Круиз не кончается никогда

Илья Рясной

Круиз не кончается никогда

Круиз не кончается никогда…

От осенней тоски появился этот рассказ. Он о странностях предназначения. О бесконечности пути и непостижимости Колеса Сансары. И, конечно же, о вечной огненной частичке Эго, мечущейся по океану Мироздания и никогда не находящей покоя…

Мы с Алексом, бородатым добряком-философом среднего возраста, развалившись лениво в шезлонгах на смотровой палубе, глядим расслабленно вперед, на горизонт. Тот самый, который мы так долго мечтаем взломать и который всегда уходит от нас.

Я посасываю коктейль из высокого бокала на тонкой ножке – незнакомый доселе вкус экзотических фруктов ласкает язык. Незнакомый или забытый вкус? Ну, это почти одно и то же.

Помнить все невозможно. А забыть полностью – нельзя. С ужасом думаю, что будет, если однажды удастся вспомнить все. Воспоминания погребут меня под собой, как горный обвал.

Искрится вокруг океан под лучами ослепительного солнца, от которого не спасают темные очки. Свет будто пытается проникнуть в глубины наших душ и тонет там, уже ослабевший и беспомощный.

Этот мир искалечен. Он в кровоточащих ранах, и непонятно, какое у него будущее. Он наполнен болью, пылью и убийственной радиацией.

Наш круизный лайнер режет эти воды долгие месяцы. За кормой остаются полуразрушенные порты и уцелевшие люди. Сожженные города и потопленные корабли, чьи мачты торчат из воды у береговых линий.

Последний порт врезался в память особенно сильно. Мы входили в бухту мимо разрушенных взрывной волной волноломов, мимо согнутых жуткой силой портовых кранов и сметенной линии электропередач. Там была неплохая бомбежка, притом ядерным оружием. Фонило не смертельно, но довольно сильно.

Разбомбленные дома. Каким-то чудом уцелевший дворец на горе, некогда помпезный, украшенный всеми архитектурными излишествами, которые только могут быть, а сейчас почерневший, как и все вокруг. И прожариваемый жестоким солнцем.

Болезненные люди, находящие в себе силы бороться за жизнь и пытавшиеся восстановить хоть что-то. Толкучки, где властвовал натуральный обмен – мешок картошки на бриллиантовый перстень. Печальный и безысходный пейзаж катастрофы и беды.

Нас, праздных туристов, сопровождали автоматчики – без них местные начальники отказались пустить нас на берег. После войны в уцелевших городах ослабла власть и расцвел бандитизм. С ним приходилось бороться самыми жёсткими мерами.

На центральной площади, где остались почти нетронутые старинные здания с куполами и башенками, стояла виселица. Длинное бревно на подпорках, на котором висело одиннадцать человек с надписями на груди – «мародер», «бандит», «изменник», «агент Западной Демократуры». Мимо нее горожане проходили равнодушно, как мимо чего-то донельзя обыденного и скучного. Люди стремились выжить и восстановить хоть что-то. Работа, работа и работа. Я надеюсь, у них получится…

– Как думаешь, сколько мы нахватали радиации? – спрашивает Алекс лениво – он всегда пил только виски и сейчас механически побалтывает бокалом со льдом, который ему преподнес безукоризненно вежливый стюард.

– А тебе не все равно? – зевнув, спрашиваю я.

– Да просто познавательный интерес.

– Живы – уже хорошо.

– Живы, живы, живы, – задумчиво протягивает Алекс. – Кстати, круг почти пройден.

– Почти. Всегда это почти… А все-таки удивительный коктейль… Стюард, повторите, пожалуйста.

Предупредительный стюард забирает бокал, и вот уже мою руку холодит новый. Вкус этого коктейля немножко другой, но настолько же приятный. Здесь вообще все очень приятно.

– Нам еще ни разу не удалось замкнуть круг и обойти всю планету, – говорю я задумчиво.

– Ты хочешь когда-то замкнуть его? – отхлебнув виски, живо интересуется Алекс.

– Я не знаю, что хочу. И хочу ли что-то вообще… Да, нам ни разу не удалось замкнуть этот чертов круг. Но все когда-то происходит впервые.

– Но не сейчас, – Алекс неторопливо поднимается с шезлонга и, прикрывая сложенной лодочкой ладонью от слепящего солнца глаза, вглядывается вдаль.

Тут и я вижу то, что насторожило его. Сбрасывая со спины воду, справа по курсу из пучины поднимается огромная черная подлодка. Обтекаемая рубка, все гладко и прилизано, никаких орудий на корпусе. Это властитель глубин, хищник, разрезающий пучину.

На подводной лодке мигает прожектор. Нам что-то семафорят. Наверное, эфир сейчас надрывается призывами. Ясно, что нас хотят остановить. Но капитан, не обращая никакого внимания на угрозы, ведет круизный лайнер прямым курсом на горизонт.

Подводная лодка начинает резко погружаться. Отправляется в привычную среду обитания.

– Ушли? – спрашиваю я равнодушно.

– Не знаю, – Алекс возвращается в шезлонг и залпом допивает свой виски. – Не думаю.

А потом мы видим темный силуэт мчащейся к нам под водой торпеды, поднимающей волну и напоминающей разогнавшегося на всей скорости дельфина.

– Вот же!.. – Алекс пытается витиевато выругаться – он это умеет хорошо, когда захочет и когда припрет.

И не успевает даже этого.

Торпеда впивается в борт лайнера. А дальше – вспышка… И еще дальше – темнота…

***

Обед, как всегда, великолепен. Любой самый изысканный вкус не будет чувствовать себя дискомфортно среди этих утончённых яств, дорогого хрусталя и фарфора тончайшей работы. Свинина и оленина, страусятина и курятина, самые экзотические животные, от альпак до мамонтов – мясо их можно попробовать под бесчисленными соусами и приправами. Омары, осьминоги, устрицы. Десерты всех видов и дорогие спиртные напитки. Все на любой вкус и в любом количестве.

Откуда все берется? Я ни разу не видел, чтобы в портах, куда причаливал «Покоритель просторов» – так скромно именовался наш круизный лайнер, загружали еду, топливо, да хоть вообще что-либо загружали. Но в ресторане всегда обширное меню, свежайшая зелень и фрукты, парное мясо и поразительный ассортимент морепродуктов.

– Разрешите составить вам компанию, – склоняется в церемонном поклоне Алекс.

– Присаживайся, – киваю я.

Мы, кажется, единственные, кто пускает посторонних за свой столик. И вообще кто общается с посторонними. Все сидят бирюками за своими столиками – хотя нигде не написано, но так уж сложилось, что они застолблены. Чтобы кто-то пересел в другое – это исключительное, часто сенсационное, событие. Здесь властвует сила привычки. Привычки и равнодушия к переменам.

В роскошном, с позолотой и росписями на потолках, с колоннами, с тяжелой мебелью ресторане просторно. Рассчитан он на сотни человек, но обычно здесь двадцать-двадцать пять пассажиров. Не более. Большинство кают в огромном корабле с семью пассажирскими палубами пустуют.

Мужчины и женщины разных возрастов – от молодых до уже давно и обильно седых. Три супружеских четы, достаточно чопорных и требовательных – как к себе, так и к окружающим. Они постоянно гоняют и так до предела учтивый и заботливый персонал. Некоторые капризничают, требуя все более изощренные блюда – и они вечно недовольны, поскольку их завышенные ожидания обычно не оправдываются. Другие жуют автоматически, без всякого воодушевления на лицах. Им вообще все равно, что вкушать – гамбургер или вырезку альпийского бизона – или как они там именуются.

Как правило, пассажиры не разговорчивы и все в себе. Сколько мы плаваем, а я так и не знаю их по именам. Возможно, они представлялись мне, но это уже стерлось из памяти. Вежливые холодные улыбки, пустые разговоры – все это никому не нужно, все подлежит скорейшему забвению. Вот только Алекс – он стал кем-то вроде товарища, даже друга и опоры в этом бесконечном путешествии. Без него было бы гораздо тоскливее.

– На этот раз мы пошли на дно с салютом, – усмехается Алекс, заказав себе простой куриный бульон и гренки.

– Это было больно, – жалуюсь я.

– Боль иногда и не так плоха, Иван Иванович, – усмехается Алекс. – Она напоминает, что ты есть на этом свете.

Он называет меня то мичманом, то Иваном Ивановичем. Иногда – старпомом. Я понимаю, что все это имеет какое-то отношение ко мне. Я и Иван Иванович Иванов, и старпом, и мичман. Что-то смутно ворочалось в памяти по поводу этого, но стиралось за неважностью, ненужностью и давностью лет.

– И как тебе здесь? – спрашивает Алекс, кивая в сторону панорамного окна.

– Как всегда. Немножко по-другому, чем было до этого. И чем будет после.

Низкое солнце. Удушливая жара удивительно сочетается с порывами холодного, почти морозного, ветра. Темные маслянистые и тяжелые воды океана, почти сросшиеся с серым небом. Этот мир неуютен и вместе с тем притягателен своей первозданностью. И здесь нет избытка радиации, значит, нет и ядерной войны. Что уже радует. Все же последствия ядерной войны утомляют.

Неожиданно слышится стук и какой-то истошный то ли визг, то ли карканье, пробивающееся через толстое стекло ресторана. Да так, что посуда дрожит на столе. Я нервно дергаюсь, едва не смахнув рукой бокал со свежевыжатым апельсиновым соком.

– Ты смотри! – с уважением произносит Алекс.

Нашу спасательную шлюпку на палубе самоотверженно атакует какое-то крылатое и страшно агрессивное существо. Что ему сделала шлюпка – непонятно, но существо явно хочет посчитаться с ней.

– Это еще что такое? – восклицаю я.

Должен отметить, что эта скотина смогла меня удивить – огромная, с длинным, наполненным зубами, клювом и просторным размахом чешуйчатых крыльев темно-синего цвета, чем-то напоминающая дельтаплан.

– Птеродактиль, – бесстрастно разъясняет Алекс и возвращается к трапезе.

– Вымершая во времена динозавров птица?

– Значит, не так и вымерла. Вон, еще немного – и сожрет шлюпку.

На палубе появляется подтянутый, двухметровый, бородатый и похожий на потомственного корсара старший помощник капитана. В его руке металлический цилиндр, заканчивающийся длинным стержнем.

Вот он уже около ископаемой птицы. Птеродактиль оборачивается к нему и угрожающе щелкает клювом, как ножом гильотины, примеряясь, как бы половчее откусить голову. Но старпом, не обращая на угрозу никакого внимания, отважно шагает навстречу и тыкает древнего летающего ящера стержнем.

Сверкает молния. Прямо явственно ощущается запах паленого мяса, хотя через стекло ресторана он пробиться никак не может.

Птеродактиль заваливается на палубу. Потом с трудом поднимается, мотая клювом из стороны в сторону. И выбрасывается за борт.

Тут же видно, как он взмывает из-за борта, и, лениво маша огромными крыльями, уносится прочь.

В ресторан заходит капитан – высокий, полный уверенности атлет в идеальном белоснежном кителе, в руке его белая, с золотом, фуражка. Он вообще безупречен – и одежда, и манеры, и вообще внешность. И он вечно в заботах. Или пребывает на мостике, или строго проверяет персонал, отдавая четкие приказы и делая замечания. Но всегда найдет хотя бы минутку, чтобы переговорить с каждым пассажиром.

Имен капитана, вечно суетящегося, поддерживающего идеальный порядок старпома, добросовестных матросов, штурманов, техников, предупредительных стюардов – никто не знает. Эти люди будто часть самого корабля, его механизмы, задача которых работать безотказно и незаметно, но постоянно.

– Несколько объявлений, уважаемые пассажиры. Прошу ограничить пребывание на палубе в связи с наличием агрессивной летающей фауны, – приятным и отлично поставленным баритоном, как у театрального актера, произносит капитан.

– Видали и похуже! – кричит вечно недовольный бородатый персонаж, которого я именую «купчишкой».

– Вместе с тем настоятельно рекомендую проявлять осторожность… И завтра в одиннадцать часов наш гостеприимный комфортабельный круизный лайнер заходит в порт. Желающие приобрести экскурсии – прошу записываться заранее у старшего помощника.

– Как хоть называется ваш порт? – не успокаивается скандалист- «купчишка».

– Об этом узнаем в порту прибытия…

***

При приближении к суше огромные птеродактили все в большем количестве витают в вышине, время от времени снижаясь и нарезая круги над нашим лайнером. Такая здоровенная туша вполне способна утащить человека. И они едва не утащили «купчишку», которого съедал бес противоречия и который нежился в шезлонге, несмотря на все предупреждения. Он едва вырвался из цепких когтей и теперь смертельно испуган – неизвестно, сойдет ли вообще в город.

Два мола зажимают проход в круглую бухту, окружённую массивными крепостными стенами. На них возвышаются две гигантских статуи каких-то древних богов и воинов – со щитами и алебардами. Город взбирается по крутым холмам – у порта низкорослый, из одно-двухэтажных южных белоснежных домиков. Дальше идут уже более монументальные строения – университетские корпуса, склады оружия и казармы. Над всем этим возвышается огромная крепость, за массивными стенами которой рвутся ввысь высокие башни и разноцветные купола.

В бухте у пирсов стоят с десяток трехмачтовых парусников и неуклюжий пароход с одной трубой. Шныряют по бухте многочисленные яхты, лодки и трудолюбиво пыхтящие катера.

– Дыра, конечно, и неразвитость, – привычно оценивает Алекс, взирая на приближающийся берег. – Одно хорошо – здесь не фонит радиацией.

– Экология и ретро, – киваю я.

Корабль еле протискивается между крыльями молов, заняв сразу добрую часть бухты. Но к берегу пристать ему негде. Поэтому на воду спускаются мотоботы, которые доставят нас на сушу.

Перед сходом на берег, как всегда, капитан лично вручает нам местную валюту – на этот раз по мешочку серебряных монет.

Я как-то, очень давно, полюбопытствовал, почему нам так просто, даже без расписки или отметки в ведомостях, выделяют деньги.

– За все заплачено, – ответил капитан. – Все входит в стоимость круиза.

– Кем заплачено?

– Ну как же. Заплачено, – неопределенно отозвался капитан.

– И чем заплачено?

– Ну, этот вопрос сложный, – опять уклонился капитан.

В общем, теперь к поясу у меня прикреплен мешочек с монетами, и, главное, чтобы его не стащили. Знаю я карманников в портовых городах – берут не столько мастерством, сколько количеством.

– Ты на экскурсию? – спрашивает меня Алекс.

– Нет. Сегодня я свободный охотник.

Никакого желания ходить в толпе вечных пассажиров у меня нет. Сегодня мне хочется побродить одному. Почему? Да кто его знает. Хочется – и все.

– Блоха авантюризма все еще продолжает тебя покусывать.

– Надоели одни и те же лица, – сетую я.

– А мне вот ничего не надоедает, – усмехается Алекс.

– Почему?

– Потому что уже все надоело давным-давно…

И вот мы ступаем на пирс. Организованную группу там уже ждут два ужасающих транспортных средства – похожи и на чемоданы, и на автобусы, с высокими трубами, откуда исходит пар. Ну что, приятного времяпровождения.

Интересно, что куда бы мы не заходили – в средневековые города или в суперсовременные порты – никто и нигде сильно не удивлялся нашему лайнеру. Ну, пришел и пришел. Хотя в примитивных сообществах, не избалованных подобными зрелищами, это должно было бы вызвать невиданный ажиотаж, не меньше, чем явление ангелов с неба. Но не вызывало. Мы вписывались в любой порт и становились обыденными.