«Зачем писать стихи, когда есть лошадь?» с цитатами. 2-е сокращенное издание

«Были мы на Гоголях…»

Были мы на Гоголях,Мысль была в моих глазах,Я сидела и курила,В чем прикол не уловила.Но сидела я одна,Среди странных странник я.На Холмятник я пойду,Может быть, чего пойму.Но скорее не понять,Если тоже не бухать.Вот такой вот вышел стих,Кто со мною, тот грустит.

«Мой папа на гармошке играл сегодня «Мурку…»

Мой папа на гармошке играл сегодня «Мурку»,А я сидела просто, расчесывая челку,Теперь я понимаю, насколько всё ничтожно,Искусство даже это затрагивает чувства.Мне захотелось сразу бежать, покуда молод,Куда-то ехать в даль, как раньше, автостопом,Ромашки собирать, встречаться, расставаясь,О чем-нибудь мечтать, на море бултыхаясь.Но вот концерт затих, и стало как-то грустно,Обыденная жизнь, навязанная взрослым.

«Никому…»

НикомуНичегоНе хочуДоказать,Просто —В сторону кепку отброшу,Чтобы небо моглоСмотреть мне в глаза,И чтоб я его видела тоже!

Москва показалась мрачной и серой, крыши домов устилал навес из тяжелых туч, который, прорываясь дождевыми капельками, стекал на головы прохожих. Они то и дело шли куда-то, сами не зная куда, правда, кто-то стоял и курил, размышляя о вечном. Но это лишь моя позиция, человека, неделю не бывавшего в Москве. На самом деле, обстановка была более чем напряжённой. Курьеры спешили кого-нибудь задавить, самокаты, черт бы их побрал, тоже; я шла, и на ходу теряла уверенность, что вообще дойду до дома. Я увиливала то в одну, то в другую сторону, а тут как нарочно ещё и стройка… Впрочем, как только электричка стала приближаться к мегаполису, меня как резинкой растянуло, я растворилась среди таких же умных, никчемных, никому не нужных людей, где индивидуальность ничего не значит, а положение в обществе всего лишь пшик, который сегодня есть, а завтра тебя подсадят на какие-нибудь антидепрессанты, потому что ты выдохся, сломался, не выдержал ритм. Это такая сумасшедшая гонка, где победителей нет. А если и есть, то это злые, практичные, бездушные люди, как их ещё называют – акулы, которые, сами же изводят тех, кто раньше изводил их. Но разве это победа? Я очень хорошо усвоила этот урок и, хоть у меня болела нога, я быстро подстроилась под ритм города – Москва сейчас не та, которую воспевал Пушкин – в любой момент нужно быть готовым дать отпор, и я была готова.

«Скрыть себя можно красивой одеждой…»

Скрыть себя можно красивой одеждой,Яркой помадой, работой успешной,Скрыть себя можно надёжным мужчиной,Букетом цветов, губами большими…Классною тачкой, квартирой в МосквеИли же книжкой в метро, например.Скрыть себя можно чем-то всегда,Но от себя не скроешь себя.

Вафля

Это не совсем нормально,Между нами лежит вафля,И никто ее не ест,Будто будет диабет.Если б кто-то взял кусочек,Можно было б облизнутьсяИ, к примеру, тоже взять,Незначительную часть.Ну а так как только метим,Кто из нас могучий ветер,Будет вафелька лежать,Непонятно, чего ждать.Этот стих шизофреничный,Но вселяет он надежду,Что любовь меж нами есть,Пусть похожа на болезнь.Ведь все это ненормально,Между нами лежит вафля,Очень трудно уловитьВсю последующую нить.

Ремарк «Жизнь взаймы»

Покрова ночи я не вижу,И бесполезен шум ночной,Я еду на автомобиле,Романтик с пламенной душой!Я еду, а в ушах горенье,Как фар машинных торжество,Не знал, что я умру скорее,Чем та, которую люблю.Я в гонках первым быть пытался,Она же – жизнь взаймы взяла,Все покупала себе платья,А я разбился, черта-с два!Такой вот парадокс написан,Я еду, а уже мертвец,А та, которая болеет,В ней больше жизни, чем у всех.О, как люблю ее я сильно!Она не знает компромисс,Небесное происхожденье!– Я умер первый, браво, мисс!

«По городу иду – герой Ремарка…»

По городу иду – герой Ремарка,Все так же, как обычно я иду,Но вот в чем дело – выпали запчасти,Машину завести я не могу.Запчасти сердца стоят подороже,Ведь их легко на трассе потерять,Открыл окошко – тачка ненароком,Тебя обрызгала, как будто так должна.Зашел я в бар, в тот самый, у дороги,Напился кальвадоса, коньяка..Романтик я со странною душою,– Люблю тебя. Одну. Издалека.

«Я захожу на твою страничку…»

Я захожу на твою страничку,Довольно часто, но по привычке,Я захожу, чтоб чего-то вспомнить,Как мы расстались, любя друг друга.Я захожу измененья увидеть,Напрасно, правда. Без изменений.Только на фото ты стала старее,И не тебе стихотворенье.Сказать – у меня таких много,Я захожу не к тебе только,Да и вообще, кому этот стих?Каждый подумает, что про них.

«Организм – такое дело…»

Организм – такое дело,Мозг в нем главный,В этом – суть,Сердце – только прикрепленьеОдиночеств и разлук.

«Разбитое сердце не лечится…»

Разбитое сердце не лечится,Ничем его склеить нельзя,Приходят мне строчки из вечностиПо лезвию бритвы скользя.

«Кислый чай…»

Кислый чай,Занавеска прикрыта,Мелкий почерк сквозит по листкам,Полка шкафа до верха забита,Но нет места в ней больше стихам.Что мне скажет теперь моросящий,Всеми дома забытый дождь,Он один, стало быть, настоящийДа с рябины опавшей гроздь.Будут утром на мне калошки,А в плетеной корзинке – нож,От опят на пеньках – только ножки,От любви – только в воздухе дрожь.

«Я об тебя разбиваюсь от счастья…»

Я об тебя разбиваюсь от счастья,Ты один лишь достойный моей души…Сколько ко всем доброты и участья —Легче считать без конца этажи…В том весь секрет, что нам всего мало —Что мы друг другу ничто не должны,Лучше всех было мне – и ты был рядом,Было плохо тебе – это тоже прошли.Только правду искали мы вместе и долго,Баб мы вместе стращали, как только могли,Но как в Замятине через шторкуНе разговаривали о любви.

«Всё происходит из-за женщин…»

Всё происходит из-за женщин,Вы сами знаете к чему я,Ни раз бывало, что поэты,Встречали музу роковую.И это всё меняло сразу,Поэт становится великим,А раньше он писал ужасно,Не замечая отклонений.Его стихами равнодушно,Никто не думал восхищаться,Топили печь напропалую,И было их совсем не жалко.Ну, а теперь поэт известен,Идёт куда-то – все в восторге,Всё происходит из-за женщин,И даже то, что не должно бы.

«Кто-то ебет хорошо…»

Кто-то ебет хорошо,Кто-то нежности дарит больше,С первыми – хороша ночь,Со вторыми – остаток ночи.А вот когда чтоб так,Чтобы как-то совсем по-другому?Будто бы я не я,Будто бы ты – другое?Будто бы просто молчим,Будто бы просто друг с другом,А между нами – нить,А между нами – громы!Или когда вот так —Просто целуемся в губы,Ты – молодой кобель,Я – молодая сука.То, что совсем не к лицу,То, что совсем без названья,То, что почти как цветы,То, что почти как дыханье.

Гимн сексу (21 веку)

После бурного секса взмокла,Теперь гимн посвящу ему —Как кончать я люблю долго,Как не каждому я даю.Мне нравится все по порядку:Чтоб наручники были и кнут,На глаза партнеру повязку,На меня – колготки в сеточкуи высокий каблук.Под спину засунуть подушку —так куннилингус нежней,Я изгибаюсь кошкойДо твоих извращенных идей.За твою спину ноги —Обнимаю скрещенье ремней,Оставляя кровавые кроки,В страсти вдетых в тебя когтей.С тонким лезвием нож длиннее,разыграли в найфплэй игру —Кто похож из нас больше на зверя2:1 я пока веду.И подтеки на шее неровно,И развратый животный взглядТы сейчас мне такой покорный —Собираешь волосы в прядь.Я кричу – «Еби меня, сука!Я тебя лишь только хочу,Хочу быть с тобой проституткой» —И быстрее еще дрочу.Позы все уже перебрали,Свет включили – сосками в окно,Чтоб соседи потом вспоминалиКак мы грязно еблись на трюмо.Завожусь в 69 быстро,Вещи рваные на полу…Разжигаю твою канистру,На коленях жарко в углу.Стыд – это скрыть инстинкты,6 оргазмов лучше стыда —Девиаций флюидные нити,Тянутся без конца.Напоследок трусы подкину,Для проверки на потолок,Чтоб поразить мужчину —Какой он был молоток.А на следущий день скину —Всего одну смс —На его «люблю тебя»я отвечу —«Я тоже очень люблю тебя секс!»

«Больше похвастаться нечем…»

Больше похвастаться нечем,Только «Гимн сексу» и всё,А за окошком синимКто-то стучит в баскетбол.Кто-то стучит – не играет,Спать никому не даёт,Он все как будет решает,Сколько осталось ещё.Как заводная кукушка,Он набивает мячи,Под фонарем очень тусклымВсегда попадает в прицел.Хоть отойдет он далече,Хоть он забьет из близи,Ритм не сбивает привычный,Так как в моем стихе.Тут я задумалась дальше,Правда, какой с меня толк,Если грешу постоянно,Если не вняла урок?Так просидела до утра,Все давно спать улеглись,Только в висках одинокоМяч баскетбольный стучит.

«Он Ахматову не знает…»

Он Ахматову не знает,Значит, он не нужен мне,Баба Римма причитает,Что живу я на луне.В самом деле, кто мне нужен?Если я пишу стихи?В одиночестве глубокомЛишь рождается шедевр.

Максим

Максим увидел кабана,И сфоткал он его,Точней, на камеру заснял,Но это все равно.Живёт он в домике один,Крутой со всех сторон,Он хочет семеро детей,Но только от кого?Не может он никак найти,Ту самую – ее,Меня он встретил по пути,Но я совсем не то.Ему нужна другая – я,Как некий идеал,Чтоб он был первый у нее,А я, конечно, блядь.Не дождалася я его,Как принца на коне,Теперь склоняюсь к одному —Найти попроще мне.

Любовник из Воронежа

Никак в Воронеж не доеду,Любовник Владислав там ждёт,Он хочет многое на свете,Но он таблетки, сука, пьет.Пьет оттого, что одичал он,Что предали его друзья,Он православный вроде парень,Но секса хочет, как и я.Прости меня, любовник дальний,Что не доеду до тебя…В Москве таких, как ты, не мало,Давай мы будем, как друзья!Ведь ты желаешь больше славы,Тщеславия в тебе не счесть,Я вижу: ты обычный Владик,А я – известный всем поэт(А я – взяла тяжёлый крест).Так что же хочешь ты без толку,За мною впопыхах плестись?Тебе бы девку-одногодку,А не старуху Изергиль.Ты знаешь – я люблю свободу,А до мужчин мне все равно,Предвижу – переспишь со мною,Потом на исповедь пойдешь.Там все расскажешь ты частично,Что между нами было в ночь,И станешь грешником с поличным —То смертный грех, а не любовь(И понесешь епитимью).Зачем тогда, мой мальчик, Владик,К тебе мне ехать за сто верст?Уж лучше – ты ко мне приехай,Я покажу тебе любовь!

«Боишься уронить корону…»

Боишься уронить корону,Идёшь ты прямо, как всегда,И даже в электричке полнойТвоя походка хороша.Ты выделяешься незримоНа фоне этой голытьбы,Сидят в смартфонах все унылоИли бегут, когда контры.А я сижу и вижу это,Анализируя в уме,Что делать мне, сорваться с местаИли оставить всё, как есть?Нет, не могу я, понимаешь,Я слишком влюбчив был во всех!Если пойду к тебе, то значитМечты растает тусклый свет.И всё закончится когда-то,Ну, а походка – никогда!И даже пусть совсем другаяМимо меня сейчас прошла.

Таня из Химок

За окном до ХимокНечего смотреть,Еду как обычноК Тане водку пить.Таню я из ХимокЗнаю уж давно,Как приду – закурит,И про мужиков.Только вот сегодняЧто-то не пошло…С ней мы не смеемся,А сидим в говно.Я сказала – хватит,Не могу так жить,Ухожу я на хуй,Возвращаюсь в скит.Там хоть помолюсяЯ за грешных нас,Здесь же не спасуся,Попаду я в ад.Мы погоревали,Выпили ещё,За окошком оченьДаже хорошо.

Хомяк

Мы сидим с тобой,Пьем пиво,Я пьянею, а ты нет,Мы друзья с тобой навечно,Мы пошли на рок-концерт.Здесь когда-то была Янка,Цой, любимый Башлачев,А теперь сидим-не знаем,Просто музыка идёт.Я ж – люблю послушать скрипку,Я сижу, и не понять,А тебе уже за сорок,Ты пришла сюда опять.Почему ты не пьянеешь,Это тоже не пойму…Про работу ты все мелешь,Как всегда, что не берут.Ну а мне все как-то похуй,На работу и на все,Мне с тобой бухать прикольноИ молчать с тобой легко.Говорим ещё про вечность,Это главный разговор,Только в Бога ты не веришь,Ну а я все про Него.Что мне делать на концерте,Если тянет в монастырь?Скучно, если не напиться,Ну, а пьем мы каждый день.В общем, мы сидим уныло,Я тебя зову – «Хомяк»,Потому что мы, как дети,Только в каждом слове «блять».

Семушка

Семушка – хомяк большой,Как его хозяйка,Есть на свете грех такой —Многообъедайка.Я пришла к ним посмотреть,А сама объелась,Тоже впала в тяжкий грех —Ела, ела, ела…Смысл жизни их таков,Как поесть получше,Много есть других грехов,Семушка хороший.Крутит, крутит колесо,И хозяйка – тоже,Фитнес-центр не помогаетОт чревоугодья.

«Просто есть суп…»

Просто есть супПросто есть рыбу,Не думать о плохом,Но и о великом.Сложнее всего,Жизнь так начать,Не думать вообще —Вот благодать!Дойти до сего,Гораздо труднее —Просто есть суп,Не думать о рыбе.Нормальная жизнь —Что это такое?Ответ где-то там,Под чешуею.

«Пусть потолок в метро смешают с небом…»

Пусть потолок в метро смешают с небом,Пусть вместо пива подадут нам ром,Пускай мы щи вприхлебку с черствым хлебом,Своей отчизной никогда не назовем!Как часто умирают под прицелами,Как редко удается от любви!В психушке хвастаясь заштопанными венами,Друг другу в вечном клялись на крови.Мы в молодости самые красивые,Уехать всё хотим в далекий край,Там люди нам, казалось, человечнее,И что война – дворняги сиплый лай.

Ты думал, что растешь духовно, а оказалося – шиза…

Шиза

Мне нравиться жить в шизе,Такой образ жизни есть,Ты ходишь сам по себе,Не знаешь о чем говорить.Ты ходишь, чтоб не упасть,Сидишь, чтоб не взлететь,Бездонный в глазах океан,Бездна в твоей душе.Ты ходишь мильоны лет,Ты ходишь туда-сюда,Шатаешься по Москве,Пишешь, что нашагал.Ты ходишь совсем один,Ибо – в глубокой шизе…Шиза у меня одна,Я у шизы один.

Беда нашего времени в том, что раньше у людей шиза появлялась от гениальности, а сейчас гениальность появляется от шизы.

«Прихожу я к психиатру, …»

Прихожу я к психиатру, —А какая нынче дата?Он все смотрит на меня,За окошечком весна.Я не знаю, что ответить,Очень глупо быть поэтом,И тем более вот здесь,Графомания – болезнь.Вы печатаетесь где? —Он спросил меня в конце,Ожидая слово «нет»,Быстро выписал рецепт.Приходите через месяц, —Также молча слово взвесив,Посмотрел он на меня,Улыбаяся слегка.И, забыв про «до свиданья»,Хоть крутилось в подсознанье,Закрываю быстро дверь,Вспоминая, что апрель.Философия такая,Что на все я промолчала,Все движения душиБудут здесь обличены.

От смерти нету антидепрессанта,

И душу не измерить на УЗИ…

«В России диагнозы ставят другие …»

В России диагнозы ставят другие —Вялотекущую шизофрению,Больше нигде ее уже нет,Ставят, чтоб ты был один из них.Тоже ходил в цветастой пижамеИ вспоминал, конечно, о маме,Здесь все почти что, как и в тюрьме,Можно лишь только писать стихи.Грустно Россию нашу представить,Все в ней грустят, кто кого не подставит,Также врачи издеваются над,Даже в уборной пронзительный взгляд.Вялотекущая шизофрения – это такая простая дилемма,Только решить не могут врачи,Куда ее деть, если ты не как все?Вот и придумали это названье,Чтобы в России грустить по призванью,Если вдруг ты окажешься фрик,Сразу повесят этот ярлык.

В психушке

Я хожу по коридоруИ молюсь, стихи шепча,Я боюсь, как все в психушке,Невзначай сойти с ума.Что же всех здесь подтолкнуло,Так ходить туда-сюда?Разноцветные халатыВхожи в голые тела.Я смотрю в одну лишь точку,Та, которая в стене,Будто кто-то за стеною,Также грезит обо мне.Мысль сбежать отсюда – вредна,Каждый псих – в одном окне,Все нормальные – здесь психи,Я – нормальнее других.Вечереет. Смутно помню,Все, что было в этот день,Я в палате снова буйнойИ одна ору за всех.

Сегодня был обычный день в психиатрической больнице, кто-то орал, кто-то дрался за передачки или ругался с персоналом, а мы с Олей расхаживали по коридору и говорили каждый о своей болезни, которой, пока мы говорили, вроде бы не существовало. – То, что ты говоришь, страшно слушать. У меня такого не было. Я говорю: я больна своей профессией, мигом замечаю правонарушения на улице. – А в чем наша болезнь? Никакого поражения мозга. Ничего… – А никто не болен, это все наши особенности. Посмотри: Колдунья, – чем она отличается от других? Тем, что делает какие-то невообразимые движения, ведомые ей одной, кому она мешает?; Екатерина 2 – она же бабулька с милым личиком, как по твоему ее выпускать на улицу, если она живет еще в 18 веке? Теперь она обречена умереть здесь, в одиночестве, она ведь всегда сидит в уголке, когда все смотрят телевизор, на одном и том же месте, и плачет. Мне ее очень жаль. – Знаешь, когда я сюда попала, мне было страшно, не оттого, что здесь такие условия, а оттого, что сюда попала я. Но сейчас я думаю иначе, – я буду жить везде, но только не дома. Понимаешь, Оля, мне здесь больше нравится, и пусть здесь ужаснее кормят, не дают выспаться и кормят таблетками, это все же несравненно лучше, чем дома, это другой мир, оторванный от реальности. Зачем сбегать домой, если тут есть все, чтобы выжить? Телевизор и газеты – вот те два источника, которыми мы еще связаны, но и от них можно избавиться. Пусть дом у меня будет здесь, как у многих из них, и это вовсе не потому, что нам жить больше негде. Люська, – она живет на улице, хоть у нее есть семья и дети, почему бы и мне не остаться здесь, хоть на какое-то продолжительное время, пока я чего-то не пойму, пока я не пройду по этому коридору ровно столько, чтобы дойти до мысли, зачем мы вообще здесь? В чем на самом деле предназначение у человека? Мне кажется, только в этой клетке можно это понять, потому что на свободе думать об этом некогда. Ведь, понимаешь, на свободе, вообще, не думают.

ПНД

Я сижу в ПНД,Жду врача с рецептами,Ходит псих туды-сюды,Я ногою дрыгаю.Навалилася шиза,В этом заведенье,Хоть ремиссия давно,Я сижу в унынье.Вдохновение прошло,Музы не хватает,В телефоне я сижу,Этот стих катаю.Не могу понять одно,Как тут оказалась,По сравнению с другимиЯ ваще нормальная.Вышел врач мой наконец,Выдал мне рецепты,Я схватилася за дверь,На хуй из больницы.Всю меня скрутило внутрь,Света я не вижу,Не могу вздохнуть ничуть,Воздух весь разрежен.Я с рецептами иду,Будто с чем-то адским,Репутация мояВся теперь в 13-надцатой.

Когда меня привели, я увидела задымленный коридор, он был такой длинный, что я не видела его конца. Хотя, голова у меня соображала плохо, и то и дело всплывали неясные образы, передо мной четко вырисовывался этот коридор, где справа и слева все было устремлено на меня. Казалось, людей здесь не было совсем, а были чьи-то глаза, руки, ноги.. Но откуда здесь взялся туман? Спрашивается, не в преисподней ли мы?

Свет мерцал. Дверь сзади меня захлопнулась навсегда. – Пошевеливайся! – А ты красивая! – новеньких здесь, видимо, характеризовали одним предложением. Я шаталась из стороны в сторону, все время на что-то натыкаясь, но меня быстро отталкивали и возвращали в исходное положение. Пройдя по коридору еще несколько времени, меня повернули направо и стали было усаживать на брезентовый стул, однако, вспомнив, что мне надо делать укол, передумали и оставили ждать. Я стояла в одной ночнушке, как-то странно ощущая себя без лифчика; сырые волосы, расползшиеся по плечам, капали на незаполненные бумаги; зуд от не смывшегося мыла щекотал подмышки. С меня сняли часы, забрали телефон (как же я буду сидеть в контакте!), золотую цепочку и серьги, в общем, все, что делает тебя человеком, что в обычной жизни представляет хоть какую-то ценность, зачем это здесь?

После укола, мне сказали, что я быстро засну, но я долго еще ворочалась. Меня положили в дальний угол, откуда, никем не замеченным, можно было оглядеть всю палату. Палата, полностью освещенная приглушенным светом, казалась очень большой, в нее вмещалось около восьми коек, на двух из которых кричали, на других, включая меня, не спали и наблюдали за кричащими. Одна из них, связанная по рукам и ногам, орала во весь голос. Я пришла в ужас, я, видимо, еще не понимала, что я в психушке, в настоящей! И, когда я с ней случайно встретились взглядом, она заорала пуще прежнего, теперь все свое спасение ища у меня. Я, конечно, испугалась и сразу отвела взгляд. Что было бы, если бы я ее отвязала? Эта мысль мельком пронеслась у меня в голове, я понятия не имела, сколько прошло времени, казалось, оно было безвременным или расплывалось в пространстве, когда пришел врач и сделал ей укол. – Уже третий – кто-то со спокойствием вздохнул и перевернулся на другой бок – поспим. И, действительно, почти сразу она замолчала, точнее, сникла, будто в бессилии склонившись на подушку, и стало так тихо, что я подумала об истине. С утра все было по-другому. Туман рассеялся, как в голове, так и в коридоре. В палату било солнце. А меня кто-то вовсю толкал, не понимая, в какую часть тела лучше толкать, чтобы я встала. – Вставай, ты чего спишь! Сейчас же будет завтрак! – я удивилась. Ну и что – завтрак, подумаешь – завтрак! Но когда я встала, я еще больше пришла в замешательство. Около столовой, располагавшейся как раз посередине коридора, стояла толпа и все как зомби смотрели сквозь большое стекло, отделявшее их и еду. Выжидая, пока накроют на столы, каждый пытался пролезть вперед, многие, положив руки на стекло, жадно сверлили глазами бутерброды, действительно, как зомби, поскреживая зубами и облизываясь. Действительно ли было из-за чего бороться?