшись.
– Объясните, зачем вы это делаете? С ними, со мной? За что? Скажите хоть что-то! – не выдержала Нина.
– Шагай! – только и ответила женщина.
– Прошу вас! – взмолилась Нина, вцепившись в плечо надзирательницы.
Та её молча оттолкнула.
Мерный гул потихоньку усиливался. Лампы под потолком коридора то загорались ярким холодным светом, то гасли. Нине начало казаться, что в мерцании света мокрые тёмные пятна на стенах меняют форму, будто амёбы под микроскопом. Как ребёнок, пытающийся увидеть в облаках привычные и понятные ему образы, Нина вгляделась в эти изменившиеся пятна и увидела в них оплывающие головы, безволосые, с раздувшимися глазными яблоками и неестественно разинутым ртом.
Узники подземелья с нетерпением ждали, когда она присоединится к их апокалиптическому хору.
«Это просто наваждение. Иллюзия. Ничего этого нет. Не смотри на стены, смотри только вперёд!» – завопил где-то в недрах её сознания тонкий голосок. Вновь овладев контролем над своим телом, Нина заставила себя оторвать взгляд от стены и ускорила шаг.
По левую руку им попалась открытая дверь в хорошо освещённый медицинский бокс. Нина повернула голову, и тогда её глаза встретились с широко открытыми, пустыми глазами девочки-подростка, стоявшей за толстым стеклом во внутреннем помещении. Девочка была безволосой, тощей, как скелет, в такой же серой робе, что и у Нины, но чересчур большого для неё размера. Её лицо, руки и сама роба были вымазаны коричневой грязью.
И вдруг Нину пронзила необъяснимая уверенность, что она знает эту девочку.
Нина застыла, не в силах пошевелиться. И тогда девочка прижалась носом к стеклу, дважды беззвучно открыла рот, будто рыба в аквариуме, после чего улыбнулась бессмысленной слюнявой улыбкой.
Это и стало последней каплей. Нина бросилась бежать.
Она слышала отборную брань в свой адрес, до неё долетал скрип сапог преследующей её женщины, Нине даже казалось, что она спиной ощущает её тяжёлое дыхание. Нина неслась что было сил, всей душой надеясь, что её бедные ноги не подведут её. И хотя они чертовски болели, Нина сумела отстраниться от мучительных ощущений, будто бы цепочка передачи импульса между болевыми рецепторами, спинным мозгом и головным временно разорвалась.
Вот уже остались позади пробитая шахта лифта и решётка, отделяющая нижний коридор. Вскоре Нина миновала и комнату, где её обстригли. Девушка обернулась на бегу и поняла, что расстояние между ней и надзирательницей потихоньку увеличивается – грузная женщина явно не была приспособлена к быстрому бегу.
Зелёный туман отчаяния таял, втягиваясь в узкие щели под стенами, пятна грибка больше ничем не напоминали демонические лица. Даже липкий страх отступил, изгнанный пробудившейся могучей волей к жизни. Дыхание сбилось, сердце колотилось как сумасшедшее, каждое сокращение мышц отзывалось спазмом – но всё это не имело никакого значения, ведь впереди забрезжил огонёк надежды.
Нина чувствовала, что надолго её не хватит, и тем не менее она заставила себя бежать ещё быстрее. Чутьё подсказывало, что осталось совсем немного потерпеть, совсем чуть-чуть – и она спасена.
Коридор впереди загибался влево, Нина повернула за угол… и тут же остановилась, как вкопанная.
Ей навстречу бежали двое мужчин могучего телосложения, оба в халатах больничных санитаров. Выражение их лиц не оставляло сомнений: они хотят схватить её, они заодно с надзирательницей!
Ловушка! Нина в отчаянии заметалась из стороны в сторону, и в конце концов догнавшая её женщина навалилась на неё всем своим весом, и они обе рухнули на пол. Нина ударилась о бетон виском, перед глазами всё поплыло.
– Ах ты дрянь! Паршивая сука! – заорала надзирательница. Отдуваясь, она тяжело поднялась на ноги. Нина тоже попыталась встать, опираясь стянутыми шнуром руками об пол, и тогда женщина ударила её сапогом прямо под рёбра.
Всё тело Нины будто в мгновение ока сдавили гигантские тиски. Она съёжилась и завалилась на бок, с шумом выпустив воздух из лёгких. Она ожидала новых ударов, но женщина в этот момент не была готова её бить: согнувшись пополам, упёршись руками в бёдра, она восстанавливала дыхание.
И только тут Нина осознала, что они с этой женщиной в коридоре одни. Но где санитары? Они же только что были здесь, совсем рядом!
Неужели… неужели очередная иллюзия…
Нина застонала от ярости и разочарования. У неё нет шансов. Тихий Мир хочет, чтобы с ней сделали это.
Она снова попыталась встать, но женщина тут же схватила Нину за горло и с силой сжала.
– Я тебя предупреждала, как я поступаю с непослушными девочками? Предупреждала. Теперь пеняй на себя, – женщина резко оттолкнула её от себя, после чего замахнулась грозным хлыстом, и Нина зажмурилась в ожидании страшного удара прямо по лицу.
Но удара не последовало. Вместо него откуда-то из глубины коридора донёсся нетерпеливый мужской голос:
– Марта, что вы тут делаете? Что, чёрт побери, происходит?! Почему задержка?
– Идём-идём, хозяин, – закричала в ответ Марта. Опустив хлыст, она схватила девушку за воротник серой робы, рывком поставила на ноги и прошипела ей прямо в ухо. – Ещё раз выкинешь что-то подобное, вырву тебе глаза.
Нина ничего не успела ответить, женщина уже потащила её за собой. И тогда Нина бесповоротно осознала: всё кончено.
* * *Марта привела её в операционную, посреди которой их уже дожидался продезинфицированный хирургический стол с приваренными стальными «браслетами» для рук и ног. Но даже увидев приготовленные для операции устрашающие инструменты, Нина ничего не почувствовала.
Ею овладело смирение. Смирение перед лицом неизбежного конца. Она уже не тешила себя надеждой, что Марта пощадит её и отпустит или хотя бы отсрочит пугающую развязку. Она не надеялась и сбежать. На протяжении всего пути от поворота коридора до операционной, её разум как будто дремал: Нина погрузилась в ступор, перестав замечать что бы то ни было вокруг.
И даже сейчас, при виде хирургической пилы, сверла и подготовленного набора скальпелей, она не ощутила ни страха, ни отчаяния. Она вообще ничего не ощутила. Функции её организма, испытав чудовищную перегрузку, отключились. Марта толкнула Нину в спину, и та пошла вперёд чисто машинально, словно заводная игрушка.
Ворча что-то себе под нос, Марта перерезала шнур, стягивающий запястья Нины, потом уложила пленницу на операционный стол и закрепила её руки и ноги в браслетах. Потом она взяла с полки пузатую бутыль с антисептиком, намочила салфетку и принялась тщательно обрабатывать Нине голову.
Когда она взяла Нину за подбородок и повернула её голову вбок, чтобы обработать висок, то услышала тихий, едва уловимый хрип:
– Пожалуйста… Не надо… Прошу вас…
Из глаз Нины текли слёзы. Но на Марту они явно не произвели никакого впечатления. Только закончив процедуру, надзирательница буркнула:
– Скоро увидимся, подруга. Но ты меня уже не узнаешь.
После этого она исчезла, оставив за собой приоткрытую дверь.
– Кто-нибудь… Кто-нибудь… – продолжала хрипеть Нина, её руки и ноги беспомощно шевелились в браслетах. Нина с трудом удерживалась от того, чтобы не провалиться в беспамятство. – Пожалуйста…
Неумолимо тикали настенные часы, но этот равнодушный звук был единственным ответом на мольбы девушки. Тогда Нина попыталась вспомнить хоть одну строчку молитвы, которой давным-давно учила её тётя Лея. Но она не смогла выудить из своей памяти ничего, кроме отдельных слов, никак между собой не связанных. И даже смысл этих немногих слов ускользал от неё.
Она знала – это конец.
Минута утекала за минутой, и вот уже из коридора послышались шаги.
– Нет, с этой сам. Займись номером двенадцать: померь температуру, прослушай лёгкие. Если ей не лучше, дай ещё дозу антибиотика. Когда закончу, вымоешь операционную. Ах, да, и дизель залей.
Снова голос того мужчины, Нина уже слышала его в коридоре. Надзирательница назвала его «хозяином».
А потом появился и он сам. Повернув голову и корпус настолько, насколько позволяли зажатые в браслетах руки, Нина вгляделась в своего палача.
Немолодой мужчина среднего роста, лысый, бледный, устало горбящийся, с тёмными мешками под глазами. Он был в застиранном белом халате с поднятым воротником.
Глаза Нины полезли на лоб. Не может быть…
– Что ж, приступим, – хмуро пробормотал дядя Ян, надевая хирургическую маску.
Часть первая. Глава 1
Я – больше моря, но ум
ничтожество мне пророчит,
и в мире я одинок
темнейшим из одиночеств.
Лишь мгла, единая мгла
довлеет хляби и тверди,
земля одна и вода одна
для жизни. Или для смерти.
(Хуан Рамон Хименес,
«Мореплаватель»)
Ян поднёс бутылку ко рту и, запрокинув голову назад, в один присест выпил поллитра яблочного сока, разведённого минеральной водой. Хотя масляному радиатору было не под силу поднять температуру в помещении выше тринадцати градусов, – как-никак, середина января на дворе, – с Яна градом катился пот. Майка промокла насквозь. Ян ожесточённо протёр лицо, лысину и шею полотенцем, желая как можно скорее избавиться от неприятного липкого ощущения. Кажется, даже его носки пропитались потом.
– Перерыв окончен, продолжаем! – сурово объявил Стефан, поднимаясь со скамьи.
Ян с негодованием уставился на великана: он, что же, издевается? Ян только-только отдышался! Вместо ответа Стефан ногой подтолкнул к нему штангу, увешанную дисками суммарно на семьдесят килограммов.
Комната для совещаний на первом этаже заброшенной больницы уже больше месяца служила им миниатюрным тренажёрным залом. По настоянию Стефана Ян купил в магазине спорттоваров несколько гантелей, штангу и набор грузов к ней. С тех пор они проводили здесь в среднем по часу в день.
Ян, недовольно кряхтя, снова улёгся на скамейку. Стефан без особых усилий поднял штангу и встал у изголовья Яна.
– Ты себя жалеешь, – сказал он укоризненно, передав Яну штангу и скептически наблюдая, как тот жмёт её от груди. – Так не пойдёт. У тебя нет прогресса.
– Неправда… прогресс… налицо, – возмутился Ян сквозь стиснутые зубы. На четвёртом повторении гриф штанги застыл, плотно прижатый к его груди, и Ян уже не чувствовал в себе силы поднять его. – Забери… штангу… ну!
– Поднимай.
– Забери её, мать твою! – гриф уже начинал нешуточно давить на рёбра.
– Поднимай!
У Яна ещё ни разу не вышло заставить Стефана изменить своё решение. Изогнув всё тело в одном рвущем жилы усилии, с яростным рёвом, Ян всё же сумел оторвать гриф от груди. Правда, он даже не успел разогнуть руки в локтях до конца, а Стефан уже забрал у него штангу и отнёс её к стене.
– Это курам на смех, – безапелляционно заявил тот и покачал головой. – Полагаю, в моё отсутствие ты с пустым грифом занимаешься.
– Я занимаюсь так, как нужно заниматься, – огрызнулся Ян, едва отдышавшись. – Так, как рекомендуют профессиональные тренеры. Начинаешь с малого и постепенно повышаешь нагрузки.
– Что ж, ты только что озвучил свою главную проблему, и речь не только о физических упражнениях, – насмешливо заметил Стефан, отхлёбывая воду из кружки-термоса. – Что именно ты считаешь «малым» и в чём резон всегда начинать с него? Возможно, рациональнее было бы сперва разобраться, на что ты в принципе способен?
– Я пойму это, когда дойду до своего предела. И тогда нужно будет менять стратегию. Я знаю, о чём говорю, я полжизни в тренажёрный зал ходил. Немного времени…
– Времени?! – взорвался Стефан и с силой ударил кулаком по стене, да так резко, что Ян отпрянул. – Времени?! У тебя нет времени! Да как ты не можешь понять?!
Ян хмуро смотрел в сторону, словно подросток, на которого обрушился внезапный и при этом незаслуженный гнев отца, и теперь он молча пережидает шторм. Стефан, впрочем, не стал продолжать: похоже, осознал, что перегнул палку, вновь не справился с нахлынувшей на него яростью. Великан устало сел на скамью, прикрыл глаза, глубоко вдохнул, выдохнул. Пару минут он сидел неподвижно, возвращая себе контроль над собственным разумом. После чего снова заговорил, но куда более сдержанно:
– Хорошо, я перефразирую. Расскажи мне, как ты собираешься делать дело? Можешь ли ты рассчитывать на инструменты, что есть в твоём распоряжении? Твоё тело – слабое, мышцы дряблые, они давно заплыли жиром. У тебя отвратительная координация рук, я наблюдал на операциях. Реакция оставляет желать лучшего. Мне продолжать? – он немного подождал ответа Яна, но его не последовало. – Что и требовалось доказать. И тебе хватает наглости утверждать, что всё в порядке?
– Я не говорил, что всё в порядке, – Ян стал снова растирать лоб и щёки полотенцем, умышленно пряча лицо от сверлящего взгляда партнёра. – Я лишь сказал, что мне нужно ещё немного времени, только и всего. Но вообще я что, был плохим помощником? Мы неплохо справлялись вместе эти два месяца, разве нет?
– Не вижу в этом поводов для гордости, – Стефан язвительно фыркнул. – Восемьдесят процентов работы было на мне, не так ли? А как насчёт того, чтобы справляться одному? Как я делал, пока ты сюда не заявился.
– Я справлюсь, – не очень уверенно заявил Ян. – И, кстати, ты был не один, у тебя была Марта.
– Я не требовал от Марты того, на что она не способна. Что же касается тебя… – Стефан плеснул немного воды себе на ладонь и потёр себе заднюю часть шеи. – Довольно пустых слов. Докажи мне делом, что я ошибаюсь, – Стефан встал во весь рост и раскинул руки в стороны. – Итак, вот он я. Я – Дитя Иаира. Уложи меня и сделай инъекцию анестетика.
– Перестань, – поморщился Ян. – Это не смешно.
– Никто и не шутит. Проведём эксперимент. Ну, чего застыл? Действуй!
Ян скептически оглядел двухметрового гиганта, который ещё и демонстративно повернулся к нему спиной, и только покачал головой. Сделал ещё пару глотков яблочного сока.
– Я даже пробовать не стану. Против тебя у меня нет шансов.
– Вот, вот! Это именно то, что я и имел в виду, – с горечью вздохнул Стефан. – Ты даже не попытался. Мог бы как-нибудь обхитрить меня, отвлечь внимание. Но нет. Ты предпочёл сразу сдаться, – он дал время Яну осознать услышанное, а потом неожиданно добавил: – Разве таким супергероем мечтал ты стать в детстве? Таким тебя хотела видеть дочь?
Ян скрипнул зубами. Вот и открывай людям душу после такого! Когда, сидя на кухне внизу за чашкой крепкого чая, он делился со Стефаном дорогими ему воспоминаниями, он и помыслить не мог, что тот использует их против него.
– Ты прав, не таким, – ответил он, старательно изображая непрошибаемое самообладание. – Я мечтал спасать людей. Вместо этого мне приходится похищать их и шинковать им мозги. Обрекая, к тому же, их близких на невыносимые страдания.
Ян рассчитывал, что его слова заденут Стефана за живое, но тот удостоил его лишь презрительной ухмылкой. Великан взял из ящика пару здоровенных дисков по двадцать килограммов и стал откручивать с грифа штанги фиксаторы, чтобы добавить веса, уже для себя.
– Тебя никогда не интересовало, зачем в этой больнице подземные этажи? – спросил он, не отвлекаясь от своего занятия. – В пятидесятые годы в восточном крыле здания практиковали лоботомию. В основном трансорбитальную и лейкотомию, но применяли и более экзотические подходы. Например, сверлили решетчатую кость, чтобы через носовую полость подвести электроды к лобной доле головного мозга, после чего через них пропускали ток. Разумеется, результаты столь варварских процедур чаще всего разочаровывали, поэтому прооперированных отправляли под землю, подальше от Божьего и человеческих взглядов. Все эти этажи под нами – одна большая братская могила.
– Но, если взглянуть на голые факты, – Ян чувствовал себя очень неуютно, – разве мы не делаем примерно то же самое?
– Несомненно. Но есть одна загвоздка. Ещё совсем недавно всё это было легальной и даже социально одобряемой практикой: необратимо калечить ни в чём не повинных людей, большей частью страдающих лёгкой формой депрессии. Заставляет задуматься об относительности добродетели и греха, не правда ли?
Закончив со штангой и ещё раз проверив фиксаторы, Стефан лёг на скамью.
– Я бы не хотел думать, Ян, что я в тебе ошибся. Я всё ещё надеюсь, что ты не из тех, кто сдаётся при первых же трудностях. А теперь помоги мне, – он кивком указал в сторону штанги.
* * *Когда они уже переодевались после тренировки, Стефан был непривычно молчалив. Натянув рубашку, он ненадолго задумался, потом достал из кармана брюк упаковку клозапина и закинул в рот две таблетки.
– Разве ты сегодня не принимал уже? – спросил Ян, с беспокойством глядя на великана. – Я думал, один грамм – это предел. Ты сам так говорил.
– Придётся снова увеличить дозу, – не оборачиваясь, сказал Стефан. Он приложил ладонь к груди, будто проверяя, проскочили ли таблетки через пищевод. – Эффект уже недостаточен.
– Опять галлюцинации? Что на этот раз?
– Не имеет значения.
Ян продолжал смотреть на партнёра с нарастающей тревогой. Для него не было секретом, что Тихий Мир всё больше вгрызается в разум Стефана, вызывая к жизни кошмарные видения, и защититься от них с каждой неделей было всё труднее. Если Яну хватало одной-двух таблеток антипсихотика в день, то у Стефана теперь уходило чуть ли не по половине блистера. Стефан никогда Яну не жаловался, считая это проявлением слабости, но Ян не мог не понимать, что состояние Стефана постепенно ухудшается.
– Возможно, тебе стоит взять перерыв? Небольшой отпуск? Мне кажется, такая работа лишь усугубляет…
– Нет! – отрезал Стефан с болезненным раздражением. – Всё с точностью до наоборот! Мы должны ускориться. Только так есть шанс успеть, закончить дело.
Укладывая в сумку спортивные штаны, полотенце и бутылку с остатками сока, Ян подбирал слова, чтобы ещё раз попытаться воззвать к здравому смыслу Стефана, когда его партнёр неожиданно буркнул:
– Если бы я был уверен, что при негативном исходе могу на тебя положиться, было бы проще. Но увы.
– Я стараюсь, – примирительно возразил Ян, хоть ему и весьма неприятно было это слышать. – Просто… просто мне это даётся не так легко, как тебе. Во всех смыслах.
– Постой-ка. Это ты сейчас пытаешься вызвать во мне сочувствие, Ян? – Стефан рассмеялся, но Яну от этого смеха стало не по себе. – Или, может, намекаешь, что мне не понять твоих моральных терзаний? Хорошо, допустим. А позволь спросить, многим ли ты пожертвовал ради того, чтобы быть здесь и делать дело? Добровольно, имею в виду. Возможно, ты, как и я, сознательно оборвал все социальные связи? Бросил любимую работу? Отказался от безупречной репутации, которую строил десятки лет? Оставил большой уютный дом, чтобы спать в холодном подвале больницы вместе с крысами и пауками?
– Я и так потерял всё, что мне было дорого. После Афганистана, – мрачно заметил Ян. – А когда у тебя ПТСР…
– ПТСР? Уверен? – Стефан приблизил своё лицо к Яну вплотную. – А я вот вижу огромную, просто вселенскую жалость к себе, которой ты буквально упиваешься.
И прежде чем Ян нашёл, чем возразить, Стефан продолжил, понизив голос почти до свистящего шёпота:
– Ян, ты ведь так и не осознал, куда попал. Мы одни. Весь мир против нас. Нас ненавидят. Мы делаем работу, из-за которой другие люди хотят нашей мучительной смерти. Твоим супергероям из комиксов такое, наверное, и не снилось, верно? А наши враги… о, они хитры. Они опасны. А это значит, ты должен быть вдвое хитрее и опаснее их. Их всех. А самое главное: ты должен быть уверен, что справишься, уверен, что тебе хватит и физических сил, и воли, что ты не дрогнешь в решающий момент. Если там, – Стефан постучал пальцем по груди Яна, – не будет абсолютной уверенности, стопроцентного самообладания, тебя уложат в нокаут в первом же раунде. Поэтому всё, что отвлекает и ослабляет тебя, надо уже сейчас вырезать из себя и сжечь, – Стефан помолчал. – И ты знаешь, что я имею в виду.
Да, Ян знал, что Стефан имеет в виду. Но знать что-то и принимать это сердцем – далеко не одно и то же. И его внутреннее смятение наверняка не укрылось от цепкого взгляда партнёра.
– Шарлотта, Лея, твой нерождённый ребёнок, родственники жены, старший брат, племянница, – почти скороговоркой перечислил Стефан. – Они должны умереть для тебя, а ты – умереть для них. Я знаю, ты о них думаешь. Пытаешься говорить со мной о них. Так вот, запомни: они больше не существуют. Ты один. Один!
И, буквально выплюнув последнее слово, Стефан ушёл из раздевалки, хлопнув за собой дверью.
Ян надел куртку, перекинул ремень сумки через плечо и уже собирался последовать за Стефаном, но уже в следующую секунду он раздражённо отбросил сумку в угол. Дождавшись, когда стихнут шаги великана, Ян лёг на скамейку, обхватив руками туловище.
Из его головы не выходили последние слова Стефана. Готов ли он отказаться от всего, что ещё привязывает его к жизни и похоронить себя здесь, в заброшенной больнице? Нет, Ян не хотел этого. И парадоксальность ситуации состояла в том, что, если прежде он мечтал, чтобы его все оставили в покое, то теперь, когда в его жизни появились цель и смысл, его тянуло хоть чем-то заполнить пустоту внутри.
И тут же, один за другим, перед его внутренним взором начали возникать смутные образы.
Стефан был ему партнёром и наставником, но друзьями они не стали: суровый хирург упорно пресекал любые попытки построить с ним сколько-нибудь близкие отношения. Эмиль Штайнхарт за два месяца так и не объявился, чему Ян был скорее рад. Шарлотта…
Шарлотты больше нет. И думать о ней нельзя. Нельзя! Если эта боль вернётся, он не выдержит. Ян встряхнул головой, и один из подёрнутых дымкой образов растаял в небытии.
Лею Ян за всё время видел только раз, незадолго до Рождества: это было в полицейском участке, куда их вызвали по распоряжению детектива Заллы. Инспектор уточнил, не вспомнили ли Ян и Лея каких-либо ещё важных деталей касательно поведения Шарлотты перед исчезновением, сочувственно расспросил об их душевном состоянии, рассказал пару незамысловатых историй и даже угостил кофе. И только в самом конце встречи он обмолвился, что, несмотря на все возможности полиции, шансы разыскать Шарлотту ему видятся, увы, минимальными.
Всё время, пока шла беседа Заллы и Яна, Лея хранила молчание и только теребила в руках маленькое деревянное распятие. При этом её губы беспрестанно шевелились, словно женщина разговаривала сама с собой. Последние слова Заллы Лея восприняла с поразившим Яна смирением, вежливо поблагодарила инспектора за труды и ушла. С Яном она так и не обменялась ни единым словом.
