Здравствуйте, я Маша! Сила быть собой!

Мария Мялова

Здравствуйте, я Маша! Сила быть собой!

Предисловие

Эта книга – не просто рассказ о моей жизни. Это история о боли, преодолении и вере в себя. Я решила написать её, потому что знаю, каково это – чувствовать себя одинокой, потерянной, искать смысл в темноте. Если ты сейчас проходишь через трудные времена, знай: ты не один.

Я верю, что каждый человек может справиться с трудностями, если не сдастся и продолжит идти вперёд. Пусть моя история станет для кого-то поддержкой, вдохновением или хотя бы напоминанием о том, что даже в самых тяжёлых моментах всегда есть выход.

Особую благодарность хочу выразить всем, кто так или иначе повлиял на мою судьбу. Кто-то поддерживал меня, кто-то предавал, кто-то учил через боль. Но если бы не вы, я не была бы той, кем являюсь сейчас.

Глава 1 Детство; первые уроки жизни

В нашем мире много людей, мнений, вещей, мыслей и ситуаций, но я хочу рассказать о тех, которые мне пришлось пережить. Это история о том, как, несмотря на все трудности, можно не опускать руки и верить в свою мечту и в себя.

Моя жизнь началась с непланированного зачатия. Мать не хотела меня рожать, и она сама мне об этом рассказывала. О моем отце я не знала ничего. Лишь позже, уже будучи взрослой, я узнала из медицинской карты, что он был водителем. Родственники и соседи говорили, что он встретил нас с мамой из родильного дома, но вскоре ушел, и больше его никто не видел.

Я не была первым ребенком в семье и родилась в 1992 году, когда в Беларуси было нелегко: страна только получила независимость, экономика переживала кризис, инфляция росла бешеными темпами, а люди адаптировались к новой реальности. Многие столкнулись с безработицей, задержками зарплат и неопределённостью будущего. Но в то же время это был период надежд, когда перед людьми открывались новые возможности, пусть и через трудности.

Моя мама работала продавцом, постоянно мерзла на холоде, торговая жизнь была тяжёлой, и так она постепенно спивалась. В эти сложные времена люди жили, как могли, и каждый зарабатывал, как умел.

Немного спустя моя мама попала в тюрьму за обсчёт покупателя. В это время меня воспитывали чужие люди. Меня записали на имя отца моего старшего брата, а её первый ребёнок, мой брат Игорь, остался с тогда ещё законным мужем матери. Мать отбывала срок в тюрьме почти два года. Всё это время за мной присматривал мужчина, который очень любил её. Он ждал её возвращения и делал, что мог для меня. Конечно, ему помогали его родители.

Раннее детство помню смутно. Я почти не выходила на улицу, мне не читали книг и не разрешали играть. Перед едой я стояла на коленях и читала молитву "Отче наш". Мне часто приходилось стоять в углу или даже на горохе на коленях. Я не любила спать днём, потому что, просыпаясь, видела пустую квартиру, и мне становилось страшно. Я часто кричала, стучала в дверь, но это было безнадёжно. Иногда я засыпала в истерике.

Лет до четырёх я называла папой кавалера моей матери, искренне веря, что он – мой настоящий отец. О маме, наверное, я не спрашивала, потому что в тот момент не совсем понимала, что такое мама.

Маминого кавалера звали Андрей. Это был высокий брюнет с карими глазами, относительно спокойный. Помню, как по ночам, просыпаясь в своей кроватке, я видела его, читающим книги. Андрей выпивал периодами, а вот мама его меня не любила и не принимала, ведь заботы и так было полно: кушать было нечего, а тут ещё чужое нагулянное дитя.

В период становления самостоятельного государства, продовольственная ситуация была тяжёлой. Магазины пустели, а за базовыми продуктами выстраивались огромные очереди. Люди занимали места с раннего утра, а иногда даже с вечера, надеясь купить хотя бы хлеб, сахар или масло. Талоны на товары первой необходимости стали обыденностью, но даже с ними не всегда удавалось что-то достать.

Инфляция делала деньги почти бесполезными: цены росли быстрее, чем успевали печатать новые банкноты. Многие спасались натуральным обменом: продукты с деревни меняли на одежду или бытовые вещи. Это было время выживания, когда каждый день приходилось бороться за элементарное.

Радостей было немного в тот период, но помню, как сильно я хотела выйти на улицу, хотя бы на балкон. Мы жили на первом этаже, и, наверное, для ребёнка не бывает ограничений, особенно если он один дома. Так вот, я достала откуда-то трёхлитровую банку и поставила её на пол, чтобы открыть балконную дверь. Банка не выдержала или соскочила, и я сама упала, а банка разбилась. В ней была чёрная краска, и я, как мне тогда казалось, украсила ею свою самую красивую кофту с корабликом.

Меня стригли и отмывали пензой. Спасибо этим людям за то, что они не били меня и не унижали словами. Они терпеливо смотрели на меня и пытались помочь, как могли, как умели.

Время шло, дети росли, учились общаться, читать, писать, танцевать… Я же росла в четырёх стенах, со мной никто не занимался, и я была ненужна никому. Это подсознательно отложилось в моей голове.

В эти непростые времена в Беларуси, как и в других странах постсоветского пространства, началась "дикая" пора, когда законность была под угрозой. После распада Советского Союза не была сразу налажена новая правовая система, и власть на местах часто переходила в руки криминальных группировок. Улицы в крупных городах становились опасными, а бандитизм процветал. Многие из тех, кто остался без работы, начали заниматься криминалом – грабежами, вымогательствами, "крышей" малого бизнеса.

Особенно остро это затронуло крупные города, где происходили стычки между бандами за контроль над рынками, складскими помещениями, а также добычей из магазинов и продовольственных запасов. В то время многие люди жили в страхе, но криминальные элементы были также частью новой экономической реальности, где власть часто оставалась на их стороне.

Когда мама отбывала срок в тюрьме, она познакомилась с новым мужчиной. После освобождения она забрала меня к себе и познакомила с Николаем, сказав, что это мой отец. Тогда я не совсем понимала, что это означает, но восприняла его как своего родного отца. Он был с голубыми глазами, русыми волосами, и у него была машина. На тот момент он показался мне достаточно дружелюбным.

Когда мама забрала меня жить к себе, я узнала, что у меня есть старший брат Игорь, который живёт у какой-то бабушки. Лет в 4-5 я не знала, почему он не живёт с нами. Мне никто не объяснял взрослых дел, ведь я была маленькой и ничего не понимала. Мы сначала жили у матери Николая, ещё одной бабушки Гали. Она была очень доброй, невероятно терпеливой и выносливой женщиной. Она понимала, что я уже за свои малые годы пережила многое. Бабушка приняла меня как родную, а я её.

Некоторое время мы жили в Осиповичах, это небольшой железнодорожный город, где пенсионеры дрались за каждый кусочек земли, чтобы было где сажать картошку, лук и другие продукты питания. Каждое утро мы с бабушкой вставали, кушали и шли на поле. Сначала бабушка сажала огромные количества продуктов. В последствии она что-то закатывала, продавала и давала нам кушать.

В 90-е годы в Беларуси, как и в других странах постсоветского пространства, многие родители, пытаясь обеспечить свою семью в условиях экономической нестабильности, вынуждены были проводить много времени на работе. В результате часто воспитанием детей занимались не столько родители, сколько бабушки и дедушки. Это было связано не только с нехваткой времени, но и с семейными традициями, когда старшее поколение брало на себя заботу о внуках, помогая родителям совмещать работу и личную жизнь.

Мать и отчим постоянно где-то гуляли, а я была оставлена на бабушку и всё своё время проводила или с бабушкой, или во дворе с детьми. Двор был устроен так, что посередине было достаточно места для игр, и мы, дети, были на виду. Бабушке хватало выйти на балкон, и я сразу как собачонок бежала к ней. Я понимала, что она меня любит, и я нужна ей. Я боялась её ослушаться или сделать что-то не так. Бывало, я вставала утром, а бабушка уже ушла на поле без меня, и для меня это было очень неприятно.

Стоя у зеркала, я смотрела на своё отражение, пытаясь найти в себе хоть что-то, что могло бы мне дать смысл. Я искала что-то, за что можно было бы зацепиться, хоть какое-то объяснение, почему я оказалась в этом мире. "Зачем я здесь?" – думала я. "Почему я должна жить, если никто не рад мне?" Я видела себя – некрасивую, не нужную, с пустыми глазами, полными боли и сомнений.

В моем маленьком, детском сознании началась борьба: мысли, как тяжелые камни, падали на грудь. Я не понимала, зачем я здесь, почему приходится так страдать. Бабушка – единственная, кто рядом, кто меня любит, но что если я не могу быть для неё достаточно хорошей? Она говорила мне, что я должна терпеть, что «каждому дается столько, сколько можно выдержать», но мне было тяжело верить в это. В тот момент мне казалось, что я не выдержу, что я не могу больше.

Но даже несмотря на это, что-то внутри меня продолжало тянуть за собой. Я не хотела умирать, хотя и не знала, как дальше жить. Я находила в себе силы не сдаваться, потому что думала о бабушке. Она была такой сильной, несмотря на свою усталость, несмотря на всё, что она пережила. Я видела её боль, но она продолжала жить. И, может быть, я жила ради неё, потому что она была единственным человеком, которому я могла быть нужна.

Я просто стояла и старалась не давить на себя ещё больше, пытаясь примириться с тем, что есть. Жизнь казалась какой-то неестественной, чуждой, но я не могла отступить. В её глазах я видела, что не одна, что есть те, кто нуждается во мне, даже если я сама не понимала, зачем мне всё это.

Жизнь с отчимом была как постоянная угроза. Его присутствие в доме всегда заставляло меня напрягаться, как струну, готовую порваться. Он был не просто строгим, он был жестоким. Каждый его взгляд, каждое его слово могли стать последними в тот день. Всё, что я делала, казалось ему не так, не правильно. В его глазах я была ничем, случайным пятном, которое он не хотел видеть. Он мог кричать, ударить, на следующий день вести себя как ни в чём не бывало, и всё начиналось сначала.

Мне было страшно даже находиться рядом. Каждый шум, каждое движение, каждый взгляд – всё было вниманием его гнева. Он заставлял меня бояться, что даже простое «не так» может обернуться наказанием. Я не понимала, что я сделала не так, почему я должна жить в этом постоянном страхе. В его мире не было места для ребёнка, а в моём мире не было спасения от его рук. Иногда я сидела в углу, как будто пытаясь стать невидимой, чтобы не привлечь его внимания, и надеялась, что всё пройдёт.

Он бил и угрожал, но больше всего мне было больно от того, что мама ничего не говорила. Она не защищала меня. Иногда она молчала, иногда пыталась успокоить его, но никогда не становилась на мою сторону. Я чувствовала себя никем, как пустая оболочка, забытая и оставленная. Единственный человек, который пытался мне дать хоть какую-то поддержку, была бабушка. Но и она была слаба перед его агрессией. Иногда мне казалось, что в его глазах я была просто удобной мишенью, что он ощущал свою власть и наслаждался этим.

Эти дни стали частью моего существования, частью меня самой. Страх и боль стали настолько привычными, что я не знала, как можно жить по-другому. Но в то же время я старалась держаться, потому что в глубине души надеялась, что когда-нибудь что-то изменится. Я надеялась, что когда-нибудь кто-то увидит меня, а не только мой страх.

Глава 2 Школьные годы. Начало пути

Время шло, и наступил момент, когда мне пришлось идти в школу. В те годы только начали вводить 12-летнее образование, и мой первый класс стал нулевым. Я не умела читать и писать, всё было для меня новым и сложным. Но у моей любимой бабушки была её тётя Зина – учительница начальных классов, настоящий педагог от Бога. Тётя Зина научила меня перед школой читать и писать. Она была мудрой и всегда находила подход к каждому ребёнку. Там, где мать и отчим выходили из себя от нехватки терпения в объяснении тех или иных моментов в обучении, учительница была терпелива. Она стала для меня не только учителем, но и примером того, как любовь и забота могут помочь ребёнку открыть для себя этот мир.

Но, как всегда, радость была недолгой. Спустя полгода после того, как я пошла в нулевой класс, тётя Зина умерла. Это была страшная утрата, и в тот момент я почувствовала, как мир вокруг меня меняется. Тётя Зина не была просто учителем. Она была человеком, который вложил в меня частичку себя, и её уход оставил в моём сердце пустоту. Я не могла понять, почему она ушла так рано, ведь она была так нужна. Но именно в тот момент я начала осознавать, что люди в нашей жизни появляются не случайно, и каждый из них приходит с какой-то целью. Мы все – временные гости в этом мире, и пока мы не выполним ту задачу, ради которой пришли, мы не уходим.

Тётя Зина ушла, но её уроки, её забота и её любовь остались со мной. И в эти моменты я почувствовала, что, может быть, моя жизнь тоже имеет смысл, и я должна найти свою цель, даже если она будет связана с болью и утратой.

Я пошла в нулевой класс в Осиповичах, но, честно говоря, не очень помню, как это было. Мама уже должна была рожать, в животе у неё было две близняшки. Они родились преждевременно, каждая весила по полтора килограмма, и были очень слабыми.

К сожалению, мама пила во время беременности, а отчим часто её бил. Из-за этого девочки были в тяжёлом состоянии, и за них боролись врачи. Одна из девочек, Аня, заболела воспалением лёгких и, к сожалению, умерла в апреле 2000 года. Наша семья считалась многодетной, и, несмотря на то что все дети были от разных мужчин, все мы носили одну фамилию и отчество.

Спустя полгода мы вместе с младшей сестрой Мариной переехали в Минск, и с того момента моя жизнь, хотя и была наполнена детскими радостями, уже начинала становиться более сложной. Я умела жарить тонкие блины, варить манную кашу – всё это было несложно, ведь мама всегда давала мне такие задания. Конечно, я готовила всё на воде, но мне казалось, что я, наконец, что-то умею. Родителей бабушка пробовала закодировать, но этот процесс не давал результата, и с каждым разом они всё больше погружались в алкоголь.

Младшая сестра, будучи ещё совсем маленькой, часто оставалась никем не замеченной, и я начала брать на себя роль заботливой старшей, для меня это была как игра в дочки-матери. Я кормила её, укладывала спать. Её маленькие ручки, обвивавшие мой указательный палец, давали мне ощущение, что хоть в этой безумной реальности я могу быть кем-то важным для неё. Она засыпала только, если я была рядом.Как и все дети, я любила играть во дворе. Однажды я решила попробовать сделать "солнышко" на качелях, но не удержалась и упала, сильно разбив подбородок. Шрам от этого падения остался до сих пор. На следующий день, после того как я упала, отчим попросил показать, как я умею кататься, и, поддерживая меня морально, кричал: "Давай, ещё сильнее! Ещё!" Я крутила качели, и в итоге смогла сделать около ста кругов. Это дало мне чувство значимости и важности – я была крутой и могла сделать то, что далеко не каждый мальчик мог.

Отчим также учил меня защищаться – никогда не начинать драку первой, а защищать себя, если нужно. Однажды, когда я была в саду, мальчик начал обзываться, называя меня "Машка-какашка". После нескольких просьб прекратить, он продолжал, и я, следуя его урокам, дала ему в нос кулаком. У мальчика пошла кровь из носа. Конечно, начался скандал между воспитателями и родителями. Но меня тогда похвалили за то, что я постояла за себя.

Я ходила в школу, а когда возвращалась домой, часто находила родителей пьяными. Это было мучительно. Когда они были трезвы, мы жили, как могли. Но стоит им напиться, и всё менялось. Отчим начинал ссоры, вспоминал старые обиды, обрушивал на маму свой гнев, вспоминал ей какие-то измены, не понимая, что её жизнь – это и так сплошная борьба. И тогда снова начинались удары. Мама плакала, а я… я тряслась от страха. Я снова бегала к соседям, стучала в их двери, моля о помощи. Я кричала, что отчим её бьёт, что ей нужна помощь, но многие взрослые просто не вмешивались. Они как будто привыкли к этому, а я – нет. Мне было страшно, мне было жалко маму, я боялась, что он может её убить.

В такие моменты мне не хватало сил. Я бегала в опорный пункт, надеясь, что милиция как-то сможет разнять их, что они, наконец, увидят, как это важно. Я не могла понять, почему никто не приходил на помощь. В такие моменты я чувствовала себя беспомощной, как будто весь мир рушился. Я думала, что, может, если я буду кричать громче, кто-то всё-таки поможет. Но, увы, спасать нас было некому. И вот тогда я осознавала, как одна маленькая девочка с такими большими переживаниями и болью в душе должна разбираться с этим взрослым миром.

Чувство нереализованности, финансовые трудности и давление со стороны внешнего мира – всё это могло приводить к напряжению в отношениях. В таких семьях, как моя, скандалы становились нормой.

Интересно, что в те времена общество было устроено так, что вмешательство соседей в семейные конфликты считалось чем-то чуждым и неприличным. Соседи обычно не вмешивались в дела соседей, считая, что "чужие разборки" – это личное дело каждой семьи. В некоторых случаях люди даже избегали выносить свои проблемы на показ, придерживаясь определённой социальной маски, где внешне семья могла казаться вполне благополучной.

Глава 3. Маленький мир, большие изменения

Когда я пошла в школу в Минске, нас встретила новая учительница начальных классов, Марина Викторовна, достаточно молодая, возможно, это был её первый класс. В классе было около 25 детей, и все мы были разными. Думаю, для начинающего специалиста это было непросто – обучать столько детей сразу. Но если человек не любит свою работу, зачем мучить и себя, и других?

Моя учительница, как мне казалось, сразу заметила, из каких семей мы все. Особенно детей из неблагополучных семей. Она часто била нас указкой: по пальцам, по голове. Мы дарили цветы всем учителям, а ей – только указку.

Конечно, мне не нравилось ходить в школу, я не хотела учиться, поэтому часто приносила домой плохие отметки. Когда я приходила домой, меня наказывали. Отчим бил меня шнуром от утюга, а мама пряжкой от ремня.

В те времена мобильных телефонов не было. И помню один случай, когда я прогуливала целую неделю школу, чтобы избежать побоев. Просто садилась на трамвай и каталась по городу, а когда время подходило, возвращалась домой, будто после уроков. Это была моя маленькая победа – хоть одна неделя, когда меня не били. Но, как и всегда, в конце концов наказание не миновало, как только они узнали, что я прогуливала.

Когда я приходила домой после школы, дома было всегда грязно: валялись бутылки, нужно было менять пеленки сестре, готовить ей еду. Так как сестра была слабой, а мама пила, мне приходилось готовить для нее смесь. Я помню, как размакивала печенье "Слодыч" в молоке и кормила сестру с ложечки. Конечно, на домашку времени не оставалось.

Когда мне было 7 лет, чтобы не платить за билет на электричку и забрать продукты от бабушки, меня часто отправляли в Осиповичи одну. Сначала меня сажали на электричку и встречали, но однажды, когда бабушка загрузила меня четырьмя тяжелыми сумками с продуктами, родители снова напились, и никто не пришёл меня встречать. Я понимала, сколько усилий и сил вложено в эти продукты, поэтому не оставила их. Я тянула по две сумки за раз, делая шаг за шагом, чтобы добраться до трамвая и доехать до дома.

Иногда на пути мне встречались добрые люди, которые помогали донести сумки, и я была им очень благодарна. Ведь если бы я не привезла эти сумки с едой, нам бы нечего было есть. Когда бабушка узнала, что меня не встретили, она сказала, что нужно было бросить сумки и оставить их, но я объяснила, что не могла поступить так. Я знала, сколько сил и здоровья она вложила в то, чтобы вырастить все эти продукты.

Я часто ездила в Осиповичи, и это было моим спасением от избиений меня пьяными родителями. Бабушка всегда старалась меня накормить и одеть как могла, а могла она меня одеть только той одеждой, которую находила в мусорке. Пенсия не позволяла жить, как хотелось, и бабушка, привыкшая к трудностям, выжила сама и помогала мне справляться. Она много времени проводила на огородах и искала нужные вещи в мусорных баках. Как ребенок, я долго не понимала, откуда у бабушки появилась другая одежда. Она говорила, что ей её отдали. И когда я приезжала, бабушка предлагала мне постиранную одежду, чтобы я её примерила.

В начале 2000-х в Беларуси система пенсионного обеспечения всё ещё находилась в стадии переходного периода, и многие люди сталкивались с трудностями при получении пенсионных выплат. Пенсии были чрезвычайно низкими, а инфляция продолжала сильно сказываться на покупательской способности. Для большинства пожилых людей пенсия едва покрывала самые базовые нужды, и они часто были вынуждены искать дополнительные источники дохода – работать на дачах, продавать продукцию на рынках или получать помощь от детей и внуков (если, конечно, такая возможность существовала).

Государственная помощь многодетным семьям тоже имелась, но она была ограничена. В первую очередь предоставлялось бесплатное питание для детей в школах и детских садах, а также выплачивались пособия, которые увеличивались с каждым новым ребёнком в семье.

Мама не покупала мне одежду, только когда настал момент приобретения школьного костюма, и ей выдали чек на определённую сумму, как многодетной матери. Тогда она смогла приобрести мне костюм в магазине "Детский мир", который находился рядом с домом. Я часто ходила туда, просто бродила по магазинам, мечтая о будущем – о том, как когда-нибудь вырасту и смогу сама себе купить велосипед, новую одежду, всё, что захочу. Эти мечты согревали меня, даря надежду на лучшую жизнь.

Бывали моменты, когда мама просыпалась после очередного перепоя и чувствовала себя крайне плохо. В такие дни я приносила ей воды, стараясь достучаться до неё, объясняя, что так жить нельзя. Деньги, которые она тратит на алкоголь и которые постепенно разрушают её здоровье, можно было бы использовать для улучшения жизни. Я искренне надеялась, что она когда-нибудь бросит пить, и наша жизнь изменится к лучшему.

Однако часто было страшно и тяжело… Особенно, когда из школы нужно было идти домой, и уже начинало темнеть. Я хорошо помню, как часто с бабушкой мы смотрели сериалы – "Бандитский Петербург", а позже и "Мухтар". В этих историях было много бандитов и милиции, и я чувствовала, что мир вокруг полон жестокости и опасности. В те годы, когда темнело, я всегда спешила вернуться домой. Особенно если знала, что дома меня ждёт сестра. Я переживала за неё, сидя на уроках, думая, как она там одна, с её болезнями и тяжёлым состоянием.

Марина росла, но не так, как все дети. Её здоровье было всегда под угрозой. Мама была поглощена алкоголем, и каждый день теряла контроль. Несмотря на всё, Марина была удивительно сильной. У неё были особенные руки, и она передвигалась, опираясь на них. У неё было косоглазие, паховая грыжа, а её лицо выдавалось тем, что ей было сложно развиваться, как другим детям. Но кто из взрослых тогда по-настоящему заботился о ней? В доме всегда была бутылка вина, и всё остальное теряло смысл. Чужие беды не важны, когда в твоей жизни есть только свой маленький мир – мир алкоголя и пустоты.

У моей мамы была старшая сестра, которая жила рядом с аэропортом. Она была старше, и казалось бы, должна была быть мудрее и сильнее. Но у каждого свои проблемы. Когда они встречались, их разговоры редко обходились без бутылки водки, а то и нескольких.

Эти семейные встречи всегда сопровождались присутствием детей. Меня, маленькую девочку, укладывали спать вместе с двоюродным братом. Но эти ночи становились для меня настоящим испытанием. Он заставлял меня делать то, что мне было неприятно, и чего я не хотела. Я знала, что рассказать об этом некому. Мама не защитила бы меня, она бы просто сказала, что я всё выдумала.

Мой брат был старше меня на два года, его звали Андрей. Он был приёмным ребёнком. Часто он воровал деньги у взрослых, а когда те не могли вспомнить, куда они исчезли, дома начинались скандалы. Его мать, моя тётя Лариса, всегда его защищала, как могла.

Помню свой 10-й день рождения. Тётя подарила мне 10 долларов. Но этих денег я так и не увидела – их потратили взрослые на алкоголь.

Но, несмотря на все мои усилия двигаться вперёд, реальность продолжала держать меня в своих цепях. В школе меня продолжали травить, и всё чаще я ощущала, что моя жизнь – это не что-то светлое, достойное воспоминаний, а скорее сцена из трагедии, которую невозможно смотреть без боли. Обида на окружающих и чувство глубокой одиночества становились частью меня, и порой казалось, что я никогда не выберусь из этого замкнутого круга.