Бабушка русского флота: звёздная вахта

Пётр I, тяжело дыша, оглядел помещение быстрым, ястребиным взглядом. Его глаза, яркие и пронзительные, выхватывали каждую деталь – голографические панели, стальные стены, людей в странной одежде. Взгляд скользнул по Валерии, и в нём мелькнуло мгновенное узнавание, а затем – чистейшее изумление. Он шагнул вперёд, его движение было резким и полным природной власти.

«Бабка? Это твоих рук дело? – его голос пророкотал, как далёкий гром, грубый и не терпящий возражений. Он не спросил «где я?» или «что происходит?». Его первый вопрос был о причине. – Где это ты меня, чертовка, угораздила? Последнее, что помню – киль новой галеры на Воронежской верфи проверял!»

Гаврила, всё ещё оглушённый произошедшим, инстинктивно сделал шаг вперёд, желая объяснить, взять ситуацию под контроль. «Ваше величество…»

Это было ошибкой. Пётр резко обернулся к нему. Царский взгляд, быстрый и всевидящий, задержался на его лице, на форме, а затем – на перстне, который Валерия всё ещё сжимала в руке. Что-то вспыхнуло в глубине его глаз – гнев, подозрение, жажда действия.

«А ты кто такой?» – прогремел Пётр, и его рука, сильная, с длинными пальцами плотника и железной хваткой воина, молниеносно взметнулась вверх.

Гаврила, капитан орбитальной верфи, человек, прошедший через горнило кризисов и командовавший тысячами, среагировал автоматически. Он инстинктивно попытался отвести царскую руку, сделать защитное движение. Это было так же бесполезно, как пытаться остановить падающую скалу. Пальцы Петра с силой, невообразимой для человека его комплекции, впились в его подбородок и нижнюю челюсть, грубо приподнимая его голову. Боль, острая и унизительная, пронзила Гаврилу. Он почувствовал, как его мышцы онемели, а тело на мгновение парализовало от шока. Это была не просто физическая сила. Это была сила воли, отлитая в плоти, воля, которая ломала хребеты шведским гвардейцам и заставляла трепетать бояр. В этой хватке была вся необузданная мощь России, которую он строил.

«Мягкий, – с презрением выдохнул Пётр, вглядываясь в его глаза с расстояния в несколько сантиметров. – Слишком мягкий взгляд для царской крови. Глаза учёного, а не правителя.»

Он отпустил его с таким же резким движением, от которого Гаврила едва удержался на ногах, потирая онемевшую челюсть и глотая ком унижения и изумления. Он, потомок, капитан, был отброшен как назойливый щенок. И впервые за долгие годы он в полной мере, на физическом уровне, ощутил, что значит – столкнуться с живой историей. И какая это была ужасающая, титаническая сила.

ГЛАВА 7

Воздух в хранилище, пахнущий озоном и расплавленным металлом, казалось, сгустился вокруг высокой, могучей фигуры в засаленном морском кафтане. Пётр I стоял, тяжело дыша, не от страха, а от колоссального напряжения прыжка сквозь время. Его взгляд, быстрый и всеохватывающий, как у сокола, скользнул по голографическим экранам, мерцающим сенсорным панелям, и на мгновение в его глазах мелькнуло не изумление, а острая, аналитическая оценка. Потом взгляд зацепился за иллюминатор и прилип к нему. За стеклом, в бархатной черноте космоса, висела громада звездолёта «Полтава».

Царь медленно повернул голову к Валерии. Его голос, когда он заговорил, был низким и хриплым от напряжения, но в нём не было истерики, лишь сконцентрированная мощь.

«Сие… творение рук человеческих? – Он кивнул в сторону иллюминатора. – Скажи, бабка, силой каких стихий оно движется? И где сию минуту на карте мира мы находимся? Последнее, что помню отчётливо – запах свежей сосны и крик чаек над Воронежем. Проверял киль новой шестнадцатипушечной галеры.»

Валерия стояла неподвижно, спокойно выдерживая его тяжёлый, изучающий взгляд. «В будущее вас, Пётр Алексеевич, занесло. Далековато. Вот ваш новый флот, – она сделала лаконичный жест в сторону «Полтавы». – А это ваш потомок, Гаврила Ильич Кузнецов. Хранитель. Капитан сей верфи.»

Пётр медленно перевёл взгляд на Гаврилу. Его глаза, пронзительные и светлые, сузились, выискивая что-то. Они скользнули по его лицу, форме, и наконец остановились на руке, где всего несколько минут назад был надет перстень.

«Мой перстень… – тихо произнёс Пётр, и в его голосе прозвучала не грубость, а глубокая, почти мистическая убеждённость. – Значит, кровь моя здесь течёт. Прямая.» Он сделал резкий, порывистый шаг вперёд. Его рука, сильная, с мозолистыми пальцами плотника и стальной хваткой полководца, взметнулась. Гаврила, ошеломлённый, инстинктивно попытался отклониться, сделать защитное движение. Это было бесполезно. Пальцы Петра с нечеловеческой, отливающей сталью силой впились в его подбородок, грубо приподнимая его голову. Боль, острая и унизительная, пронзила Гаврилу. Он почувствовал, как мышцы шеи онемели. Это была не просто физическая мощь – это была сама Воля, воплощённая в плоти, воля, что рубила бороды и прорубала окно в Европу.

«В глазах читаю ум… и усталость, – проговорил Пётр, не отпуская его, вглядываясь с расстояния в сантиметр. Его дыхание было горячим. – Но… твёрдости, что ли, не хватает. Слишком много думал, слишком мало рубил с плеча. Царю надобно и то, и другое.»

«Ваше величество, я…» – начал Гаврила, пытаясь вырваться.

«Молчи, – Пётр отпустил его с таким же резким движением. – Потомок. Сейчас не до церемоний.» Он повернулся обратно к Валерии, и теперь в его позе, во всём его существе, читалась собранность полководца, принимающего командование на поле боя. «Объясняй, Валерия. Что стряслось с Россией? Для чего мне, старому царю, понадобилось вставать из гроба? Говори кратко. Я слушаю.»

Валерия, не теряя ни секунды, изложила суть: смертельный вирус, тридцать дней до полной гибели, Скаллунд и его ультиматум – технологии в обмен на места для избранных.

Пётр слушал, не двигаясь, не перебивая. Его лицо было каменной маской, лишь глаза жили своей собственной, бурной жизнью, впитывая информацию, анализируя, сопоставляя с известным ему опытом. Когда Валерия закончила, он медленно, будто внезапно ощутив всю тяжесть своих лет и нового бремени, опустился на ближайший ящик с оборудованием. Скрип металла под его весом прозвучал оглушительно громко в тишине.

«Конец света… – он провёл большой, исчерченной прожилками ладонью по лицу, смахивая невидимую пыль времён. – А Россия?» – в этом коротком вопросе прозвучала вся боль, вся надежда и вся ярость.

«Держится, Пётр Алексеевич, – твёрдо, без тени сомнения ответила Валерия. – Как всегда. Горстка людей на этой станции – и есть Россия сейчас.»

Внезапно Пётр поднял голову. Усталость исчезла, смытая приливом новой, знакомой Валерии энергии. В его глазах вспыхнул тот самый огонь, что когда-то зажигал верфи и вел полки в атаку.

«Так… – он поднялся с ящика, его осанка вновь выпрямилась, наполнившись царственной мощью. – Значит, снова у ворот стоят. Только на сей раз лик у них иной, и ворота эти… звёздные.» Он обернулся к Гавриле, и теперь его взгляд был лишён презрения, в нём читался жгучий, практический интерес. «Ну что же, внук. Показывай мне сего… «железного Полтавского исполина». Любопытно взглянуть, что потомки мои без царского окрика да указки за триста лет навертели.»

Гаврила, всё ещё оправляясь от царственного рукопожатия, растерянно посмотрел на Валерию. Та едва заметно кивнула, и в её глазах читалось: «Веди. Он теперь у руля.»

«Веди, внучек, – сказала она вслух. – Царю покажи его новые владения. Да смотри, не опозорься.»

Когда они вышли из хранилища в громадный, многоуровневый ангар верфи, Пётр I остановился на самом пороге. Его взгляд, привыкший к масштабам строящихся галерей, поднялся вверх, к самым сводам, где в паутине строительных лесов и силовых балок стояла «Полтава». Он медленно обвёл взглядом открывшуюся панораму: блестящие доки, снующие инженерные платформы, громадные манипуляторы. На его лице не было ни восторга, ни ужаса. Было глубокое, почти отрешённое раздумье.

«Ничего себе… – прошептал он, и в его шёпоте звучало не изумление дикаря, а уважение инженера и масштаб мыслителя. – Ничего себе верфь вы устроили… Из железа да стекла новый мир куёте.» Он покачал головой, и в его глазах мелькнула тень той самой «твёрдости», которой он недосчитался у Гаврилы. «Жаль только, что враг, как вижу, у вас тот же. Тот, что внутри человека сидит. Страх да малодушие.»

ГЛАВА 8

Мостик орбитальной верфи «Воронеж» замер в немом потрясении, когда Пётр I, не снимая засаленного кафтана, переступил его порог. На мгновение воцарилась абсолютная тишина, нарушаемая лишь навязчивым, привычным гудением жизнеобеспечения и тихим шепотом процессоров. Десятки глаз следовали за каждым его движением.

Царь не обращал на это внимания. Его взгляд, жадный до нового, скользил по консолям, панелям, мерцающим огонькам. «Так-так… – пробормотал он, медленно прохаживаясь между постов. Он протянул палец к одному из голографических экранов, на котором плавали схемы энергопотребления. Его палец прошёл сквозь светящееся изображение, исказив его. Пётр отдернул руку, как от огня, и на его лице на мгновение отразилось чистейшее, детское изумление. – Чёрт возьми… Картинка… а она немая? Или говорящая?»

«Это интерфейс, ваше величество, – тихо начал объяснять Гаврила. – Он отображает…»

Но Петра уже увлёк другой экран, где в реальном времени транслировались данные с внешних датчиков. Он увидел своё отражение – неясное, состоящее из светящихся линий. «Ба… да это же зеркало заколдованное! – воскликнул он, поворачивая голову и наблюдая, как цифровое отражение повторяет его движения. – Ни серебра, ни стекла… одно сияние. Диковина…»

Этот миг наивного любопытства длился недолго. Его взгляд снова стал жёстким, аналитическим. Он обвёл мостик властным взглядом. «Блестит, сверкает… На диво. А толку? – Он повернулся к Гавриле, указывая подбородком на главный экран. – Объясняй, как сия штуковина против течения звёздного плавать должна. На чём ходит?»

Гаврила, собравшись с мыслями, попытался найти простые слова. «Ваше величество, используется принцип гиперпространственного перехода. Двигатель искривляет пространство-время, создавая…»

«По-русски говори! – голос Петра не был грубым, это был нетерпеливый окрик человека, привыкшего к сути. – На каком ходу? Под какими парусами? Ветра тут, я посмотрю, нет. Значит, на вёслах? Или на чём?»

Внезапно на главном экране, погасив все схемы, возникло лицо Эриха фон Скаллунда.

«Господин Кузнецов, я…» Его бесстрастный взгляд скользнул по мостику и упал на фигуру в историческом костюме. Флегматичная маска на лице Скаллунда дрогнула, он замолк на полуслове.

Пётр, увидев новое «заколдованное зеркало» с живым человеком внутри, на мгновение снова проявил интерес. Он подошёл к экрану вплотную, изучая его, чуть склонив голову набок. «Любопытно… – прошептал он. – Бабка, видишь? В зеркале том немец сидит.» Затем его взгляд стал жёстким. Он выпрямился и упёр кулаки в боки. «А ты кто такой, что в чужие палаты без спроса являешься?»

Скаллунд оправился быстрее всех, его лицо вновь стало непроницаемым. «Эрих фон Скаллунд. Владелец корпорации «Избранник» и…»

«Знаю я вашего предка! – перебил Пётр, и теперь в его голосе зазвучали стальные нотки не гнева, а холодной, исторической уверенности. – Курт фон Скаллунд! При Карле XII шведским колдуном и инженером числился! Под Полтавой бабке моей, Валерии, на пути стоял. Так она ему тогда топором по каске врезала, что он аж до Берлина, слышно, на четвереньках дополз, бормоча про «русских духов»!»

Валерия, стоявшая в углу, тихо фыркнула, проводя пальцем по лезвию своего топора.

Скаллунд побледнел, но сохранил достоинство: «Мой предок был учёным и исследователем…»

«Учёный, говоришь? – Пётр фыркнул, но это был презрительный, а не гневный звук. – А по-моему, шарлатан! Карты краплёные для короля шведского готовил, пушки, что разрывались, ему лил! И ты, вижу, в него пошёл! С тем же сладким голосом да пустыми обещаниями!» Он повернулся к Гавриле, отбрасывая Скаллунда как несущественную деталь. «Что сей швед от нас хочет?»

«Технологии стабилизации в обмен на места на его корабле…»

«А! – Пётр ударил ладонью по ближайшей панели, отчего та вспыхнула градом искр. Никто не осмелился его остановить. – Знакомые шведские штучки! «Разделяй и властвуй!» Триста лет прошло, а песня та же!» Он снова уставился на Скаллунда, и теперь его взгляд был подобен штыку. «Слушай сюда, немец! Может, у тебя и корабли из будущего, а душонка-то старая, прогнившая! Русские своих не продают! Ни за какие твои технологии! Никогда! Понял? Скатертью дорога!»

Скаллунд попытался что-то сказать, его губы шевельнулись, но Пётр одним резким жестом отрубил связь. Изображение погасло.

«Слабак, – проворчал царь, с отвращением глядя на пустой экран. – Совсем духу нет. Никакой веры в своё дело.» Он обернулся к команде мостика, которая всё ещё пребывала в ступоре. «А вы чего уставились, как иконы? Работы не видите? Корабль достраивать! И чтобы через час у меня внятный отчёт был – что к чему, почему не плавает и как поправить! Живо!»

Его слова подействовали как удар хлыста. Люди бросились к консолям, заговорили, засуетились, но теперь в их движениях была цель, а не паника. Пётр подошёл к Валерии, с удовлетворением наблюдая за пробудившейся активностью.

«Ну что, бабка, пора за дело приниматься? – сказал он, и в его глазах горел огонь созидателя, видящего перед собой грандиозную задачу. – Покажешь мне сего… железного Полтавского исполина вблизи?»

Валерия кивнула, и в её глазах вспыхнули знакомые, одобрительные огоньки.

«Покажу, Пётр Алексеевич. Только крепче держитесь – корабли у нас теперь и побольше ваших галер будут, и потяжелее.»

ГЛАВА 9

Пётр I шагал по ангарной палубе верфи, и каждый удар его сапог по металлическому настилу отдавался гулким эхом, словно отбивая такт новому, незнакомому времени. Он не просто шёл – он владел этим пространством, его взгляд выхватывал каждую сварную точку, каждый проложенный кабель. Остановившись под громадным, уходящим ввысь корпусом «Полтавы», он запрокинул голову, и из его груды вырвался негромкий, почтительный свист.

«Ничего себе галера вышла… – выдохнул он, и в его голосе звучала не насмешка, а оценка мастера, столкнувшегося с работой иного масштаба. – Из какого леса-металла рубили?»

«В основном титановые сплавы, ваше величество, – начал Гаврила. – Керамическая композитная броня на критических участках…»

«Вижу, железо, – отрезал Пётр, не глядя на него, изучая сварные швы. – Дорогое, видать. И негниющее.» Он резко развернулся и подошёл к ближайшему инженеру, молодому парню с испуганными глазами. «Ты! По лицу видать – чертёжник. Имя?»

«Инженер-конструктор Орлов, ваше величество…» – тот растерянно вытянулся.

«Орлов. Показывай мне киль, Орлов! – Пётр сделал широкий жест, очерчивая весь корпус корабля. – Где у сего дредноута хребет проходит? Где тот стержень, на котором всё держится?»