Снежинки над Ленинградом

– Девочка моя… – в отчаянии бормотала я, вставая с кровати. – Как же это я? Где я тебя потеряла? Тосенька…

Пытаясь справиться с головокружением и дрожью в ногах, я подошла к стулу и начала одеваться.

– Оля, ты куда? – спросила Лидия, приподнимаясь.

– Я потеряла мою девочку, – ответила я, застегивая пальто непослушными пальцами.

– Какую девочку?

– Малышку, соседку… – прошептала я, заматывая шарф, – она одна осталась… Крошечка… А я ее потеряла.

– Оля, на дворе ночь, куда ты? – обеспокоенно проговорила Лидия, вставая с кровати.

– Искать мою малышку, – ответила я, надевая шапку.

– Оля, комендантский час, тебя арестуют! – произнесла Лидия, взяв меня за руки.

– Мне все равно! Я бросила ее на улице! – закричала я. – Я никогда себе не прощу, если она умрет!

Я вышла из комнаты и направилась к выходу. Ноги мои тряслись, голова кружилась.

– Оля, подожди! – позвала меня Лидия, следуя за мной со свечой. – Где ты ее теперь найдешь? Ее кто-нибудь уже забрал.

– Она такая малюсенькая, всего боится, крошечка, а я… Я ее оставила одну на морозе! Ночью! – не слушая Лидию, бормотала я.

Я открыла дверь и вышла на лестницу. Пошатываясь из стороны в сторону, я начала спускаться.

– Оля, ты на ногах не держишься, – тихо сказала Лидия, следуя за мной, – ты и девочку не найдешь, и сама погибнешь.

Я открыла дверь парадной, и на меня набросился ледяной ветер. Постояв мгновение в нерешительности, я вышла в ночь, освещаемую холодным светом луны.

– Оля, я не могу тебя отпустить, – твердо сказала Лидия, преграждая мне путь, – ты идешь на верную смерть.

– Пусти! – со злостью прошептала я и оттолкнула подругу.

Лидия потеряла равновесие и упала навзничь. Я замерла и начала всматриваться в темную фигуру на снегу.

– Лидия? – дрожащим голосом прошептала я.

Ответа не было. Я упала на колени и взяла подругу за руку. Лидия была мертва.

– Нет… Нет… Нет… – стучало в моей голове, а я ловила ртом воздух, чтобы не задохнуться.

Пошел снег, луна скрылась в тучах, и меня накрыла темнота. Я не чувствовала ни рук, ни ног, голова кружилась, и тошнота подступала к горлу. Я поняла, что никуда пойти не смогу. Я попыталась встать, но у меня не хватило на это сил. Я медленно поползла на карачках обратно в квартиру.

Свеча стояла в коридоре на трюмо, будто дожидаясь хозяйку.

– Я ее не убивала, – прошептала я, войдя в квартиру и закрыв дверь на замок, – я не убивала. Я не хотела этого… Я не убивала…

Я прошла в спальню, сняла пальто и валенки, задула свечу и легла в кровать.

– Тосенька, малышка, я тебя найду, – прошептала я, забываясь тяжелым сном.

Глава 6

Я проснулась и открыла глаза. Темно.

– Лидия умерла, – пронеслось в моей голове, – она там, у парадной, в снегу… И я потеряла Тосеньку… Я – чудовище.

Я лежала и не знала, что мне делать дальше. У меня больше не было дома. Где я буду жить? Хотя, почему не было? Что мне мешало остаться здесь? Лидии квартира уже не нужна.

Я встала, зажгла свечу и осмотрелась: у стены стояла кровать, у противоположной стены – большой комод и маленький круглый стол с двумя стульями, у окна стояла печка.

– Здесь вполне можно жить, – подумала я, – здесь даже есть печка! И топить ее есть чем – чего-чего, а книг у Лидии полно.

Лидия работала учительницей литературы в школе, в пяти минутах ходьбы от дома. Всю свою жизнь она посвятила детям и книгам, чужим детям, потому что своих у них с мужем не было.

Квартира у Лидии хорошая: справа от входной двери большая гостиная, в которой два шкафа с книгами, сервант с красивой посудой, диван и стол со стульями, через нее вход в спальню; слева от двери узкий коридор, который ведет на кухню; в этом же коридоре ванная.

– Лидия, я останусь у тебя, мне все равно некуда идти, – сказала я, обследуя комод, – и вещи твои мне подойдут. У меня же совсем ничего не осталось. Еда тоже у тебя, наверно, есть…

В комоде я нашла небольшой мешок сахара, несколько конфет, а на столе меня ждал кусок хлеба.

– На завтрак, наверно, Лидия себе оставила, – пробормотала я, откусывая хлеб, – и карточки! У нее должны быть карточки!

Я взяла сумку Лидии и нашла в ней немного денег и карточки.

– У меня появился шанс выжить, – бормотала я, – у меня карточки на себя, Лидию, Ларису и Пуговку… Одна за всех буду есть… Ощущение, что я их всех специально убила ради карточек. Но я никого не убивала. Ведь правда?

Я поела и пошла в магазин. На улице было морозно и ясно, светила Луна. За ночь выпало много снега. Белый, чистый, он скрыл все ночные ужасы. Я знала, где лежит Лидия, но ее не было видно, лишь покрытый снегом холмик.

Отоварив все карточки, я вернулась домой.

– Четыре порции хлеба! – воскликнула я. – Я уже не помню, чтобы у меня было столько еды!

Я съела один кусок, остальные завернула в полотенце и спрятала в комод. От кого спрятала? Не знаю, но мне так было спокойнее.

Мне нужно было дождаться, когда на улице станет светло, и я легла немного поспать. Отогревшись, заглушив чувство голода, я впервые за долгое время провалилась в глубокий исцеляющий сон. Меня разбудил какой-то шум с улицы.

– На работу я не пойду, пусть думают, что на меня упала бомба, что почти правда, – сказала я, надевая пальто, – я иду искать мою маленькую Пуговку. Да, мою! Мое бесчувствие когда-нибудь пройдет, и я умру от разрыва сердца, вспомнив, что потеряла кроху.

Я вышла на улицу и побрела к своему дому. С болью в сердце я вошла во двор. Руины, разбросанные повсюду вещи и обломки стен были покрыты снегом. Я подошла к каждому снежному бугорку, надеясь не узнать в нем Тосеньку. Обследовав всю территорию и ничего не найдя, я вышла на улицу.

– Малышки нет, слава Богу, – прошептала я, – может быть, ее в садик отвели?

Я направилась в ближайший садик, который находился недалеко от дома Лидии. Я не была уверена, правильно ли нашла дверь, но я постучала и вошла внутрь.

– Вам чего? – спросила меня женщина, которая на столе связывала веревкой несколько подушек.

– Мама, мама! – послышались детские голоса.

– Тише, это не ваша мама, – сказала другая женщина, выглянув из-за перегородки.

– Я ищу девочку, ей три года, Тося зовут, – сказала я, с надеждой глядя на женщину с подушками, – ее вчера должны были привести к вам. Нас бомбили, и я ее потеряла…

– К нам никого не приводили, – ответила женщина, сооружая очередную вязанку из подушек, – сожалею, но Вашей Тоси у нас нет.

– Господи… – пробормотала я и опустилась на стул, – что мне делать?

– Что делать? – сказала женщина, внимательно глянув на меня. – Нам помогать!

– Что? – удивленно спросила я.

– Мы переезжаем. Здесь недалеко, в подвал школы. Там поставили хорошие печки, и места там много, и безопаснее… Надо все сегодня перетащить. И детишек тоже. Поможешь?

Я с интересом посмотрела на эту женщину: несмотря на болезненный вид, лицо ее было миловидное с красивыми добрыми глазами, во всей ее небольшой фигурке читалась энергия и желание жить.

– Да, – удивляясь самой себе, тихо ответила я.

– Я – Вера, вторую воспитательницу зовут Фая.

– Меня зовут Оля, – ответила я.

– Вот, это тебе, – сказала Вера, складывая подушки в пододеяльник, – и еще одеяла. Санки есть, на них все повезем… Фая, тащи посуду! Пойдешь с Олей, я останусь с детьми.

– Хорошо, – ответила Фая, медленно подходя к нам с большим мешком.

Фая, в сравнении с Верой, казалась полуживой. На ее сером морщинистом лице безучастно смотрели на мир поблекшие голубые глаза.

– Сколько тебе лет? – спросила меня Фая, когда мы с гружеными санками шли по улице.

– Тридцать, – ответила я.

– А мне тридцать два, – тихо сказала Фая, – и я не узнаю себя в зеркале. От голода сморщилась совсем. Так устала от всего…

– Я тоже, – вздохнула я.

Мы пришли в школу, в которой работала Лидия. Там был большой подвал, часть которого отдали садику, а в другой части учились школьники.

– Темно-то как, – сказала Фая, зажигая свечу.

Под садик отвели небольшое помещение с низком потолком: потолок и стены были покрашены белой краской, у дальней стены стояла кирпичная печь, большой стол и низкий шкаф, вдоль примыкающей к ней стены стояли три низких стола и маленькие детские стульчики, у противоположной стены в три ряда стояло пятнадцать кроватей, вдоль стены с входной дверью была высокая перегородка – отгороженное помещение предполагалось использовать под склад, рядом с входной дверью была еще одна дверь, в уборную.

– Даже раковина есть, – сказала Фая, заглянув в комнату, – да только воды нет…

Мы сложили в кучу принесенные вещи и пошли обратно за следующей партией. За несколько раз мы перевезли все вещи и дрова.

– Все, я больше не могу, – падая на кровать, сказала Фая, когда мы затащили в подвал последнюю часть вещей, – с места не сдвинусь.

– Фая, надо прибрать, – ответила я, – детей же еще надо привести.

– Я не могу, – чуть слышно отозвалась Фая.

Я тоже очень устала, мне хотелось пойти домой (и он был рядом), но совесть меня заставила вернуться к Вере в садик и помочь ей отвести детей. Малышей было семь, от трех до пяти лет. Когда я пришла, Вера их уже одела.

– Вея Алисяндовна, куда мы идем? – пищали укутанные в шали поверх пальто малыши, сбившись в стайку вокруг Веры.

– Где Фая? – спросила меня Вера, погладив двух малышей по головкам.

– Там, – ответила я, разглядывая детей и пытаясь высмотреть в них Пуговку, – сказала, что с места не сдвинется.

– Ладно, – вздохнула Вера, – на санки по две малявочки тебе и мне, эти трое постарше сами пойдут.

Мы усадили самых маленьких на санки и пошли, еще один мальчик шел рядом со мной, держась за карман моего пальто, двое других больших малышей шли с Верой.

– Как тебя зовут? – спросил мальчик, который шел рядом со мной.

– Оля… Ольга Ивановна, – запнувшись, ответила я.

– И я Оля! – пискнула малышка, сидевшая на санках.

Мы подошли к подвалу, Вера открыла дверь и попросила меня немного подождать вместе с малышами на улице. Я смотрела на этих малышей, укутанных так, что видны были только глазки, и невольно улыбнулась. Не губами, они разучились улыбаться, но где-то внутри, глубоко внутри.

– Оля, – услышала я голос Веры, – Фая мертва.

Глава 7

– Что мы будем делать? – растерянно произнесла я, глядя на ерзавших на санках малышей. – Не повезем же мы их обратно?

– А меня Петя зовут, – дергая меня за пальто, сказал мальчик, который все время шел рядом со мной.

– Не знаю, – тихо сказала Вера, подойдя ко мне, – надо Фаю как-то вытащить оттуда…

– Меня Петя зовут! – пропищал мальчик, снова и снова дергая меня за пальто.

– Хорошо, – сказала я, быстро глянув вниз на малыша, и вопросительно посмотрела на Веру.

– Тут рядом в подвале школьники учились, – сказала воспитательница, – но сегодня почему-то закрыто, не знаю, что случилось… Может быть, учительница умерла. Туда бы пока детишек поместить.

– Умерла, – ответила я, понимая, что этой учительницей была Лидия.

– Ты откуда знаешь? – удивленно спросила Вера.

– Вея Алисяндовна, мне холодно, – сказала девочка, дергая Веру за рукав.

– Надо что-то делать, дети замерзли, – обеспокоенно сказала Вера, – да и я тоже.

– Эта учительница – моя подруга, – ответила я, открывая сумочку, – наверно, у меня есть ключи от школы… Я живу у нее. Она вчера не вернулась домой…

– Мне очень жаль, – сочувственно произнесла Вера.

– Да, наверно, это от школы, – сказала я, рассматривая связку ключей, среди которых были ключи не от квартиры.

– Идем скорее! – сказала Вера и начала поднимать с санок малышей.

– Я помогу! – крикнул Петя и принялся стаскивать с санок маленькую Оленьку.

– Помощник, – усмехнулась я про себя.

Мы подошли к школьной двери, и я замерзшими непослушными руками, найдя в связке нужный ключ, открыла замок.

– Писать, – пропищала малышка, схватилась за мои валенки и уселась на снег.

– Ой, зайка, подожди! – пробормотала Вера, подхватывая на руки девочку.

– Входите, – открыв дверь, сказала я, легонько подталкивая детей вперед.

– Темно! – запищали дети.

– Держи! – быстро проговорила Вера, передавая мне в руки девочку. – Я сейчас принесу свечу и горшки.

– Писать, писать! – пищала малышка и вырывалась из моих рук.

– Темно! Стлашно! – заплакали дети.

– Тише, – оглушенная детскими визгами, прикрикнула я и выронила девочку из своих слабых рук.

– А! – заверещала малышка, упав на пол.

– Я не могу… – прошептала я и направилась к выходу, – все, я ухожу…

– Куда ты? – спросила Вера, с которой я столкнулась в дверях. – Вот, свеча и пара горшков. Возьми. Я пойду найду кого-нибудь, чтобы вытащить Фаю, а ты побудь с детишками. Я перед выходом их покормила, так что нормально посидят, на горшок только всех вовремя сади…

Проговорив все это скороговоркой, Вера выбежала на улицу.

– Что я здесь делаю? – в недоумении спрашивала я саму себя, невидящим взглядом смотря на свечу и два детских горшка, которые держала в руках.

– Оля Ивановна, а мама меня здесь найдет? – тихо спросил Петя, подойдя ко мне и взявшись рукой за карман моего пальто.

– Мама? – переспросила я, выходя из задумчивости.

– За мной мама придет, – сказал мальчик.

– Хорошо… – рассеянно произнесла я и пошла к печке.

– А мама знает, что мы сюда ушли? – не отставал от меня Петя.

– Да, – ответила я, не вникая в то, о чем говорил мальчик.

Я поставила свечу на стол, бросила горшки на пол и огляделась в поисках дров. Все дети собрались вокруг меня, и мне стало не по себе от такого количества глаз, которые внимательно смотрели на меня снизу вверх.

– Сейчас затоплю печку, – сказала я, увидев в углу дрова, – садитесь на стулья.

Петя и еще двое больших деток сели на ближайшие стулья, а малыши, покрутившись вокруг себя, побежали за мной.

– Моко, – пропищала девочка, цепляясь ручкой за подол моего пальто.

– Я не понимаю, что ты говоришь, – пробормотала я, взяла какие-то деревяшки и пошла с ними к печке.

– Я писалась, – пищала малышка, следуя за мной и не отпуская мое пальто.

– Ну-ка, малыши, быстро забирайтесь на стулья! – прикрикнула я на четырех малышек, которые неотступно следовали за мной.

– Я помогу, – сказал Петя, слезая со стула.

– Давай, помоги, – ответила я, подтолкнув стайку малышей в его сторону.

Пока Петя помогал маленьким залезть на стулья, я пыталась затопить печь.

– У меня штанки мокые, – пищала малышка, подбегая ко мне.

– Не повезло… – пробормотала я, запихивая деревяшки в печь, – как ее топить-то?

– Вот, надо бумагу поджечь сначала, – сказал Петя, подходя ко мне с какой-то бумажкой.

– Спасибо, – ответила я, поджигая бумагу от свечи.

– Тетя Лёля, штанки, – не унималась малышка.

– Петя, забери ее, – сказала я, закидывая горящую бумагу в печь и закрывая дверцу.

– Это Леночка, – ответил Петя, – она у нас самая маленькая.

– А кто самый большой? – спросила я, подвигая стулья к печке.

– Я, – ответил Петя, пытаясь усадить Леночку на стул, с которого она постоянно сползала.

Я поставила стулья у печи и усадила на них детей. Закутанные во сто одежек, словно колобки с большими глазками, они сидели и смотрели на меня.

– Тетя Лёля, – пищала Леночка, сползая со стула.

– Сядь на место, – сказала я и усадила девочку обратно.

– Можно я шарфик сниму? – спросил мальчик.

– Сними, – ответила я, – давайте всем вам снимем.

Я сняла со всех шарфы и устало опустилась на стул. Ноги меня больше не держали.

– Моя мама танки делает, – сказал Петя, подойдя ко мне и прильнув к моей руке, – на Кировском заводе. Я когда вырасту, буду на них нецев давить.

– Поскорее бы ты вырос, – прошептала я, тяжело вздохнув.

– Тетя Лёля, штанки мокые, – пищала Леночка, сползая со стула и подбегая ко мне.

– А когда тетя Вея пидёт? – запищала другая малышка, подбегая ко мне и цепляясь ручками за мою руку.

– Писать! – закричала еще одна малышка, сползая со стула.

– О, Господи… – обреченно прошептала я, когда все дети прилипли ко мне и что-то пищали.

– Писать! – кричала малышка и тянула меня за руку.

– Вот горшок, – сказала я, слегка подтолкнув девочку в сторону горшка, – а вы вернитесь все на свои места! Петя, усади всех на стулья!

Петя пытался вернуть детей на место, а малышка, запутавшись в нескольких своих штанишках, уселась мимо горшка и начала громко визжать.

– Холодно! – завизжала девочка, когда я усадила ее на горшок.

– Тетя Лёля, штанки, – пищала Леночка, подбегая ко мне.

– Тетя Лёля, кушать, – пищал еще какой-то малыш рядом со мной.

– А! – сидя голой попой в своей лужице, верещала малышка.

– Тетя Лёля, тетя Лёля! – слышались со всех сторон детские голоса.

– Это какой-то кошмар… – бормотала я, пытаясь справиться с головокружением, – не хочу я никаких детей!

– Оля, да что ж у тебя малышка-то голенькая? – услышала я обеспокоенный голос Веры, которая подбежала к девочке и начала быстро натягивать кучу штанов на маленькие худенькие ножки.

– Тетя Вея, тетя Вея! – закричали малыши.

Ни на кого не глядя, я медленно подошла к столу, взяла свою сумку и направилась к выходу.

– Оля, мы вытащили Фаю, – кричала мне вслед Вера, – сейчас отведу малышей. Приходи завтра! Я не справлюсь с ними одна! Я тут и за директора, я устрою тебя у нас официально. Прошу тебя, возвращайся!

– Оля Ивановна, – прошептал Петя, подбежав ко мне и взяв меня за руку.

Не обращая внимания на мальчика, я аккуратно высвободила свою руку из его цепких пальчиков, вышла на улицу и с грохотом закрыла за собой дверь.

Глава 8

Темнело. Низкое серое небо сыпалось на землю легкими ажурными снежинками. Я глубоко вдохнула морозный воздух и медленно выдохнула.

– Нет, я не хочу никаких детей, – бормотала я, медленно идя по тропинке среди сугробов, – у меня нет на них сил… И терпения нет… Как хорошо, что Господь не дал мне своих детей. Даже не верится, что я раньше их хотела.

Я пришла домой, затопила печь, поела и легла спать.

– Завтра надо пойти на работу, – проговорила я, укутываясь в одеяла, – карточки карточками, а без денег мне хлеб не дадут.

Ночью два раза объявляли воздушную тревогу, и я ходила в подвал. Там были какие-то люди, они что-то говорили, но я никого не слышала и не видела. Мне казалось, что я одна в этом холодном темном мире.

Когда никого вокруг не замечаешь, это эгоизм? Наверно, я стала самым ярким представителем эгоизма: я думала только о себе. Не знаю, может быть, все так думали. Я просто хотела жить, я хотела, чтобы все это закончилось, и я вернулась к своей прежней жизни.

Утром я сходила в магазин, съела свой скудный завтрак и побрела на работу. На улице было холодно, и снова шел снег. Мне казалось, что небо хотело засыпать нас снегом, чтобы больше не было видно тех ужасов, которые с нами происходили.

Мне было холодно, мое тощее тело было промороженно насквозь. Я с трудом шла по свежему рыхлому снегу, с каждым шагом рискуя упасть. Упал, значит, умер. Я видела такое: человек шел, потом упал и больше не встал. Люди безучастно смотрят, как кто-то умирает, ни у кого нет сил ни на помощь, ни на эмоции. Каждый из нас был на грани смерти. Я вообще удивлялась, что кто-то живой еще ходил по городу.

– Как там Вера? – промелькнула в моей голове мысль, когда я увидела женщину с ребенком.

Вера меня удивила – она была другая, она жила не ради себя, а ради детей, чужих детей.

– Это не мое дело, – пробормотала я, – я вообще случайно к ним попала. Помогла и все, больше меня это не касается. Найдется кто-нибудь Вере в помощь, работа сейчас всем нужна. Я не знаю, что с этими детьми делать. Даже Пуговку потеряла… Я ни на что не способна.

– А, Череншова! – услышала я голос начальницы, когда вошла в здание фабрики, – зайди ко мне.

– Здравствуйте, Мария Андреевна, – тихо ответила я.

– Садись! – сказала мне начальница, когда мы вошли к ней в кабинет. – Видишь ли, тебя вчера не было…

– Я… – растерянно произнесла я, пытаясь объяснить мое отсутствие.

– В общем, сама знаешь, – прервала меня Мария Андреевна, – работники сейчас в дефиците…

– Да, – согласилась я, вспомнив Веру.

– Я вчера уже взяла на твое место человека, – сказала начальница и положила на стол мои документы.

– Как так? – встрепенулась я.

– Работу кто-то должен делать, – ответила Мария Андреевна, разводя руками.

– Я… Вы… Вы меня выгоняете? – проговорила я, с трудом веря в происходящее.

– Так вышло, – ответила начальница, – тебя уже никто не ждал. Сама знаешь, как сейчас люди умирают. Время тяжелое…

– И у нас на фабрике нет больше мест? – с надеждой спросила я.

– Нет, – ответила начальница и подала мне документы, говоря этим, что разговор окончен.

Я вышла на улицу, с тоской посмотрела на фабрику и побрела домой.

– Я пропала… – стучала единственная мысль в голове, – я пропала. Куда я пойду? На Кировский завод? Но я не могу! Господи, я искусствовед, я не умею танки делать! Я не хочу делать танки! У меня нет сил! Я так устала!

Светало. Я медленно шла по протоптанной в снегу тропинке, глядя себе под ноги. Ветер продувал мое пальто до самых костей, руки в варежках ломило от холода. Мимо проходили редкие прохожие, и я каждый раз боялась, что кто-нибудь меня толкнет, и я упаду в сугроб. Сугроб. Да, для многих в последнее время они стали гробами.

– Мама! – услышала я тоненький писк.

– Странно, что дети выживают лучше, чем взрослые, – подумала я, – вроде бы такие маленькие, а живучие…

– Мама, мама, – продолжал пищать тоненький голосок где-то рядом.

Я подняла голову и огляделась: недалеко от меня в свежем белом снегу лежала женщина, и по ней ползал маленький ребенок.

– Проклятье какое-то, – тяжело вздохнула я, – опять ребенок… Я ничего не слышала и не видела…

Я опустила голову и пошла дальше.

– Мама, мама, – доносил до меня ветер едва слышный голосок.

– Нет, это уже не эгоизм, – пробормотала я, останавливаясь, – это жестокость. Но ведь я не такая… Мне кажется…

Я развернулась и пошла к ребенку. Я была почти уверена, что женщина мертва.

– Мама, – пищал малыш, сидя у матери на груди и обхватив ручками ее лицо.

Ножки малыша в крохотных валеночках утонули в снегу, пальтишко задралось, шаль, которой был обмотан ребенок, съехала и закрывала половину лица. Когда я подошла, малыш попытался поднять на меня голову, но большое количество одежды мешало ему это сделать. Он отклонился в сторону, чтобы посмотреть на меня, но повалился в снег.

– Мама! – визжал малыш, барахтаясь в глубоком рыхлом снегу.

Я посмотрела на лицо женщины: ее безжизненные глаза смотрели куда-то вдаль сквозь длинные черные ресницы, за которые цеплялись своими ледяными лучиками снежинки.

– А ну, отойди! – услышала я резкий мужской голос, а уже через мгновение я оказалась лежащей в снегу.

Все произошло так быстро, что я не успела ничего понять. Мужчина оттолкнул меня, схватил сумку женщины и скрылся из виду. Ребенок продолжал барахтаться в снегу и звать маму. Мои попытки встать не увенчались успехом, я лежала и чувствовала спиной невыносимый холод.

– Я замерзаю… – пронеслось у меня в голове, и я закрыла глаза.

Глава 9

– Живая? – услышала я мужской голос и открыла глаза.

– Да, – чуть слышно ответила я.

– Что тут произошло? – спросил незнакомец, помогая мне встать.

– Я услышала плач ребенка и подошла… – с трудом шевеля замерзшими губами, начала я.

– Иди ко мне, – приговаривал мужчина, беря на руки ребенка, – страшно тебе, замерз…

– Женщина была мертва, – продолжала я, с удивлением глядя на невысокого черноглазого незнакомца, – потом меня кто-то толкнул…

– Да, случается, – вздохнул мужчина, – карточки воруют. Выживает кто как может.

– Я пойду, – тихо произнесла я, прижимая свою сумку к груди.

– Как пойдете? А ребенок? – удивленно спросил незнакомец.

– Это не мой ребенок, – ответила я.

– Разве могут быть дети чужими? – проговорил мужчина, аккуратно стряхивая с малыша снег.

– Мне очень холодно, – стуча зубами, произнесла я, – мне нужно идти.

Я развернулась и побрела в сторону дома. Меня всю трясло, я едва чувствовала свои ноги.

Благополучно добравшись домой, я затопила печь, выпила кружку кипятка с сахаром и легла в кровать. Все мое тело ломило, я вертелась с боку на бок и никак не могла найти удобное положение. В конце концов я забылась тяжелым сном.

Меня разбудил сильный грохот.

– Бомбежка… – прошептала я, – не пойду никуда.

Я нырнула под одеяло с головой и закрыла уши руками.