Полмесяца счастья. Пхукет. Книга первая

Иван Старостин

Полмесяца счастья. Пхукет. Книга первая

Глава 1. Отправляясь в неизвестность

22 ноября 2012 года. Москва. 6 утра.

Снег, как всегда, не спрашивая разрешения, прилип к окнам, превратив двор в матовую фотографию. На кухне – тишина, нарушаемая только шуршанием упаковки с кофе «Черная карта» и тихим бип-бип будильника на стареньком Nokia Lumia 800 – последнем упрямом островке Windows Phone в мире, где все уже давно перешли на Android.

Артём стоял у стола, держа в руках два паспорта. Обложки – глянцевые, твёрдые, с гербом. Внутри – чистые страницы. Ни одной визы. Ни одного штампа. Только штамп «выдан» и печать «отдел УФМС по ЮВАО».

Эти паспорта были как чистые листы новой жизни.

– Ты уверена, что взяла адаптер? – спросил он, не отрывая взгляда от надписи «Фамилия: Соколова».

– Три штуки, – улыбнулась Мария, поправляя резинку на хвосте. – Один – в чемодан, второй – в рюкзак, третий – про запас… на случай если первый два сгорят от влажности.

Она была в джинсах, вязаном свитере цвета карамели и кроссовках – «универсальный стартовый костюм для международного вылета». На шее – тонкая цепочка с подвеской в виде компаса. Подарок на свадьбу от подруги: «Чтоб всегда находили обратную дорогу… или не находили – как решите».

Они поженились весной. Без помпезности. В ЗАГСе, втроём – они и свидетель, друг детства Артёма. А осенью, когда Мария увидела в «Островке» рекламу «Пхукет! От 39 900 ₽ за двоих!», она просто положила ноутбук перед мужем и сказала:

– Мы сгорим. Дословно. Если не уедем.

И они уехали.

18:45. Аэропорт Домодедово. Терминал D.

Очередь на регистрацию растянулась, как змея, лениво извивающаяся мимо стоек Thai Airways и табличек «Пхукет (HKT)». В воздухе – смесь запахов: духов «CK One», жареных пирожков из соседнего ларька и лёгкого пота тревоги.

– Смотри, – прошептала Мария, тыча пальцем в табло: «SU2712. Москва – Пхукет. Вылет: 21:35. Статус: On time».

– «On time»… – повторил Артём, как заклинание. – Впервые в жизни слышу это про наш рейс.

Зарегистрировали багаж – два чемодана по 23 кг. В одном – одежда, кремы, книжка «1001 совет туристу», флешка с фильмами. Во втором – неприкосновенный запас:

– 20 пачек чёрного чая «Майский» («вдруг не найдём нормального?»),

– пачка «Доширака» с курицей («на случай, если вдруг в Таиланде не окажется еды» – шутка, но взяли),

– крем «Звёздочка» («от комаров и от всего»),

– и маленькая коробка с русской солью – «чтобы не сглазили». Бабушка настояла.

На стойке весов чемоданы показали 22.8 и 22.6.

– Нам повезло, – выдохнул Артём. – Даже багаж с нами дружит.

03:17. В небе над Индией. Борт SU2712.

Люминесцентный свет в салоне приглушён. Большинство спят. Мария – нет. Она смотрит в иллюминатор. Под крылом – чёрная гладь с редкими огоньками внизу, как рассыпанные бриллианты на бархате. Где-то там – Гималаи. Где-то – Бангкок. А через три часа – Пхукет.

Артём спит, уткнувшись в подушку из комплекта «Эконом-класс: не для сна, но для попытки». У него на коленях – путеводитель «Таиланд без иллюзий», 2011 года издания. На странице 78 – закладка: «Пхукет: пляжи, цены, мошенничество на пляже Патонг». Он прочитал её трижды. Особенно – про «таксистов с фиксированными ценами» и «фальшивые жемчужины».

Мария достала блокнот. На обложке – надпись фломастером:

«Полмесяца. Ноябрь 2012. Пхукет. Что не забыть:»

– Первый фрукт

– Как сказать «спасибо»

– Цена кокоса

– Запах улицы у отеля

– Имя первого местного, с кем поговорим

– Цвет моря в полдень

Она открыла на чистой странице и написала сверху:

Глава первая. Отправляясь в неизвестность.

И добавила через строчку:

«Сегодня я впервые улетаю туда, где не говорят по-русски. Где нет снега. Где море тёплое даже ночью. И я не боюсь. Я просто… очень хочу почувствовать, как оно – это “туда”».

Самолёт слегка качнуло на воздушной яме. Артём вздрогнул, приоткрыл глаза.

– Мы уже над морем? – прохрипел он.

– Нет. Но скоро.

Он потянулся, взял её за руку. Пальцы – тёплые. Уставшие. Счастливые.

– А ты помнишь, как мы выбирали отель? – спросил он.

– Помню. Три ночи, 47 сайтов, один скандал из-за бассейна «с видом на джунгли» vs «с видом на море»…

– И ты выиграла.

– Потому что море важнее джунглей. Особенно если ты впервые видишь его не на картинке.

Она улыбнулась.

Где-то внизу – океан. Где-то впереди – пляж. Где-то за углом – улыбающийся тайский дедушка, который через два дня научит их есть манго с липкой рисовой лепёшкой, не запачкав руки.

А пока – тьма за иллюминатором, рука в руке, и ощущение, что границы мира уже начали дрожать.

Через 147 минут – приземление.

В 09:30 утра по местному времени борт коснулся взлётной полосы аэропорта Пхукета.

Самолёт плавно затормозил.

Голос стюардессы – тихий, с акцентом:

«Ladies and gentlemen… welcome to Phuket – the Pearl of the Andaman Sea. The local time is 09:32… and the temperature outside is 29 degrees Celsius. Have a wonderful stay.»

Артём посмотрел на Марию.

Она закрыла блокнот.

На обложке, под надписью, теперь – ещё одна строчка, только что дописанная:

P.S. Мы прилетели.

Глава 2. Первый кокос и запах жареного чеснока

09:45. Аэропорт Пхукета. Зона выдачи багажа.

Снаружи – стена. Не метафора. Стена жары.

+29°C – в объявлении это звучало как обещание. На деле – как внезапное погружение в парную, облитую солнцем. Воздух густой, сладковатый: жасмин, выхлоп старого микроавтобуса и что-то цитрусовое – будто кто-то выжал в небо сто лаймов разом.

– Боже… – выдохнул Артём, вытирая лоб тыльной стороной ладони. – Это не погода. Это объятие.

Багаж пришёл быстро. Два зелёных чемодана «Samsonite Winfield» – их первая совместная крупная покупка. На ручке одного – бирка «Fragile», хотя внутри только чай и «Звёздочка». («Пусть думают, что у нас хрусталь», – объяснила Мария.)

У выхода – толпа водителей с табличками: «Mr. Ivan», «Family Sokolov», «Sunrise Resort». В их сторону неторопливо подошёл мужчина в белой рубашке с вышитым логотипом отеля и улыбкой, от которой сразу теплее.

– Hello! Mr. and Mrs. Sokolov? I’m Noi. Welcome to Phuket.

Голос – как тёплый кофе утром: мягкий, с лёгкой хрипотцой.

Он помог погрузить чемоданы в минивэн Toyota HiAce 2007 года – с потёртой обивкой салона, кондиционером, работающим на «очень громко», и амулетом Такрат на зеркале: красная нить, золотая монетка, надпись на пали: «Sabbé sattā averā hontu» – «Пусть все существа будут свободны от вражды».

– Это… защита? – осторожно спросил Артём, кивнув на амулет.

– Yes! – усмехнулся Нои. – Not from ghosts. From bad drivers. He laughed. Especially on Patong Road.

Машина тронулась. За окном – пальмы. Не как на открытке: не идеальные, не выстроенные в ряд. Некоторые накренились, будто устали от солнца. На обочине – прилавки с ананасами, обёрнутыми в прозрачную плёнку, и вёдрами с лёдяной водой, где плавают бананы в кожуре.

– Это… бананы в воде?

– Yes! – Нои кивнул. – Cold banana. For long ride. Very sweet. You try?

Он протянул один. Мария взяла. Кожура – прохладная, влажная. Внутри – плотная, чуть кремовая мякоть. Сладкая. Без приторности. С лёгкой кислинкой в послевкусии.

– О… – произнесла она. – Это как детство. Только… чище.

10:30. Дорога в Патонг.

Мимо пронеслись:

– буддийский храм Wat Chalong – золотые шпили сверкают в солнце, перед входом – статуя монаха, благословляющего проезжающих;

– лотки с «som tam» – зелёными папайями, толкущими в ступках деревянными пестиками: тук-тук-тук – ритм дороги;

– вывеска «7-Eleven» – и сразу за ней – «Massage 200 THB»;

– старик на мотобайке Honda Dream, в шляпе-панаме и с корзиной дурианов на багажнике. Фрукты – как зелёные ежи, весь борт покрыт шипами.

– Что это? – спросила Мария.

– Durian, – Нои сделал гримасу. – King of fruits. Smell like… gym socks in sun. But taste – heaven.

– Мы попробуем? – оживился Артём.

– Only if you want love or divorce. 50/50.

Они засмеялись. Впервые – без напряжения. Без «а вдруг что-то пойдёт не так».

Просто смех. В машине, едущей к морю.

11:15. Патонг. Beach Road.

Граница между «дорогой» и «уже здесь» – резкая.

Сначала – тишина пальм, виллы за заборами, ворота с кодовыми замками.

Потом – бац: неон. Музыка. Толпа.

Beach Road – как кипящий котёл: такси-тук-туки с громкоговорителями («Ladyboy Show! 300 baht!»), лотки с мороженым «Coconut Ice», туристы в шортах и сандалиях Havaianas, продавцы «No tax! Real leather!», и повсюду – запах.

Запах, от которого замирает дыхание:

жареный чеснок + кокосовое молоко + лайм + древесный уголь + солёный ветер.

– Это… кухня, – прошептала Мария. – Это кухня целого города.

Отель «Sunrise Resort» оказался компромиссом: не на первой линии («слишком шумно»), но в 300 метрах от пляжа, в тихом переулке с гибискусами у входа. Ресепшен – открытая веранда с плетёными креслами, вентилятором под потолком и женщиной в синей униформе, которая, увидев их, встала и поклонилась – не головой, а всем телом, ладони сложены у груди:

– Sawasdee kha. Welcome.

– Sawasdee… krap? – неуверенно ответил Артём.

– Krap – for man, – мягко поправила она. – You say krap. She say kha.

– Sawasdee krap, – повторил он. Громче. С надеждой.

Ключи – не карточки, а медные брелоки с номером 207 и надписью «Sunrise». В лифте – зеркало, покрытое мелкими царапинами, и наклейка: «Please no smoking. Spirits don’t like smoke».

12:05. Номер 207.

Балкон. Вид – не на море, но на пальму. Высокую, с развевающимися листьями-веерами. Внизу – бассейн в форме капли, пустой. На шезлонге – одинокий русский мужчина лет сорока, в панаме и с книжкой «Капитал» Маркса (на английском).

Комнату описывать не стали. Разом.

Потому что Мария уже тянула Артёма за руку:

– Пойдём. Сейчас. Пока ещё не обед. Пока ещё не жарко. Пока… ещё всё впервые.

12:20. Пляж Патонг. Южный конец.

Песок – не жёлтый. Не белый. Золотисто-кремовый, чуть розоватый в тени. Тёплый. Как печенье, только что вынутое из духовки.

Они сняли обувь у самой кромки.

Первый шаг – осторожный. Второй – увереннее. Третий – босиком, в воду.

Море – не холодное. Не горячее. Тёплое. Как ванна, но живая. Волны – не агрессивные, а ласковые. Накатывают, обнимают лодыжки, уходят, оставляя на коже соль и блёстки солнца.

– Артём… – голос Марии дрогнул. – Оно дышит.

Он не ответил. Стоял, глядя на горизонт, где небо и море сливались в одну линию – синюю, без единого изъяна. Ни кораблей. Ни следов. Только синева.

И вдруг – звук.

– Hello! Coconut? Very fresh!

К ним шёл парень лет двадцати, босой, в майке «I ❤️ Phuket» и с корзиной, в которой лежали кокосы – зелёные, с коричневыми шляпками-волокнами. Один он уже держал в руке, и одним движением мачете срезал верхушку – чисто, без единой щепки.

– 30 baht. Ice cold.

Он вставил соломинку. Подал Марии.

Она сделала глоток.

Вода – прозрачная. Слегка сладковатая. С оттенком ореха. Холодная, как первый снег, но – живая. Не как в бутылке. Здесь – в кокосе – она звенела.

– Вот… – прошептала она, протягивая Артёму. – Это и есть счастье.

Он отпил. Посмотрел на неё. На море. На парня, который уже доставал второй кокос и улыбался:

– You like? Good, yes? My name – Ton. I from Phuket. Born here.

– We… first time, – сказал Артём.

– Ah! – глаза Тона расширились. – First time in Phuket? Mai pen rai! No problem! You learn. Like baby. Small step. Big smile.

И он показал:

– «Khop khun kha» – thank you, girl.

– «Khop khun krap» – thank you, man.

– «Mai pen rai» – no worry.

– «Aroy mak» – very delicious.

Мария повторила:

– «Aroy mak»…

– Yes! – засмеялся Тон. – Now you Thaï for five minutes!

Он поставил кокос ей в руки, показал, как держать, чтобы не пролить. Потом вдруг серьёзно добавил:

– Remember: never point foot to people. Never touch head. And… – он усмехнулся, – never say «555» angry. It means «hahaha». Very funny.

– 555? – переспросил Артём.

– Yes! Five-five-five. Like «ха-ха-ха» in Thai. Internet laugh.

– Значит… если я напишу «555», я смеюсь?

– Yes! – кивнул Тон. – Even if you cry inside. He winked. Very Thai way.

Мария засмеялась. По-настоящему. Впервые за год – без мыслей о работе, о счетах, о том, «хорошо ли мы делаем всё правильно».

Просто смех. Под пальмой. С кокосом в руках. На пляже, где даже цифры умеют смеяться.

13:40. Уличный ларёк у входа на пляж.

Они сидели на пластиковых стульях под синим тентом. Перед ними – бумажная тарелка с «pad thai»: рисовая лапша, креветки, яйцо, арахис, лайм. И два стакана «cha yen» – сладкого чая со льдом и конденсированным молоком.

Счёт – 120 бат. Около 240 рублей.

– За всё? – не поверил Артём.

– За всё, – кивнула Мария, доставая из кошелька банкноты 20 и 100 – с изображением короля Пхумипона.

Продавщица – женщина лет пятидесяти, с татуировкой сак янт на предплечье (чёрные символы, защищающие от зла), – улыбнулась, взяла деньги, и вдруг достала из-под прилавка маленькую веточку жасмина, сплетённую в круг.

– For you, – сказала она. – Mongkol. Lucky. For first day.

Мария надела её на запястье. Белые цветы – прохладные, душистые. Лепестки чуть касались кожи.

– Khop khun kha, – сказала она чётко.

– Khop khun kha, – повторила женщина, кладя ладони вместе.

Ветерок донёс запах жасмина, соли и жареного арахиса.

Где-то вдали зазвучала музыка – не дискотека, а что-то древнее: пипхат – оркестр из гонгов и бамбуковых флейт.

Артём взял Марию за руку. На запястье у неё – жасмин. В стакане – чай. В голове – ни одной мысли о завтрашнем дне.

Только одна:

«Мы здесь. И это – только начало».

Глава 3. Рынок Бангла и дуриановый эксперимент

16:00. Патонг. Улица Бангла-Роуд – до заката.

Днём Бангла-Роуд – не та, что ночью.

Нет неона. Нет пульсирующего баса из баров «Tiger Night» и «Hollywood». Нет толпы, подпрыгивающей под «Macarena» с коктейлями в руках.

Здесь – тихая работа.

Под навесами – мужчины в резиновых перчатках моют барные стойки. Женщины развешивают гирлянды лампочек, как рождественские украшения. На углах – лотки с «happy pizza» (здесь, в 2012-м, ещё без намёка на запреты), но пока – только «обычная пицца» и «сырная».

А посередине улицы, где ночью танцуют, днём сидит старик на корточках. Перед ним – цинковый таз с водой и… иголки.

– Что он делает? – прошептала Мария.

– Похоже на… акупунктуру?

– Нет, – раздался голос за спиной. Это был Тон – тот самый, с кокосами. Он улыбнулся:

– Thai massage. On street. 100 baht. 10 minutes. Good for back. Very strong.

– Strong – это как?

– Like elephant walk on you. But small elephant. Он засмеялся. – You try?

Артём почесал затылок:

– Давай… сначала пройдёмся. А потом – если выживем.

16:25. Рынок у храма Ват Суппарнамин.

Не туристический. Не «Night Market» на пляже. А настоящий – местный. Тот, куда заходят, чтобы купить рис, рыбу и лекарство от укачивания на лодке.

Вход – через арку из жасминовых веток. Внутри – лабиринт:

прилавки с ризовым вином в бутылках из-под «Фанты»;

старуха, жарящая «khanom krok» – кокосовые оладьи в медных формочках, хрустящие снаружи, тающие внутри;

мальчик лет десяти, торгующий «пальчиковыми фонариками» – маленькими жуками в баночках, которые светятся зелёным в темноте («For 10 baht. Very romantic»);

и – в самом конце, у вентилятора, гоняющего жару, – король фруктов.

Дуриан.

Не один. Не два. Целая гора. Зелёно-коричневые, покрытые шипами, размером с голову новорождённого. Некоторые – треснувшие, из щелей сочится кремовая мякоть. И запах…

– О боже… – Мария зажала нос. – Это… как если бы в спортзале забыли три недели носки, сыр и… варёное яйцо?

– Ближе к истине, – кивнул Артём. – Ещё добавь лук и ацетон.

Продавец – мужчина в резиновых перчатках по локоть («защита от шипов и от реакции покупателей») – поднял один дуриан, постучал по нему костяшками: тук-тук.

– Good sound. Sweet inside. Not bitter.

– А если горький?

– Then… he grinned – you get free durian next time. Because you never come back.

Тон, стоявший рядом, шепнул:

– In hotel – no durian. In taxi – no durian. Even in airplane – no durian. Smell stay three days. Like ghost.

– Значит… это запрещено?

– Not forbidden. Just… very strong personality. Like some people. – Он посмотрел на Артёма. – Like you, maybe.

Артём фыркнул.

– Ладно. Делаем это. Один кусок. На двоих. Как в том фильме – «выпей меня».

Мария колебалась.

– А если… вдруг мне станет плохо?

– Тогда я скажу, что ты – durian princess. And everyone will bow.

Продавец ловко расколол плод мачете. Внутри – пять «долек», как у апельсина. Мякоть – кремовая, чуть маслянистая. Он вынул одну, завернул в банановый лист, подал на палочке.

– Go ahead. First bite – small.

Артём взял. Поднёс ко рту. Запах усилился – уже не «носки», а «носки в бочке ферментированного тофу».

– Ты смотришь?

– Я снимаю на «Нокию». На память. Или на суд.

Он откусил.

Замер.

Медленно жевал.

– Ну? – прошептала Мария.

Он открыл глаза.

– …Это как карамельный крем с луком и миндалём.

– Серьёзно?

– Серьёзно. Сладко. Жирновато. Но… вкусно. Как грех, который не стыдно совершить.

Мария взяла кусочек.

Зажмурилась. Откусила.

– О… – выдохнула она. – Это… странно. Но не противно. Это как… если бы авокадо и мёд поженились, а свидетелем был чеснок.

– Aroy mak? – спросил продавец.

– Aroy mak! – хором ответили они.

Продавец засмеялся. Дал им ещё по кусочку – «For courage».

18:10. Кафе без вывески. За лотком с рыбой.

– Тон говорит, здесь лучший том ям на Пхукете, – сообщил Артём, отодвигая занавеску из бусин.

– А где меню?

– Нет меню. Есть мама.

За стойкой – женщина лет шестидесяти, в цветастом саронге и с пучком серебряных волос на затылке. Она стояла у огромного котла, в котором бурлила жидкая огненная лава: красный бульон, лемонграсс, галангал, листья кафрского лайма, креветки и… целый перец чили, плавающий, как лодка.

– What you want? – спросила она, не оборачиваясь.

– Tom yum goong. Medium spicy.

– Medium? – она обернулась. Взгляд – как у генерала, проверяющего новобранца. – You Russian?

– Yes.

– Then… medium no exist. Only normal or very normal.

– Что это значит?

– Normal – for Thai. Very normal – for Russian.

Мария засмеялась:

– Давай very normal.

Подали в глиняной миске. Бульон – прозрачный, но пахнул так, будто в нём варили саму жару. Первый глоток – острота ударила в нос, в лоб, в кончики пальцев. Слёзы – мгновенно.

– Вода! – выдохнул Артём.

– Нет воды! – закричала Мария, но смеялась. – Пей кокос! Быстро!

Она вспомнила. Тон учил: «When spicy – no water. Water make fire bigger. Coconut milk – fire go sleep».

Она впилась соломинкой в кокос. Холодная сладость – как тушение пожара в горле.

– Это… безумие, – прохрипел Артём, вытирая глаза. – Но я хочу ещё.

– Krap, – кивнула женщина-повар. – Russian heart – strong. Like durian. Outside – funny. Inside – gold.

19:45. Возвращение к отелю. Закат.

Они шли медленно. У Марии – жасмин на запястье, у Артёма – пятно том яма на рубашке. В кармане – бумажка от Тона:

«Tomorrow: Phi Phi Island tour. 800 baht. Boat 9 AM. Bring: sun, hat, courage. No durian on boat».

– Мы идём?

– Мы обязаны идти.

Вдруг Мария остановилась.

– Слышишь?

– Что?

– Тишину.

И правда. Даже в Патонге, в шесть вечера, бывает тишина.

Между закрытием лотков и открытием баров – пять минут мира. Пальмы шелестят. Где-то играет гонг. Ветер приносит запах моря – уже не жареного, а чистого.

– Сегодня я…

– Что?

– Я впервые за долгое время не думала, что надо сделать завтра.

– Я тоже.

Он взял её за руку. Пальцы – липкие от кокоса, пахнущие чесноком и жасмином.

– А ты заметил?

– Что?

– Здесь никто не кричит. Даже когда торгуются. Даже когда что-то падает. Всё – улыбками. Даже «нет» звучит как «может быть, но давай дружить».

Мария кивнула.

– Тон сказал: «In Russia – heart strong. In Thailand – smile strong».

– И…

– И mai pen rai.

Они повторили вместе, как заклинание:

– Mai pen rai.

Не волнуйся. Не беда. Всё устроится.

Где-то впереди, за поворотом, загорелась первая неоновая вывеска.

Где-то за спиной – закат опустился в море, как раскалённая монета в воду.

А они шли домой – не в номер.

А туда, где их ждал чай, душистый рис и ещё одна страница в блокноте:

23 ноября 2012. День второй.

– Дуриан: не умерли.

– Том ям: почти умерли.

– Поняли: в Таиланде счастье не находишь. Его получаешь, когда перестаёшь бояться быть смешным.

P.S. Завтра – острова. И, кажется, я уже люблю этот мир.

Глава 4. Острова, где время течёт по-другому

7:45. Причал Чалонг. Пхукет.

Рассвет – не как в Москве: не робкий, не серый. Здесь он врывается.

Солнце поднимается над холмами, как раскалённая монета, и бьёт в глаза даже сквозь соломенную шляпу, купленную вчера за 50 бат у бабушки с тележкой. Воздух – прохладный, влажный, с запахом морской соли, свежевыжатого лайма и выхлопа дизельного мотора.

У деревянного пирса – флотилия «лонгтейлов»: длиннохвостых лодок с изогнутыми носами и моторами, прикрученными к бамбуковому шесту. Как будто инженер и поэт поделили проект пополам – и поэт выиграл.

– Sokolov? – окликнул их голос.

Тон стоял у лодки «Blue Naga» – синей, с золотой змееобразной фигурой на носу (Нага – мифический водяной дух, покровитель моряков). На нём – футболка без рукавов, соломенная шляпа и… очки. Не солнцезащитные. Читальные. В тонкой оправе.

– Ты… в очках? – удивилась Мария.

– For map, – серьёзно кивнул он. – And for not looking stupid when reading island names.

На борту – уже сидели:

– немецкая пара (он – в шортах до колен, она – с биноклем для птиц);

– японский студент с фотоаппаратом Canon EOS 5D Mark II («для диплома по антропологии»);

– и пожилая француженка в белом платье, которая, увидев Марию, кивнула и сказала: «Enfin, une femme qui porte du jasmin comme il faut».

Артём помог Марии забраться в лодку. Днище – деревянное, чуть влажное. На скамье – подушка из мешковины, набитая кокосовым волокном.

– First rule, – начал Тон, заводя мотор (звук – как у старого мотоцикла, решившего спеть блюз):

– No shoes on boat. Feet clean. Heart open.

Он показал на свои босые ступни – загорелые, с шрамом на большом пальце.

– This from Phi Phi Monk’s Cave. Slip on rock. Now – I walk slower. See more.

Мотор заурчал. Лодка оттолкнулась от пирса.

Пхукет остался позади – зелёный холм, усыпанный виллами, как бисером.

А впереди – море.

Не «голубое». Не «бирюзовое».

Андаманское синее.

Такое, что, глядя на него, понимаешь: «синий» – это не цвет. Это состояние души.*

9:20. Остров Пхи-Пхи Ле.

Лодка вошла в бухту – и мир изменился.

Сначала – скалы. Вертикальные, чёрно-серые, покрытые трещинами, как древние колонны, забытые богами. В их основании – гроты, куда море вливается тёмно-изумрудными языками.

Потом – песок. Не «пляж». Полумесяц. Тонкий, белоснежный, почти фарфоровый. И вода у берега – прозрачная. Такая, что видно каждый камешек, каждую ракушку-улитку, каждую рыбку, промелькнувшую, как искра.

– Maya Bay, – тихо сказал Тон. – The beach from “The Beach”.

– Леонардо ДиКаприо?

– Yes. But… he looked sad – now too many people. Before 2004 – only fishermen. Now… he gestured to the 12 boats already anchored – 300 people every hour.

Он не стал причаливать. Вместо этого – дал каждому маску для сноркелинга (простые, с силиконовыми оправами) и показал на воду:

– First – look. Not take. Just look.

Они нырнули.

Под водой – не аквариум. Живой космос.

Кораллы – не «красные и синие». Они – фиолетовые, оранжевые, почти чёрные, ветвистые, как деревья в миниатюре. Рыбы – не «маленькие». Они – неоновые:

– попугаи – с синими полосами по бокам, как школьные тетради;