Гроза

Кира Поспелова

Гроза

Исторический очерк-аллегория «Гроза»

Вместо предисловия

«Да ну, брешет автор. Не так это было, неточностей целый воз» – незнание эпохи или всё-таки задумка?

***

Если история не терпит сослагательного наклонения, то литература в этом плане даёт больше возможностей. И я решила перенести в область искусства один из самых главных споров историков – кто такие декабристы, почему они поступили именно так, и, главное, как относиться к этому явлению – нет – существу под названием декабризм. И вот оно, сослагательное наклонение, которое может дать новые пути решения: «Что было бы, если б оказался этот «декабризм» – собирательный образ всех идей, надежд, душ, в других обстоятельствах и даже в теле одного человека?». И тогда легче понять, кто он, романтический герой, убийца, «первый этап революционного движения», жертва и, наконец, «защитник людей» – Александра, или «буря» – Аэлла?..

Посвящается 200-летию восстания декабристов.

Без претензии на истинность, с надеждой – на искренность.

Сегодня серость всё небо тянет

На север косматой рукой,

Как будто сушат волхвы-славяне

Седые бороды над рекой.

И вечер ветром закваску ночи

По этой облачной тишине

Растреплет. Только созвездий клочья

Глядят на мир в одичалой мгле.

И тройка, трудом утомлённая, тонет

В дурмане тумана густом;

Озябнет от сырости, вздрогнет и клонит

От леса, на чей-нибудь редкий дом.

И путник, от дрёмы очнувшись – вздрогнет,

Испуганный шорохом пышной ночи.

И только теперь, когда будто дорог нет,

Он, как и кони, покоя хочет.

И в эту тоску по мнимому дому

И в страх непроглядности тайны леса

Вплелись раскаты дальнего грома –

Вступление в грозную бури пьесу!

Но вспышка у сна на миг отхватила

Обрывок мира с бурной рекой…

Белеет платье, там, близ обрыва,

Раскинув руки над тёмной водой!..

1.

Я много молодым дорог

Изъездил волоком на долгих,

Стоял в грязи, в ненастьях мок,

Людей я помню разных, толки;

Я много пережил, и много

Тотчас забылось. Но одно

Воспоминание тревогой

Томит мне сердце уж давно:

2.

Мы впятером: я, тройка, кучер –

В лесах, дорогой на Иркутск,

Попали в бурю – скверный случай!

Но вот природных средь беспутств

Я вижу деву в платье белом –

Стоит, смеется над рекой,

Легко, как будто между делом

Шагает на обрыв пустой…

Виденье чудное! Напуган

И я, и кучер. «Нам б ночлег,

Не то придется нынче худо,

Такой грозы не видел век

Уж я!» – сказал слуга тревожно.

И – чудо! Близко, впереди,

Из-за деревьев осторожно

Деревня смотрит. «Страх один», –

Как будто молвит дом за домом,

Ютясь в лесу, полян боясь;

Людей от жизненного грома

Хранит бревенчатая вязь.

Моя деревня! Не тебя ли

Воспел Поэт в своих строфах?

Не ты ль живой воды струями

Из сердца вымываешь страх?

Из блеска грёз одной столицы,

Из северной красы другой,

К тебе прийти бы примириться

С страстями жизни роковой.

Тебе, смиренному селенью,

Где нет побед, падений нет,

Пропеть желал бы я хваленье,

С тобой оставить пышный свет,

К делам нехитрым удалившись…

Но вот беда – петляет путь

И манит, кратко помолившись,

Отправиться куда-нибудь.

Как после длительной болезни:

Беспечных однотонных дней,

Спокойных… Только бесполезных

Без вдохновения ночей,

Чужих забот и чая с мёдом –

С постели жаждешь соскочить,

К труду вернуться и тревогам

Отдаться… И продолжить жить!

Так из безмолвного приюта

Бежишь к ошибкам и страстям,

Быть может, зря – легко, уютно

Здесь неожиданным гостям –

Нам отворили в крайнем доме

(Хоть свет давно у них погас),

Коней оставили в загоне

И напоили через час.