Уошито

Мари Райли

Уошито

Пролог

“Если клятву нарушишь на берегу,

то река тебя к себе заберет.

И не будет тебе покоя ни в земле,

ни в воде”.

Он увидел ее в густой, непроглядной полночи, в тот час, когда сон становится тяжелым, а тени – осязаемыми. Она стояла у окна, как призрачная гравюра. Ее силуэт, темный и зыбкий, был нежен, изящен и до боли знаком. Светлые, чуть вьющиеся волосы, будто опаленные лунным светом, мягко спускались на обнаженные плечи, кончиками прядей осторожно лаская впадину ключицы. Мокрая, почти прозрачная ткань свадебного платья липла к телу, откровенно подчеркивая каждую его линию, каждое достоинство. Она смотрела на него. И, что было пугающе, взгляд ее в кромешной тьме был ярок, ясен и неумолим, словно сама ночь обрела зрение.

За окном гнулся облетевший дуб. Шквальный, неистовый ветер измывался над ним. В одно мгновение он позволял дереву прийти в себя, начать выпрямляться. В следующее – резко и внезапно нагибал. Без прелюдий. И без спроса.

В щелях окна периодически свистело. Тяжелые шторы слабо колыхались. С улицы завыла собака. Истошно. Протяжно. Обреченно. И очень громко.

Он ее узнал. Конечно, он ее узнал, ведь иначе и быть не могло. Эта женщина – этот кошмар – приходила к нему во снах вчера. И позавчера. И за день до этого. Приходила. Касалась. Говорила. Голос ее был всегда покрыт нежностью эха. Она цепляла и завораживала. Она так походила на жену.

– Джордж.

Его имя прозвучало, как журчание родника возле старой фермы, где он вырос.

В голове – белая, беззвучная пустота. Он, повинуясь чему-то извне, опустил одну ногу с кровати – одеяло сползло на пол белым комом, – следом – вторую. “Не своди с нее глаз, – мысленно заклинал он сам себя. – Если ты это сделаешь, то умрешь. Смотри на нее. Смотри на нее постоянно”.

И он смотрел, совершенно не моргая. Смотрел, слепо идя за ней к двери. Спускаясь по скрипучей лестнице в липкой темноте на первый этаж. Выходя на промозглое крыльцо. Передвигаясь по тротуару, по спящим улицам сейчас совсем незнакомого городка.

Ветер, холодный и влажный, бил в лицо. Он не замечал. Чуть тормозил от очередного порыва, но потом продолжал движение. В двух футах от него плыл силуэт до боли чужой и до дрожи знакомый.

Когда он оказался у реки, небо на востоке уже тронулось грязно-серыми цветами. Она ступила в воду первой – та была явно безумно холодной. Это ее не остановило. Шаги были не стремительными, но неотвратимыми, полными страшной решительности. Уже оказавшись по пояс в воде, она обернулась. И улыбнулась. Как каждое утро улыбалась его жена.

– Ну же, любимый, – ее мягкий голос отразился от реки и, показалось ему, прозвучал в самой голове. – Идем быстрее. Нас могут увидеть, – глаза чуть сузились в хитром, игривом прищуре. – Ты же не хочешь, чтобы нас увидели, правда, Джордж?

Он сделал шаг. Еще один. Она дернулась рябью и в мгновение материализовалась рядом с ним. Ее пальцы сомкнулись на его запястьях. Рывок вглубь. Боль в ушах. И последнее, что запомнил Джордж Купер – раздирающее, всепоглощающее жжение в легких. Затем он отключился.

Смерть.

Глава I.

Охота на русалку

Линдсей, Оклахома.

Дом семьи Мюррей стоял на отшибе города в полмили от реки Уошито, на другом берегу которой высился трехкорпусный авиационный завод – место работы большинства населения Линдсей. Весь город к вечеру покрывался мрачной дымкой забвения и зомбирования. Люди, по уже установленному и заезженному алгоритму, выполняли одни и те же действия каждый божий день.

Так было раньше, да.

Наверное, эта участь ждет абсолютно любой город абсолютно любой страны – рано или поздно он превратится в скопление муравьев-переростков: тружеников или пьяниц.

Линдсей превратился в город утопленников.

Линдсей познал все плоды однотонности и пресности бытия слишком рано для своего возраста. Но в последнее время начали происходить странные, загадочные и, не скрыть от вас, страшные вещи, перевернувшие привычный ритм города с ног на голову.

Но не будем спешить, вернемся к молодой семье Мюррей, что, как вы, несомненно, помните, жили на краю города у реки, давшей толчок для строительства завода а, в последующем, и самого города.

Энджи Мюррей – темноволосая, черноглазая и бледнолицая хрупкая женщина едва перешагнула через черту тридцатилетия и в последнее время пребывала в глубоком унынии от осознания, что молодость – та беззаботная и беспечная, какой ее привыкли видеть, – постепенно остается позади. Она только-только нашла работу в средней школе Линдсей, заняла должность учителя биологии, и сейчас медленно двигалась к отметке в один год ее педагогического стажа. В отличие от Майкла – мужа, – который проработал главным инженером на заводе уже семь лет, Энджи долгое время посвящала учебе, когда-то новоиспеченному супругу, а, в последствии, сыну Энтони.

Энтони Мюррей на момент событий, встряхнувших его город, было семь. Он ничем не отличался от остальных детей своего возраста. Познавая мир, Энтони, вместе со своими школьными друзьями, уже успел побывать во всех переулках города, облазил каждую водосточную трубу и посетил несколько забытых богами домов. Весь город, такой же маленький, как и он, был для Энтони открыт – Энджи не противилась здоровой потребности сына в исследовании окружающих реалий. Только одно место всегда было для Энтони Мюррей под запретом – Уошито. Старая, первобытная река наводила страх на мальчика (не без участия матери, конечно) – она пугала своей мощью, глубиной и чернотой воды.

А в последнее время начало что-то происходить – Энтони это видел, чувствовал. Родители остальных детей запретили им приближаться к Уошито, в газетах все чаще в заголовках мелькало название реки, но Энтони не пылал большой любовью к чтению и считал, что газеты читают исключительно взрослые мужчины в очках – как его отец.

Иногда Энтони слышал, как мать и отец, оставшись одни в гостиной, о чем-то тревожно шепчутся. В их голосах можно было различить волнение, страх и ужас. И Энтони приходилось лишь теряться в догадках, которые, в связи с его небольшим жизненным опытом и ярким детским воображением, кидались то в сторону подземных монстров, то всерьез склонялись к мыслям о призраках на чердаке.

Чердак в своем доме Энтони боялся больше всего – он находился прямо над его комнатой, и мальчик по ночам часто слышал, как скрипят старые половицы наверху, что-то шуршит, падает и – о, боже – завывает. И, думал Энтони, если все дело в чердаке, то почему родители не найдут новый дом или, еще лучше, новый город. Вслух говорить о своих предположениях Энтони не мог, ведь это могло показать, что он лишь маленький трусливый мальчик, а Энтони трусом себя совершенно не считал.

Все для него разрешилось лишь пару недель назад. В их компанию семилетних сорвиголов каким-то образом попал Джулиан – одиннадцатилетний мальчик, который казался Энтони взрослым, умным, и оттого в словах нового друга он не сомневался ни разу. Именно Джулиан посвятил компанию детей в страшные вещи, начавшие происходить в Линдсей.

По его словам, за последние три месяца в городе погибло 5 человек, и одного из них Джулиан знал лично – это был его сосед, мистер Купер. Он с родителями даже ходил на похороны и видел, как рыдала его жена и пятилетняя дочь – малютка Вики.

– Но что с ними произошло? – шепотом спросил Энтони.

– Они все утонули, – пожал плечами Джулиан. – В Уошито. Прямо посреди ночи в ночных рубахах или халатах. Виктор Джонсон из старших классов рассказал, что в реке завелась русалка.

– Но ведь в сказках русалки добрые, придурок, – серьезно возразил Алекс – давний друг Энтони.

Джулиан задумался, его лицо посуровело, и в одно мгновение он стал выглядеть на пять или все шесть лет старше своего возраста.

– Это они только в сказках добрые, – хмуро ответил Джулиан. – На самом деле, это кровожадные призраки девушек, которых при жизни много обижали.

Энтони почему-то поверил Джулиану. И только теперь до конца осознал, почему мать запретила подходить ему к Уошито. После услышанного Энтони поклялся сам себе, что к этой реке никогда и ни за что не приблизится.

Он очень сильно ошибался.

В тот роковой вечер Энтони не вышел на прогулку, он сидел на кухне у окна, ведущего на задний двор, играл солдатиками и, то и дело, поглядывал в сторону Уошито. Вода в реке казалось стоячей, спокойной, местами покрытой легким слоем льда и очень даже дружелюбной, но Энтони это не провело – он был уже взрослым малым и прекрасно понимал, что в тихом омуте водятся черти. В данном случае, русалки.

Энджи готовила ужин. По всему дому разносился аромат запеченной утки и тушеных овощей. Из гостиной слышались звуки вечерних новостей. Так было каждый день перед приходом отца. Энтони оперся на свои тонкие руки, чуть приподнялся на подоконнике и уставился на мост по правую сторону от его взора, ведущий на другой берег реки. Отсюда нельзя было разглядеть, но мальчик был уверен, что папа едет по нему с работы, потом на десять минут он заскочит в супермаркет на углу центральной улицы и их, чтобы расквитаться со списком покупок, а после направится домой.

– Мам, – позвал Энтони, не отводя глаз от спокойной глади Уошито, в которой отражались заходящие солнечные лучи.

– Да? – Энджи склонилась перед духовкой, намереваясь убедиться, что утка не сгорела.

– А русалки могут забраться на мост?

– Какие русалки, Энтони?

– Из Уошито, – серьезным тоном объяснил Энтони. – Джулиан рассказал, что в Уошито завелась русалка. Она убивает людей, мама.

Энджи выпрямилась, убрала полотенце на спинку стула и обернулась в сторону сына. На улице уже смеркалось, и она спокойно смогла разглядеть выражение тревожных глаз Энтони в оконном отражении. Энджи переступила с ноги на ногу, пытаясь подобрать слова, уперла ладони в бедра, нахмурилась.

– Знаешь, дорогой, думаю, русалки здесь не при чем, – тихо и осторожно начала говорить Энджи, после чего подошла к сыну, положила ладонь на его мягкие и темные волосы. – Просто в жизни случается разное. Люди не бессмертны. И конец для каждого может быть абсолютно разным. А то, что рассказал тебе Джулиан, лишь совпадение. Люди, которых нашли в Уошито, были неосторожны, поэтому и утонули. Может, кто-то из них просто не умел плавать.

– Какой человек полезет в зимнюю воду, не умея даже плавать? – Энтони не моргал. – Нам в школе рассказывали, что холодная вода может заставить ноги застыть, и человек не сможет ими шевелить и утонет.

– Ты прав, милый, – Энджи начала перебирать пряди волос сына, невольно сама засмотревшись на страшное спокойствие реки. – Наверное, это были очень глупые люди, которые не слушали в школе учителей.

– Мистер Купер работал с тобой, – проговорил Энтони. – Я узнал его фамилию, когда Джулиан мне про него рассказал. И понял, почему ты целый день плакала в ту, позапрошлую субботу. Мистер Купер тоже был учителем, так ведь?

Губы Энджи поджались, скулы ярче выразились, в глазах появилось что-то поблескивающее и влажное, но она лишь кивнула:

– Да, Энтони, мистер Купер был учителем.

– Он не мог быть глупым, – продолжил свою логическую цепочку Энтони. – Учителя умные. А умные люди знают о том, что с ними случится, если спуститься в ледяную воду.

– К сожалению, страшные вещи могут произойти даже с умными людьми, – прошептала Энджи, поцеловала сына в макушку и вернулась к духовке.

Убедившись в готовности утки, она выключила плиту, поспешила наверх, в ванную. Энджи успела лишь прикрыть за собой дверь, прижаться к ней спиной и медленно съехать вниз, на пол, крепко жмурясь и пытаясь сдержать слезы.

У боли нет срока годности.

Джордж Купер был ее наставником, несколько месяцев он вводил ее в курс дела, помогал с работой, в конце концов, он просто стал ее другом. Его смерть была последней (ли?) в череде происшествий на Уошито. В газетах Энджи читала интервью с шерифом Ларсеном и поняла, что тот придерживается версии серийного маньяка. Но это было, по ее мнению, рандомным тычком в небо. Особыми умственными способностями Фрэнк Ларсен – и это знал каждый житель Линдсей, – не отличался, из-за чего люди и не верили каждому его слову. Но оттого было еще тяжелее – никто не понимал, что же происходит на Уошито. Происходит снова – ведь около пятнадцати-шестнадцати лет назад люди тоже тонули скопом. Но тогда все закончилось так же быстро, как и началось. А сейчас родители стали запрещать детям приближаться к берегу, на ночь плотно закрывали все двери, прокручивая каждый замок – на всякий случай. И Энджи не стала исключением.

Переварив в очередной раз все эти гнетущие происшествия в своей голове, Энджи Мюррей поднялась на ноги, умылась, пригладила волосы и вышла из ванны. Энтони она застала все за тем же подоконником, не сводящим упрямых серых глаз с реки. Подобие одержимости напрягло Энджи, и она отправила его к себе в комнату убрать игрушки до ужина. Энтони повиновался беспрекословно, но, когда он проходил мимо матери, та увидела на его юном лице неподдельный страх и такую же ужасающую уверенность в чем-то.

– В любом случае, – тихо прошептала Энджи сама себе, сервируя стол, – пока он дома, ему ничего не угрожает.

Майкл прибыл спустя десять минут. Энджи услышала звук подъезжающей машины по дорожке из гравия, ведущей к гаражу, и, придирчиво оглядев стол, поспешила к входной двери.

Майкла и Энджи познакомила их общая подруга, и встречи их троицы в последующем, как в популярных американских фильмах, были полны алкоголя, еды и полуголых тел. Изначально Майкл встречался с Евой, той самой близкой подругой и соседкой Энджи. Они много времени проводили втроем, будь это библиотека или университетская ярмарка. Все было обычно, и Энджи относилась к Майклу так, как должна относиться к бойфренду своей подруги. Но в один день она начала замечать, что сам Майкл уделяет ей больше внимания, чем позволял его статус. Спустя месяц он расстался с Евой. Спустя год Энджи и Майкл сыграли свадьбу. Любые отношения с Евой были прерваны, но ни Энджи, ни Майкл не были тому инициаторами. Зачастую, рассматривая фотоальбомы и натыкаясь на снимки студенческой жизни, Энджи чувствовала укол совести, глядя на счастливое лицо бывшей подруги. И очень по ней скучала. Если бы у нее была хоть малейшая возможность связаться с Евой сейчас, Энджи бы без промедления ею воспользовалась. Но Ева испарилась из их жизни со скоростью света, не оставив ни нового номера, ни адреса. И это было в ее стиле.

Майкл вошел в дом, груженный тремя пакетами с продуктами. Он первым делом чмокнул жену в щеку, поставил ношу на столик у маленького окна, выходящего на крыльцо, и начал снимать куртку.

– Как дела на работе? – Энджи помогла убрать верхнюю одежду и, дождавшись, пока муж обует тапочки, первой направилась на кухню. – Ты вновь задержался.

– На заводе не хватает рук, – посетовал Майкл, протирая запотевшие очки. – Работаем, как чертовы нигеры.

– Майкл! – Энджи всплеснула руками и глянула в сторону лестницы на второй этаж. – Энтони может услышать. Не стоит так выражаться.

– Парень взрослеет, – отмахнулся Майкл, без особого энтузиазма оглядел стол и присел. – Тем более, если учесть, с кем он проводит время на улице, мы скоро и не такое услышим. Чего только стоит этот ободрыш Джулиан Янг.

– Кстати, об этом, – Энджи присела рядом с мужем, взяла его ладони в свои руки – они оказались холодными и напряженными. – Энтони знает о смертях в Уошито.

– А я тебе говорил, – Майкл наконец-то посмотрел на жену. – Не надо было от него это скрывать.

– Он считает, что в Уошито завелась кровожадная русалка, и боится, что она заберется на мост, когда ты будешь ехать с работы.

Майкл откинулся на спину стула и громко расхохотался. Энджи же не видела в этом ничего смешного – ее взгляд посуровел, губы плотно сжались.

– Кровожадная русалка, говоришь? – наконец выдавил сквозь приступ смеха Майкл, высвободил свою руку из ладоней Энджи и чуть приподнял очки, чтобы утереть набежавшую слезу. – Я бы на это посмотрел. Кровожадная русалка в моей машине, – Майкл игриво подмигнул, и именно в этот момент сверху донесся топот.

– Папа! – радостно воскликнул Энтони, стоило ему с верхних ступенек разглядеть на кухне отца.

Ужин прошел в обычном ритме. Покончив с едой, Майкл уткнулся в газету, Энтони убежал к телевизору, чтобы посмотреть серию его любимого мультфильма про утку-детектива, а Энджи занялась мытьем посуды. На улице завывал ветер. Днем Энджи слышала от ведущего новостей о надвигающейся буре на Оклахому, но искренне надеялась, что их городок она обойдет стороной. Энджи, выросшая вблизи Лос-Анджелеса, не любила холод и так же сильно не любила снег.

– Ты видела интервью этого олуха Ларсена? – спросил у жены Майкл. – Что за клоун. Какой только идиот решил, что его можно назначить шерифом.

– Он глуповат, – согласилась Энджи, расставляя тарелки. – Но иногда бывает очень мил. Он прост, как пятак. Думаю, для этого городка другого шерифа и не нужно.

– В свете последних событий, тебе стоит переосмыслить свою точку зрения.

Энджи лишь неопределенно пожала плечами. На этом их беседа закончилась, и факт этот послужил толчком для размышлений Энджи о том, как изменились их отношения за последние пять лет. Былая страсть улетучилась, Энджи начала все чаще чувствовать себя сожительницей, необходимым атрибутом для поддержания репутации идеальной семьи. Изредка в голове ее закрадывалась мысль о совместном посещении семейного психолога, но она заранее знала реакцию Майкла – супруг бы просто высмеял ее, долго над этим подтрунивал, а потом, если повезет, забыл бы.

На кухне мигнул свет, сопровождаясь напряженным звуком, похожим на гудение роя пчел.

– Что-то не так с электричеством? – обеспокоенно спросила Энджи – тихо и вполголоса, особо не надеясь на ответ.

– Это просто лампа, – отмахнулся Майкл и перевернул газетную страницу.

Он не читал – делал вид, чтобы жена перестала лезть с глупыми разговорами, участвовать в которых не было желания. Мысли Майкла Мюррея в тот вечер, как и во многие ему предыдущие, были заняты совершенно иным. Глаза его за стеклами очков бездумно смотрели в одну точку на газете, иногда покрываясь ностальгической поволокой, а уголки губ в тот момент предательски дергались.

Пребывая каждый в своих мыслях, Энджи и Майкл даже не заметили, как их сын, пригнувшись и придерживаясь теневой стороны комнаты, выскользнул из гостиной и, ступая на края ступенек у стены, чтобы издавать, как можно меньше звука, вбежал на второй этаж.

Дверь, ведущая на чердак, находилась в самом конце узкого и, как казалось Энтони, нескончаемо длинного коридора. Освещение здесь было тусклое, а звуки доносились лишь снизу – приглушенно, отдаленно, словно из-под толщи воды.

Со дна Уошито.

Энтони настраивался долгие пять минут. Он нервно переступал с ноги на ногу, сжимал маленькие ладони в кулачки, хмурился. На чердаке, по его убеждениям, точно обитал монстр – его Энтони слышал почти каждую ночь. Но, размышлял сейчас мальчик, если бы монстр желал ему зла, то сделал бы первый шаг – напал на Энтони, когда тот спал. Монстр этого не делал. А Энтони очень нужно было попасть на чердак.

За биноклем.

Он знал, что папа хранит его на одной из полок среди кучи коробок, которые остались еще после переезда больше семи лет назад. Майкл использовал бинокль очень редко – когда с друзьями выбирался на охоту в соседний штат. Энтони тоже собирался охотиться этой ночью.

Расстояние между одним концом коридора и дверью на чердак в другом Энтони преодолел решительно, твердо ступая по полу и напрочь позабыв, что передвигаться ему надо тихо – мама запрещала подниматься на чердак.

“Ступени очень крутые, – говорила Энджи, – а свет очень тускл. Ты можешь упасть и сломать себе что-нибудь”.

Энтони знал, насколько больно “ломать себе что-нибудь”. Прошлым летом он свалился из домика на дереве, который построил для него папа, и на несколько месяцев обзавелся гипсом на левой руке.

Но даже это сейчас не пошатнуло уверенность мальчика в своих планах. Конечно, он мог перенести охоту на русалок на любой другой вечер, но отчего-то Энтони казалось, что времени на раздумья и уговоры самого себя нет. Оно поджимает, это время, несется со скоростью безтормозной вагонетки и стремится нанести сокрушающий удар.

Сегодня.

Энтони слышал биение своего сердца. Когда он положил ладонь на ручку двери, ритм участился, пульсируя где-то в области шеи. Мальчик повернул ручку, потянул дверь на себя. Его обдало сквозняком. Этот сквозняк, легкий порыв внезапного ветра, встрепенул волосы Энтони и знатно его напугал, заставив отшатнуться на несколько шагов. Дыхание сбилось, и мальчик попробовал восстановить его, дыша через рот – глубоко и размеренно.

Черная дыра, образовавшаяся на месте двери, тем временем смотрела прямо на Энтони.

Может, монстром был сам чердак?

Дверь медленно поползла обратно, скрипуче рассмеявшись над Энтони, и этого для него было достаточно – он пробежал вперед, влетел на площадку у лестницы и ладонью спешно, истерично начал отыскивать выключатель. Отыскав, Энтони хлопнул по нему с большой силой, и наверху загорелся свет. Дверь позади него тихо закрылась.

Мама оказалась права – ступени были высоки, лестница слишком крутой. Крепко прижимая ладонь к холодной стене, Энтони начал подниматься наверх.

– Семь, – считал вслух мальчик, – восемь, девять, десять.

Десять ступеней, и Энтони оказался на чердаке. Под крышей дома раскачивалась лампа в ореоле из пыли и грязи. Энтони поспешно оглядел помещение.

– Если ты, монстр, правда, существуешь, то я совсем не против того, что ты здесь живешь, – оповестил Энтони, нервно теребя подол своей футболки. – Мне просто нужна одна вещь. И я сразу уйду.

Ответом послужила давящая тишина. Энтони принял это за согласие и направился к кучам коробок у дальней стены. Половица под его ногой скрипнула, и этот звук оказался настолько узнаваем, что мальчик почувствовал, как побежали мурашки по его телу, голове, а волосы начали приподниматься у корней. Чтобы убедиться в своих мыслях, Энтони отошел в сторону и вернулся обратно. Скрип. Именно его по ночам слышал мальчик – этот скрип прямо над его кроватью. Когда он рассказал об этом матери, та заверила, что это всего лишь крысы.

– Крысы размером с меня? – шепотом проговорил Энтони, оглядывая пол вокруг в поисках гигантской крысы-переростка, под весом которой могла скрипеть эта половица. Крысы не нашлось. Монстра тоже.

Нужная полка же отыскалась быстро. Энтони сдул с бинокля слой пыли, вдохнул его, закашлялся и замахал руками. Снизу донеслись шаги – кто-то из родителей направился, судя по всему, в ванную. Нужно было спешить. Энтони схватил бинокль, засунул его под футболку и бегом бросился к лестнице. Спускаясь вниз, Энтони услышал – или же ему показалось? – короткий визгливый смешок прямо у себя за спиной. Мальчик испугался, глаза его в дичайшем страхе расширились, и последние три ступеньки он перепрыгнул, ударившись в дверь и вылетев в коридор.

Получасом позже Майкл принимал душ. Горячая вода расслабляла тело после тяжелого рабочего дня. В голове Майкл начал прокручивать план работы на завтра, когда услышал, как Энджи вышла из комнаты Энтони, прикрыв дверь, и направилась… к ванной? Да, ошибиться Майкл не мог – шаги жены остановились прямо за дверью. “Не заходи, – начал мысленно молить Энджи Майкл. – Только не заходи. Иди спать. Я не хочу делить с тобой кровать, о душевой кабине и говорить нечего. Просто уходи. Не заставляй меня делать тебе больно”.

Шаги возобновились, и Майкл услышал, как закрылась дверь теперь уже в их спальню. Он выдохнул, оперся ладонями в колени, подставляя обжигающей воде свою спину. Его разрывало изнутри – временами, – но он никак этого не показывал. Душа кровоточила, ничего с этим поделать было нельзя. К сожалению, Энджи – его прекрасная и милая Энджи – давно перестала быть той таблеткой, которая могла спасти от любой напасти.

Он вышел из кабинки, обтерся сухим полотенцем, повязал его вокруг пояса. Без очков Майкл видел плохо, поэтому он поспешил водрузить их на свой прямой нос, но видеть от этого лучше не стал. Он чертыхнулся, снял их, ладонью провел по зеркалу, мгновенно в нем отражаясь, и уголком полотенца протер линзы очков.

– Гораздо лучше, ковбой, – усмехнулся Майкл собственному отражению, провел пальцами по темным мокрым волосам, разглаживая их. Затем задумался, чуть нахмурился и растрепал прическу, как собака после купания, загадив прозрачными каплями все вокруг себя. Торчащие концы волос его молодили, придавали ему сходство с двадцатилетним юношей.

Так говорила Ева.

Майкл вышел из ванны, когда стрелки часов уже перевалили за полночь. Если бы он тронулся с места на пять минут раньше, то, несомненно, столкнулся бы с Энтони, крадущимся по коридору, словно ниндзя, вымеряющим каждый свой шаг, чтобы не разбудить родителей.